1
Если рассудить по правде, то раньше Витька никогда островами не интересовался. И вообще Витьке даже думать об этом было некогда, потому что у него и без того дел хватало, как у всякого занятого человека.
Взять, например, школу: в классе больше двадцати учеников, а ни одно даже самое незначительное мероприятие без Витьки не обходится, хоть другие ничуть не хуже могут петь, танцевать, рисовать стенгазету, выступать на соревнованиях и олимпиадах. Да и как откажешься, если тебе доверили отстаивать честь класса. Это только какой-нибудь лодырь может к такому поручению отнестись пренебрежительно, а Витька себя таковым не считал. Он человек нужный и даже почтенный.
Кроме этих школьных обязанностей, Витьке полагалось также выполнять обязанности домашние: пылесосить, выносить мусор, ходить за хлебом и ещё много всяких других мелких дел. Конечно, можно было бы под каким-нибудь надуманным предлогом увильнуть – какая важность! – и предаться своим заботам. Но сознательность не позволяла трудолюбивому Витьке обмануть надежды отца с матерью, которые с работы приходили усталые и любили, чтобы в доме был порядок.
Причём все эти многочисленные дела надо было изловчиться выполнять без малейшего вреда для школьной успеваемости.
Но дела – пустяк, если бы при этом не страдала Витькина личная жизнь. Он чуть – было совсем не отвык хулиганить, едва не превратившись в самого заурядного мальчишку. Да, на его счастье, наступили долгожданные каникулы, отдалив на неопределённый срок такую нерадостную перспективу. Витька сразу почувствовал бодрость и энергию, которые скопились в нём за время примерного поведения.
Вот тогда-то ему своевременно и попалась на глаза старая книга, где один писатель очень толково описал жизнь матроса Робинзона Крузо на необитаемом острове. В общем, всё как-то само собой получилось… Если, конечно, не считать Вовчика, который эту книгу и принёс.
Вовчик был большой любитель чтения – успел перечитать все книги в городской библиотеке и теперь замахивался на Национальную библиотеку в городе Москве. От такого непрерывного чтения голова у него развивалась быстрее, чем всё остальное. И это не удивительно, так как в большой голове удобно хранить много чего полезного. А в маленькой разве всё уместится? Нет конечно! И в конце концов Вовчик стал похож на инопланетянина: огромная голова на хилом теле. Круглые роговые очки, которыми Вовчик очень гордился из-за того, что они будто бы сделаны из панциря самой настоящей морской черепахи, придавали ему ещё больше сходства.
Впрочем, может, Вовчик и правда был таинственным пришельцем, которого соплеменники заслали на Землю приглядывать за мальчишками. Чтобы он, пользуясь их добрым отношением и покровительством, смог разузнать всё о нелёгкой и опасной жизни на Земле и впоследствии рассказать обо всех их ловких проделках своим инопланетным пацанам. Однако, как бы там ни было, Вовчик пользовался общим уважением и, что удивительно, его даже за глаза никто не дразнил очкариком.
После прочтения такой необыкновенно интересной книжки Витька сильно разволновался: как это раньше он умудрялся обходиться без необитаемого острова – даже удивительно. Жил себе как последний болван, занимаясь всякими пустяками, достойными разве что быть забавами для малышей. А где-то, оказывается, стоит необитаемый остров безо всяких дел и ждёт не дождётся, когда Витька на него приплывёт и начнёт осваивать. Возникшее было сомнение по поводу того, что в двадцать первом веке необитаемых островов не осталось, Витька отверг как вредное и не достойное внимания настоящего исследователя, крепко уверовав, что один, да остался. И Витькино предположение подтвердилось. Вот что значит научно мыслить!
2
В выходной, когда Витькины родители ушли к отцовой родне в гости, а сам Витька только расположился на кухне как следует подкрепиться, чтобы потом целый день не отвлекаться на такую мелочь, как еда, в квартиру длинно позвонили и тут же без паузы громко забарабанили в дверь. А так как удары раздавались снизу, колотили, несомненно, ногами.
От такой наглости Витька чуть не подавился.
Взрослый человек не станет хулиганить. Значит, колотил кто-то из ребят. Желая проучить наглеца, Витька, когда бежал по коридору, схватил, что попалось под руку, – тапок, и резко распахнул дверь. Последнее, что он успел увидеть, прежде чем опустил тапок на голову, было изумлённое лицо толстого Колюни по прозвищу Пельмень.
Поражённый такой встречей, Колюня, запинаясь, пробормотал:
– Т-ты чего д-дерёшься?
– Дверь не для того сделана, – заорал Витька, – чтобы её ногами пинали… кто попало!
Колюня оправдывался, моргая:
– Я к нему по делу пришёл… А он меня сразу тапком по голове… А ещё друг называется!
– А нечего дверь пинать? Она тебе виноватая? – не мог успокоиться Витька. – Для этого звонок имеется.
Опасливо косясь на разъярённого хозяина квартиры, Колюня протиснулся мимо него внутрь, бормоча:
– Если бы не срочное дело, я разве стал бы ногами стучаться? Нет, конечно!
Действительно, любой человек грохот услышит скорее, чем обычный звонок, и Витька успокоился:
– Ладно… Только поаккуратнее надо, а не так… Каждый тут будет…
Увидев на кухне пирожки с начинкой, которые аппетитной горкой возвышались на тарелке, Колюня повеселел. Хотя и без этих пирожков упитанный Пельмень выглядел основательно, как Илья Муромец в молодости: тугие лоснящиеся щёки, пухлые губы, курносый нос в веснушках, заплывшие глаза и вечно взъерошенные волосы.
Две вещи любил Пельмень больше всего на свете: вкусно поесть, отчего у него живот выпирал, как у беременной тётеньки, и этим самым животом пихаться. Подойдёт к какому-нибудь пацану, который стоит себе смирно, никого не трогая… раз, и летит смирный мальчишка вверх тормашками, хлопая глазами от такой несправедливости.
Дело в том, что недавно по телевизору показывали фильм о борцах сумо, и после него Колюня так проникся симпатией к своим толстым собратьям, что стал всем без разбора демонстрировать силу. А так как обладателем такого выдающегося живота числился один Пельмень, то и равных ему не было. От этого он сильно загордился и обнаглел до такой степени, что даже осмелился вызвать на поединок старшеклассников. Только старшие ребята не захотели с ним связываться, меряясь силой таким необычным способом, а дали ему простого пинка под его жирный зад, да ещё вдогон несколько раз по шее, чтобы особенно не задавался и не имел привычки по всяким пустякам приставать к уважаемым старшеклассникам.
Но Пельмень на это нисколько не обиделся, посчитав за слабость противника, и осмелел ещё больше, не давая никому расслабиться во время своего пребывания в школе. (От такой жизни кое-кто даже подумывал перевестись в другую школу). Правда, на этаж к старшеклассникам Колюня ходить перестал, а при встрече с ними предусмотрительно обходил стороной.
Пельмень по-богатырски развалился на табуретке и как должное принялся с тарелки таскать пирожки, заглатывая их, как крокодил.
Срочное дело, о котором он пришёл сообщить, выглядело следующим образом: его отец, вечно занятый на работе, в кои годы собрался отдохнуть – махнуть на рыбалку на Митяев кордон, где жил его знакомый лесник Иван Петрович. Неподалёку от кордона протекала широкая река Студенец, и этот самый лесник знал на ней все заветные места, где водятся щуки, налимы, окуни и другая полезная для организма рыба. Отец, давно мечтавший отведать пахнущей дымком ухи, до того был рад предстоящей вылазке на природу, что разрешил Колюне прихватить с собой кого-нибудь из своих дружков. А так как самым закадычным другом считался Витька, который, не разобравшись, сразу начал драться вонючим тапком, за что, Колюня на него, впрочем, совсем не в обиде – друзья всё-таки, – он решил прихватить с собой Витьку. Поэтому завтра прямо спозаранку Витьке предстояло явиться на железнодорожный вокзал…
Колюня доел последний пирожок, облизал пальцы и разочарованно протянул:
– И это всё-ё?
– Всё, – сказал Витька, сам успевший съесть всего один, да и тем чуть не подавился.
– А почему вы так мало готовите? – удивился Колюня.
– А зачем нам готовить много? – тоже удивился Витька.
Колюня самодовольно похлопал себя по животу, который раздулся у него ровно на два десятка Витькиных пирожков, и сказал:
– А у нас мать много готовит. Один раз они с отцом целый день возились – гостей ждали. А я возьми и всё поешь… Пришлось им снова готовить, чтобы знакомые не обиделись, что просто так в гости приходили…
Витька посмотрел на опустевшую тарелку и вздохнул:
– И куда в тебя только помещается?
Колюня, примериваясь было задремать, потёр глаза и, зевая во весь свой широкий, как у лягушки, рот, вяло сказал:
– В меня… помещается.
…Проживать в чужой стороне поначалу всегда трудно. Это известно любому исследователю. Потому что там другой климат и другие люди, а уж без знания местных обычаев можно запросто угодить в какую-нибудь глупую историю. Поэтому в команде отчаянного Витьки и бестолкового увальня Колюни просто необходим был человек рассудительный, способный мыслить необыкновенно.
Пришлось взять с собой Вовчика – человека умного, хоть и дохлого, к тяжёлым походам не приспособленного.
На вокзал Витька явился первый, как самый дисциплинированный. Каково же было его удивление, когда под часами, где накануне была обговорена встреча, он увидел многолюдную толпу – люди оказались совсем не глупыми и тоже часы выбрали как место наиболее приметное.
Солнце только что вышло, грело ещё слабо. По перрону «бродили» голуби и пили из не просохших после ночного дождика лужиц. Гудел маневровый паровоз.
Появился Пельмень, нагруженный вещами, как вьючное животное и даже хуже… Он подошёл к ожидавшему Витьке и с печальным лицом пожаловался:
– Вообще-то мать, собирая всю эту муру, рассчитывала на отца. А не успели мы зайти за угол, как он всё на меня перегрузил. Говорит, чтобы с малолетства привыкал ко всяким трудностям, и чтобы жизнь мне мёдом не казалась.
Витька, неизвестно чему ухмыляясь, спросил:
– А сам он где?
Колюня махнул в сторону вокзала:
– Газету покупает.
Вдалеке показалась тщедушная фигурка Вовчика в громадной шляпе, видно, надетой им, для того чтобы не напекло в голову и не повредились мозги. Под тяжестью рюкзака его нещадно кидало из стороны в сторону. К тому же сползавшая всё время на глаза шляпа доставляла дополнительные неудобства. Не видя, Вовчик сталкивался с прохожими и с необыкновенной быстротой перемещался вслед за своим рюкзаком, чудом удерживаясь на ногах.
Витька с Колюней с интересом стали наблюдать за его зигзагообразным передвижением, гадая – хватит ли у Вовчика сил преодолеть весь путь на своих ногах или последние метры придётся ползти.
Но Вовчик не опозорился и, плюхнув рюкзак, отдуваясь, сказал:
– Дошёл.
Витька пнул его рюкзак и, почувствовав что-то твёрдое, поинтересовался:
– У тебя чего там?
– Книги.
Витька с Колюней удивились:
– Зачем столько?
Вовчик разъяснил:
– На свежем воздухе читать намного полезнее, чем в доме… От этого прочитанное усваивается быстрее… Потому что усталость выветривается и голова находится всё время в свежем состоянии.
Новый метод по усвоению книжных текстов, изобретённый учёным Вовчиком, Пельменю показался больно сомнительным и он, почесав затылок, спросил:
– А вот знания твои… Они вместе с усталостью не выветрятся?
Вовчик подумал и сказал:
– Знания, они не в голове, они в мозгах. А у меня что в мозги попало, уже никогда не выветрится, хоть бей по голове, чем ни попадя.
Но проводить маленький эксперимент со своей головой, как предложил пребывающий в сомнении Пельмень, не захотел, сказав, что знания всё равно останутся, только голова пострадает, а она тут ни при чём, чтобы по ней лупили. И привёл такой сильный пример, против которого не поспоришь:
– Вот в древние времена для чего учёных на кострах сжигали? Потому что ничего поделать с ними не могли: как ни пытали, как ни колотили по головам палками, а знания всё равно в мозгах оставались. Вот инквизиторы и придумали их вместе со своими знаниями сжигать, чтобы они больше ими не хвалились… А пепел развеивали по ветру.
– Это мы знаем, – согласился Колюня. – Учили.
И даже вспомнил одного такого учёного астронома, пострадавшего от своих несвоевременных знаний, но всё равно от них не отказавшегося, – Джордано Бруно.
3
Объявили посадку на поезд.
Витька, который слыл более опытным путешественником и прихватил с собой только самое необходимое: солдатскую фляжку с водой, фонарик, компас, спички, моток капроновой верёвки, складной ножичек, половинку бинокля, увеличительное стекло и другие, просто незаменимые в любом походе предметы, хотел было помочь слабосильному Вовчику, но тот оказался упёртым, как все учёные, для которого сгореть на костре было самым обычным делом, нежели доверить кому-то свой ценный груз.
Не согласился на помощь и Колюня, побоявшийся, что отец обличит его в отлынивании от трудностей и в воспитательных целях добавит ему в рюкзак всё что угодно вплоть, до кирпичей.
Глядя на таких дураков, больше похожих на бурлаков с картины художника Ильи Репина «Бурлаки на Волге», репродукция с которой висела в классе, чем на путешественников, сам Витька держался солидно, как и подобает знаменитому исследователю.
Он первый и заметил толстую в три обхвата тётку, по сравнению с которой даже жирный Пельмень выглядел замухрышкой. В руках тётка несла здоровенную клетчатую сумку, именуемую среди рыночных торговцев «мечта оккупанта», потому что в неё вмещается столько, сколько захочешь. Справиться с такой неподъёмной сумкой тётке было нелегко, и она так часто садилась на неё передохнуть, что, наверное, думала, будто поезд обязан был дожидаться её одну. Но из-за одного человека, даже из-за такой чудной тётки, вся железная дорога график движения поездов менять вряд ли станет, и Витька, с малолетства приученный уважительно относиться к взрослым, с готовностью подставил своё могучее мужское плечо. Он подскочил к тётке, которая готовилась в очередной раз передохнуть, подхватил сумку и, кособочась, поволок к вагону.
– Эт-то что такое? – вскричала тётка.
Но тут её саму подхватили под руки подоспевшие Вовчик и Пельмень и тоже поволокли к вагону, как два трудолюбивых муравья большую муху.
С минуту тётка соображала, что бы всё это значило, потом негромко заголосила:
– Ой, ой, оставьте меня!
– Да не переживайте вы так, – самым добрым голосом уговаривал Пельмень. – Вы нам не в тягость.
Но тётка попалась какая-то бестолковая, всё никак не могла понять, что люди заботятся о её здоровье, и не умолкала, повышая голос:
– Ой, мама родная! Ой, да что же это творится на белом свете!
Тётка хоть и капризничала, отказываясь от помощи, но особо не сопротивлялась, видно, побоявшись, что сумка уедет в гости одна, а она даже не предупредила родственников, чтобы сумку встречали на вокзале и они друг друга не узнают и могут разминуться.
Витька оставил вещи в вагоне и вернулся на подмогу. Втроём они кое-как затолкали тётку, и Витька облегчённо вздохнул:
– Успели!
Тётка, дрожа разрумяненными щеками, задыхаясь, пыталась выговорить:
– Спа…па…
Витька, не утруждая себя ожиданием услышать внятное «спасибо», скромно сказал:
– Не стоит благодарности. На нашем месте так поступил бы каждый.
И тут тётку прорвало. Глядя на ребят диким взглядом, она принялась ругаться:
– Паразиты вы этакие!… Вы что же вытворяете? Вы зачем меня в поезд запихали?
Пассажиры с интересом стали прислушиваться.
– А разве вы… не уезжаете? – растерянно спросил Пельмень.
– А с чего бы мне уезжать?!
Вовчик, глядя на рассерженную тётку, робко признался:
– Ошибочка вышла.
– Ошибочка! – злобствовала тётка. – Это что же получается! Не успела я приехать, а уже, значит, обратно уезжаю?
Но тётка разволновалась зря, потому что поезд не набрал самый быстрый ход и при умелых действиях Витьки со стоп-краном затормозил быстро, а не увёз её в другой город. А то пришлось бы шагать тётке обратно целых сто километров, а так только из-за города, что, конечно, тоже не близко, если взять во внимание её тяжеленную сумку. Стоило из-за этого поднимать шум. Радостная оттого, что не уехала во Владивосток, тётка с такой прытью покинула вагон, что, глядя на неё, ни за что не подумаешь, что человек с подобной комплекцией способен совершить действия с проворностью обезьянки.
Опомнившись от удивления, друзья облегчённо вздохнули, и Витька, оправдывая свою глупость, сказал:
– Откуда я знал, что она домой шла… На ней не написано.
Представив, что подумала тётка, когда её бесцеремонно волокли к поезду, на ребят напала смехота, перешедшая в самую настоящую ржачку: Витька повалился на лавку, задирая ноги, Пельмень плюхнулся на место, колыхая животом, как человек-гора, а Вовчик от смеха так обессилел, что рюкзак перевесил, и он упал на спину в проходе, став похожим на перевёрнутую черепаху. Это придало ещё больше веселья, потому что задохлику Вовочке без посторонней помощи вовек не подняться.
Сильно прихрамывая, пришёл Колюнин отец дядя Женя, неся в одной руке газету, а в другой тощий рюкзачишко, по одному виду которого нетрудно было догадаться, для кого он в походе предназначался.
– По какому поводу веселье? – поинтересовался дядя Женя.
– Анекдот смешной вспомнили, – ответил Пельмень.
Дядя Женя кивнул и тут же подал ценный совет:
– Дружка своего с прохода уберите. А то, если его раздавят, будет ещё смешнее.
Пельмень с Витькой кинулись к беспомощно барахтавшемуся Вовчику, освободили от него рюкзак и, зная, как трясутся учёные над своими книжками, бережно разместили рюкзак на полке, а Вовчик разместился на лавке сам.
Дядя Женя присел на край и, сняв кроссовку, стал рассматривать распухшую ногу, сокрушённо покачивая головой:
– Нда-а! Не ко времени меня угораздило…
Ребята придвинулись поближе, и Пельмень немного обеспокоенно спросил:
– Где это ты, пап?
– Я отчего задержался? – начал рассказывать дядя Женя.– Знакомого в соседнем вагоне встретил. А когда сюда добирался, какие-то хулиганы стоп-кран сорвали… Я же не ожидал, что поезд на ходу вдруг резко остановится… Вот и упал, подвернув ногу… Да ещё лбом о дверную ручку приложился… Во! – он убрал чуб, и все увидели выдающуюся по размерам шишку. – Теперь будет чем в ночи светить! – не унывал дядя Женя.
Ребята незаметно переглянулись и заёрзали: мало того, что они забыли про своего взрослого товарища дядю Женю, так ещё вместо него прихватили с собой какую-то несуразную тётку, которая в отличие от дяди Жени уезжать совсем не собиралась. Да ещё из-за этой самой тётки дядя Женя повредил ногу…
Витька, чувствуя себя виноватым в такой неразберихе, участливо спросил:
– Больно, дядь Жень?
Хоть и без того было видно, как ему больно, дядя Женя виду не подал, весело ответив:
– Терпимо!
Мимо с испуганным лицом пробежал человек в железнодорожной форме. В конце вагона он запнулся о забытый в проходе чемодан и позорно растянулся. Браня безответственного хозяина, железнодорожник вскочил и как угорелый выбежал, в сердцах хлопнув дверью. В наступившей тишине было слышно, как он кому-то проорал:
– Всё в порядке!
Скрипя буксами, поезд тронулся.
Ребята приникли к окнам.
Тётка осторожно спускалась по насыпи, балансируя свободной рукой. На полдороге щебёнка под её ногами посыпалась, и она, не устояв, грузно шмякнулась на зад. Цепко держа сумку на коленях, тётка быстро съехала, подняв за собой белое облако. Её пронзительный визг плеснул в приоткрытые окна, переполошив пассажиров больше, чем вынужденная остановка. Они вслед за ребятами поглядели наружу. Тётка успела оправиться от испуга и грозно потрясала кулаками. А так как за перестуком колёсных пар её было уже не расслышать, она разевала рот без звука, как в немом кино.
– Чего это она? – оторопел дядя Женя от такой необычной выходки взрослого человека.
– Поездом ошиблась, – пояснили ребята. – А теперь злится.
Дядя Женя подозрительно к ним пригляделся, а потом спросил:
– И вы здесь, конечно, ни при чём?
Троица дружно замотала головами, не отвлекаясь от окна.
4
А там действительно было на что посмотреть: кончился унылый пустырь, и поезд загромыхал по железному мосту через реку. На пологом берегу паслось пёстрое стадо, несколько коров забрели по брюхо в воду и с ленцой хлестали себя по бокам хвостами, отгоняя назойливых оводов.
На середине реки лёгкой скорлупой качалась лодка с рыбаками. Один из них поднялся и долго из-под ладони провожал поезд.
Вовчик, высунув руку в окно, помахал и обрадованно воскликнул:
– Заметил! Тоже машет!
Тотчас в окне замелькали четыре руки, потому как сообразительный Витька высунул сразу две, перехитрив всех.
От такой несправедливости Пельмень надул свои толстые губы и перешёл на другую сторону, предупредив:
– Чтобы к моему окну никто не подходил. Я один буду всем махать.
И он расселся один, как скряга, захапав целое окно.
Поезд нырнул в сосновый бор, и вагон наполнился запахами хвои и лесных гвоздик. Верховой ветер гулял в вершинах сосен и гнул их вслед проплывающим облакам.
Пельмень тёрся носом о стекло и время от времени быстро оглядывался, опасаясь, что его конкуренты незаметно подкрадутся и тоже будут подглядывать в его окно. Из-за этого сам чуть не проглядел бревенчатую церквушку, одиноко торчавшую на полянке среди леса.
– Церковь! – заорал Пельмень, спохватившись, и, будто никогда не грозился и окна не захапывал, позвал: – Идите сюда! Скорее! Да скорее же!
Витьке и Вовчику, конечно, стало интересно, откуда здесь взялась церковь, и они перебежали на его сторону, крича:
– Где, где?
– Да вон же, вон! – орал возбуждённый Пельмень и тыкал пальцем в стекло.
Дядя Женя отложил газету и тоже посмотрел:
– Это не церковь, – сказал он. – Это часовня над святым источником, – и рассказал предание: – В этих местах когда-то жил святитель Питирим. Однажды, гуляя по лесу, ему сподобилось найти иконку Божией Матери. Когда он её поднял, на этом освящённом месте из земли и забил источник. Вода в нём оказалась целебная, и люди, которые её пили, выздоравливали. С тех пор источник считается святым, и паломники ходят сюда за водой. И так продолжается уже около четырёхсот лет…
– Вот это да! – воскликнули ребята, поражённые древностью источника.
Несомненно, что за четыре века из него пришлось попить ледяной водички и русским богатырям, распаренным славной битвой, и князьям со своими дружинами, пропылённым многодневными походами на неприятеля, и странникам, уставшим после хождения в чужой сторонке, и обыкновенным путникам, и даже святым, которых теперь давно уже и в помине нет, а источник остался и всё так же приносит пользу людям.
От этого ссора показалась настолько мелочной, что про неё вспоминать не хотелось, и остальной путь ребята проехали в хорошем настроении, свободно перебегая с одной стороны на другую, чтобы не прозевать интересное за окном.
При одной такой перебежке тяжеловесный Пельмень наступил своему отцу на больную ногу, и ребята вмиг притихли, а сообразительный Пельмень отсел подальше, чтобы отец не достал ему по шее свёрнутой газетой.
– Я нечаянно, – унылым голосом сообщил Колюня.
Дядя Женя сморщился, потряс головой и хмыкнул:
– Надеюсь. А если бы ты специально наступил, я бы вообще без ноги остался.
И в назидание на будущее нагрузил на своего легкомысленного сынка второй рюкзак, когда объявили остановку, а сам пошёл без всего, едва ступая на ногу, которая распухла до таких размеров, что с трудом вместилась в расшнурованную кроссовку и цвет имела блестяще-лиловый.
На лесном тихом полустанке, где от шпал пахло разогретым на солнце креозотом, путешественников встречал лесник Иван Петрович. Глядя на его длинную согбенную фигуру, никогда не подумаешь, что он мог один, «вступив в схватку с тремя вооружёнными браконьерами, скрутить их», как о нём писала районная газета «Трудовая новь». И только зелёная фуражка, похожая на пограничную, но с кокардой из дубовых листьев, придавала ему нужную солидность.
– Здорово, парни, – сказал лесник и крепко по-мужски пожал всем руки. – Как добрались?
– Нормально, – ответил дядя Женя, но острый натренированный взгляд лесника разглядел расшнурованную кроссовку, и он спросил: – Что с ногой?
– Пустяк, – отмахнулся дядя Женя.
– В лесу пустяков не бывает, – суровым голосом осадил его Иван Петрович и, присев на корточки, стал осматривать ногу. – Эге, да тут, парень, дела покруче, чем в военных фильмах. А, насколько я понимаю, запасную ногу ты с собой не прихватил, поэтому придётся тебе, Евгений, в город возвращаться… снимок делать.
После короткого препирательства дядя Женя неохотно уступил, сказав:
– Петрович, ты уж тут до моего возвращения пригляди за моими охламонами… Мало ли.
Лесник весело оглядел притихших ребят и подмигнул:
– А чего за ними приглядывать? Они парни самостоятельные!
Витька, благодарный за то, что Колюнин отец оставляет их одних на кордоне, подобрал толстую сучковатую палку и подал ему:
– Вот, дядь Жень, возьмите… Всё легче будет идти…
Дядя Женя повертел палку в руках и хмыкнул:
– Ну спасибо… заботничек!
Когда все отсмеялись, лесник уже на полном серьёзе поинтересовался:
– Ты сам как… доедешь?
– С таким инструментом, – заверил дядя Женя, – хоть на край света! – и он наглядно продемонстрировал, как пойдёт на край света: опираясь на палку, проделал пару шагов в сторону и обратно.
– Ну, смотри! – Петрович хлопнул его по плечу и, обращаясь к ребятам, скомандовал: – По коням, парни!
Насчёт коней он, конечно, пошутил, потому что их не было, а была одна рыжая лошадь, запряжённая в телегу с резиновыми колёсами – наверное, от какого-нибудь трактора. К ней и направился лесник широким шагом. Витька, Пельмень и Вовчик пошли следом, переглядываясь и толкая друг друга локтями.
Вовчик со всех сторон обошёл лошадь, даже заглянул ей под пузо, будто собирался увидеть там моторчик…
– Ты что ж, лошадь никогда не видел? – удивился Пельмень.
– Почему, – пожал плечами Вовчик, – видел.
– Где ты мог видеть? – стал допытываться настырный Пельмень и подковырнул: – Если только в телевизоре!
Но Вовчик на слабоумного Пельменя не обиделся, а честно сознался:
– На картинке.
И в очередной раз, подтверждая свою учёность, отчеканил:
– Лошадь – крупное непарнокопытное животное семейства лошадиных.
– Это точно! Сейчас лошадь только на картинке и увидишь, – разделил Вовчиков взгляд Петрович. – В телевизоре там всё больше меринов показывают. И знаете, каких? – он хитро прищурился.
– Знаем, – ухмыльнулся Витька. – «Мерседес» называется.
– Во, во! Заграничных меринов видим больше, чем своих родных лошадок. Дожили…
Захапистый Пельмень и тут успел захватить самое интересное, заявив:
– Чур, я буду рулить!
– Рули, – разрешил лесник.
Витька, имевший опыт общения с лошадьми (однажды в деревне знакомый дядька подвозил его до бабушкиного дома), авторитетно сказал:
– Лошадью не рулят, лошадью правят.
Но Пельмень сделал вид, что не расслышал, и, усевшись впереди, натянул вожжи, заорав на весь лес:
– Пошла!
Несмотря на его зычный голос, лошадь продолжала стоять, как ни в чём не бывало, будто команда относилась не к ней.
Опозоренный Пельмень смутился и, чтобы окончательно не пасть в глазах лесника, схватил короткий кнут и стал размахивать им над своей головой с такой скоростью, что сидевшие в телеге испуганно пригнулись, чтобы им не досталось по ушам.
– Кому говорю, пошла! – заорал Пельмень ещё громче.
Тогда лошадь презрительно оглянулась на возницу, задрала хвост и выдавила несколько зелёных яблок.
Пельмень перестал орать и, затаив дыхание, отвернул свой веснушчатый нос, часто мигая.
– Это она с перепугу? – развеселился Витька, – что ты её кнутом убьёшь!
В отличие от Пельменя, лошадь оказалась совсем не глупой. Справив своё дело, она безо всякого понукания сама пошла по лесной дороге.
– Дядя Иван, – спросил Витька, – а лошадь как звать?
Лесник таинственно улыбнулся и сказал:
– Имя у неё самое знаменитое. Сивка-бурка! Может, слыхали о такой? – и он, размахивая в воздухе пальцем, наизусть прочёл куплетик из известной сказки Ершова, наверное, запомнив ещё со школьной скамьи:
Сивка-бурка,
Вещая каурка,
Встань передо мной,
Как лист перед травой!
Витька критическим взглядом оглядел едва тащившуюся лошадь и засомневался:
– Что-то не очень похоже.
Лесник, продолжая посмеиваться, пояснил:
– Раньше на ней почту возили. Вот она и привыкла к медленной ходьбе.
– А! Ну тогда конечно…
Оттого, что настоящая Сивка совсем была не похожа на сказочную и не летала как чумовая, а шла неторопливо (Витька вспомнил, как у бабушки в деревне скакал верхом на козе Фроське, и прикусил язык), было даже лучше: никакой тебе тряски, дыши в своё удовольствие свежим лесным воздухом, настоянным на диких лесных цветах, да слушай концерт в исполнении лесных музыкантов – кукушки, иволги, дятла, синицы и других не менее талантливых пташек.
Резиновые колёса мягко катились по мокрому песку.
Витька лежал на спине и, свесив ногу с телеги, беззаботно покачивал. Пельмень правил, точнее держался за вожжи, делая вид, что правит, и иногда важно чмокал губами, хотя лошадь не обращала на него внимания и шла знакомой дорогой самостоятельно, мечтая о доме, где её ждала вкусная сочная травка.
Вовчик подсел к леснику, который сидел, свесив ноги на одну сторону, и на правах человека учёного повёл разговор с ним на равных, показывая свою осведомлённость в лесных науках:
– Дядя Иван, а у вас тут в лесу случаи происходят?
– Какие случаи?
– Интересные!
– Интересные? – переспросил лесник и призадумался, потом оживился: – Ну слухай… Есть тут у нас один любитель охотиться на кабанов – Коля Палый. Браконьер он известный, не один раз его штрафовали, а затем и ружья лишили, чтобы, значит, угомонился. Да где там! Стал он баловаться силками – на кабаньей тропе расставлять. Раз попался в силок крупный секач, ну Коля и решил добить его топором. Однако случилась накладка: кабан, не будь дурак, резко рванул в сторону… и обух сбил металлическую петлю с его шеи. Коля перетрусил и, спасаясь от клыков разъярённого зверя, каким-то чудом успел забраться на стоявшую рядом сосну… Да и просидел там часов шесть, дрожа от страха как осиновый листок.. Всё это время кабан грозно хрюкал внизу… Наверное, ждал, когда Палый устанет сидеть и упадёт… И лишь поздним вечером кабан скрылся в чаще… Да и то только из-за того, что я его ненароком спугнул. Тут закоченевший на дереве пленник и свалился к моим ногам… Отогрел я его, ну и само собой в – кутузку…
Смешная история про растяпу браконьера ребятам очень понравилась. А нечего невинных животных ловить, да ещё с топором! Самого бы этого Колю Палого обухом по голове, чтобы поумнел… Ребята в восторге захохотали.