Егор
Зима. На улице ещё не вечер, но липкий сумрак уже окутал всё вокруг. Вся улица заполнена мягким рассеянным светом от угасающего на западе солнца. Егор сидел в офисе, упёршись взглядом в свой очередной художественный шедевр. На душе тоскливо, что-то щемящее исходит от зимнего вечера, это то незримое чувство тоски, которое наполняет всё пространство до самых краев. Его всё больше, и оно вскоре готово политься через край, бурля и погружая в себя Егора с его мыслями. В таком состоянии было уже не до работы. Жёлтые огни окон соседнего дома, шум центральной улицы, белый снег, медленно проплывающий в печальном свете лениво загоревшегося фонаря ‒ всё наводило на грустные мысли о бренности бытия и его, Егора, никчёмном пребывании в этом холодном неуютном месте. В такие минуты хотелось, чтобы случилось что-то радостное, яркое, как минимум ‒ большой праздник, но лучше ‒ большой выигрыш в лотерею. Увы, ничего сегодня не предвещало такого исхода. Как поднять настроение? Егор представил себя закутавшимся в тёплое одеяло, впавшим в утреннее дремотное забытье за миг до пробуждения. Он всем своим существом остро ощутил желание остаться так навсегда, в этой полудремотной, полубессознательной сытой неге.
‒ Как жаль, что я не бухаю! ‒ сидящий за компьютером внезапно потряс тишину фразой, обращённой в никуда.
Егор прямо почувствовал, что алкоголь – это и есть лекарство от тоски, но люди об этом почему-то стесняются говорить, лицемерят, объявляя его вредным и опасным.
Шедевр не получался. Нужно было сделать за неделю рекламный плакат фирме, торгующей телефонами. Техника была слабая и не тянула тяжёлые графические файлы, бытовой сканер не давал качества, принтер струйный ‒ всё это в сочетании приводило к ужасающим результатам. Егор даже как-то пробовал калибровать монитор под цвета офсетной печатной машины, но и тут всё было грустно.
‒ Да чем я занимаюсь, просто бред, нужно что-то менять в жизни, ‒ вслух размышлял грустный предприниматель.
Хорошо, что он сидел в офисе за бесплатно. Заработать не получалось, рекламные агенты съедали всю и без того мизерную прибыль, предпринимательство шло, шатаясь и падая, шумно оглашая окрестности слабым поверхностным дыханием да натужным кашлем, в любую секунду грозясь не встать из очередной грязной лужи и захлебнуться. Снова идти работать сутками на «дядю» не хотелось. «Дяди» (даже будучи «тётями») не торопились гасить долги по зарплате, изредка подкидывая авансы на поесть. В голове крутилось: «Я продержусь ещё полгода, а там какой-нибудь крутой чел заметит меня, вложит в мой проект деньги, и Егор Олегович, наконец, станет главой полиграфической фирмы».
Шёл третий год борьбы за счастье, реклама собиралась тяжело, об аренде офиса можно было и не мечтать. Крепили волю мысли, вычитанные из китайской философии, особенно такая: «Цель ‒ ничто, путь – всё».
Увы, всему приходит конец, и терпенье заканчивалось, последние его капли с гулким шумом падали на воспалённый мозг, снимая боль отчаяния. «Сколько же можно это терпеть», ‒ всё громче стучала в голове навязчивая мысль.
Всё решено: в феврале Егор поменяет кардинально свою жизнь, бросит это грязное рекламное дело, пора уже становиться крутым челом. Он, как бабочка, всё сидел в коконе, но пришло время прогрызть его, и, воспарив в небо, с «ностальгией» вспоминать безденежье и отчаяние текущего дня.
Центр города: гул, много народа и машин, с лязгом где-то проносится одинокий трамвай. Люди идут озабоченной угрюмой толпой, но удивительно, есть среди них светлячки, их мало, но они есть, у них довольный вид, они светятся изнутри от счастья.
«Скоро и я буду таким, обязательно!» ‒ Егор бодрился, как мог. Так он медленно побрёл в сторону остановки, погружённый в сладкие мечты.
Подземный переход. холодный воздух улицы сменился липким тёпло-влажным воздухом подземелья, особенно ощущались нотки подгорелого масла, перемешанные с ароматом бытовой химии. Вскоре по пути через подземелье возник заляпанный жиром киоск, в нём продавали аппетитные сосиски в тесте, испускающие умопомрачительный съестной запах. Сочный и зажаристый вид изделия вызвал у Егора поток густой слюны, быстро наполнившей его рот. Мозг в предвкушении пира уже заставил все рецепторы вспомнить знакомый вкус. Он был ещё не так плох, но вот послевкусие от съеденного еще долго напрягало, гармонично сочетаясь с кислой отрыжкой. Упёршись взглядом в замасленную витрину, коммерсант с надеждой обшарил рукой карман. Жаль, но денег в кармане хватало лишь на проезд. В голове опять звонком прозвучала мысль: «Нужно срочно что-то менять!»
В подошедший автобус набивается угрюмая толпа: все после работы, мрачно смотрят в замёрзшие стёкла, вдыхая знакомый запах солярки. Наконец медленно поехали. Пассажиры обречённо покачиваются в такт подскокам автобуса на ямах. Вот в транспорт заходят молодые парни и девушки, радостно смеясь, обмениваются репликами, а вот заскочила группа детей, начав увлечённо рисовать на замёрзших стеклах.
Основная масса пассажиров мрачна и погружена в текущие заботы. Девяностые подходят к концу, позади развал СССР и ваучеры. Скоро двадцать первый век, но эпоха смартфонов ещё не пришла. Холод и тусклый салонный свет не располагают к чтению или диалогу, пассажиры погружены в себя, мрачно смотрят в покрытые изморозью стёкла, сквозь кое-где процарапанные детской рукой рисунки можно рассмотреть мелькающие, до боли знакомые, едва различимые силуэты зданий, плюющие выхлопами машины да усталых, несчастных людей, замерших на остановках.
Всё, приехал. Егор нехотя вышел из сладкой дремы и, вывалившись мешком из автобуса, побрёл домой. Дома его ждёт жареная картошка и уроки за третий класс. У него есть дочь, весёлая и беззаботная, отец втайне ей завидовал. В последнее время Егор Олегович остро переживал, что его собственное детство прошло. Ну ладно, детство прошло, так должно что-то его заменить: хорошая работа, финансовые удачи, наконец, слава. Что-то не так в природе, где закон сохранения? Раз забрали детство – дайте денег!
«Эй, там!..» ‒ Егор взметнул лицо к небу, и его сразу облепило снегом. Успокаивала лишь услышанная в каком-то фильме фраза: «Если хотите посмотреть, как бог относится к деньгам, посмотрите, кому он их даёт». Но сегодня эта фраза лишь злила и цепляла за что-то нежное внутри, оставляя глубокие раны.
Эх, купить бы жигу-шестёрку и на природу. В очередной выходной день набрать продуктов из самого дорогого магазина, взять семью, и уехать просто погулять из опостылевшего города в чистый заснеженный лес, не в зачуханный перелесок возле дома. Пожарить на костре курицу до хрустящей тёмно-коричневой корочки. Взять её в руки, начать отламывать огромные куски, макать в дорогой экзотический соус, затем пихать это великолепие в рот, запивая буйство вкусов сладким соком из огромной кружки. Там, на бескрайнем просторе, нагуляться до одури, вкусно, смачно пожрать. Уже на обратном пути остановить машину перед самым городом, когда ещё дома нечетко различимы на горизонте, рассматривать его жёлтые огни и быть уверенным, что завтра снова заработаешь денег или, на худой конец, славы.
Так полетят дни, он будет стареть, а природа взамен, по закону сохранения, щедро окрашивать серые будни в яркие краски новых впечатлений.
А пока… Лифт поднял его на третий этаж, лёгкий толчок, скрип открывающихся дверей сбил с приятных мыслей, из груди непроизвольно вырвался вздох. Егор механически открыл входную дверь, маленькая квартира залита ярким светом, на кухне шкварчит жареная картошка.
‒ Ура, папа пришёл! ‒ дочь радостно выскочила в коридор, вмиг освободившись из-под горы учебников да заданных на дом уроков.
‒ Давайте к столу, заждались уже. Почему поздно? ‒ донеслось откуда-то с кухни.
Всё, как всегда, сценарий вечера написан давно и исполняется всеми артистами на автомате. Вопросы «как дела?» ‒ пустые, ничего не значащие ответы на них. После ужина во рту катается маленький кусочек пережаренного лука. Снова проверка домашки за 3 класс. Всё, спать. Сквозь вязкую дремоту Егор слышит, как жена Вера смотрит очередной сериал, во время длинной рекламы увлечённо рассказывая одинаковые, как и серии сериала, эпизоды своей работы.
Она работает кладовщицей на складе химпродукции. Какой-то энный клиент в энный раз перегрузил лишнего нитрита натрия и радостный хотел было уехать с территории. «Одно и то же каждый день», ‒ думал сквозь дремоту Егор. Его разбудила неугомонная дочь Маша.
‒ Помоги с математикой, ты же обещал, ‒ Маша с укором смотрела на задремавшего отца.
‒ Да, давай. Что там задали? ‒ Егор с трудом вышел из дрёмы и, отчаянно протирая кулаками глаза, пытался прийти в себя.
Перед сном обязательная прогулка всей семьёй. Тихий зимний вечер, лесополоса, гул города настойчивым рокотом доносится и сюда. На засвеченном городском небе нет звёзд, только луна отчаянно пробивается через перистые облака. Час прогулки прошёл слишком быстро.
«Так и пролетит вся жизнь, ‒ подумал Егор. ‒ Вот уже шестьдесят лет прошло, и ничего не поменялось. Менять, менять жизнь срочно! ‒ отчаянно билась в голове мысль в ритм с ударами сердца, она долбила изнутри, как дятел, всё глубже проникая в глубину сознания».
Придя с прогулки, Его понял, что на чтение сил не осталось, только на просмотр телевизора в полудрёме, дабы провалиться в сон под его монотонный бубнёж. Во сне было хорошо: всё получалось, открывались сказочные перспективы. О, как же не хотелось вставать, но сон заканчивался, как и всё в этой жизни.
Снова утро. Все проснулись и забегали по квартире, хлопая дверьми. Собираются, кто куда. На плите кипит чайник и жарится яичница. Настал новый день, сегодня у Егора запланирована встреча с рекламными агентами Сенькой Хейфецом и Машей Шамировой.
Рекламные агенты
Костяком рекламной фирмы «Егор и К°» были два суперагента. В страхе, что и эти закалённые отказами и низкой зарплатой люди покинут компанию, Егор постоянно давал объявления на остановочные стенды для самых отчаявшихся. Отчаянные приходили, узнав, что платить будут лишь проценты, не задерживались, максимум поработают неделю, поймут, что заработать невозможно, и тут же ретируются, прихватив с собой на память горсть визиток или пару кружек чая.
Напрягало то, что если ещё год назад по объявлению могло прийти и десять человек, то в последнее время не всегда приходил и один. Этот один молча смотрел в упор на потрёпанного, измученного проблемами работодателя и, не приступив к работе, не проронив ни единого слова, выпив кружку кофе, исчезал навсегда. Понимая своё отчаянное положение и жёсткую зависимость от сборщиков рекламы, Егор Олегович ублажал последних как мог, отрывая последние крохи заработанных денег, выдавая премии, не пойми за что, лишь бы удержать сотрудников и оттянуть время до неизвестного заветного события. Вдруг всё же жизнь повернётся к нему другим, необычным местом. Жизни же было не до Егора, она и так дала ему двух лучших представителей активных продаж.
Первым уникальным агентом был Сенька Хейфец. Он был высок, усат, крепок сложением, но не толст. От него пахло крепким табаком папирос «Беломорканал», смешанного с ароматом кофе «Три в одном». Одет Сенька всегда стандартно: светлых тонов мятый костюм, в руках папка из кожзама ‒ хранилище рекламных заманух и прайсов. Несмотря на костюм, он оставлял впечатление неопрятного человека, плохо выговаривал слова, часто улыбался, и сквозь усы видны были его плохие, прокуренные, коричневые зубы. Движения Хейфеца прерывисты, невпопад, будто он танцует popping. Пальцы на руках жёлтые от курения. Он рекламный агент, охотник. Сам себя Хейфец называл себя человеком без нервов.
Охотник выбирал себе цель и начинал её обрабатывать: караулить около офиса, около дома и машины, клиент не мог от него избавиться, всюду был Сенька. Хейфец без устали зазывал размещать рекламу, печатать буклеты, пытаясь опоить потенциального клиента дешёвым кофе и давая закурить, хитро делясь последней папиросой из специальной дежурной пачки. Очень часто взбешённые клиенты орали на него, вызывали охрану, но это было бесполезно. Живым от Хейфеца не уходил никто. Обычно жертва звонила Егору и ругалась, чтобы быстро убрали этого монстра от них, но денег на рекламу не давали… Вернее, из десяти только один давал заказ на выпуск рекламного буклета или календаря.
Егору частенько предстояло разжимать челюсти своего рекламного бульдога, оттаскивая его от бедной, бьющейся в конвульсиях жертвы. Успокаивать почуявшего кровь Сеньку было нелегко, приходилось беседовать с ним за жизнь в курилке, слушать его заливистый скрипучий смех невпопад, пить кофе «Три в одном» с привкусом масла по одному стакану в час.
После общения с агентом настроение падало куда-то в никуда, причём, что удивительно, направление падения не угадывалось как минимум сутки. Наступало чувство пофигизма, жизнь полностью теряла краски, пища утрачивала вкус, хотелось закрыть глаза и долго бежать, бежать без цели и направления.
Утро. Егор вновь на работе, ждёт Сеньку. Внутри всё сжалось в ожидании. Каждый звук, доносящийся из коридора, пугает, заставляя сердце бешено колотиться, в голове мелькают домашние заготовки. Всё готово для беседы с великим Хейфицем.
В дверь внезапно шумно забежал сосед с другого офиса, начал сбивчиво рассказывать о том, как он вчера поменял вагон арматуры на полвагона селёдки в банках, и теперь находится в томном ожидании, когда же оптовики с рынка, куда он засунул сельдь, всё же рассчитаются с ним. Сделка была мутная, бартерная, и всё же он зарабатывал аж в два конца, то есть двести процентов. И ничто, казалось, не могло прервать его хвастливую историю мнимого успеха. Устав слушать бесполезные подробности сделки, Егор применил самое сильное проверенное средство и, лениво зевая, произнёс:
‒ Я вот сейчас жду Сеньку, обещал быть, а ты оставайся, поболтаешь с ним.
Сосед осёкся, устремил мутный взгляд в окно, губы по инерции ещё беззвучно шевелились несколько секунд.
‒ Кофе выпейте с ним, покурите, ‒ всё так же зевая, продолжал Егор, воспользовавшись паузой, отвернулся к монитору и открыл в редакторе файл.
‒ Нет, если я ещё услышу, как он смеется, я обосрусь! ‒ соседа передёрнуло, его губы задрожали.
‒ Ну в дружбу побудь ещё минут десять, я-то тебя слушаю добрых полчаса, ‒ Егор с мольбой посмотрел на соседа.
‒ Нет, снова слушать том, что у него мало денег, а главное… громкий раскатистый смех после каждой фразы… да ещё его дикие бизнес идеи, что он великий недооцененный суперагент и мастер спорта по продажам!.. ‒ запинаясь, ещё нечто невнятное говорил сосед о Сеньке.
Егор, слушая вполуха, нехотя, на автомате коротко возражал, занимаясь редактированием фотографии. Голос соседа становился всё слабее и слабее, и внезапно наступила тишина. Лишь запах перегара и табака остался висеть в воздухе в память о встрече ‒ сосед дематериализовался незаметно и бесшумно. Вздохнув, Егор отвёл взгляд от экрана. Офис пуст, соседа нет, но через минуту дверь медленно приоткрылась, на пороге появился Хейфец.
‒ Давай аванс, ‒ с ходу выпалил Сенька и захохотал. Тело агента ещё не успело зайти в приоткрытую дверь, оставаясь в коридоре, в дверную щель просунулась лишь говорящая голова.
‒ За что давать! Вползай сюда весь, дует! ‒ Егор не понимал, с чего это вдруг его так грузят с порога.
‒ Я работал два дня, ты снял меня с объекта! ‒ захохотал агент, полностью вваливаясь в помещение, запнулся о порог и уронил со стола пачку свеженапечатанных буклетов.
‒ Да ты всех достал! Звонили, просили убрать.
Ну вот и всё, сегодня работы точно не будет. Теперь впереди полдня разборок с Сенькой.
‒ Ну и что? Значит, ты должен аванс, ‒ Хейфец каждую фразу завершал своими зверскими смехом и кашлем., ‒ Я тут сутками клиента обрабатываю, затягиваю в воронку продаж. А ты: «Снимаю с объекта!» Гони бабло и снимай! ‒ Сенька достал папиросы, намекая на продолжение разговора в курилке.
Бессмысленный и беспощадный диалог длился ещё около часа, после пришлось идти в курилку. Сенька курил, увлечённо пуская дым мощной синей струёй в открытую форточку, имитируя выхлоп грузовика. Так продолжалось ещё не менее тридцати минут, после приходило время пить кофе «3 в 1» внизу в буфете, затем снова курить… Через три часа Егор протянул Хейфецу купюру, взятую из дома на обед.
‒ Спасибо, не дал умереть моей маленькой дочке и жене-инвалиду второй группы, ‒ Сенька торжествовал, на радостях предложив выпить кофе за свой счет.
‒ Давай вали, работать нужно. Ну сколько можно, получил аванс ‒ всё, адью.
Егор был в отчаянии, после общения с Хейфецом хотелось залезть в щель на пару недель, никого не видеть, сидеть бездумно в темноте и радостно улыбаться самому себе. Утреннее общение дало свои плоды. От одежды некурящего Егора теперь страшно воняло дымом, рот наполняло горько-жирное послевкусие от кофе «3 в 1». Сенька был доволен очередной победой.
‒ Я, значит, энто, сегодня пойду в фирмы… ‒ он ещё 5 минут хохотал и называл фирмы, с наслаждением добивая Егора.
‒ Иди уж… ‒ Егор пожал руку Сеньке и выставил его за порог, на всякий случай, закрыв дверь на ключ.
После ухода человека без нервов работа не шла, даже искать «щель» сил не хватало. Тело безвольно растеклось по стулу, глаза упёрлись в каплю краски на стене. «Покой и тишина, теперь вечно буду так сидеть», ‒ наблюдая за стеной, думал Егор. Ступор прервал телефон.
‒ Да, это я. Конечно, завтра принесу макет.
Приходилось суетиться. Сроки поджимали, звонили из типографии. Нужно срочно навёрстывать потерянное с Хейфецом время. Завтра нужно сдать календарь в печать. Встреча с агентом лишний раз убедила Егора, что нужно принимать решение уходить из этого бизнеса. Срочно! Иначе год-другой, и станешь вторым Хейфецом.
Вечером дверь офиса тихо открылась, пришла Маша ‒ второй агент. Она была ниже среднего роста и худее среднего веса. Маленькая, похожая на школьницу, в очках, с сумкой через плечо. В сумке лежали прайсы, договоры и другая рабочая атрибутика. Она была всегда спокойна. Егор удивлялся этому спокойствию, но понимал его истоки.
Маша была замужем, ей 25 лет, закончила истфак пединститута, сама неместная. В школе работать было безденежно и тяжело. Кроме того, маленький ребенок и муж-гуру по йоге и астрологии. Муж был старше её раза в два, нигде не работал, был очень строен, много бестолково говорил об индийской философии и медицине. В окружающих видел только физические недостатки и предлагал помощь опытного йога и астролога. Иногда его даже били за дерзость, иногда записывались на курсы и били после. В общем, мужчина был не первой свежести, странен, без денег, но с амбициями.
Однажды, в туманном прошлом, он озвучил недостатки Маши, которая в ту пору работала в школе учителем, произошло это прямо на кассе в продуктовом магазине. Так он часто поступал, вербуя людей в свою группу йоги. Маша тогда была, с её слов, в теле и кушала мясо. Йог убедил её в пользе сыроедения и заманил к себе. Обучение шло по индивидуальной программе, через девять месяцев интенсивных занятий родилась дочь. У них, как оказалось, нет ни жилья, ни денег. Декретных выплат не хватало на то, чтобы снимать даже комнату. Маша пошла работать уборщицей на завод, ей дали общежитие, а в свободное время она подрабатывает рекламным агентом. В её планах найти через продажу рекламных услуг постоянную работу себе или мужу. Так, расширяя круг своих знакомств и не упираясь в большой заработок, она осталась работать у Егора.
‒ Как дела? Есть что-нибудь? ‒ не отрываясь от фотошопа, с волнением спросил Егор о новых заказах. В его голосе слышалось сильное волнение, подобное волнению игрока, в предвкушении ожидающего выигрыш в мгновенной лотерее.
‒ Да, я общалась с фирмой «ОптХозВентСнаб-ЛТД», вроде, нужен буклет по инвентарю, ‒ Мария деловито поправила очки и вытащила из портфеля договор.
‒ Подписали договор? Круто!
‒ Да, подписали. Завтра нарисуют, что примерно хотят. Чуть не забыла! ‒ Маша снова полезла в сумку и достала деньги.
‒ Они наликом оплатили? ‒ Егор был поражен, пятьдесят процентов заказа уже оплачено.
‒ Вот договор и расписка о том, что я взяла деньги, ‒ Маша протянула Егору пакет документов.
Конец девяностых ‒ время тотального бартера и наличных. Просто наличных без чеков и прочей мути. Всем нравились наличные, они стоили дороже безналичных на 7%, и на 200% (а то и более) бартерных схем. И это понятно: наличные деньги очищены от налоговых обязательств. Цена в прайсах обычно выставлялась для безнала, в нале легко падала до 10%, так было у всех, и Егор не был исключением. Удивительно было то, что такая спокойная, скромная Маша берёт заказы лучше Сеньки. Хейфец знал об этом и при встрече с Машей, несмотря на свое семейное положение, ухаживал за ней. Делал он это жёстко, по-своему: мог в стоячую Машу вдвинуть стул так, что она непроизвольно плюхалась в него, мог начать сдирать с неё ещё застегнутое пальто. Содрав пальто, повесит его на вешалку и тут же вцепится в сумку, приговаривая:
‒ Пойдём кофе попьём или покурим, ‒ Сенька волновался и начинал противно смеяться всё чаще и чаще.
‒ Успокойся, иди пей кофе один, ‒ Маша снова надевала пальто, в порыве вставая со стула, чтобы уйти.
Егор в таких случаях брал на себя инициативу усмирить Сеньку, для этого достаточно было одной сакраментальной фразы:
‒ Ну что, дорогой мой, посчитаем твой заработок, сверимся?
Хейфец очень любил деньги и всё, что с ними было связано. Разглашать такие сведения при Маше он не хотел. Как бы Сенька не любил всех женщин, деньги он любил много больше.
‒ Всё, давай, отчиталась и иди в поле ‒ продолжай работать.
Хейфец тут же начинал давить на Машу, забыв о своей недавней страсти.
‒ Ну чё встала? Погреешься в коридоре, у меня тут деловой разговор, ‒ Сенька начинал ржать короткими всхлипами, как возбужденный конь, и пыхтеть, переминаясь с ноги на ногу, активно чесать себя в неприличных местах.
Маша быстро рассчитывалась и радостная уходила, самой ей от Хейфеца избавиться было очень сложно. Бывало, что Сенька провожал её до дома, передав в руки мужу.
Сегодня она взяла наличку. Егор посмотрел объём заказа, понял, 4 дня ему верстать по 14 часов без продыху минимум, а ещё ехать в типографию по старым заказам, и всё на транспорте да пешком… Времени катастрофически не хватало и денег тоже.
Скрипя сердцем, с полученных средств Егор отсчитал 15% агентских и выдал Маше. Ему с заказа доставалось 5%. Остальное шло в уплату канцтоваров и на типографию. Итог: начальник зарабатывал меньше агента, хотя был хозяином фирмы имени своего ИП (в то время ЧП). Теперь на ЧП вёрстка и согласование макета с заказчиком, потом печать. Деньги доставались нелегко. О налогах и сборах никто не думал, эти фишки не касались малого бизнеса, время электронной отчётности и тотальной слежки наступит много позже.
