Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск «По следам „Книжной Сибири“»

Ольга Блинова

Родом из г. Томска. Мать – лингвист, отец – историк. Училась: Томский университет (филология), Иркутский университет (журналистика), аспирантура МГУ (литературная критика). С 1979 года – член Союза журналистов. С 2003 года – член Союза писателей России. Публикации в газетах и журналах Сибири, Урала, Москвы, Сергиева Посада. Книги: «Накануне дороги» – стихи (Томск, 1989), «Облик» – стихи, проза, журналистика (Сергиев Посад, 2005), «Провожаю сентябрь» – проза, стихи (Сергиев Посад, 2015), «Мы ваши бабушки» – киноповести (Сергиев Посад, 2017).

Лауреат конкурса «Золотое перо Посада». Лауреат Первого всероссийского конкурса им. Геннадия Карпунина в номинации «Поэзия». В последнее время – литредактор и корректор. Живет между Томском и Сергиевым Посадом.

Владимирские художники, или Неужто аборигены съели Кукшу?

Слова, что путешествовать лучше летом, – только слова. Попасть во Владимир пришлось как раз по самому лучшему снегу зимы: пушистому, теплому – такому, какой не лежит и часу в столице, тут же истаивает. Но там, в бывшем стольном граде Владимире, он шел и шел и лежал ковром, и на главной улице ранним утром дворники сгребали его классическими деревянными широкими лопатами, а где еще не сгребли – можно было увязнуть.

Белый Владимир. Белые храмы на белом снегу. Строгое великолепие Успенского собора. Потемневший белый камень стен монастыря, принявшего первоначально прах Александра Невского. Остатки золотого века владимирского зодчества.

Белый прах веков.

Улица, которую прежде (как и во многих старых русских городах) называли Большой и о которой Добролюбов, проезжая, писал: «…кондуктор говорит, что только одна улица и есть порядочная во всем Владимире».

Совсем рядом, в пяти минутах отсюда, по горе и под горой разбросаны деревянные домишки, узкие улочки и тот подвал, о котором пойдет, вниз скатываясь, речь. Пока приведем только строки путеводителя, изданного за два года до перестройки: «У царского правительства “не было” денег на благоустройство одного из древнейших городов России».

У последующих правительств, увы, тоже.

Здесь, во Владимире, служил некогда в губернской газете Герцен. Здесь жили знаменитые братья Столетовы – физик и генерал. Здесь, на той же главной улице, стоит один из старейших в стране музеев.

Картины Поленова, Тропинина, Шишкина, Васнецовых, Айвазовского, Куинджи и даже (мало где увидишь) Фешина. Любовно и ностальгически-романтизированно оформлена экспозиция быта дворянских усадеб, коих много было когда-то в губернии. Впечатляет напоминающая иконостас стена портретов русских царей и примкнувших к ним исторических личностей.

Происходила в эти дни в музее и оригинальная выставка бутылок всех времен (около 300 экспонатов, хотя действительность, конечно, богаче), сопровожденная, увы, очень самодеятельными стихами «на заказ». Получасом позже антикварный магазин неподалеку показался достойным продолжением той выставки, только более многожанровым.

На выходе из этого красивого музея угрюмо томился очень вооруженный пятнистый охранник, создавая эстетический контраст. Но вина не его, конечно, а снега, белого снега…

На той же заснеженной главной улице – все приметы времени, вывески причудливо названных баров и кафе – тут, как и во многом, провинция изобретательней Москвы. Долго пришлось опрашивать прохожих: что за памятник, единый в трех лицах, громоздится в центре? Толком всех составляющих памятник лиц не знал никто, лишь смущенно сообщили, что в народе это называется «Три дурака», а то и похуже. По концентрации памятников этот квадрат города явно превосходил все другие: видимо, призван осуществлять зодческую связь времен. Вот по поводу связи времен здешний скульптор и уточнил: «Видите – там Андрей Рублёв? А через дорогу – Ильич. Позы явствуют: Рублёв рисует Ленина».

* * *

Скульптор очень симпатичный, общительный. За шестьдесят, но бодр и подвижен. Преподает живопись в местном институте. В последние годы обратился к религии (очевидно, на фоне тяжелых болезней в семье) и проповедует неустанно, оставаясь при этом, слава богу, человеком с природным юмором. К иным мировоззрениям терпим. Признаков ежедневной творческой работы не видно в его огромной мастерской: приобщение к религии и творческое самовыражение – процессы очень часто обратно пропорциональные…

Скульптор рассказал, что не так давно сюда перебрался художник из Сибири: «Вот его этюды, я их даже использую как учебное пособие на своих занятиях».

Этюды показались интересными, и потом – земляк… здесь, во Владимире, а вдруг еще и знакомый? (Потом оказалось, что Скульптор традиционно перепутал Омск и Томск.)

Так мы попали в прилегающие к центру «шанхайчики» – узкие крутые улочки, по которым вовсю скатывались на санках дети. Как сказал потом Земляк, весной мимо его подвала поток воды идет так быстро, что в его подвал не заходит.

Жилище Земляка и вправду было экзотикой, если применимо это понятие к российской трущобе, которую он, однако, приобрел здесь за немыслимую сумму. Мастерские художников – зачастую экзотика, но эта была поистине берлога: свет дня сюда проникнуть ни в какое время года попросту не мог.

Поэтому низкий потолок был оснащен лампами дневного света. И вообще все было обустроено, как надо для жизни (скажем, в сибирском зимовье, где порядок – закон и весь нужный минимум в наличии и на месте). Две печки обогревали жилище, полки с книгами, картинами и утварью располагались оптимально. Сам хозяин умел в десять минут испечь крупные лепешки (постные, чему рад был Скульптор) и столь же быстро приготовить говяжью печень – лучше любой хозяйки (для гостей мирских).

Все это соответствовало и той скорости, с какой он «пек» свои картины (ибо их немерено, а это только «владимирский период»).

Было удивительно узнать, что ему лет на десять больше, чем выглядит, то есть вовсе не сорок пять.

– Я еще выйду на мировую арену, – сказал он без пафоса и хвастовства.

И хотелось пожелать Земляку в этой его уверенности всего самого-самого. А картины… Что картины? Можно работать днями, годами – и писать хуже… А можно убавить количество и заняться качеством. Но на что тогда жить, на что менять места, познавая белый свет в своем неустанном поиске другой среды и натуры?.. Не говоря уже о самом свете, свете дня, на который он иногда выносит (в подвальный свой двор) работы, чтобы увидеть их все же в истинном цвете…

– Почему перебрался сюда из Сибири?

– Здесь настоящая Русь. А Сибирь – колония России.

– Настоящая Русь… Храмы вместо пятистенок и вместо ивняка ветла?

Нет, мы не спорили с ним. (Гоген – тот, наоборот, в колонию уехал.) Художниками правят иные законы. От Скульптора я знала: он, Земляк, постоянно навещает в больнице уже беспомощного во всех отношениях главу «владимирской школы» живописи, которого, похоже, больше некому навещать.

И еще преподает живопись детям.

Причудлива связь поколений.

* * *

У хозяина сидел уже гость, тоже художник. Выпивший, но по контрасту с хозяином хмурый. Причина выпивки (с которой он, видно, давно и не без труда завязал) и хмурости (присущей, видно, ему и так) была серьезная: у него в этот день пропала собака. Ее-то он искал, бродя по этим шанхайчикам, и, отчаявшись, забрел сюда, душу утишить и утешить.

– Кукшей ее зовут, – мрачно сказал Художник. – Давно она у нас. Только ее и люблю. В этой жизни. И так с женой плохо живем, а если еще и без Кукши…

Сначала, по правде, взяла досада при виде этого человека: не удастся поговорить с Земляком о его картинах, о Сибири, послушать его («Совершенно оригинальные», – сообщил Скульптор) философские воззрения…

Сразу стало ясно: слушать придется только этого хмурого, который продолжал, почти не закусывая, пить, курить – и говорить. Говорить медленно, с паузами, не глядя на слушателей и не рассчитывая ни на какую обратную связь.

И постепенно его монолог, не меняя темпа, начал набирать художественные обороты, достойные Жванецкого. То, что мы то и дело закатывались хохотом, на автора не производило впечатления. Пережидал, и все. Да мы и за хохот наш почти испытывали неловкость: предмет рассказа был не смешной. Но стиль! Бывают же мастера устного жанра. Попробуйте почитать на бумаге лучших комиков – и что?

Записывать было бесполезно: устный жанр. Однократный. Импровизация. Передаю, очень приблизительно и слабо, фрагменты:

– Объявление, говорите, о пропаже собаки дать? На какие деньги? На какой телефон? У меня его нет. Жена в будку зашла позвонить, вышла – Кукши нет. Да мне в Петушки-то не на что доехать, там домик с огородом.

Был однажды в столице, смотрю – вывеска, выставка. И закрыто почему-то. А уж если я решил попасть… Дергаю дверь, пустите, говорю, я художник! Открыли, пустили. Вид-то у меня был дикий, намеренья странные. Прохожу – не выставка, а прямо офис. Все такие черно-белые, все с животами, с телефонами сотовыми: только в Нью-Йорк можно дозвониться, в Петушки – никогда. Х-худож-ники! И картины висят. Не смог я смотреть долго на эти картины. Они у них такие же, как сами они, черно-белые и с животами.

…Этот человек, казавшийся старше своих лет, был, по сути, из той породы российских мастеров (художников, писателей, поэтов, бардов – список можно продолжить и в другие социальные сферы), которые могут одно и только одно – свое искусство. Монолиты. Они существовали во все века, но именно в этот им назначенный век существование их в своей стране – не то на грани, не то за гранью.

– Он хороший художник, – сказал мне вполголоса в коридоре Земляк. – А собаку его, наверное, уже бомжи съели. Попал я на днях в один такой бомжатник, а у них сковорода огромная с мясом. Откуда? Да собачатина.

Хмурый гость простился с нами от порога. Пошел туда, где ему попадет за выпивку и где у двери уже не встретит Кукша.

* * *

Побывали мы и в официальных мастерских, современном здании близ центра, посмотрели доску объявлений о периодических выставках местных мастеров, послушали речи старого художника, что вот мог бы писать, как хочет, а пишет как надо – на продажу: чтобы пейзажи дежурные, колорит местный, церковки буколические, иностранцам чтобы нравилось… От этих везде актуальных бесед (и картин) впечатления не помню. Остались только белые храмы на белом снегу – и неотвязная мысль: «Может, все-таки жива Кукша-то?»

Виктор Болгов

Родился в г. Красноярске 14 февраля 1948 года. Образование среднее специальное. Служил в ракетных войсках на Камчатке (1969–1972), работал слесарем-испытателем космической техники, старшим техником, мастером производственного обучения. В настоящее время работающий пенсионер. Имеет взрослого сына (1980 г. р).

В 2014 году принят в Интернациональный Союз писателей. В 2019 году принял участие в Международной Лондонской литературной премии и стал номинантом. В 2020 году решением жюри премии присвоено звание «Лучший писатель 2014–2019». Лауреат двух международных конкурсов: «Серебряный стрелец» (малая проза), «Литературная галактика» (сказки и фантастика). Лауреат краевых и городских конкурсов: «Тридцать лет Победы» (1975) г. Железногорска, «Пятьдесят лет без войны» (стихи о войне) г. Красноярска. Автор четырех книг: «Виды», «Виды на жизнь», «Эх, спою я вам частушки!» (под псевдонимом Коловрат Крапива) и большой книги прозы «Давние годы». Публиковался в ряде альманахов и коллективных сборников.

Стихи и прозу размещает на сайтах: «Стихи. ру», «Проза, ру», «Литсовет» и др. Помимо литературы увлекается живописью, театральным творчеством, пением, фотографией, много путешествует.

Лапчатый гусь
Антидрама, псевдофарс Злодей и Дама в последний час

Действующие лица:

МАРУСЯ (красивая, яркая, молодая дама переменчивого поведения).

ЗЛОДЕЙ (бывший зэк, старый ухажер Маруси).

СЕРГЕЙ (новый ухажер Маруси).

ДВА СОБУТЫЛЬНИКА СЕРГЕЯ.

ДВЕ ТЕТКИ-СПЛЕТНИЦЫ.

ГРУЗИН (богатый кавказец).

Место действия:

Зеленый сквер внутри жилого городского квартала. Ближе к центру стоит толстый развесистый тополь или вяз. С краю от дерева стоит скамейка. На скамейке сидят две тетки-сплетницы. Справа, в глубине сквера, расположен павильон с окошечком. Над павильоном вывеска «СВЕЖЕЕ ПИВО». Свободная площадка сквера слева и справа огорожена кустами сирени. Возле пивного павильона за небольшой круглой стойкой стоят два собутыльника и пьют пиво. Слева по дорожке идут, направляясь к скамейке, Маруся и Сергей.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ПЕРВАЯ СПЛЕТНИЦА (второй). Погляди, как Маруська вырядилась.

ВТОРАЯ СПЛЕТНИЦА (первой с опаской). Как на нас еще не накинулась!.. Ухажера себе нашла. А сама-то, гляди, как дошла!..

ПЕРВАЯ СПЛЕТНИЦА (второй). У нее уже был раньше хахаль-то.

ВТОРАЯ СПЛЕТНИЦА (первой). Тот в тюряге, должно быть, сидит.

ПЕРВАЯ СПЛЕТНИЦА (второй). Вернулся, ирод! В наколках весь.

ВТОРАЯ СПЛЕТНИЦА (с испугом). Ой, страху-то!

ПЕРВАЯ СПЛЕТНИЦА (со злорадством). Вот Маруське от зэка влетит!

ВТОРАЯ СПЛЕТНИЦА (с испугом). Никак к нам эта стерва рулит?! Уйдем отселя, пока по-хорошему…

ПЕРВАЯ СПЛЕТНИЦА. Сейчас окрысится наглой рожей! А ну ее, от греха подальше!

ВТОРАЯ СПЛЕТНИЦА. Нет на свете Маруськи гаже!

Две тетки-сплетницы встают со скамейки и уходят в глубь сквера, за кусты. К скамейке подходят, держась под руку, Маруся и ее новый кавалер Сергей.

СЕРГЕЙ (озабоченно Марусе). Я слышал, твой вернулся?!

МАРУСЯ (обиженно). Какой он мой!..

СЕРГЕЙ (равнодушно). Мне все равно – вернулся так вернулся. (Сугрозой.) Припрется только пусть к тебе домой!..

МАРУСЯ. Ой, не пугай – я пуганая птичка!..

СЕРГЕЙ. Да уж, кроткая синичка.

МАРУСЯ. Его дом – тюрьма. А мой дом – свобода… И помнить о нем мне совсем неохота.

Двое собутыльников замечают Сергея с Марусей и зовут Сергея к себе – выпить пива.

ПЕРВЫЙ СОБУТЫЛЬНИК. Серёга, иди к нам, пивка попей свежего!..

ВТОРОЙ СОБУТЫЛЬНИК. И кралю с собою веди!..

СЕРГЕЙ (Марусе). Пойдешь?

МАРУСЯ. Нет. А ты, ты иди… Оттянешься пивом и успокоишься. Только не долго… Я здесь подожду.

Маруся садится на скамейку.

СЕРГЕЙ. Тогда ухожу.

Сергей отходит к пивному ларьку. Берет в окошечке пивного ларька кружку пива и присоединяется с пивом к приятелям-собутыльникам.

СЕРГЕЙ (собутыльникам). Привет, братва!..

Отхлебывает пиво из большой пузатой кружки.

ПЕРВЫЙ СОБУТЫЛЬНИК. Привет, Серега!

ВТОРОЙ СОБУТЫЛЬНИК. Маруся что, совсем не пьет?

СЕРГЕЙ. Пускай проветрится немного. Или домой к себе идет.

ПЕРВЫЙ СОБУТЫЛЬНИК. Марусь красивая бабенка…

ВТОРОЙ СОБУТЫЛЬНИК (Сергею). Не ждет ли от тебя ребенка?

СЕРГЕЙ. Нищету, что ли, плодить?..

ПЕРВЫЙ СОБУТЫЛЬНИК. Как скажешь…

ВТОРОЙ СОБУТЫЛЬНИК. Так тому и быть.

Приятели-собутыльники, потягивая пиво, молча переглядываются. На скамейке сидит, скучая, Маруся и ждет Сергея. Скучая, она напевает песенку:

ПЕСЕНКА СКУЧАЮЩЕЙ МАРУСИ

 
Один кавалер мой в тюрьме посидел,
Другой кавалер глушит пиво.
И только Маруся одна не у дел,
Сидит и скучает лениво.
Маруся, Маруся…
Маруся, не трусь!
В кого я влюблюся?
Чего я дождусь?
Зарежет Марусеньку ножиком урка.
Другой же пропьет
Средь своих полудурков.
Маруся, Маруся,
Маруся, не трусь!
Где ж он, перелетный
Любимый мой гусь?
 

МАРУСЯ (кричит Сергею). Когда ты напьешься? Иди сюда!

СЕРГЕЙ (отвечает). Сейчас, подожди… (Мужикам, пьющим рядом пиво.) Ну пристала, беда! Отойдем в тенек от Маруськиных глаз.

ПЕРВЫЙ СОБУТЫЛЬНИК. Готова дыру просверлить сейчас!

Приятели-собутыльники понимающе переглядываются и согласно кивают.

ВТОРОЙ СОБУТЫЛЬНИК. И за киоском можно попить.

СЕРГЕЙ. Пусть привыкает, нечего выть.

Приятели-собутыльники вместе с Сергеем заходят за пивной павильон.

Больше Сергей из-за павильона не покажется и только изредка будет откликаться на зов Маруси. Да еще приятели-собутыльники раза два будут выходить по одному к окошечку павильона за тремя кружками пива. Но, взяв кружки, они с пивом уходят к Сергею за павильон.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Из-за кустов, с левой стороны площадки, выходит молодой мужчина. Вид у мужчины хулиганский. К голове его точно прилипла замасленная кепка, в зубах мужчины зажата погасшая папироса.

Когда-то, лет пять тому назад, Маруся дружила с этим хулиганского вида мужчиной, целовалась с ним и даже звала его по имени. Но теперь, когда он вернулся из заключения за какую-то глупую хулиганскую выходку, Маруся иначе как злодеем его не зовет, да и то лишь про себя – побаивается.

Мужчина-злодей проходит не замеченный Марусей через кусты к скамейке. И неожиданно появляется перед Марусей.

ЗЛОДЕЙ. Привет, Маруся, ты одна?!

МАРУСЯ (вздрогнув от неожиданности). Ты?! Откуда взялся?!

ЗЛОДЕЙ. Из тюрьмы! Отсюда зона не видна…

МАРУСЯ. Значит, отболтался…

ЗЛОДЕЙ. Да! Слова какие… Смотан срок! И вот перед тобой в итог! Видать, скучала без меня?!

МАРУСЯ (мнется). Да как сказать… Я не одна.

ЗЛОДЕЙ (оглядевшись по сторонам и даже заглянув под скамейку). Сюрприза нет ли для меня?.. Неужто я вернулся зря?.. Давай, Маруся, угожу – тебя до дома провожу!

Злодей подсаживается на скамейку к Марусе, пытается прижать ее к себе. Маруся резко отталкивает его и быстро встает.

МАРУСЯ. Иди-ка ты, пока прошу! Не то возьму да и скажу!..

ЗЛОДЕЙ (не вставая со скамейки). Кому?

МАРУСЯ. Боксеру моему!..

ЗЛОДЕЙ. Собаке, что ли?..

МАРУСЯ. Нет, дружку! Он вмиг тебя согнет в дугу!..

ЗЛОДЕЙ. Так, значит, пса зовут Дружок?..

МАРУСЯ. И он тебя согнет в рожок!

ЗЛОДЕЙ (встал). Что-что?.. не понял. Он меня?!

МАРУСЯ (оглядываясь, умоляюще). Да, чтоб отстал ты от меня!

Злодей подходит к Марусе, пытается схватить ее за руку, обнять и поцеловать. Маруся отталкивается от него и отворачивает лицо от его назойливых губ.

ЗЛОДЕЙ. Да ну, Маруся, не шути! Дай поцелую… у-ти-ти!.. Да что с тобой? Или впервой?!

МАРУСЯ. Пять лет не виделась с тобой!.. И столько бы еще…

ЗЛОДЕЙ (грозно). Чего?! Опять в тюрьму толкаешь? Все!.. На лавке этой уложу!..

МАРУСЯ. Прости!.. Уйти тебя прошу!..

Маруся пытается уйти в сторону пивного павильона к Сергею. Злодей не пропускает ее, хватает за руки. Маруся вырывается.

МАРУСЯ. Чего пристал?! Пошел! Поди!..

ЗЛОДЕЙ. Да что с тобой?! Стой, погоди! За что я должен вдруг уйти – коль привели к тебе пути, перевернула все в груди?! Ответь – за что я стал не мил? Уйду, когда ответишь… Иль!.. Сдавлю в объятьях что есть сил!

Злодей хватает Марусю за плечи и прижимает к себе.

МАРУСЯ (отбиваясь). Уйди! Не лезь! Ты мне постылый! И не люблю тебя к тому же!.. Я не хочу, пусти… о ужас! Как надоел ты мне – нет мочи!..

ЗЛОДЕЙ. А как же прошлые все ночи?! Все наши встречи по кустам – не ты ль была со мною там?!

МАРУСЯ. Не помню, если даже было. Тебе-то что? Я все забыла!

Из-за пивного павильона вышел один из собутыльников и подошел к окошечку павильона за очередными тремя кружками. Маруся выдает его за своего кавалера.

МАРУСЯ (громко, чтобы ее услышали). А вон и друг мой появился!.. Ну что – оглоблей подавился?! Я с ним как месяц уж дружу – тебя забыть меня прошу.

ЗЛОДЕЙ. И писем в зону не писала…

МАРУСЯ. Не начинать же все сначала. Пора б заметить и привыкнуть… Отлипни! Все! Могу и крикнуть!

ЗЛОДЕЙ (держит Марусю за локоть). Давай, кричи!..

МАРУСЯ. И закричу!..

ЗЛОДЕЙ. Кричи, кричи!..

МАРУСЯ. Пока молчу. Пойми, добра тебе хочу!

ЗЛОДЕЙ (усмехаясь). Тот, на кого ты показала, сантехник с нашего вокзала. Зовут Филиппычем, и он лишь в литроболе чемпион.

МАРУСЯ (осторожно освободив свой локоть). Какая разница… Он там! Чемпион по джиу-джитсу!..

ЗЛОДЕЙ (насмешливо). С пенным пивом пополам… Пить спортсмену не годится!

МАРУСЯ (вызывающе). Да, я себе нашла другого. Хотя бы даже и такого! Я не виновна, что ты сел… Но баб, наверное, имел? Признайся!.. Что тебе Марусь? Давно не лапчатый ты гусь!

ЗЛОДЕЙ (мрачно). Что дальше?!

МАРУСЯ. К тебе я больше не вернусь. Тебе, наверно, все равно, с кем целоваться… я ж давно… Ну, в общем, мог бы догадаться… Гуд бай, малыш! Пора прощаться!

Маруся пытается уйти, но злодей опять ее удерживает.

ЗЛОДЕЙ. Шипенье гусыни, не больше того. Но хватит унынья!.. Ты или никто!

МАРУСЯ. Лучше никто, чем с тобою шипеть. Тебе бы куда-нибудь дальше лететь!

ЗЛОДЕЙ (насмешливо). Не узнаю тебя, Марусь. Постой, до губ-то доберусь! Ты ошибаешься, Марусь, твоих губ слаще нет, клянусь!

Злодей силком прижимает Марусю к себе и целует в губы.

МАРУСЯ (пытается освободиться). Нет, ты несносный – отпусти! Колючий… хватит… уж прости!..

ЗЛОДЕЙ. Не отпущу! Ты лишь моя!

МАРУСЯ (отталкивает его от себя). Пусти, дурак! Я не твоя!

Возле окошечка пивного павильона показался второй собутыльник. Маруся пытается привлечь его внимание.

МАРУСЯ. Ну все! Э-эй!.. Сергей… Сергей!.. Пристал один тут, как репей!

ЗЛОДЕЙ (придерживает Марусю). Так, значит, звать его Сергей?!

МАРУСЯ. И он тебя в сто раз сильней!

ЗЛОДЕЙ (пугающе, отчаянно). А ты со мной неосторожна… А может, это все нарочно?! Чтобы позлить меня, позлить?!

МАРУСЯ. Нет, это правда… так и быть!

ЗЛОДЕЙ. Ты так со мною не играй!..

МАРУСЯ (с вызовом). А то?!

ЗЛОДЕЙ (отчаянно). Послушай – это через край! Конец терпенью моему! Я без тебя с ума сойду!

МАРУСЯ (опасно бравируя). А я ничуть… Делов-то куча! И вообще ты мне наскучил!

ЗЛОДЕЙ (с усмешкой) А я-то думал, я мечтал! И вот, как вижу, повидал… свою любовь – и потерял!

МАРУСЯ. Ах, мама – страсти-то какие!

ЗЛОДЕЙ (мрачно). Не дай бог знать тебе такие!

МАРУСЯ (насмехаясь). О чем же ты мечтать мастак?

ЗЛОДЕЙ. Лишь о тебе!..

Злодей притягивает Марусю к себе за талию, та вырывается.

МАРУСЯ. Уйди, дурак!

ЗЛОДЕЙ. Пускай идет твой друг боксер!

МАРУСЯ. Чтоб в порошок тебя растер!

ЗЛОДЕЙ. Не потушить в груди костер!

МАРУСЯ. Как надоел мне дикий вздор! (Кричит.) Сергей!.. Сергей!..

НЕДОВОЛЬНЫЙ ГОЛОС СЕРГЕЯ (из-за пивного павильона). Иду, иду…

ЗЛОДЕЙ (кричит). А я как раз тебя и жду!..

Заграждает Марусе дорогу.

МАРУСЯ (в отчаянии). Серёжа, что ж ты – поскорей!

ЗЛОДЕЙ (с усмешкой). Напрасно ждешь. Он средь друзей, пока дотянет кружку пива… А пиво пенится игриво!..

МАРУСЯ (едва не плача). Сергей, Серёженька!..

НЕДОВОЛЬНЫЙ ГОЛОС СЕРГЕЯ. Иду, иду…

ЗЛОДЕЙ (вполголоса). Иди, иди мне на беду!..

МАРУСЯ (злорадно). А, то-то, мальчик, испугался!..

ЗЛОДЕЙ (угрюмо). Да нет – любовью обознался!..

Злодей надвигается на Марусю, Маруся вынужденно прижимается спиной к толстому дереву с глубоко вырезанным по коре большим сердцем.

МАРУСЯ (с тревогой и дрожью в голосе). Какой такой любовью – страх?!

ЗЛОДЕЙ (грозно и решительно). А той, что льется кровью!..

Злодей замахивается на Марусю ножом.

МАРУСЯ (хватаетсяза сердце). Ах!!!

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Злодей ударяет ножом мимо Маруси. Нож вонзается своим острием точно в вырезанное на коре дерева сердце и, застряв в дереве, торчит в нем, плавно покачиваясь рукояткой.

Маруся заваливается в обмороке на скамейку.

Злодей, не смотря на нее и не оглядываясь, решительным шагом быстро уходит за кусты.

Маруся медленно приходит в себя. Открывает вначале один глаз, затем второй. Ощупывает себя – все ли цело. Убедившись, что жива и здорова, Маруся с игривой усмешкой отламывает от нависшего над нею куста веточку и, полулежа в грациозной позе, отмахивается веточкой от мошкары. Даже нож сломался бы о каменное ее сердце!

Из-за кустов к Марусе подходит кавказского вида мужчина в кепке-аэродроме. Назовем его просто грузином.

ГРУЗИН (окликает Марусю). Дэвушка, а дэвушка!.. Вы здэсь адын? Вай, вай!.. Савсэм плехо быть адын!.. Или я не гор есть сын?! Я летел на «мерседес», сматрю – дэвушка чудэс! Как орел!.. Как гордый гусь, на весь тормоз тармажусь! Развэ можна быть адын? Такой красавыц пред грузин!

Маруся не отвечает ему. Тогда грузин наклоняется над Марусей и целует ее в губы. Маруся не сопротивляется. Напротив – поднявшись со скамейки, она изучающим взглядом рассматривает стоящего перед ней странного человека в живописной кепке – большеносого и черноусого гостя с солнечного Кавказа. Маруся молча берет «гуселапчатого» грузина под руку и уходит с ним в том же направлении, куда ранее ушел злодей.

О пьющем же пиво Сергее она навсегда забыла.

Из-за других кустов показались две тетки-сплетницы. Погрозив кулаками и поплевав в сторону ушедшей с грузином Маруси, тетки уселись на скамейку.

КОНЕЦ