Солнечным днём я шёл через высокую траву по бескрайней степи. Солнце хоть и светило ярко, но грело слабо, а пронизывающий ветер и вовсе заставлял меня мёрзнуть. К тому же, моя одежда и обувь – пиджак, брюки и лакированные ботинки – никак не подходили для долгого пути. В такой одежде и обуви удобно разве что сидеть, может быть, стоять, но никак не идти! Да и сам я, чего таить, со своим, большую часть года, сидячим образом жизни никак не готов к длительным пешим переходам и быстро устаю от ходьбы. На моё счастье, степь не была совершенно гладкой и пустой – впереди виднелись утёсы, небольшие перелески, а что самое главное, вился лёгкий дымок – там было человеческое жильё! Туда я и направил шаги своих усталых, слабых ног. Шаги мои на фоне огромного пространства степи казались такими крохотными, да ещё высокая трава, при полном отсутствии какой-либо дороги, делала это путешествие для меня почти невыносимым.
Но вот уже близок тот утёс, над которым вьётся дымок. Дымок поднимается над скальным уступом, нависающим над землёй; пространство под уступом огорожено грубой постройкой из шкур животных, наброшенных на воткнутые в землю крупные кости. Ничему не удивляясь, я подхожу всё ближе, думая только о том, чтобы согреться и дать отдых разболевшимся, натёртым ногам. Вот и житель этого дома, не обращая на меня внимая, тоже спешит войти внутрь. Я следую за ним, что есть сил, как будто он меня ведёт, приглашает за собой. На нём широкая кожаная куртка, сшитая крупными стяжками, без каких-либо застёжек, только с прорезью для головы и капюшоном, сейчас откинутым на спину, и такие же кожаные штаны, представляющие собой единое целое с кожаной обувью без подошвы. Он смугл, у него длинные тёмные нечесаные волосы и чёрная густая борода. В одной руке он несёт увесистый камень. Я из последних сил спешу вслед за ним к дому, а он, не спеша, но широкими, уверенными шагами сильных ног заходит за ограду из шкур, через просторный вход, служащий одновременно дымоходом.
Не задумываясь, я последовал за ним внутрь. Посредине горит костёр, вокруг него расположилась человек двадцать или более разного возраста и пола, но все такие же смуглые и длинноволосые, у всех очень похожие кожаные одежды, разве что куртки у многих сняты, так как здесь довольно тепло, обнажив мускулистые, жилистые торсы мужчин и груди беззастенчивых женщин. В дальней от входа стороне, между костром и образованной утёсом естественной стеной, возятся дети; они и вовсе голые, так как между костром и стеной, видимо, совсем тепло. На стене многочисленные рисунки, в основном, со сценами охоты на различных крупных животных, причудливо освещённые пламенем костра. Взрослые, кто помоложе, сидят на корточках, кто постарше – на сшитых шкурах, набитых, наверное, травой. Поодаль от входа аккуратно поставлены несколько копий с каменными наконечниками, а у костра, на видном месте, лежат крупные каменные рубила и более мелкие орудия – каменные резцы, скребки, проколки, костяные иглы.
На меня же ни один из этих людей не обращает внимания, будто меня вовсе ещё не существует. Все смотрят на вошедшего передо мной человека с камнем в руке, только дети продолжают свою возню. Он не торопясь снял через голову куртку, не выпуская из руки камня, и, насладившись всеобщим вниманием, протянул, наконец, на вытянутой руке камень поближе к костру, чтобы все увидели, – это был крупный кусок кремния – и довольным голосом громко произнёс:
– Ве-су! Тхаман весу эстцэ!
– Весу, весу! – соглашались все, одобрительно покачивая головами, а одна молодая, полногрудая женщина встала и, подойдя к нему, обняла за мощные плечи и нежно поцеловала. Мужчина заулыбался и, присев на корточки, принялся за работу. Положив кремень на специально устроенный у костра камень-основание, мужчина с помощью другого камня быстрыми и точными движениями принялся отбивать от него мелкие отщепы, придавая ему постепенно листовидную форму. Женщина тоже присела рядом и, подбирая отщепы, осматривала их, выбирая наиболее подходящие для создания мелких орудий. Затем с помощью куска кости и камня принялась править понравившиеся куски, превращая отщепы в проколки, резцы или скребки. Тем временем мужчина, сделав из кремния прекрасный листовидный наконечник, торжественно раскрасил его красной охрой…
Я вдруг ясно понял, что это сон. Начавшись таким печальным, холодным и одиноким, он теперь стал теплым и захватывающе интересным, и вот именно теперь я понял, что это всего лишь сон, и неудержимо просыпаюсь… Вот, сижу за рабочим столом в своём кабинете. Передо мной ноутбук с этим бесконечным отчётом по моей археологической экспедиции, который я всё никак не могу закончить. Богатое захоронение палеолитического охотника… Рука болезненно затекла – я спал, уронив на неё голову. Мысли со сна вялые и тяжёлые, голова не соображает. Встаю со стула, медленно распрямляя затёкшее тело, иду на кухню приготовить себе кофе, надеясь им взбодриться. До чего пусто и одиноко моё жилище по сравнению с той людной полупещерой в моём сне! Там весело потрескивает костёр и вкруг собралась большая, дружная семья, а здесь у меня что?.. С женой мы давно в разводе, единственная дочь осталась с ней. Конечно, видимся иногда, уже теперь почти взрослая… Кофемашина послушно шумит, наливает мне горячий, ароматный напиток. Взяв тонкую фарфоровую чашку, отправляюсь обратно в кабинет. Всё же надо научиться радоваться тому, что имею, – у меня интересная работа, успешная карьера. Да и минувший сезон был хорош – экспедиция, множество находок верхнего палеолита, – теперь все их описать, проанализировать, кроме того, стратиграфия… В общем, сдать, наконец, этот затянувшийся отчёт. Материала теперь полно – примусь за докторскую – а ведь многие коллеги-сверстники ещё даже не кандидаты…
И вот опять буду выдавливать из себя этот бесконечный текст, текст, текст – разве этого я хотел от жизни? Разве это привлекает меня в древности, в любимых первобытных обществах? Что-то там есть, чего у меня нет. Здоровый коллективизм? Крепкая семья? Да нет, семьи у них были, видимо, весьма условные, тогда уж родовая община, а не семья. Насчёт коллективизма – наверное, но ведь и у меня есть родня, друзья, знакомые. А в сезон, в экспедицию, “в полях” – чем мы хуже тех древних? Тоже наедине с природой, тоже много совместного, дружного труда… Неужто человеку нужно совсем раствориться в коллективе, чтобы быть счастливым? Ну уж нет! Да и откуда известно, что те, древние, «растворялись»? И, если да, что были при этом счастливы?.. Всё вопросы без ответов. Зачем их задавать? Лучше уж делать, что получается, – свой отчёт, например. И не задавать лишних вопросов. А те, древние, ловко делая свои каменные орудия, неужели не спрашивали себя больше ни о чём? Конечно, спрашивали! Какие же они иначе люди!
Надо бы мне не отчёт про них писать, а… роман! Вжиться в их мир, насколько, конечно, я его себе представляю – а ведь представляю, я уверен, лучше многих!
Итак, мужчины нашего рода выходят на охоту на крупную дичь. Охота предстоит большая, на неё сходятся и другие рода нашего племени, живущие по соседству. Но сначала, перед охотой, ритуал: один из мужчин чертит на земле силуэт добычи, которую желает найти, – положим, это бизон или лошадь, да хоть мамонт… Мужчина этот, кстати, сам не шаман и не жрец никакой, просто он хорошо рисует, – в наше время ещё нет такой чёткой специализации человеческой деятельности, как нет и вождей – все мы, взрослые мужчины, действуем сообща на охоте, все вместе решаем важные вопросы, если они возникают. Женщины, понятно, готовят пищу, собирают плоды, коренья, съедобные травы… Итак, в начертанный силуэт добычи кидаем свои копья-дротики, наконечники которых раскрашены красной краской, и воодушевлённые, отправляемся в путь. Нас, вероятно, сопровождают подростки – несут за нами часть вооружения: метательные копья-дротики и палеолитическое техническое достижение – копьеметалки – простые палки с крючком-упором на конце, куда упирается торцом древко копья, что позволяет бросить его значительно дальше; также несут рубила для разделки туш… На всё это ведь надо немало рук, чтобы только унести, а у нас ни карманов, ни сумок.
