![Слово и части речи](https://aldebaran.ru/pub/c/cover_250/42587397.jpg)
000
ОтложитьЧитал
Введение
В этой книге речь пойдет о «вечных» проблемах языкознания: проблеме слова и проблеме частей речи. Эти проблемы стоят перед европейской наукой уже более двух тысячелетий, затрагивались они и в других лингвистических традициях. Существует необозримое множество теоретических и практических сочинений, где о них так или иначе говорится; я, разумеется, не претендую на их исчерпывающее рассмотрение. Они эксплицитно или имплицитно затрагиваются в любой грамматике любого языка (кроме некоторых грамматик, написанных с позиций генеративизма). Однако никакого теоретического единства в трактовке этих «вечных» проблем не существует; имеющиеся многочисленные концепции слова и частей речи разнообразны и часто несопоставимы друг с другом. Этот факт многократно отмечался в науке. Из множества высказываний для примера приведу два. Одно, принадлежащее Д. Н. Шмелеву, написано более сорока лет назад: «Уже предложено бесчисленное количество определений слова, которые существенно отличаются друг от друга и редко использовались кем-нибудь, кроме (и то не всегда) самих их авторов… Сама возможность появления приемлемой для большинства лингвистов дефиниции слова представляется, по крайней мере, сейчас, довольно сомнительной» [Шмелев 1973: 35]. С тех пор ситуация не изменилась, вот высказывание уже XXI в. в другой стране: «Несмотря на выдающуюся роль понятия слова в нашем повседневном осмыслении языка, наше понимание природы слов все еще ограничено» [Даль 2009 [2004]: 308]. Аналогично дело обстоит и с частями речи. Встает вопрос о причинах такой ситуации, который и является главной темой книги.
Несмотря на разброс теоретических точек зрения, для многих языков, включая, пожалуй, все или почти все языки Европы, существует устойчивая традиция проведения словесных границ и классификации слов по частям речи. Эта традиция могла частично меняться со временем (например, в европейской традиции некогда единую часть речи – имя позже разделили на существительные и прилагательные, см. 2.2), возможны споры и неясности в периферийных случаях, но с античных времен такая традиция существует. Д. Н. Шмелев верно обратил внимание на то, что авторы многих определений слова могут ими практически не пользоваться (ниже будет рассмотрен, например, случай Л. Блумфилда), поскольку исходят из принятой традиции. Обычно определения являются не основой для исследовательских процедур, а попыткой обосновать то, что лингвисту уже известно заранее; это не исключает их процедурного использования, но лишь в периферийных спорных случаях. Такой подход чаще существует в неявном виде, однако иногда эксплицируется, как это сделал А. И. Смирницкий, рассматривая проблему отграничения слов от частей слов [Смирницкий 1952: 188].
Проблемы слова и частей речи для языков со сложившейся традицией описания – в основном теоретические, мало влияющие на традицию их выделения на практике. Иная ситуация имеет место для ряда других языков, прежде всего менее изученных, но иногда и языков, казалось бы исследованных досконально: японского, китайского (замечу, что в обоих этих языках слова на письме не отделяются пробелом). Для выделения слов и классификации по частям речи в этих языках либо нет устойчивой традиции, либо имеется разброс мнений, в том числе для разных стран или разных поколений лингвистов в одной стране. Для некоторых языков также существуют национальные традиции, но они создают проблемы их совместимости с европейской традицией; этот вопрос будет рассмотрен в 1.7–1.9 и 2.10. Для всех таких языков западный или российский специалист либо вступает на опасный путь использования интуиции носителя своего собственного языка (миссионерские грамматики), либо исходит из собственного определения слова или частей речи. В последнем случае различие теоретических позиций существенно меняет интерпретацию фактов.
Вот, например, определения слова в двух грамматиках японского языка, принадлежащие двум отечественным ученым разного времени: Е. Д. Поливанову (1930) и И. Ф. Вардулю (1964). Первое определение: «Для отличения слова от части слова, с одной стороны, и от словосочетания, с другой – существует общий для всех языков критерий, выражающийся в следующей синтаксической характеристике слов: слово есть потенциальный minimum фразы, т. е. тот комплекс… который может быть употреблен – при тех или иных условиях коммуникации – в качестве целой фразы, но который в свою очередь уже не разложим на части, способные фигурировать в качестве целой фразы… Но кроме этого общего (синтаксического) признака слова в каждом языке есть свои особые внешние, т. е. фонетические признаки, характеризующие слово, в отличие от части слова и словосочетания. К ним относятся: 1) признак акцентуационный, 2) признаки, состоящие в потенциальной характеристике начала или конца слова, или же, наоборот, середины слова» [Плетнер, Поливанов 1930: 144–1451]. Второе определение: «Первое исходное положение: последовательность морфем в словоформе устойчива, изменение ее ведет к разрушению словоформы… Второе исходное положение: вклинение слова в ряд морфем возможно только на стыке морфем, принадлежащих разным словам… Третье исходное положение: морфема, способная вклиниваться между словами, сама есть слово» [Вардуль 1964: 35].
Хотя оба автора употребляют один и тот же термин слово, они используют совершенно разные критерии: Е. Д. Поливанов – синтаксические и фонетические, И. Ф. Вардуль – морфологические. Не удивительно, что разные определения ведут к разному членению японского текста на слова: например, падежные показатели (так называемые ганио) Е. Д. Поливанов считал аффиксами [Плетнер, Полива-нов 1930: 145–146], а И. Ф. Вардуль – служебными словами [Вардуль 1964: 33–36]. Подробнее вопрос о японском слове будет рассмотрен в разделах 1.7 и 1.8.
Не меньший разнобой наблюдается и в отношении частей речи. Для того же японского языка Е. Д. Поливанов выделял всего три [Плетнер, Поливанов 1930: XV–XXXXV], а Н. И. Фельдман – девять частей речи [Фельдман 1960: 31–39].
Описывать язык, вовсе не используя понятия слова и части речи, оказывается весьма сложным, если, конечно, не заниматься простым переименованием терминов, как это часто делается, например, в американской лингвистике, где parts of speech превращаются в word classes. Особый вопрос составляет, однако, генеративный подход к языку, при котором меняются многие принципы рассмотрения языкового материала и понятия слова и частей речи действительно могут оказаться несущественными. Особенно это касается вопроса о слове, тогда как генеративные концепции частей речи (при данном подходе не обязательно понимаемых как классы слов) существуют в немалом количестве; см., например, [Baker 2004]. Впрочем, концепции, отрицающие полезность понятия слова, встречаются и вне генеративизма, недавний пример – [Haspelmath 2011]; эти концепции будут рассмотрены в разделе 1.6.
Цель книги – разобраться в существующих точках зрения на два данных вопроса и выявить причины имеющихся расхождений. Такой критический анализ, пусть не первый и не последний, как я надеюсь, может быть полезен.
Многообразие точек зрения, не уменьшающееся со временем, наводит на мысль: а можно ли вообще считать, что в каждом случае следует рассчитывать на выработку единственной концепции, отражающей истину и превосходящей все остальные? Конечно, среди имеющихся подходов могут быть неадекватные и противоречивые; тем не менее и сама их противоречивость может оказаться не случайной. Но нередко несовместимые друг с другом и дающие разные результаты подходы оказываются для тех или иных целей вполне разумными и плодотворными.
Не только в языкознании, но в любой науке в наше время, повидимому, уже нельзя исходить из жесткого представления о существовании единственной адекватной концепции и порочности всех остальных точек зрения. Хорошо известно, что истина относительна, а приближение к ней бесконечно и может идти с разных сторон. Часто и противоположные по своему подходу концепции могут содержать рациональное зерно. И разные концепции, включая лингвистические, могут оказаться правильными, но неполными, отражая некоторую реальность, но не всегда ту же самую.
Многие концептуальные различия могут быть связаны просто с тем, что одним и тем же термином называют разные сущности. Например, многие еще помнят бурные споры между Московской и Ленинградской фонологическими школами. Однако время показало, что ни одна из концепций не была ошибочной, просто термином «фонема» называли разные единицы языка, на что еще давно указывал С. И. Бернштейн [Бернштейн 1962]. Нечто аналогичное, как будет показано ниже, имеет место и в отношении слова и частей речи. Но возможна и принципиальная несовместимость концепций. Принцип дополнительности, введенный Н. Бором в квантовую механику, согласно которому разные свойства объекта не могут быть установлены одновременно, оказывается необходимым и для науки о языке, на что обращал внимание Р. Якобсон [Якобсон 1985 [1970]: 403–404]. И само именование разных сущностей одним термином может быть не случайно и отражать фундаментальные различия подходов.
Автор не ставит перед собой задачу описания новых языковых фактов (хотя иногда хочется обратить внимание лингвистов иных специальностей на факты некоторых языков, прежде всего японского, которым я уже много лет занимаюсь). Основное внимание уделяется тому, как эти факты интерпретируются лингвистами различных школ и направлений; как уже говорилось, задача исчерпывающего учета всех таких интерпретаций нереальна и здесь не ставится. Наряду с европейской лингвистической традицией и выросшей из нее мировой лингвистикой последних столетий учитываются и лингвистические традиции других народов, более всего японская традиция, недостаточно известная за пределами Японии. Вряд ли целесообразно отвергать национальные традиции как «донаучные», а вопрос о выделении слов и частей речи в языках различного строя требует и учета того, как они выделяются самими носителями языка (если, конечно, об этом что-то известно). Кроме того, учитывается игнорируемая многими лингвистами литература по психолингвистике и механизмам речи, включая нейролингвистическую (в том числе по афазиям), поскольку она помогает понять, на чем основана традиция выделения слов и частей речи.
Данное исследование возникло как попытка обосновать принципы выделения слов и частей речи в японском языке, первоначально сформулированные в книге [Алпатов 1979а]; эти принципы с тех пор я во многом пересмотрел. Поэтому в нем большинство примеров приводится из японского и русского языков, менее систематично используется и материал некоторых других языков, в основном Европы и Азии. Вполне возможно, что этот материал неполон и требует корректировок на основе фактов языков других ареалов.
Первый вариант книги был написан в 1984 г., однако он далеко не во всем меня удовлетворял, и работа продолжалась. Сокращенный вариант второй главы в первоначальном виде вошел в книгу [Части речи 1990], третья глава в первом варианте была опубликована в виде статьи [Алпатов 1993]. Однако монография в целом виде в те годы так и не была опубликована (исключительно по внутренним причинам). Теперь автор все же решил представить ее после дополнительной переработки на суд читателя. Конечно, за прошедшие годы появилось немало новой литературы по ее теме (хотя представляется, что сейчас эта тема, особенно в аспекте слова, не так популярна, как 50 или 100 лет назад), которую автор старался учесть. Но, весьма вероятно, в данной книге имеются пробелы в этом отношении, за которые автор приносит извинения.
Книга состоит из трех глав. Первая глава посвящена слову, вторая – частям речи, третья, самая короткая глава рассматривает наиболее общие вопросы, касающиеся подходов науки о языке в целом к своему предмету.
Автор благодарит Я. Г. Тестельца и П. М. Аркадьева за неоценимую помощь в поисках необходимой литературы и А. А. Кибрика за ценные замечания.
Глава первая
Проблема слова
1.1. Словоцентрический подход к языку
Как известно, мировая лингвистика генетически восходит к европейской лингвистической традиции, имеющей античные истоки (о других традициях речь пойдет в разделах 1.7–1.9). Языковеды самых разных школ продолжают использовать многие понятия, присутствовавшие еще в древнегреческих и римских грамматиках. К их числу относится и понятие слова – центральное понятие европейской традиции на всех этапах ее развития. Напомню известные слова Ф. де Соссюра: «Слово, несмотря на все трудности, связанные с определением этого понятия, есть единица, неотступно представляющаяся нашему уму как нечто центральное в механизме языка» [Соссюр 1977 [1916]: 143]. Видный отечественный лингвист П. С. Кузнецов указывал: «Слово (применительно к любому языку) представляет собой едва ли не единственную единицу, представление о которой имеет любой говорящий, даже неграмотный, чего нельзя сказать… о других, значимых единицах, больших и меньших слова» [Кузнецов 1964: 75]. Об этом же говорят и в наши дни: «слово – основная единица естественного языка» [Мельчук 1997: 7]; см. также тезис Э. Даля о роли слова в «повседневном осмыслении языка». Он же пишет: «В традиционной грамматике (с точки зрения, преобладающей по крайней мере в западной культуре), основным строительным блоком является слово» [Даль 2009 [2004]: 313]. При этом, как отмечал еще Л. В. Щерба, «отдельные слова не даны нам в речи. Кратчайшими отрезками этой последней являются группы слов (могущие, конечно, состоять и из одного слова)» [Щерба 1974: 326]. Сразу можно сказать, что для признания центральной роли слова должны быть иные основания.
Уже античные ученые исходили из первичности слова по отношению ко всем другим единицам языка. Значимые единицы меньшей протяженности, как и единицы, промежуточные между словом и предложением, не выделялись вообще [Античные 1936: 24, 61–62; Matthews 2003: 283]2. Например, Аристотель писал: «Имя есть звук, наделенный значением в соответствии с соглашением… никакая отдельная часть которого не наделена значением… Глагол есть [слово], которое обозначает еще и время, никакая часть которого в отдельности не наделена значением» [Аристотель 1978: 93–94]. Или более поздний схолий к Дионисию Фракийцу (II в. до н. э.): «Слово – мельчайший членораздельный звук, неделимый на части, особо высказанный и особо подуманный, проводимый под одним ударением и придыханием» [Античные 1936: 117]. Предложение определялось через слово, см. определение Дионисия: «Предложение – соединение слов, выражающее законченную мысль» (цитируется по [Оленич 1980: 216])3. Слово, таким образом, было первичной единицей анализа (я вернусь к этому вопросу в 1.11). Такой подход может быть назван словоцентрическим.
В Новое время анализ усложнился за счет добавления новых единиц, прежде всего корня и аффикса (с XVI в.; по мнению ряда исследователей [Блумфилд 1968 [1933]: 187; Matthews 1974: 73], под влиянием семитских традиций). Впервые они появились в грамматике древнееврейского языка И. Рейхлина (1506); впрочем, например, в Англии эти понятия утвердились лишь в XIX в. [Matthews 2003: 283]. Еще позже, с конца XIX в., они были обобщены в понятии морфемы (впервые у И. А. Бодуэна де Куртенэ). Понятие морфемы оказалось совместимо со словоцентризмом: в таком случае она рассматривается как минимальная значимая часть слова. Появились, в том числе в русистике, и другие единицы, также второстепенные по сравнению со словом и предложением: основа слова, словосочетание. При словоцентрическом подходе грамматический анализ начинается с описания слов, остальные единицы либо отсутствуют, либо появляются на дальнейших этапах. Суть такого подхода охарактеризовал, например, А. И. Смирницкий: «Слово должно быть признано вообще основной языковой единицей: все прочие единицы языка (например, морфемы, фразеологические единицы, какие-либо грамматические построения) так или иначе обусловлены наличием слов и, следовательно, предполагают существование такой единицы, как слово… Морфемы выделяются лишь в результате анализа уже самого слова, словосочетания же, как правило… уже выходят за пределы словарного состава языка» [Смирницкий 1955: 11]. Слово – не только главное понятие грамматики, но и главное понятие языкознания вообще: язык – «совокупность способов выражения мысли при помощи слов» [Дурново 1924: 143]. Хочется отметить и идею о различиях между словом как реальной сущностью и другими единицами (например, корнями) как абстракциями. А. А. Потебня писал: «Только слово имеет в языке реальное бытие» [Потебня 1958 [1874]: 26]; сходные идеи в другое время и в другой стране высказывал Э. Сепир [Сепир 1993 [1921]: 50]. К этой идее я вернусь в 1.10–1.11.
Традиционно при словоцентрическом подходе слово по существу не определяется. Исключение составляли разве что античные и средневековые определения слова как минимальной значимой единицы, но они потеряли силу после введения понятий корня и аффикса. Все же «определения» слова при данном подходе не направлены на то, чтобы с их помощью членить текст на слова; их цель – выявить некоторые свойства уже известных единиц. Чаще всего просто обходятся без определения слов, предполагая, что читатель уже представляет, что это такое. Например, А. М. Пешковский не определял слово и начинал свою книгу фразой: «Огромное количество слов русского языка распадается в нашем уме на части» [Пешковский 1956 [1928]: 11]4. Та к бывает и в западных работах, например [Fries 1940]. Разумеется, на исследователей последних столетий влияет орфография с пробелами, но само существование пробела производно от словоцентризма, см. 1.4.6.
Словоцентрический подход безраздельно господствовал до конца XIX в. Но и после формирования иных подходов он оказался совместим с новыми, в том числе структурными, методами. Это проявлялось и во многих формализованных исследованиях, исходивших из понимания слова как последовательности между пробелами, и в теоретических работах, например А. И. Смирницкого [Смирницкий 1952; 1954; 1955], которые далее будут специально рассматриваться. Наиболее стойко держатся его позиции в отечественной лингвистике, особенно в русистике, что представляется не случайным и связанным с типологическими особенностями русского языка (см. раздел 10 первой главы и третью главу).
1.2. Несловоцентрические подходы к языку
На грани XIX и XX вв. в языкознании получили распространение принципиально иные подходы к выделению единиц языка, которые можно назвать несловоцентрическими. Эти подходы, в отличие от принципиально единого словоцентрического подхода, могут существенно различаться между собой, однако общая их черта – отказ от представления о слове как исходной и заранее очевидной единице анализа.
Вероятно, первым из ученых, поставивших словоцентрический подход под сомнение, был И. А. Бодуэн де Куртенэ. Его точка зрения со временем менялась, окончательно он выразил несловоцентрический подход в поздних работах: энциклопедической статье «Язык и языки» (1904) и учебнике «Введение в языковедение» (1908). Обе работы (учебник в отрывках) представлены в двухтомнике [Бодуэн 1963], а учебник позднее переиздан [Бодуэн 2004 [1908]].
Исходной единицей анализа ученый считал предложение. Производятся два независимые друг от друга его членения: интонационно-фонетическое (до фонем как предельных единиц анализа, одна из промежуточных единиц – «фонетическое слово») и морфологическое. При последнем выделяются последовательно «сложные синтаксические единицы», «простые синтаксические единицы» («семасиологически-морфологические слова») и предельные единицы – морфемы. В энциклопедической статье предложение На то щука в море, чтоб карась не дремал на уровне «сложных синтаксических единиц» членится на две части: на то щука в море и чтоб карась не дремал. Далее выделяются пять «простых синтаксических единиц»: на то, щука, в море, чтоб не дремал, карась и тринадцать морфем: на, т, о, щук, а, в, мор, е, чтоб, карась, не, дрема, л [Бодуэн 1963. Т. 2: 78]. Аналогичным образом членится в учебнике предложение Что написано пером, того не вырубишь топором [Бодуэн 2004 [1908]: 40–47, 54–58].
Можно выделить три пункта, по которым такой подход отличается от традиционного. Во-первых, слово не является ни исходной, ни конечной единицей анализа. Во-вторых, на месте привычного слова оказываются две разные единицы, непосредственно не соотносимые друг с другом. В-третьих, обе единицы заметно не совпадают по границам со словом в традиционном смысле: то, море, дремал, вырубишь в анализируемых предложениях не выделяются как единицы вообще, а не в обоих предложениях – не слово, а морфема.
Несколько иной, но тоже далекий от словоцентризма подход в 20-е гг. ХХ в. предложил Л. Блумфилд: «Голосовые признаки, общие тождественным или частично тождественным высказываниям, суть формы… Минимальная форма есть морфема… Форма, которая может быть высказыванием, свободна. Форма, которая не свободна – связана… Минимальная свободная форма есть слово… Неминимальная свободная форма есть словосочетание… Повторяющиеся тождества порядков суть конструкции… Максимальная конструкция в любом высказывании есть предложение» [Блумфилд 1960 [1926]: 146–148].
По одному параметру Л. Блумфилд ближе к традиции, чем И. А. Бодуэн де Куртенэ: слово у него – одна единица. Однако по двум другим параметрам позиции двух лингвистов сходны: слово – одна из единиц, стоящая в ряду с другими; границы слов, выделяемых на основе данного определения, могут не совпадать с традиционными: например, далеко не каждое служебное слово способно быть высказыванием.
Последователи Л. Блумфилда – дескриптивисты в дальнейшем еще в меньшей степени исходили из понимания слова как важнейшей языковой единицы, иногда доходя до полного исключения его из анализа (подробнее см. 1.6). Грамматика непосредственно составляющих, общепринятая в американской науке с ХХ в. (о ней будет сказано в 3.2), несколько напоминает членение И. А. Бодуэна де Куртенэ: здесь также предложение делится (обычно бинарно) на составные части вплоть до морфем; эти части обязательно связаны грамматически. При таком подходе на равных правах могут выделяться и компоненты предложения, связанные синтаксически, и части слов, связанные морфологически. Особый уровень слов при таком подходе оказывается либо второстепенным, либо вообще излишним. Впрочем, в ряде дескрипти-вистских работ все же уделяется внимание членению текста на слова [Harris 1951: 325–334; Greenberg 1957: 27–36]. Еще более это заметно в описаниях конкретных языков: один из самых крайних по теоретическим взглядам дескриптивистов Б. Блок в японской грамматике отвел большое место вопросу о выделении слов [Block 1970: 26–71].
Еще одну несловоцентрическую концепцию предложил в книге 1932 г. Ш. Балли. Этот ученый разделил слово на две единицы: семантему и синтаксическую молекулу. Семантема (лексическое слово) – «знак, выражающий чисто лексическое простое или сложное понятие», синтаксическая молекула (минимальная единица синтаксиса) состоит из семантемы плюс «грамматические знаки», позволяющие ей функционировать в предложении. Во французском языке эти понятия обычно совпадают: loup ‘волк’ – сразу то и другое, но латинский язык «топит семантему в молекуле»: lupus ‘волк’ – молекула, состоящая из семантемы lup- и окончания [Балли 1955 [1932]: 315–316]. Опять мы имеем дело с двумя единицами на месте традиционно единого слова, а обе единицы могут не совпадать со словом по границам, причем семантема по границам более или менее соответствует тому, что обычно именуется основой слова5. Последнее соответствие еще раньше Ш. Балли принимал А. Мейе: «Основа есть слово, поскольку оно [слово. – В. А.] выражает понятие» [Мейе 1938 [1903]: 170].
Существуют и другие несловоцентрические концепции, некоторые из них еще будут упомянуты. Все они в той или иной степени уравнивают слово с другими единицами языка, часть из них расщепляет слово на несколько единиц, наиболее крайние из этих концепций отказываются от слова вообще. Еще одна их общая черта: они должны тем или иным способом определять слово, это понятие не может оставаться интуитивно очевидным.
Возникновение несловоцентрических концепций в первой половине ХХ в. было закономерным: тогда возросли требования к научной строгости, а слово оказывалось неуловимым и не поддающимся строгим критериям понятием. Об этом в ту эпоху писали многие. Ш. Балли: «Понятие слова обычно считается ясным; на деле это одно из наиболее двусмысленных понятий, которые встречаются в языкознании» [Балли 1955 [1932]: 315]. А. М. Пешковский: «Самая природа отдельного слова… и самые принципы членения речи на слова остаются в области бессознательного» [Пешковский 1925: 123]. См. сходные высказывания Э. Сепира [Сепир 1993 [1921]: 50–51], В. Скалички [Skalička 1976: 16], А. Мартине [Мартине 1963 [1960]: 466–467] и многих других. Позже В. Г. Гак писал: «Трудность определения единых критериев выделения слова для всех видов слов и всех языков побуждала лингвистов пересматривать взгляд на слово как на основную единицу языка» [Гак 1990: 466]. В наши дни об этом пишет И. А. Мельчук: «Лингвисты не случайно веками6 искали определение этому понятию: как и все базовые понятия, “слово” – это очень сложный объект. Его описание требует углубленного анализа многочисленных фактов, большого числа промежуточных понятий, а также исследований в смежных областях, которые сами по себе не менее сложны… Термин слово одновременно и неоднозначен, и расплывчат» [Мельчук 1997: 95–96]. Впрочем, как раз И. А. Мельчук не отказался от слово-центризма (см. ниже).
Помимо трудностей с определением слова на возникновение несловоцентрических концепций повлияли и осознанные к началу ХХ в. трудности, связанные с применением традиционного понятия слова к языкам нефлективного строя. Поскольку «слова не даны нам в речи», а интуиция здесь не могла помочь, то необходимы были эксплицитные критерии, которые, как сразу выяснилось, легко не устанавливались. Видимо, не случайно ориентация не на слово, а на морфему как на базовую единицу исследования была особо свойственна дескриптивной лингвистике, во многом ориентированной на описание «экзотических» языков; впрочем, по-видимому, на нее мог влиять и строй английского языка (см. 3.2).
В целом же большинству направлений структурализма были свойственны несловоцентрические подходы. Некоторое исключение составляла Пражская школа, которая старалась совместить словоцентрический и несловоцентрический подходы, см. обзор взглядов пражцев на слово в книге [Krámský 1969] и позицию самого И. Крамского. Еще меньше несловоцентрические подходы были распространены в СССР, особенно среди тех лингвистов, которые по своей узкой специализации были русистами (впрочем, из словоцентризма исходил и А. И. Смирницкий, германист по специализации). Не связано ли это было с тем, что чешский и русский языки, как и латинский, в отличие, например, от английского или французского, по выражению Ш. Балли, «топят семантему в молекуле»?
А вот среди советских лингвистов, занимавшихся языками иного строя, несловоцентрические подходы встречались чаще. Вот, например, концепция И. Ф. Вардуля, япониста по узкой специализации: «В естественных ЯС (языковых системах. – В. А.) выделяется восемь ярусов… Морфонологический ярус. Н-единицами (низшими единицами. – В. А.) являются фонемы. В-единицами (высшими единицами. – В. А.) – морфемы… Лексико-морфологический ярус. Н-единицами являются морфемы. В-единицами – словоформы (или точнее – глоссемы)» [Вардуль 1977: 100]. И далее: «Имеется еще один ярус – с глоссемой в качестве его Н-единицы и синтаксемой в качестве В-единицы» [Там же: 215]. Затем выделяется и синтаксический ярус, где Н-единицами являются синтаксемы, промежуточными единицами – предложения, В-единицами – периоды [Там же: 229]. См. также несловоцентрическую концепцию в арабистике [Габучян, Ковалев 1968].
Вообще, концепция ярусного (уровневого) строения языка с трудом совместима со словоцентризмом уже потому, что эта концепция естественно предполагает движение либо «сверху вниз», либо «снизу вверх», что исключает возможность все начинать со слова. Обратное неверно: несловоцентрические подходы необязательно сопряжены с таким движением, скажем, Б. А. Успенский предлагал путь «предложение – морфема – слово» [Успенский 1965: 71–85].
Словоцентрический и несловоцентрические подходы не всегда четко отграничены друг от друга: даже в такой явно словоцентрической по своим принципам работе, как академическая «Грамматика русского языка», говорится, что «словосочетания делятся на слова» [Грамматика 1952: 10–11]. Ср. также совмещение подходов у И. Крам-ского [Krámský 1969: 67–72], Дж. Лайонза [Лайонз 1978 [1972]: 193–219] и др. Положения, логически связанные со словоцентрическим подходом, например понимание лексемы как множества словоформ, могут разделяться и лингвистами, не исходящими из словоцентризма. Тем не менее принципиальные различия двух точек зрения несомненны.
В последние полвека теоретические споры по вопросам слова стали менее острыми, хотя эти вопросы остались нерешенными. Дело здесь, прежде всего, в общем переносе центра внимания мировой лингвистики с фонологии и морфологии на синтаксис и семантику. М. Хаспельмат [Haspelmath 2011: 75] отмечал, что последняя известная ему теоретическая работа, где обсуждаются данные проблемы, – книга [Langacker 1972] (речь, разумеется, не идет о грамматиках конкретных языков). Однако в конце прошлого века появилась фундаментальная книга [Мельчук 1997] (до русского ее издания вышло французское), надо отметить и сборник [Dixon, Aikhenvald (eds) 2003], включающий и теоретические статьи, и описания конкретных языков.
Как отмечает В. А. Плунгян, «разные модели морфологии отличаются друг от друга прежде всего тем, что ориентированы на языки разных типов»; один тип считается эталонным, а прочие типы – отклонениями от эталона [Плунгян 2000: 71]. Словоцентрический подход эталоном считает какой-либо синтетический флективный язык (древнегреческий, латинский, русский и др.), а последовательно несловоцентрический подход (особенно у дескриптивистов) более всего ориентируется на «агглютинативный идеал» [Там же: 71–72], не потому, что таким лингвистам агглютинативные языки привычнее, а потому, что этот подход проще, фузионные же явления усложняют описание. С этим различием связаны в том числе и определения слова.
- Интонационные стратегии русской речи в сопоставительном аспекте
- BYZANTINOROSSICA: Свод византийских свидетельств о Руси. Том I
- BYZANTINOROSSICA: Свод византийских свидетельств о Руси. Том II. Нарративные памятники
- От Франсуа Вийона до Марселя Пруста. Страницы истории французской литературы Нового времени (XVI-XIX века). Том I
- От Франсуа Вийона до Марселя Пруста. Страницы истории французской литературы Нового времени (XVI-XIX века). Том II
- «Мыслящий тростник». Жизнь и творчество Паскаля в восприятии русских философов и писателей
- В сторону лирического сюжета
- История лингвистических учений: учебное пособие
- 90 лет Н. А. Баскакову
- Избранные работы по истории русского языка
- Семантическая реконструкция в алтайской этимологии. Соматические термины (плечевой пояс)
- Божественный глагол. Пушкин, прочитанный в России и во Франции
- Фразеология в контексте культуры
- Андрей Курбский и Иван Грозный. Теоретические взгляды и литературная техника древнерусского писателя
- Современная русская диалектная и литературная фонетика как источник для истории русского языка
- Авторское самосознание древнерусского книжника (XI – середина XV в.)
- Русско-английский фразеологический словарь
- Пушкин. Таврида. Киммерия
- Пандекты Никона Черногорца в древнерусском переводе XII века (юридические тексты)
- Курс общей морфологии. Том I
- Курс общей морфологии. Том II
- Курс общей морфологии. Том III
- Цикл молитв Кирилла Туровского. Тексты и исследования
- Культура в зеркале языка: древнегерманские двучленные имена собственные
- 40 лет Санкт-Петербургской типологической школе
- Русские толкования
- Толкуя слово. Опыт герменевтики по-русски
- Новый объяснительный словарь синонимов русского языка. Второй выпуск
- Жилище в обрядах и представлениях восточных славян
- Исследования. Письма о литературе
- Текстология Древней Руси. Том 1. Повесть временных лет
- Теория значения в системе функциональной грамматики. На материале русского языка
- Теория морфологических категорий и аспектологические исследования
- Память в языке и культуре
- Избранные работы. Литература советского прошлого. Том I
- Исправление книг при патриархе Никоне и последующих патриархах
- Аспекты теории фразеологии
- Пушкин в зеркале мифов
- Арабская филология. Грамматика, стихосложение, корановедение
- Герменевтика древнерусской литературы. Сборник 12
- Ранние работы по истории русской поэзии XVIII века
- Русский формализм. Методологическая реконструкция развития на основе принципа остранения
- Компаративистика, уралистика. Лекции и статьи
- Смысл и сочетаемость в словаре
- Исландские саги. Том 2
- Пушкин и Мицкевич. История литературных отношений
- Пути культурного импорта. Труды по русской литературе XVIII века
- Грамматическая семантика. Русский язык в типологической перспективе
- Книжный шкаф Кирилла Кобрина
- Материалы к словарю метафор и сравнений русской литературы XIX-XX вв. Выпуск 1. Птицы
- Материалы к словарю метафор и сравнений русской литературы XIX-XX вв. Выпуск 2. Звери, насекомые, рыбы, змеи
- История церковнославянского языка в России. Конец XIX-XX в.
- Мужчины и женщины в невербальной коммуникации
- Современный русский язык. Социальная и функциональная дифференциация
- Современный русский язык. Активные процессы на рубеже XX-XXI веков
- Арабская литература: поэтика, стилистика, типология, взаимосвязи
- Культурные слои во фразеологизмах и в дискурсивных практиках
- Типы производных значений и механизмы языкового расширения
- Спряжение украинского и русского глаголов и морфологическая типология славянских языков
- Соборник Нила Сорского. Часть I
- Литературоведение как литература. Сборник в честь С. Г. Бочарова
- Семантика русского числа
- Типология грамматикализации конструкций с глаголами движения и глаголами позиции
- Курс общей морфологии. Том IV
- Курс общей морфологии. Том V
- Рукописная традиция Жития преп. Зосимы и Савватия Соловецких (XVI—XVIII вв.). Том I
- Рукописная традиция Жития преп. Зосимы и Савватия Соловецких (XVI—XVIII вв.). Тексты. Том II
- Теория функционального синтаксиса. От семантических структур к языковым средствам
- Жизнь языка. Сборник статей к 80-летию М. В. Панова
- Природа реальности в австрийской литературе
- Инварианты в русском словоизменении
- Древнерусская литература
- Slavia Orthodoxa. Литература и язык
- Язык, речь, личность
- Прагматика извинения. Сравнительное исследование на материале русского языка и русской культуры
- Автор и лирический текст
- Литературная культура России. Раннее Новое время
- Вереница литер. К 60-летию В. М. Живова (сборник)
- Труды по семантике
- Семиотика, лингвистика, поэтика. К столетию со дня рождения А. А. Реформатского
- Статистический словарь языка русской газеты (1990-е годы). Том 1
- Статистический словарь языка Достоевского
- Русский язык. Избранные работы
- Словарь языка русской поэзии XX века. Том I. А – В
- Словарь языка русской поэзии XX века. Том IV. Кругл – М
- Слово в тексте и в словаре. Сборник статей к семидесятилетию академика Ю. Д. Апресяна
- Русский роман в ситуации философско-религиозной полемики 1860–1870-х годов
- Пушкин. Краткий очерк жизни и творчества
- Экспрессивный синтаксис глагола русского и сербского/хорватского языков
- Типологический синтаксис скандинавских языков
- Слово в перспективе литературной эволюции. К 100-летию М. И. Стеблин-Каменского
- Эмбриология поэзии. Статьи по поэтике и теории искусства
- Народная демонология Полесья. Публикации текстов в записях 80-90-х гг. XX века. Том I. Люди со сверхъестественными свойствами
- Художественный мир Михаила Булгакова
- Коммуникативные стратегии русской речи
- Язык и культура. Факты и ценности. К 70-летию Юрия Сергеевича Степанова
- Язык семейских – старообрядцев Забайкалья
- «Русское именное словоизменение» с приложением избранных работ по современному русскому языку и общему языкознанию
- Древненовгородский диалект
- Михаил Булгаков и его родные. Семейный портрет
- Нигеро-конголезский праязык: личные местоимения
- Путь в язык. Одноязычие и двуязычие
- Коммуникативные ценности русской культуры: категория персональности в лексике и прагматике
- Народная демонология Полесья. Публикации текстов в записях 80-90-х гг. XX века. Том II. Демонологизация умерших людей
- Ранняя лирика А. А. Блока (1898 – 1904): поэтика религиозного символизма
- Русская фонетика в развитии. Фонетические «отцы» и «дети» начала XXI века
- Гоголь в тексте
- О книжности, литературе, образе жизни Древней Руси
- Русская элегия неканонического периода: очерки типологии и истории
- Акцент и ударение в современном русском языке
- Язык: от смысла к тексту
- О чем рассказывают нам тексты?
- От Пушкина до Пушкинского дома: очерки исторической поэтики русского романа
- Лубочная библия: язык и текст
- Русская речь и рынок. Традиции и инновации в деловом и повседневном общении
- Краткий словарь русских острот
- Исследования по лингвистике и семиотике. Сборник статей к юбилею Вяч. Вс. Иванова
- Фигура сокрытия. Избранные работы. Том 1. О русской поэзии XIX и XX веков. Об истории русской художественной культуры
- Фигура сокрытия. Избранные работы. Том 2. О прозе и драме
- Корреляционная грамматика сербского, хорватского и бошняцкого языков. Часть 1: Фонетика – Фонология – Просодия
- Опыт описания семантики союзов. Лингвистические данные о деятельности сознания
- Новое в согдийской этимологии
- Россия: изменяющийся образ времени сквозь призму языка. Репрезентация концепта времени в русском языке в сопоставлении с английским и немецким языками
- Прагматика грамматики
- Даргинский говор селения Танты: грамматический очерк, вопросы синтаксиса
- Беседы о немецком слове
- Игры фокуса в языке. Семантика, синтаксис и прагматика дефокусирования
- Введение в теорию риторики
- Дистрибутивно-статистический анализ языка русской прозы 1850–1870-х гг. Том 1
- Индоевропейский словарь с ностратическими этимологиями. Том I
- Индоевропейский словарь с ностратическими этимологиями. Том II
- Индоевропейский словарь с ностратическими этимологиями. Том III
- Лингвистическая полифония. Сборник статей в честь юбилея профессора Р. К. Потаповой
- Первый, второй и третий человек
- Основы африканского языкознания. Диахронические процессы и генетические отношения языков Африки
- От значения к форме, от формы к значению. Сборник статей в честь 80-летия члена-корреспондента РАН А. В. Бондарко
- Память культуры. Наследие Средневековья и барокко в русской литературе Нового времени
- Эволюция понятий в свете истории русской культуры
- Системы порядка слов славянских языков в типологическом аспекте
- Словарь языка русской поэзии XX века. Том V. Н – Паяц
- Типология лабильных глаголов
- Ритуал в языке и коммуникации
- Речевая коммуникация. От звука к высказыванию
- Русская метафора: прошлое, настоящее, будущее
- Русская семантика в типологической перспективе
- Актуальные этноязыковые и этнокультурные проблемы современности. Книга I
- Дескрипторная теория метафоры
- Движение литературы. Том I
- Движение литературы. Том II
- Русская метафорическая система в развитии: XI–XXI вв.
- Методы когнитивного анализа семантики слова. Компьютерно-корпусный подход
- Лингвистика и преподавание русского языка в школе
- «Свободная стихия». Статьи о творчестве Пушкина
- Исключение как правило: Переходные единицы в грамматике и словаре
- Субстантивное число и детерминация в русском и китайском языках
- Проблемы сравнительно-исторического изучения языка кашмири
- Новый объяснительный словарь синонимов русского языка
- Языковая картина мира и системная лексикография
- Теоретические проблемы русского синтаксиса: взаимодействие грамматики и словаря
- Уступительность: механизмы образования и взаимодействия сложных значений в языке
- Ареальная типология префиксального перфектива (на материале языков Европы и Кавказа)
- Лингвистические, математические, семиотические и компьютерные модели в истории и теории литературы
- Лингвистика, поэтика, текстология. Избранные статьи
- Материалы к словарю метафор и сравнений русской литературы ΧΙΧ–XX вв. Выпуск 3. «Растения»
- Акциональность в лексике и грамматике. Глагол и структура события
- Древняя Русь. Пространство книжного слова. Историко-филологические исследования
- Язык русского зарубежья. Общие процессы и речевые портреты
- Актуальные этноязыковые и этнокультурные проблемы современности. Книга II
- Многозначность в языке и способы ее представления
- Нормы русского литературного языка XVIII—XIX веков: Словарь. Пояснительные статьи
- Путешествие вглубь романа. Лев Толстой: Анна Каренина
- Синтаксическая система болгарского языка на фоне русского
- Словарь языка русской поэзии XX века. Том VI. Пе – Радость
- «Риторика» Б. Лами в истории французской филологии
- До Франсуа Вийона, до Марселя Пруста. Том III
- Долгота / краткость согласного на месте сочетаний двух согласных букв в современном русском литературном языке
- Русская аспектология. В защиту видовой пары
- Смысл и стих. Труды по поэтике
- Соборник Нила Сорского. Указатель слов: О-V
- Philologica parerga. Статьи по этимологии и теории культуры
- Андрей Платонов… и другие. Языки русской литературы ХХ века
- В пространстве языка и культуры. Звук, знак, смысл. Сборник статей в честь 70-летия В. А. Виноградова
- Народная демонология Полесья: Публикация текстов в записях 80–90-х гг. ХХ в. Том III. Мифологизация природных явлений и человеческих состояний
- Очерки исторической морфологии русского языка XVII—XVIII веков
- Принцип знака в системе языка
- Приставки и глаголы в русском языке: семантическая грамматика
- Семантика предложения и нереферентные слова (значение, коммуникативная перспектива, прагматика)
- Слово и язык. Сборник статей к восьмидесятилетию академика Ю. Д. Апресяна
- Смыслы, тексты и другие захватывающие сюжеты: Сборник статей в честь 80-летия Игоря Александровича Мельчука
- Соборник Нила Сорского. Указатель слов: А-Н
- Типология вида. Проблемы, поиски, решения
- Труды по акцентологии. Том 2. Древнерусский и старовеликорусский акцентологический словарь-указатель (XIV–XVII вв.)
- Учебник по русской литературе для средней школы
- Этимологический словарь чукотско-камчатских языков
- Аспекты индоевропейской реконструкции: Акцентология. Морфология. Синтаксис
- Когнитивный анализ общечеловеческих концептов
- От Хомякова до Лотмана
- Позиционная морфология русского языка
- Проблемы коммуникации у Чехова
- Сфера действия лексических единиц
- Эволюция представлений о Языке
- Достоевский и Чехов. Неочевидные смысловые структуры
- Финно-угорские языки: фрагменты грамматического описания. Формальный и функциональный подходы
- Язык о языке
- Язык. Личность. Текст. Сборник статей в честь Т. М. Николаевой
- Дистрибутивно-статистический анализ языка русской прозы 1850—1870-х гг. Том 2
- Архитектура клаузы в параметрических моделях: синтаксис, информационная структура, порядок слов
- Владимир Маяковский. Поэт в интеллектуальном контексте эпохи
- Говор казаков-некрасовцев Ставропольского края
- Древнерусская литература как литература. О манерах повествования и изображения
- Древнеславянский Октоих св. Климента, архиепископа Охридского: по древнерусским и южнославянским спискам XIII—XV веков
- Евангельское слово в творчестве Пушкина и Достоевского
- Когнитивная модель дискурса и русский порядок слов
- Морфонологизованные парадигматические акцентные cистемы: Типология и генезис. Том I
- Общая и антропоцентрическая лингвистика
- Проблемы исследования языковой картины мира. Аналогия в семантике
- Речевые действия и действия мысли в русском языке
- Соборник Нила Сорского. Часть 3
- Современный русский язык: Система – норма – узус
- Тем более что жизнь короткая такая…
- Теория языка в ее развитии: от натуроцентризма к логоцентризму через синтез к лингвоцентризму и к новому синтезу
- Типологические обоснования в грамматике. К 70-летию профессора В. С. Храковского
- Шекспир, Бахтин и Достоевский. Герои и авторы в большом времени
- Эволюции смыслов
- Отечественные лингвисты XX века
- Редупликация. Опыт типологического исследования
- Текстология Древней Руси. Том 2. Древнерусские литературные произведения о Борисе и Глебе
- Русский язык конца XX столетия (1985—1995)
- Герменевтика древнерусской литературы. Сборник 11
- Герменевтика древнерусской литературы. Сборник 15
- Герменевтика древнерусской литературы. Сборник 13
- Герменевтика древнерусской литературы. Сборник 14
- Литературное произведение: Теория художественной целостности
- Исландские саги
- Словарь языка русской поэзии XX века. Том III. З – Круг
- Из лингвистического наследия. Том I
- Словарь языка русской поэзии XX века. Том II. Г – Ж
- Японистика. Теория языка. Социолингвистика. История языкознания
- История русской литературы XX века
- BYZANTINOROSSICA. Свод византийских актовых свидетельств о Руси. Том III
- Глагольные категории в системе функциональной грамматики
- Имплицитность в языке и речи
- Русский стихотворный сказ XVII–XXI вв. Генезис. Эволюция. Поэтика
- Избранные труды. Том I
- Избранные труды. Том II
- Язык албанцев Украины в середине ХХ века. Тексты и словарь. Комментарии
- Материалы к словарю метафор и сравнений русской литературы ΧΙΧ–XX вв. Выпуск 4. «Камни, металлы». Выпуск 5. «Ткани, изделия из тканей»
- Поэзия и миф. Избранные статьи
- Актуальные этноязыковые и этнокультурные проблемы современности. Этнокультурная и этноязыковая ситуация. Языковой менеджмент. Языковая политика. Книга III
- Жанровое своеобразие писем читателей в газеты. На материале эмигрантских и советских газет 20-х гг. ХХ в.
- Язык русской поэзии XVIII–XX веков
- Корпоративная коммуникация в России. Дискурсивный анализ
- Словарь языка русской поэзии XX века. Том VII. Радуга – Смоковница
- Синтаксис простого предложения в хеттском языке
- Взаимопроникновение русской и финской литературы в первой половине ХХ века
- Проблемы скрытой грамматики. Синтаксис, семантика и прагматика языка изолирующего строя. На примере китайского языка
- Гидронимия бассейна реки Мсты. Свод названий и анализ микросистем
- Введение в русскую аспектологию
- Топонимные модели Карелии в пространственно-временном контексте
- Очерки по исторической и антропологической лингвистике. Т. II
- Лувийский язык в пространстве и времени
- Очерки по исторической и антропологической лингвистике. Т. 1
- Эгоцентрические единицы языка
- Вариативность речевого развития детей
- Германская мифология. Т. I
- Германская мифология. Т. II
- Германская мифология. Т. III
- Основы африканского языкознания. Языковые контакты в Африке
- Слово и части речи
- Статьи по общему языкознанию, компаративистике, типологии
- Стих и проза в культуре Серебряного века
- Историческая семантика средств и форм древнерусской литературы (источниковедческие очерки)
- Народная демонология Полесья. Публикации текстов в записях 80-90-х гг. XX века. Том IV. Духи домашнего и природного пространства. Нелокализованные персонажи
- Связность текста: мереологические логико-семантические отношения
- Фигура сокрытия. Избранные работы. Том 3. О фольклоре
- Фигура сокрытия. Избранные работы. Том 4. О древнерусской письменности
- Модусы идентификации русской языковой личности в эпоху перемен
- Словарь языка русской поэзии XX века. Том VIII. Cмола – Толщь
- Юрий Лотман: О смысле, тексте, истории. Темы и вариации
- Дистрибутивно-статистический анализ языка русской прозы 1850—1870-х гг. Том 3
- Byzantinorossica IV. Свод византийских литературных свидетельств о Руси (до XIII в.)
- Альтернативные пути формирования русского литературного языка в конце XVII – первой трети XVIII века. Вклад иностранных ученых и переводчиков
- Модели речевого поведения в немецкой и русской коммуникативной культуре
- Школа перевода в Древней Руси на рубеже XV–XVI вв. Nicolaus de Lyra и Дмитрий Герасимов
- Стихосложение новейшей русской поэзии
- Лингвистика дискурса: структура, семантика, прагматика
- Житие Паисия Угличского. Исследование и тексты
- Лестница Иакова. Архитектоника лингвофилософского пространства
- Молитвенная лирика русских поэтов
- Творчество А П. Чехова: пол, гендер, экзистенция.
- Исследования по русской и компаративной семантике
- Русские речевые жанры
- Н. А. Федоров. Исследования. Переводы
- Полимодальные измерения дискурса
- Балканославянская ирреальность в зеркале русского языка (южнославянские да-формы и их русские параллели)
- В поисках смысла: опыт интерпретации памятников древнерусской литературы
- При Екатерине. Труды по русской литературе XVIII века
- О счастье и радости в мире Достоевского
- Грамматика нереального: к анализу структуры средневекового нарратива
- Материалы к словарю метафор и сравнений русской литературы XIX–XXI вв. Выпуск 6: «Человек». Жизнь, смерть, судьба, время
- Словарь языка Чехова. Словарь языка Чехова и проблемы авторской лексикографии
- Опыты филологических реконструкций
- Словарь языка русской поэзии ХХ века. Том IX. Книга 1: Только – Уехать
- Словарь языка русской поэзии ХХ века. Том IX. Книга 2: Уж – Цезарь
- Язык и искусственный интеллект. Сборник статей по итогам конференции «Лингвистический форум 2020. Язык и искусственный интеллект»
- «И был явлен им остров…». Острова Иного мира в древнеирландской традиции
- Функция и язык. К регулятивной парадигме в лингвистике
- Уильям Шекспир в художественном мире И. С. Тургенева («Гамлет» и «Король Лир»)