Капелька. История любви

Глава 1

 
Был вечер летний грешно хмурый
Сражен неистовым дождем,
Когда сошел на берег Бурый,
Один как перст, а не вдвоем…
 
 
Блистала каплями веселыми вода,
Давно забыв, что порождена изо льда,
Как таял снег, кипя, и превращался в пар,
В умах, беснуясь, озаряла дар, местами образуя жар…
 

Зеленая-зеленая трава, омытая свежим дождем, искрилась на солнце. Ее босые ножки стремительно ступали по ней, не останавливаясь ни на миг, словно она желала находиться и там, и здесь, и снова там, и везде сразу. Голова ее была слегка запрокинута вверх, глаза полузакрыты. Она не смогла бы ответить, кем ощущала себя в этот священный миг, лучиком солнца, душистой травинкой, капелькой былого дождя…

В это раннее летнее утро сие юное создание было…всем…

Он застыл у окна с полотенцем в руках, и время для него остановилось. Достигши в жизни многого, понимал, что для полного счастья ему не хватало самой малости, крохи, последней капельки…

Вдруг она неожиданно встала и замерла, смотря прямо перед собой. В какой-то миг он решил, что ее взор устремлен именно к нему, у него сладко защемило сердце. Полотенце выскользнуло из рук, не заметив этого, поднял ладонь, заслоняя глаза от сильно слепящего солнца. И вдруг понял, что это и есть та самая капелька, которой не хватает ему для счастья, и которую он жаждет, ищет долго-долго, не осознавая, всю свою тридцатидевятилетнюю жизнь. Это девушка из его снов, грез…

Пол стал уходить из-под ног. Он испугался, что вот сейчас она исчезнет, и он никогда, никогда в жизни не увидит ее, не испытает того сладостного краткого мига блаженства, коего не ведал до сегодняшнего утра.

Он не видел ее лица. Не мог представить, сколько ей лет, кто она, случайно ли здесь, одна ли. Совершенно не думал об этом, лишь страстно желал приблизиться к ней, взять ее за тонкую изящную руку, и увлечь за собой.

Куда? Туда, куда пожелает, прикажет, куда захотят ступить ее прелестные босые ножки.

Он наденет на них самые красивые, изящные туфельки. Нет. Он будет целовать ее прелестные пальчики…

Нет-нет. Сначала они поженятся. Обязательно…

Он не успел додумать, закружилась голова. К ней бежал со всех ног… молодой человек. Она замирала в ожидании его. Сердце останавливалось, наблюдая, как тот обнимает изумительно тонкую талию девушки, как она, должно быть, улыбается ему, а юноша счастливо отвечает ей тем же…

– Вы кого-то увидели? – женский голос, неожиданно обратившийся к нему, был низким, но вполне приятным. – Вы знаете ее?

Она дышала ему в плечо. От нее веяло только что выкуренной сигаретой.

Он стоял бледным, не сразу пришел в себя. Откликнулся.

– Что? Вы что-то сказали? – произнес, не оборачиваясь.

– Я спросила, знаете ли вы этих молодых людей? – просто повторила она.

– Хотел бы узнать, – не стал скрывать он. – Имя…, – задумчиво промолвил он.

– Кого именно? – уточнила она.

Он недоуменно посмотрел на нее, но вряд ли увидел.

– Ну, да. Конечно. Конечно, – протянула она и смолкла.

– Вы не ответили. Я действительно желал бы знать имя. Имя девушки.

– Ее здесь зовут…, – она осеклась, – хотя вы сами можете величать ее, как вам захочется. Ведь вы уже наверняка ее назвали как-то про себя?

Он покраснел. Ему это было не свойственно. Она грустно улыбнулась.

– Ну, вот, – печально подытожила она. – Я же сказала, что назвали.

– Я бы попросил вас, если позволите…, – он слегка запнулся.

– Хотите познакомиться? – в голосе послышался вызов.

– Это я делаю давно и самостоятельно, – жестко сказал он. – И в этот раз не будет исключения.

– Ну-ну…, – печально отозвалась она, собираясь уйти.

– Я бы попросил вас не приближаться ко мне так близко, – он стоял к ней спиной и не видел, что она уже отходила от него. – Я не выношу сигаретного запаха. У меня на него аллергия. Простите.

– Аллергия? – живо переспросила она, останавливаясь. – Неужели?

– А что вас так развеселило?

– Я вчера только вынесла из вашего номера целую груду…

– Вы ошибаетесь, – перебил он. – Я приехал сегодня утром. Вчера я был…, – он остановился от ее громкого смеха.

– Насколько я помню, – продолжала она сквозь смех, – вы здесь уже целую неделю.

– Да, но вчера, я…, – он снова смолк. Почему он должен оправдываться, где и с кем он был прошлые сутки.

– Вчера в вашем номере дым стоял коромыслом, черт возьми!

– Что вы себе позволяете? – не выдержал он и, наконец, обернулся. Его лицо выражало гнев и нетерпение. Он оцепенел.

– Вера? – наконец, увидев ее, он потерял дар речи.

Она разразилась еще большим смехом.

– Вера, – протянул он. – Откуда ты здесь?

– Как неинтересно, Бурый. Совсем на тебя непохоже. Неоригинально…

– Ты одна? – он все еще не мог прийти в себя.

– В каком смысле? – она смотрела прямо.

– Прости. Я не должен был задавать таких вопросов.

– Ты научился задавать другие? Или освоил чувство долга?

Она выглядела очень усталой. Он молча рассматривал ее. Она не выдержала его пристального взгляда, и, хотя он уже все понял без ее ответа, подтвердила догадку.

– Одна. Всегда, – уточнила она и отвернулась.

– Почему ты отворачиваешься? – ему стало жаль ее.

– У тебя аллергия. Или ты уже забыл?

– Извини. Я же не знал, что это ты, Вера.

– Значит, я могу закурить? – она достала сигарету. – Пройдемся? – не дожидаясь ответа, пошла.

Он не двинулся с места. Взглянул в окно, на поляне было пусто. Он подождал еще немного и быстро пошел… к себе в номер.

Оказавшись в номере, он не находил себе места, все время думал об уведенном. Об этой незнакомой девочке. Словно с ума сошел.

Вот она запрокидывает голову, вот замирает, смотрит…

он снова ловит себя на мысли, что на него, вот… он задыхается от воспоминания, что к ней мчится тот самый неизвестный юноша…

От этого неприятного воспоминания останавливается, застывает. Только сейчас понимает, а точнее не понимает, почему не догадался спросить об этом самом молодом человеке. Ведь дело не в девушке, с Ней он обязательно и легко, он нисколько не сомневался в этом, найдет возможность познакомиться. Дело как раз вот в этом юноше.

Но почему его так заинтересовал юноша? Что такого особенного было в нем, что могло так насторожить? Разве его когда-нибудь останавливала такая мелочь, как наличие другого мужчины рядом с понравившейся ему девушкой? Наоборот, его это только будоражило, увлекало больше, нежели она была бы свободна, как ветер…

Ветер…

Нет. Она не ветер. Она легкое дуновение ветерка, его маленькая невесомая, воздушная капелька…

Капелька…, у него снова защемило сердце.

А этот юноша…, это грубое…

Он не стал додумывать. Буквально вылетел на балкон. Оцепенел на мгновение. Взглянул вдаль.

– О, вы уже появились?! – радостно воскликнул кто-то рядом. В незнакомом голосе слышался легкий акцент.

Он обернулся. Справа от него через стену находилась прелестная далеко немолодая дама. Она была удивительно одета. Во всем воздушном одеянии. И только широкополая шляпа несколько утяжеляла ее наряд.

Он недовольно отвернулся. Но вдруг неожиданно произнес.

– Не хотите искупаться? Вода сегодня прелестна. Я могу сопроводить вас, – выпалил он на одном дыхании и подумал про себя – «Зачем мне нужна эта старушонка?», но усиленно стал ждать, что же она ответит. Он даже успел понервничать, не откажет ли она ему, потом позлиться на себя, но, когда она заговорила, он все забыл.

– Вы даже представить себе не можете, молодой человек, как хочу!

…они шли вдоль берега молча, не обращая внимания на взгляды окружающих, каждый думал о своем. Остановились невдалеке. Он устроил тент, под которым с величайшей осторожностью усадил свою спутницу, испытав при этом такое счастье и блаженство, словно незнакомка обещала ему покой и умиротворение.

Почему-то подумал о том времени, когда сам достигнет вот такого же прелестного преклонного возраста и, наконец, успокоится.

– Вам удобно? – поинтересовался он.

– Благодарю вас. Не беспокойтесь. Я не хотела бы отягощать вас своим присутствием, но…

– Мне это очень приятно. Поверьте, Я приехал сюда отдохнуть. Я очень устал. Устал от того, что…, от того, что, – задумчиво повторил он и смолк.

– Устали от чего?

– От… себя…, – наконец он нашел нужные слова.

Помолчали. Она первой нарушила безмолвие.

– Вы знаете, у меня из окна, ну, да, конечно, и из вашего тоже, такой прелестный вид. Но, когда море рядом…, это ни с чем несравнимо. Его живое дыхание сливается с вашим, и вы становитесь одним целым, словно говорите на одном языке. Языке природы, – она задумалась. Потом продолжила. – Море лечит нас, затягивает наши раны…

Ей не хотелось продолжать вслух. Ее взгляд был глубоко печален. Он не выдержал.

– Я не обижу вас, если предложу вам подойти еще ближе к морю. Пройтись по воде.

Она безмолвствовала. Он собрался повторить вопрос.

– Нет. Нет. Еще рано, – вдруг откликнулась она. – Нельзя так поступать с морем. Я еще не сумела понять, что с ним.

Он очень удивился, но перечить не стал.

– Я не могу расслышать, – тревожно произнесла она, – о чем оно плачет сегодня…

– Плачет?! – невольно вырвалось у него. – Разве это плач?

Он пристально смотрел на морские волны и не понимал, как это мягкое движение воды могло издавать плач, но продолжал внимательно следить за его состоянием.

Он поразился, но… услышал плач. Тоненькую струйку нежного печального плача. Волны накатывались на берег, так же тихо, как слезы текли по юному прелестному личику. Он обмер. Он видел… заплаканный лик моря.

Он ужаснулся, как он посмел предложить вторгнуться в священное откровение моря, безропотно льющего такие печальные и такие громадные горько-соленые слезы …

Они так и не смогли в этот день войти в море. Уходили молчаливо, умиротворенными, в глубокой задумчивости.

Теперь в его сердце навсегда вошли двое, абсолютно не мешая друг другу. Капелька и огромное море. Места хватило обоим.

Но сейчас он был всецело поглощен незнакомкой, неведомо как завладевшей его безраздельным вниманием.

За ужином они говорили беспрестанно, будто знали друг друга всю жизнь. Она, наконец, представилась, и он поразился ее имени. Она – его фамилии, вызвавшей возглас ее искреннего удивления, сродни ребяческому, и он в этот миг ощутил в ней не истлевшую искорку детской восторженности.

Его изумило, как она охарактеризовала свое имя (всего лишь перенеся ударение) добавив при этом, что отчеством с некоторого времени, она не стала уточнять, с какого именно и почему, не пользуется.

Ее лицо, испещренное глубокими тонкими многочисленными морщинами, было утонченно. Трудно было представить ее юной. Черты лица, некогда прекрасные, были несколько вытянуты и заострены. Она уже так давно была в таком возрасте, что не обращала на это никакого внимания. Смотрясь в зеркало с удовольствием и в очередной раз, приводя себя в прелестное состояние, доводила свой вид до определенного совершенства, что ей, несомненно, удавалось.

Она всегда была одета изысканно. Украшения неизменно дополняли ее наряд. Цвета она выбирала соответственно летнему времени. Цвет моря, листвы деревьев, неба. Все легкое, изящное, как воздух.

– Вы не откажете мне в любезности потанцевать с вами, – промолвил он, задумчиво глядя на танцующие пары, и встал.

– Да, да, непременно, – согласилась она, промокая салфеткой губы. – Вот только я приведу себя в порядок. И, если вы не передумаете, я…

Он уже не слышал. Машинально он помог ей встать, протянув руку для опоры, но, когда она собралась опереться, чтобы он проводил ее, он устремил взгляд на дверь и застыл. Едва сделав шаг, девушка, та самая девушка, которую он нарек про себя Капелькой, стояла и смотрела на него. Он онемел.

– Молодой человек, молодой человек, – спутница трясла его за руку. – Я опять забыла ваше имя.

Но он уже не слышал ее. Он был во власти вошедшего тоненького чуда.

– Бурый! – прозвучал грубый голос рядом. – Его все звали так. Только Бурый. Ему всегда нравилось это.

Веру, которая произнесла его фамилию, он услышал сразу. Он обернулся, увидел ее печально улыбающуюся сзади и застыл.

– Откуда ты здесь? – ничего несуразнее он не мог произнести, но интонация, с которой он сказал это, была еще дурнее.

– Как неинтересно, Бурый. Как неоригинально…

Услышал он те же слова, которые она произнесла при их первой встрече в вестибюле гостиницы. Вера потянулась за сигаретой. Он, словно пьяный, отвернулся, перевел взгляд на то место, где стояла Она, и проклял все на свете. Девушки там не было.

– Нет, нет, нет, – запротестовала немолодая дама. Она уже снова сидела. – Фамилия – это слишком громко. Я бы даже сказала оглушительно. Для моего слуха. Надо имя. Имя – лекарство для души. Сколько раз произнесете имя, столько раз душа петь будет. Вы не повторите ваше имя? Я постараюсь запомнить.

Он все еще смотрел на то место, где совсем недавно стояло прелестное создание. Он начал медленно оборачиваться, ища Ее глазами.

– Бурый, ты можешь уважить человека и назвать имя! – Вера грубо дернула его за руку.

– Имя? – растерянно переспросил он. – Я не знаю имени, – он растерянно сел.

– Вы что, забыли свое имя? – дама с интересом заглядывала ему прямо в глаза.

– Что? Имя? – он никак не мог понять, чего от него хотят.

– Да, – повторила она, – ваше имя, к сожалению, я не запомнила его.

– Ренат. Мое имя Ренат. Я не называл его вам. Я…

– Где-то я уже слышала…

– Редкое имя, – Вера закашлялась. – Вы его непременно теперь запомните.

– Да. Да… Ренат. Я запомню. А вы не забыли мое? – испуганно спросила, она, уж, было, желая уточнить, как он перебил ее.

– Никогда. Я, Изольда, ваше имя на всю оставшуюся жизнь запомню.

Изольда улыбнулась и протянула ему руку. Он помог ей встать, и они двинулись по залу. Вера с тоской смотрела ему вслед.

У Рената защемило сердце, когда он услышал живую музыку. Он обернулся на сцену и замер. Она, Капелька, стояла босиком и играла на флейте. А за роялем сидел тот самый юноша, которого рано утром ждала, бегающая по зеленой-зеленой траве и поразившая его своим неповторимым природным естеством юная девушка.

Он понимал, что теперь девушка никуда не денется. Он знал, где ее искать, но не мог дождаться последних шагов Изольды, чтобы освободиться и бежать, бежать к сцене…

Но Изольда, словно нарочно, еле – еле передвигала ноги.

Потом остановилась со словами, – Давайте послушаем. Это чудо, это просто чудо. Давно я не слышала таких грустно щадящих звуков. Это не простая музыка, это мелодия небес…, – она говорила что-то еще…

А он успел возненавидеть и эту немолодую женщину, и ее немощность, и ее навязчивое общение, но каким-то чувством понимал, что уже не может без Изольды, словно сам был тоже сотворен изо льда, и боялся заледенить эту маленькую изящную нежную Капельку.

И, когда Изольда, наконец, выскользнула из его рук, далее было неприлично пользоваться услугами мужчины, он, к своему удивлению, не тронулся с места, а стал смиренно дожидаться ее возвращения.

Стихла музыка, а он все стоял, не смея заглянуть в зал. Он представлял, как девушка вновь готовится играть. Как она смотрит на юношу, он делает ей знак и вновь звучит невинная музыка ветра и дождя.

А может быть, сейчас взойдет ослепительное солнце, которое согреет всех своими нежными лучами, растопит беды, печали…, или заставит забыть: все радости и горести, позовет в даль неведомую, поднимет со дна души забытое, но тщетно рвущееся на свободу, как тогда в далекие времена, когда чудилось, все только-только начинается…

Он не заметил, как напружинился в ожидании…, но было тихо. И вдруг загремела, во всяком случае, так показалось ему, что именно гремела музыка. Затем послышались слова обычной песни. Но ему было непостижимо, как музыка разнилась со словами. Он не улавливал слов. Отказывался понимать их изорванную суть. Словно все было вперемешку, вразнобой. Вот раздается музыка, вот на нее накричали слова, вот музыка принялась убегать, слова метнулись за нею: музыка, слова, слова, музыка…

Ренат прикрыл уши руками, но песня била наотмашь, без труда просачиваясь в него. Стоял бледным, его подташнивало и качало. Он не заметил появление Изольды.

– Что с вами? Что с вами? – в испуге она не могла вспомнить его имя. Заметив, что он не реагирует, выкрикнула, – Что с вами? Бурый! Бурый, вы меня слышите? – ее акцент был ужасен.

Испуг сделал ее слова неузнаваемыми. Если бы не его фамилия, он бы не понял, что с ним говорят на родном языке. На фамилию Бурый реакция была мгновенной.

– Меня зовут Ренат. Изольда, вы забыли. Меня зовут Ренат, – тяжело произносил он. Почему-то ему не хотелось на сороковом году оставаться только Бурым.

– Да. Да. Ренат. Ренат, – повторила Изольда, пытаясь запомнить. – Я не забуду. Я не забуду, – заверяла она и никак не могла придумать подсказку, чтобы имя снова не выпало из ее памяти.

Ему тоже ничего не приходило на ум, чтобы помочь ей в этом. Ренат и Ренат. Он никогда не задумывался, что кому – то нужно запоминать это имя. Он и не догадывался, что все еще был Бурый, но уже не хотел этого.

Он мгновенно представил, как будет называть себя этому удивительному юному созданию. Она, конечно, сразу запомнит его имя. Он и не сомневался в этом. У молодых память цепкая. Особенно, если им кто-то понравится. А он не может не понравиться. Было бы удивительно, если бы он когда-нибудь кому-то не понравился. Вот даже Изольда без ума от него. А на ее счету немало пронеслось мужчин.

Он поймал себя на мысли, что наверняка выглядит юношей в глазах немолодой, но все еще удивительно притягательной особы. Довольная улыбка гуляла на его губах, когда он услышал.

– Вы уже далеко не молодой человек, чтобы так поступать со своим здоровьем. Вам теперь его по крупинкам очень бережно собирать надо…

Как сквозь сон услышал он ее старческий голос. Они медленно, медленно пошли.

– Вы думаете, что молодость вечна. Нет, – печально вздохнула она. – Далеко не так. Она ураганом проносится за секунду. За долю секунды. И вот вы уже замедляете шаг, речь, движения, мечты ускользают из-под ваших ног, а вы все еще надеетесь, что вот сейчас, сейчас, еще немного и вы ухватите то, ради чего жили, то, что давным-давно было щедро даровано вам и безжалостно, безвозвратно, без какого-либо раскаяния растоптано, распылено, разбросано вами…

Он слушал Изольду сквозь шум, который напоминал гул откатывающих и накатывающих волн, а ее речь еле-еле пробивалась сквозь бьющие о песок морские волны, ее слова были брызгами ото льда, которые накрывали его с головой, обдавали холодом и бросали в жар одновременно.

Он не чаял, когда они войдут в зал. Он сейчас мог думать только о Ней.

В какой-то момент ему показалось, что вот сейчас они пройдут с Изольдой к своему столику, а там будет ожидать их Она…

Он оцепенел. За их столиком сидела…Вера. Она беспрестанно курила, пепельница была полна, успела опорожнить уже половину бутылки вина, но была относительно здрава.

Сцена была пуста. ЕЕ нигде не было.

Он галантно проводил к креслу Изольду, помог ей сесть и тяжело опустился на свое. Только сейчас он ощутил себя древним-предревним стариком. Ног не чувствовал, руки дрожали. Он взглянул на Изольду. Она пристально смотрела вдаль. Она явно кого-то ждала. И встрепенулась, когда к их столику подошел юноша, который перед этим играл на рояле, а девушка – на флейте.

– Добрый вечер, мадам, – улыбнулся он.

Она ответила ему кивком.

– Здравствуйте, – поприветствовал он присутствующих и не обратил внимания на то, что ему не ответил ни один из них.

Ренат не сводил с юноши взгляда, пристально изучая его.

Вера сидела, глубоко задумавшись, и очнулась только тогда, когда молодой человек задал вопрос.

– Мадам, вы хотите, чтобы мы сыграли вам еще? – он все также приветливо улыбался.

Изольда снова кивнула. Но вдруг, взглянув на Веру, успела дотронуться до руки молодого человека, и отрицательно покачала головой, потом, приложив руку к сердцу, ответила ему долгим-долгим поклоном.

Молодой человек поклонился в ответ, мельком взглянул на сидящих за столом и, не прощаясь, ушел.

Вера потянулась к бутылке, взгляд Изольды откинул ее руку, точно от огня и она от досады выкрикнула.

– А вот Бурый совсем не пьет! Правда, Бурый?

– Неправда! – воскликнула Изольда.

От неожиданности он вздрогнул.

– Мы сейчас будем пить виски, – продолжила Изольда. – Виски со льдом!

Вера поежилась. Ей вдруг стало очень, очень холодно. Изольда повернулась к Ренату, хотела что-то произнести, но снова не смогла припомнить его имя.

– Да Бурый он! – с раздражением произнесла Вера. – Нечего даже вспоминать! – зло выкрикнула она.

– Нет. Нет, – запротестовала Изольда. – Я запомню. Я все равно запомню. Я где-то слышала, что-то наподобие. А вы мне напишите, – попросила она, обернувшись к Ренату.

Она покопалась у себя в сумочке и достала листок и ручку.

– Большими буквами, пожалуйста.

Ренат принялся писать свое имя и почему-то начал с фамилии. Хохот Веры раздался на весь зал.

– Я же сказала, что он Бурый, – она захлебывалась от смеха.

Изольда наклонилась, придвинула к себе листок и одними губами прочла фамилию.

– А теперь, пожалуйста, имя, – попросила Изольда. Она снова протянула Ренату листок.

Ренат не двигался.

Он увидел Ее. Он поедал глазами девушку. Она, Капелька, стояла так близко, что он не мог не любоваться ею. Она смотрела мимо него, но у него сердце обливалось кровью. Изольда насильно вложила в его руку листок, но он и не собирался писать. Вдруг он громко на весь зал произнес.

– Мое имя легко запомнить. Ренат, – еще громче сказал он, – меня зовут Ренат, – он поедал девушку глазами.

Девушка не шевелилась. На ее отрешенном лице не было никаких мыслей. Казалось, она задумалась так глубоко, словно была не здесь.

Он не решился больше повторить свое имя. Положил листок на стол, прочел с раздражением про себя свою фамилию и надписал над ней свое имя. Задумался, глядя на него.

«Интересно, – подумал он. – Ренат Бурый. Неплохо звучит. Однако, Бурый Ренат, – это уже насмехательство. – Так вот чего он всю жизнь боялся, – подивился он своим мыслям. – Бурый Ренат… Бурый…надо же…», – еще раз поразился он.

Когда он поднял глаза, девушки не было.

Словно в тумане он протянул Изольде лист. Она взяла его, пробежала глазами и вскрикнула от неожиданности, перевела взгляд на Веру, та вся зарделась, потом встала и резко выскочила из-за стола.

На следующее утро Изольда срочно уехала, и Ренат остался один.

Он сидел на берегу моря и тоскливо смотрел вокруг, сквозь окружающих его людей, когда услышал, что его зовут. Он обернулся, никого не увидел, посчитал, что ему показалось, как вдруг перед ним оказался тот самый юноша.

Юноша улыбался во весь рот, его ровные белоснежные зубы поражали белизной и правильностью. Ренат в мгновение ока возненавидел его ослепительную улыбку. Почему-то он посчитал ее неестественной, хотя в глубине души позавидовал его открытой жизнерадостности. Сам он уже давно так оптимистично не смотрел на мир.

Между тем юноша обращался к нему вежливым вопросом.

– Ренат Родионович, вы не знаете, где мадам?

Ренат отвернулся, пробурчав.

– Уехала.

Какого же было его удивление, когда юноша, как ни в чем не бывало, снова спросил.

– Простите, Ренат Родионович, вы не знаете, где мадам?

Ренат обернулся и посмотрел на него удивленным взглядом. Затем почему-то неопределенно пожал плечами и, не успев ответить, увидел, что юноша уходит.

– Молодой человек! – позвал его Ренат. Но юноша не оборачивался. – Молодой человек! – Ренат уже кричал, но юноша спокойно удалялся.

Какая-то женщина остановила его, показав, что его зовут. Он обернулся и посмотрел в сторону Рената. Ренат махнул ему рукой, юноша возвращался. Он подошел и молча смотрел на Ренат.

– Изольда уехала. Утром, – уточнил Ренат. – Не хочешь присесть?

– Куда? – юноша был не на шутку взволнован. По лицу пошли пятна.

Ренат был потрясен его реакцией, но, как можно спокойнее, ответил.

– Садись сюда. Я подвинусь.

– Куда она уехала? – юноша впился в него взглядом. – Вы не знаете, куда она уехала? – по всему было видно, что он не может больше ни о чем думать.

– Я не знаю, – растерялся Ренат. – Я не задавал такого вопроса, а она не уточняла.

– Вы должны остановить ее, Ренат Родионович, – юноша был очень взволнован.

– Можно просто Ренат, без отчества, – подсказал он, считая, что это будет вполне уместно. Ведь зовет он Изольду Изольдой, а между ними разница намного больше.

– Это безумие! – горячо продолжал юноша. – Мадам много лет. Она не понимает, что…, – он осекся. – Поговорите с ней. Она одинока. Она привязалась к вам. Она послушает вас. Пожалуйста, помогите, прошу вас. Вы не можете отказать, вы очень добрый, внимательный. Я видел, как она смотрит на вас, а вы – на нее, – он смолк в ожидании ответа.

Ренат оцепенел. Он не понимал, какая опасность нависла над Изольдой, но всем сердцем желал ей помочь.

Он мчался по жизни почти сорок лет, пробегая десятки, сотни людей и ни разу никому из них не потребовалась его помощь. Не потребовалась? Он был потрясен. Не может такого быть. Не может такого быть, чтобы он, впервые остановившись, мгновенно оказался нужным. Значит, он пробегал всех, всех, кто нуждался в нем. Если б он не остановился, он пробежал бы сейчас и мимо Изольды, и мимо этого юноши, и…, он испугался, Капельки…

Он очнулся. Юноша ждал ответ. Он видел, что творится с человеком, к которому он обратился, и почему-то понимал, что взрослый мужчина не может не откликнуться на зов несчастных людей.

– Извините, – Ренат подбирал слова, – почему вы считаете, что Изольде грозит опасность? Кто может посягнуть на старого человека? Она, что, очень богата и ей приходится скрываться от кого-то?

– Нет. Дело совсем не в этом. То есть да. Она очень богата. Но она создала фонд, самостоятельно распоряжается им и защищена юридически.

– Тогда, в чем дело? Простите, мне неудобно обращаться к вам без имени.

– Меня зовут Ян. Можно просто А.

– Как просто А?

– Я не слышу. С самого детства, точнее с рождения. Я хорошо понимаю по губам. А когда не умел говорить, то говорил один звук А, вот и привык к нему, как к имени. Но, если вас смущает, зовите Ян. Мне будет очень приятно.

Ренат потерял дар речи. Он вспомнил, как юноша божественно играл на рояле. Ян понял, что ввел человека в оцепенение.

– Да. Я умею играть на рояле. Я играю, сколько себя помню, и даже раньше. Три года родители не понимали, что я глух. Они не поверили врачам, когда узнали это. Я музыку вижу и слышу… своими…, ну, не важно. Мадам нашла меня десять лет назад. Я начал отлично говорить, она сказала. У меня был репетитор. У меня есть дочь, – вдруг неожиданно признался он. – Она и видит, и слышит, и говорит, – его глаза сияли.

У Рената стучало в висках. Он не мог осмыслить то, что на него обрушилось. Ян понял это по-другому.

– Я понимаю. У вас тоже есть дети. Они всё умеют и для вас это нормально. Также нормально, как видеть над головой небо, солнце, слышать, говорить. Вы не понимаете таких, как мы. Вы не знаете, что такое ждать рождение ребенка и умирать от мысли, что он может родиться без того, что даровано всем, – он смолк.

Было видно, что он пережил в ожидании своей дочери. Он немного успокоился и продолжил почти отрешенно.

– Вы бежите от нас. Прячетесь. Создаете специальные школы – интернаты, чтобы не видеть, не слышать и не знать нас, словно мы заразные. Это же не инфекция, она не передается по воздуху.

– У меня нет детей, – неожиданно для себя произнес Ренат.

Ян сидел задумчиво, грустно смотря перед собою вдаль. Ренат дотронулся до его руки. Ян обернулся.

– Я один, Ян. У меня нет детей.

Ян удивленно вскинул брови. Он еще раз внимательно посмотрел на Ренат и вдруг глухо произнес.

– Откуда вы знаете?

– Что знаю? – не понял Ренат.

– Откуда вы знаете, есть или нет у вас детей? – Ян был серьезен.

Ренат не успел возразить, как Ян продолжил.

– У нас у половины интерната в графе отец стоял прочерк. Может вы прочерк?

– А может, я не имею возможности иметь детей? – в голосе Рената слышался вызов.

– Нет. – Ян был категоричен.

– Почему так уверен?

– У людей, которые не могут то, что могут другие, в глазах застыл немой крик – вопрос. А у вас в глазах…, – он не стал продолжать, отвернулся.

Ренат подождал и не выдержал. Он мягко тронул Яна за плечо.

– У вас глаза…, – юноша замолчал, но тут же продолжил. – Я бы на вашем месте поискал своего ребенка. Или детей.

Ренат побледнел. Он ожидал чего угодно, только не такого ответа. Лучше бы он не спрашивал.

Теперь Ян смотрел на облака. Ренат на море.

– Так что угрожает Изольде? Вы не объяснили, Ян, что угрожает Изольде? – забеспокоился Ренат.

– Она может умереть, – глухо откликнулся Ян.

– Как умереть? – Ренат видел, что женщина стара, но далеко не при смерти, как сразу, только взглянув на нее, определил он. Возможно, он ошибался.

– Изольда смертельно больна? – он был искренне потрясен, как тщательно скрывала женщина свою близкую кончину.

Ян отрицательно покачал головой.

– Нет. Она здорова. Ну, конечно, как может быть здоров человек в таком преклонном возрасте.

– Тогда что вас беспокоит?

– Дело в том, что мадам…, – юноша подыскивал слова.

– Ян, вы словно из другого века. Мадам. Мадам. Зовите ее как-нибудь по-другому.

– Я не могу. Я привык. Это сценический образ. Так хотела мадам.

– Ну, хорошо, – Ренат терял терпение. – Я слушаю. И, пожалуйста, Ян, умоляю, без предисловий. Я устал от намеков и напускного страха.

– Хорошо. Я скажу все, как есть. Только вы мне должны пообещать, что не выдадите меня. Мне жалко обеих. Я понимаю, что…

– Ян, – перебил Ренат. – Говорите же, иначе я, – он отвернулся и потерял дар речи.

По берегу шла Вера под руку с…

Увидев девушку, Ренат позабыл обо всем на свете. ОНА глядела далеко перед собой. Ренат вскочил. Ноги его стали ватными. Девушка была в легком воздушном платье, которое струилось по ее совершенному телу. Вера была серьезна и направлялась прямо к ним. У Рената подкосились ноги, он не мог двинуться с места, слишком велико было чудо, идущее ему навстречу.

Он не успел оглянуться, как Капелька уже принадлежала Яну. Юноша тоже давно заметил девушку, он вскочил, подбежал к ним, легко перебросил руку девушки на свою и, пока Ренат приходил в себя, уводил девушку по берегу моря в противоположном направлении.

– «У меня есть дочь», мгновенно промелькнули слова Яна. Тогда почему он с…НЕЮ?

Ренат остолбенел. Неужели у этого небесного создания есть дочь? Он был в ужасе. И неизвестно, что испугало его, что у нее есть ребенок, или то, что этот ребенок не его, и он безнадежно опоздал…

Тем временем Вера стояла и с печалью наблюдала за ним. Он очнулся. Взглянул на застывшую в ожидании женщину и понял, что она единственная, кто может ему помочь, все объяснить, чтобы он не сошел с ума от ревности и внезапно вспыхнувшей любви.