«А этот старый дом совсем неплох», – Мия, в клубах сизого морозного воздуха, затаскивала через порог запорошенный снегом чемодан.
Старый дом, в ответ на ее мысли, приветливо скрипнул половицей. Вторым, кто ее приветствовал, был золотистый лабрадор – он кинулся ей под ноги, вертя хвостом, как пропеллером, и радостно улыбаясь так, как умеют улыбаться только лабрадоры.
Дом и вправду грел душу старомодным уютом. Потертые шкафчики, кресла с салфеточками, самодельные пледы… Он был обжит многими поколениями, но увы! – сейчас жизнь уходила из него. Кто-то из домочадцев умер, кто-то уехал, и остались только старенькая мисс Оливия Стюарт – да золотистый лабрадор Купер с пушистыми ушами.
– Я уж не верила, что приедешь, – проворчала хрупкая седая старушка, появившись на лестнице.
Мия смотрела на нее: да, еще летом она не была такой худенькой. А десятью годами ранее это была плотная, крепкая, полная жизни женщина. Жестокая рука времени!
– Рождество – семейный праздник, – возразила Мия, улыбаясь, – а кто у меня семья, если не ты?
Строго говоря, ее семьей были ее родители, но Мие не хотелось ехать к ним. Ей хотелось погрузить душу в тишину спокойного старомодного дома…
– Я – скучная старуха, тебе-то нужен кто-то повеселее на праздник, – тетя Оливия махнула рукой на Мию, которая приготовилась возразить, – но ты кучать не будешь, у меня для тебя найдется поручение, – она многозначительно подняла палец. – Пошли чай пить.
– Что за поручение? – усаживаясь за стол, осведомилась Мия.
Тетушка вдруг засмущалась, как ребенок.
– Найди мне Неда Келли, – очки тети Оливии воинственно блеснули.
– А это еще кто?!
– Какая тебе разница? – тетя Оливия вздохнула. – Он мне письма пишет. Без обратного адреса…
– Да? О! Эпистолярный роман? Расскажи…
Рассказ тети Оливии был коротким. Незадолго до Рождества ей стали приходить письма. Точнее, их приносил лабрадор: у него была давняя привычка подкарауливать почтальонов, выхватывать из их рук газеты и письма, а затем в зубастой пасти, как трофей, тащить хозяевам. Так вот: он стал приносить ей конверты с пустым листком. Ни подписи, ни обратного адреса, ничего…
Само собой, письма без адреса не могли прийти по почте, не так ли? И понятно, не почтальон приносил их. Выследить того, кто совал письма собаке, но ей не удавалось.
В ней поселилось беспокойство. Кто вообще мог вспомнить о ней, всеми забытой? Вспомнилась ей молодость, ее девичья влюбленность, вспомнился красавчик Нед, принц ее грез…
– Но почему вы решили, что это именно Нед? Что ему от вас надо?
Тетя Оливия разливала по чашкам душистый чай – Мия видела, что она собирается с духом, чтобы ответить.
– Когда-то… ну, в общем, он вроде как за мной ухаживал… А потом…
– Вы поссорились?
Тетя Мия поджала губы.
– Да… я дала ему отставку.
– Из-за чего?
– А, , – разговор был неприятен тетушке, – просто он… был холодный и бездушный. Но вчера письмо пришло – не пустое, оно было длинным, и подписано буквами Н. К. Представляешь?!
– И что там в письме?
– Да ты сама почитай!
– Я не поняла, – Мия повертела в руках распечатанный конверт, – ну, допустим, я его найду, а дальше что?
– Ничего, – тетя потупилась, а потом сурово и гордо выпрямилась. – Я попрошу его больше мне не писать. Незачем, вот!
***
«Бедная тетя Оливия, – именно с такой мыслью Мия уселась читать письмо, – все-таки прошлое имеет власть над нами… Давно забытая история, а так ее взволновала!»
Мия развернула письмо.
«Мой славный дружочек! Милое мое, доброе сердечко! Именно сейчас, когда приближается Рождество, когда за окнами домов елочки перемигиваются огоньками, а весь город пропах лимонным печеньем с корицей – для одиноких душ, вроде нас с тобой, наступают времена, когда одиночество кажется особенно щемящим. Ты ведь тоже чувствуешь это? Да, конечно. Я вспоминаю ласковый взгляд твоих шоколадных глаз, и понимаю, что это чувство понятно тебе в той же мере, что и мне. Одиночество – это не когда рядом нет людей, это когда у тебя нет самого себя. Ты словно провалился в ватную пустоту, и некому рассказать, как красив поутру белоснежный иней, застывший тонкими пластиночками на ветвях деревьев. Чтобы ощутить самого себя живым и настоящим, надо отразиться в чьих-то глазах. А мне не с кем поделиться восторгом от того, как поет торжественную мелодию малиновая зимняя заря, как неслышно срывается с ветки птица, роняя снег, и этот снег рассыпается пылью… Чтобы найти самого себя, надо, чтобы душа твоя отразилась в душе того, кому дорого то, что дорого тебе. Надо, чтобы кто-то ждал именно тебя, и наполнился радостью, слыша твои шаги…».
Мия отложила письмо и нахмурилась. Холодный и бездушный Нэд? Хм! Написать такое письмо не мог человек бездушный… Что-то не так тут, что-то не так!
Она вышла в коридор, щелкнула выключателем, но света не было – видимо, перегорела лампочка… Старая керосиновая лампа на подоконнике бросилась ей в глаза, рядом лежали спички; но когда она взяла их, то оказалось, что придется потянуть целую прядь паутины, которая опутала коробок. Мия затеплила огонек и поднесла лампу к темному окну; там крупными хлопьями падал снег. Половица скрипнула под ее ногой, потом другая; Мия шла по дому, разгоняя тьму тихим огоньком лампы, вслушиваясь в скрип каждой ступени. Здесь жили когда-то люди, думала она, и каждый хранил в глубине своей души – свой обломок большой надежды на счастье. Сколько же тайн хранят стены этого дома?
И тут она услышала. Тихое «йяп-йяп-юююююю» – это скулил лабрадор, и в этих звуках смешивались сострадание и бессильное отчаяние от невозможности помочь. А еще она слышала тихие рыдания старой женщины.