Кузнец человеческих судеб

Рядом с этим образцом успешности Никита почувствовал себя гораздо неуютнее, нежели в кабинете Котляровой.

Он нервно одернул манжет рубашки, чтобы прикрыть подделку «Ролекса», попытался втянуть живот, чтобы придать спортивности фигуре.

Да. Ступени социальной лестницы – это вам не какая-то абстракция, а жестокая реальность. У себя в общем зале отдела продаж Никита был перспективным молодым специалистом. Он носил элегантные костюмы, обладал хорошими манерами, имел горделивую осанку и цветущий вид, присущий преуспевающему человеку. В кабинете Нетребского он мгновенно превратился в серый офисный планктон, лишенный лакового блеска. Жалкий, пахнущий дешевым, всего за три тысячи купленным парфюмом, с поддельным «Ролексом», дряблыми мышцами и бледной кожей, не тронутой солнцем южных морей и далеких островов, одно название которых затуманивает взор и волнует кровь. Маврикий, Сейшелы, Доминикана, Бали.

Никита подавил тяжкий, горький вздох и, сглотнув горечь, постарался энергично и бодро улыбнуться навстречу начальству. Тактика, использованная им в беседе с Котляровой, здесь не годилась. Здесь требовались открытость, обоснованность, аргументы. Открытость никогда не была сильной стороной Никиты, но можно ведь просто поиграть в нее, а это уже совсем другое дело.

Никита уселся на предложенный стул и принялся усиленно изображать «затруднительное положение».

– Никита Дмитриевич, у вас что-то стряслось? Неприятности в отделе? – проявил вежливую участливость Нетребский и даже очки снял.

– Самуил Аркадьевич, не знаю, как и приступить, – озабоченно нахмурился Никита. – Дело действительно касается работы отдела, но поскольку оно затрагивает и мои интересы… – Никита замялся и замолчал.

– Ну, вы начните излагать, а потом мы уже вместе подумаем, как быть с вашей ситуацией, – любезно предложил Нетребский, демонстрируя манеры современного демократичного руководителя западного типа.

Никита глубоко вздохнул и решительно, словно в воду прыгнул, начал:

– Самуил Аркадьевич, наш отдел фактически уже месяц лишен полноценного руководства. Яна Викторовна Сорокина, которую назначили начальником нашего отдела после перевода Шерстнева, за месяц, который прошел со времени ее назначения, присутствовала на службе не более трех-пяти дней. Гибель Виталия Валерьевича поставила работу фирмы в еще более сложную ситуацию. – Он скорбно вздохнул и взглянул на Нетребского, тот одобрительно кивнул, и Никита продолжил: – Я понимаю, что в данный момент решается вопрос о назначении преемника Виталия Валерьевича, и пока его не назначат, некоторые проблемы не могут быть улажены. Но дело в том, что я, как временно заменяющий Яну Викторовну сотрудник, вижу, как это двойное безвластие наносит ущерб работе фирмы.

Нетребский приподнял брови.

– Пока мы худо-бедно справляемся, – поспешил успокоить его Никита, – но дисциплина падает, народ разбалтывается, и это начинает сказываться на работе. На прошлой неделе мы уже получили несколько претензий от поставщиков, и сети неоднократно возмущались сроками и объемами поставок. Контракты выполняются, но появились сбои и недоработки. – Никита поджал губы и попытался справиться с волнением. – Я делаю что могу, и пока мне удавалось купировать конфликты. Но чем дольше продлится эта неопределенность в руководстве, тем больший урон будет нанесен компании. Мои возможности ограниченны, я даже не являюсь официальным и.о. госпожи Сорокиной.

Нетребский слушал его внимательно, задумчиво поглаживая гладко выбритый подбородок.

– Что ж, – оторвал он наконец от окна задумчивый взгляд и посмотрел на Никиту. – Я понял ваше беспокойство, Никита Дмитриевич, я обдумаю сложившуюся ситуацию, и, возможно, мы обсудим ее с Ильей Анатольевичем. А пока вы можете идти.

Никита поднялся, молча, с достоинством поклонился и покинул кабинет энергичным шагом делового человека.

Кажется, дела сдвинулись с мертвой точки. Сейчас Нетребский позвонит Котляровой, выяснить, как давно отсутствует Сорокина, а потом, возможно, поинтересуется мнением Котляровой по поводу его возможного назначения. Эх, если бы продлить больничный Сорокиной еще на недельку-другую, его назначение было бы вопросом решенным. И Никита, не глядя по сторонам, двинулся к себе в закуток, погруженный в глубокую задумчивость.

– Ян? Привет, это я, Катя. Ну как ты там? Как самочувствие? – вполголоса торопливо спрашивала девушка, то и дело выглядывая в проход. – Слушай, Ян, тут такое дело. Сегодня ко мне Мостовой подкатывал, с самого утра доставал. Чего надо? – сердито переспросила Катя. – Того. Слушай, не перебивай. Интересовался, когда ты на работу собираешься. Да знаю я, что он тебя замещает! – отмахнулась она от очередного неуместного Яниного комментария. – Так вот, он долго меня расспрашивал, даже кофе угостил из автомата, а ты знаешь, какой это жмот, у него казенной скрепки не выпросишь. Так вот. Сперва я не беспокоилась, а потом, ближе к обеду, смотрю, он в начальственный кабинет семенит, с папочкой под мышкой. Чего это он, думаю? И к кому? Ну, вылезла из-за стола и следом, якобы в туалет. А он сперва к Котляровой, довольный оттуда такой вышел, с хитрой мордой, а потом прямехонько к Нетребскому. Рогутского нет, на его место пока никого не назначили, вот он по кабинетам и зашустрил, – заговорщицким шепотом докладывала Катя. – В общем, так, подруга, если ты завтра же на работе не нарисуешься, в понедельник можешь занимать место Мостового, потому как он наверняка решил тебя подсидеть и, судя по всему, хочет успеть до твоего возращения, – уверенно заявила она. – У меня на такие дела чутье. – Девушка снова тревожно выглянула в проход. – В общем, хочешь сохранить должность, завтра же выходи на работу.

Яна сидела на диване с трубкой в руках и пустым взглядом смотрела в окно. Как же так? Может, Максимов и прав? Она слишком расслабилась?

Сколько дней она проработала в новой должности? Да в общей сложности меньше недели. Она же с больничных не вылезает! Это ей еще повезло, что Рогутский погиб, если бы не это, ее давно бы уже понизили. Елки-палки! О чем она только думала все это время, идиотка?

Яна поднялась с дивана и суетливо заметалась по квартире, собираясь на работу. Так, перевязку надо перенести на вечер, одеться построже. Нужно немедленно Кате перезвонить, пусть скинет по компу всю документацию за последний месяц.

Стоит заранее разобраться, что там у них происходит, а то вдруг Мостовой без нее чего-нибудь навалял, а ей потом разгребать придется. Так хоть заранее быть готовой.

Остаток дня Яна, не поднимая головы, работала с документами.

Глава 8

– Тимофей? Это я. – Милана Лагунова сидела в глубоком мягком кресле, закинув на журнальный столик длинные, обутые в высокие сапоги на тонкой шпильке ноги. Кабинет, в котором она расположилась, был выкрашен в сложный темно-зеленый, почти черный цвет, обстановка кабинета напоминала что-то среднее между будуаром и артистической гримеркой.

– Ну, что, чем порадуешь? – спросил Тимофей очевидно сонным голосом. Неудивительно, часы показывали половину второго ночи.

– Да ничем. Сижу вот в «Кровавой Мэри», выгнала Тугана из кабинета, чтобы тебе позвонить, – пожаловалась Милана, закатив к потолку глаза.

– И чего? Ради этого стоило меня будить? – недовольно проворчал мужчина, понимая, с кем связался. И что, несмотря на многочисленные таланты Миланы, эгоизм всегда был ее слабым звеном, и что в отличие от него она вела исключительно богемный образ жизни, если жизнь, а точнее, выгодный заказ не диктовал иное.

– Да брось ты, время еще детское, а Мостовой твой такая зануда, еле терплю. Вот решила тебе позвонить, поплакаться, вдруг гонорар поднимешь, – болтала легкомысленно Милана, ни на что особенно не рассчитывая.

– Обойдешься. Лучше расскажи, что он за тип, уж коли позвонила, – проворчал Тимофей, откидываясь обратно на подушку и прикрывая глаза.

– Обычный офисный планктон. Самодовольный жлоб с похотливыми ручонками, – брезгливо скривив ярко-алые губки, пожаловалась девушка.

– Мил, я тебя не об этом спрашиваю, – не проявил сочувствия Максимов.

– Мог он твою Сорокину заказать? Ну, теоретически мог. Если у него есть человек, имеющий выход на исполнителей, сам с таким контингентом общаться не станет. Только через посредника, – заключила Милана нормальным, лишенным жеманного кривлянья голосом. И в тот момент выражение ее глаз явно диссонировало с общим обликом. Черный, отделанный кружевом корсет, вызывающий и откровенный, из которого практически вываливались ее аппетитные груди, обтягивающие леггинсы, густые черные волосы, гладко зачесанные назад и убранные в хвост, яркий вульгарный макияж характеризовали ее как завсегдатая клубов, охотницу за богатыми мужиками. Но выражение глаз и речь явно вступали в противоречие с внешностью. – Ну, что, сам будешь с ним работать или мне продолжать?

– Не упускай его пока, а там посмотрим. К крайним мерам не переходи, постарайся определить круг его знакомых, – рассудил Тимофей. – И, кстати, не звони мне по ночам без крайней надобности, – прибавил он и выключил мобильник.

Яна ворвалась в свой кабинет за десять минут до начала рабочего дня, красная от раздражения и потная от испуга. Все-таки что ни говори, а на работу ее еще не выписывали, шов до конца не зажил. И то и дело тянул, когда Яна, забывшись, делала резкие движения. Только бы не разошелся, еще две недели в больнице ее карьерному росту не помогут, да и страшно. За всю Янину жизнь с ней не случалось столько ужасов, сколько за последний месяц. Да с ней вообще ничего страшнее удаления молочных зубов в жизни не происходило. Ну, не считая, конечно, Леру. Но это тема отдельная и, кажется, уже навсегда отпущенная.

Яна бросила сумку на стол и осторожненько стянула с себя пальто. Нет, ну каков Мостовой! Не успела она войти в бизнес-центр, как тут же встретила Наташу, секретаршу Нетребского. С Наташей они не дружили, но Яна всегда старалась поддерживать вежливые, приятельские отношения со всем коллективом, включая уборщиц и директорских секретарш, как и положено воспитанному человеку.

– Ой, Яна! А чего ты приехала, тебя что, Нетребский вызвал? Ты же вроде еще на больничном? – простодушно хлопая ресницами, поинтересовалась Наташа.

– С чего ты взяла, что меня кто-то вызвал? Просто пришла на работу, – пожала плечами Яна, почувствовав тревожное волнение.

– Ну, просто вчера Мостовой по начальству бегал, а потом Самуил Аркадьевич с Лидией Степановной и Ириной Игоревной из внешнеторгового обсуждали, что с вашим отделом делать. Я сама слышала, когда кофе приносила, – пожала секретарша плечами. – Вроде как компания без нормального руководства осталась, у вас в отделе завал, ты уже месяц бюллетенишь, вот я и подумала.

– Никто мне не звонил. Просто выписалась и на работу вышла, – сердито огрызнулась Яна, потом, поймав недоуменно-обиженный взгляд Наташи, спохватилась, и добавила: – Понимаешь, оставила вместо себя Никиту, каждый день звонила, контролировала, как он там без меня справляется, а он все дела завалил и еще меня подставить норовит. Вот, пришлось почти на неделю раньше выписаться. А у меня, между прочим, шов еще не зажил, – вывалила она на одном дыхании и сама себе поразилась. С каких это пор она научилась так виртуозно врать, да не просто врать, а с умыслом и выгодой? Но Наташа ее тираду восприняла как должную и только поинтересовалась:

– Тебе чего, аппендицит вырезали?

– Какой аппендицит? На меня бандит возле дома напал. Колото-резаная рана, мне операцию делали, хорошо, еще не поздно было, люди мимо шли и неотложку вызвали, – полным трагизма голосом поведала Яна и еще раз себе удивилась. Всю жизнь она стремилась избегать драматизма и театральщины, и нате вам! Откуда что берется? Мамочкины гены проснулись, что ли?

– Да ты что? А я и не знала! – всплеснула руками Наташа.

Да, в общем, такая реакция и понятна, сколько человек из Яниных знакомых подверглись нападению вооруженного бандита? Яна с удовольствием и в красках поведала историю своего чудесного спасения, и Наташа, выйдя из лифта, тотчас же отправилась разносить новость по кабинетам, а Яна пошла к себе выпускать пар и кипеть от возмущения. Нет. Мостовой, конечно, подлец, но она-то о чем думала, дуреха? Так долго идти к этой должности и так легкомысленно отнестись к исполнению собственных обязанностей? Нет, выходило, что Мостовой тут вовсе ни при чем. Она сама во всем виновата, и ведь самое ужасное, что она ни разу не удосужилась позвонить на работу, чтобы узнать, как тут без нее идут дела. Погрузилась в пучину личной жизни!

Первым делом Яна позвонила Лидии Степановне и сходила к ней для объяснений. Котлярова приняла ее холодно, и никакие Янины рассказы о ножевых ранениях на нее не подействовали. Плохой признак.

Далее Яна вернулась к себе и тут же вызвала Никиту со всей документацией.

Он с трудом держал лицо. Даже о самочувствии спросить ее не смог.

Когда он утром веселый, полный тайных надежд явился на работу и увидел сквозь распахнутую дверь кабинета сидящую за рабочим столом Сорокину, чуть вслух не выругался. Что принесло сюда эту корову? Ведь ему же вчера твердо пообещали, что раньше понедельника ее не будет. Настроение тут же испортилось, а недосып и последствия вчерашнего возлияния в клубе ощутимо обострились.

А ведь каким чудесным был вчерашний день! – горестно вздохнул Никита, плюхаясь за свой стол. И с начальством так гладко все прошло, и с девицей классной познакомился. Обычно такие цыпочки до него не снисходят. А тут прямо сама в руки упала! Никита с вожделением вспомнил Милану, таких дорогих и красивых телок у него еще не было. Эх, жалко, не вышло вчера ее в постель затащить, ну ничего. Еще не вечер, телефончик она ему оставила и даже кое-что пообещала.

Никита крутанулся в кресле и тут же почувствовал дурноту. Этот симптом помог ему вернуться к трагической реальности и углубиться в решение обострившейся проблемы: как убрать с пути Сорокину. Долго размышлять ему не пришлось. Та, легка на помине, вызвала его к себе с отчетом, причем таким тоном, словно он ей шестерка на побегушках. Нет, пора с ней кончать.

После короткой, наполненной скрытой антипатией встречи с Мостовым Яна схрумкала пачку шоколадных драже и принялась скрупулезно изучать состояние дел, параллельно обзванивая поставщиков и представителей крупных сетей, желая лично выяснить, были ли сбои в работе отдела и имеются ли жалобы у партнеров. К счастью, ни жалоб, ни сбоев не было. Уже легче.

Яна все ждала вызова к Нетребскому, но так и не дождалась. Может, самой сходить, пока рабочий день еще не закончился? – размышляла она. Сработать на опережение. Но какой-то глупый детский страх мешал ей на это решиться. А может, и так все обойдется? Просто она будет теперь ходить каждый день на работу, и все само собой забудется?

Эта трусость тоже была ранее несвойственна прямолинейной, решительной, принципиальной Яне. Что же с ней происходит? Может, ей надо съездить в санаторий, нервишки подлечить?

– Какой санаторий! Тебе пахать надо! – одернула сама себя девушка и решительно двинулась в сторону начальственного коридора.

Разговор с Нетребским немного Яну успокоил, во всяком случае, явной враждебности он не демонстрировал. Уже приятно. Впрочем, с таким же приятным лицом он мог запросто ее уволить. Нетребский все делал одинаково доброжелательно.

Так что тревога в Яниной душе нисколько не развеялась. Напротив, ближе к вечеру она вдруг хватилась папки с договорами за третий квартал. Девушка в панике перекопала весь кабинет, лично сбегала к Мостовому. Но тот о договорах понятия не имел. Наверное, так оно и было. Третий квартал закончился раньше, чем Яне проломили голову.

И тут Яна вспомнила.

– Тимофей Константинович, это Яна. Вы спрашивали, не было ли чего-то необычного перед нападением, – забыв поздороваться, торопливо говорила она негромким тревожным голосом. – Так вот. Я только сейчас вспомнила! Пришла на работу и обнаружила, что папки с договорами за третий квартал нет, стала ее искать и вспомнила, чем я занималась в тот последний вечер на работе, седьмого октября!

– Простите, я правильно понял, – перебил ее Тимофей, – вы сейчас находитесь на работе?

– Да. Но это не важно, – отмахнулась от него Яна. – Важно, что в тот вечер мы с Рогутским, это наш исполнительный директор, как раз и работали с этой папкой. Я тогда только заняла кресло начальника отдела и просматривала бумаги своего предшественника, и вдруг случайно обнаружила накладные на поставку форели из Норвегии, документы были датированы двадцать пятым августа. То есть уже после введения санкций. А я точно знаю, что никаких поставок из Норвегии в августе быть не могло. Я бы знала. Как только ввели санкции, мы сразу же приостановили все связи с Норвегией и Финляндией.

– Так, – протянул задумчиво Тимофей. – Это действительно интересно. На какую сумму поставки?

– Кажется, речь шла о нескольких тоннах. Мы крупная фирма, и объемы поставок у нас соответствующие. Сумма приближалась к десяти миллионам.

– Ясно. Значит, сейчас эти документы пропали? Что говорит о них ваш директор?

– Ничего. Рогутский погиб, разбился на машине недели три назад.

– Очень интересно. Значит, седьмого вечером вы находите документы и сообщаете о них исполнительному директору, как там его? Рогатский? – попробовал обобщить Тимофей.

– Рогутский.

– Так. В этот же вечер вы загадочным образом оказываетесь в овраге на неизвестном проселке и никак не можете вспомнить, как там очутились. Вы так и не вспомнили, как покинули офис?

Яна задумалась. Теперь, когда она вспомнила о документах, события того вечера стали потихоньку всплывать в ее голове. Впрочем, всплыло немного.

– Нет. Последнее, что я отчетливо помню, это разговор с Рогутским в его кабинете. Дальше провал.

– Ну, что ж. Уже хорошо. Кто, кроме вас двоих, знал о том, что вы обнаружили документы?

– Кажется, никто. Я точно никому не рассказывала, надо было сперва выяснить, откуда они взялись, – с сомнением проговорила Яна.

– Подумайте как следует, это важно, – посоветовал Тимофей.

– Ну, вероятно, могла знать секретарша Рогутского, она приносила нам чай перед тем, как уйти домой, и вообще заходила в кабинет несколько раз во время нашего разговора, могла что-то слышать, – скрипела изо всех сил мозгами девушка.

– Отлично. Кто-то еще? – подбодрил ее Тимофей, хотя и одного свидетеля было достаточно. Как гласила старинная пословица, знают двое, знает и свинья.

– Ну, когда я шла к Рогутскому с документами, сотрудники еще были на местах, могли видеть меня с папкой, хотя вопрос, куда я иду и что это за документы, никто не задавал, – справедливости ради заметила Яна.

– Это не важно. Если вас видел человек заинтересованный, он и так мог обо всем догадаться. Еще кто-то?

– Нет. Это все, – уверенно проговорила она.

– Так. Рогутский при вас никому не звонил и о документах не рассказывал? – проявил завидную дотошность Тимофей.

– Нет, кажется.

– А секретарша этого самого Рогутского все еще работает в фирме?

– Ну да. Я ее сегодня видела, – подтвердила девушка.

– Отлично. А теперь объясните мне, что вы делаете на работе, если вам строго-настрого было запрещено одной выходить из дома, к тому же у вас больничный, насколько мне известно, до понедельника? – язвительно-требовательно спросил Тимофей.

– Жизнь заставила, – неохотно пояснила Яна и коротко обрисовала ситуацию.

– Так, – задумался собеседник. – Скажите, а что все же было с этими документами? Через фирму действительно прошла эта поставка или кто-то хотел подставить фирму, а возможно, кто-то из сотрудников ошибся, например, с датой?

– Мы так и не разобрались. Время было позднее, пока мы беседовали, все сотрудники уже разошлись. Провести полномасштабную проверку мы не успели, кажется, собирались перенести на завтра. Но я не помню, чтобы видела хоть какие-то документы, свидетельствующие о поступлении этой партии рыбы в торговые сети. Возможно, что документы для сетевых клиентов были уже подправлены, а возможно, ее специально придержали на складе, чтобы успеть подчистить документы. А может, такой партии и вовсе не было, – задумчиво рассуждала Яна. – Хотя это сомнительно.

– Вот это действительно интересно, – согласился с ней Тимофей. – Вы можете скинуть мне список сотрудников вашей фирмы? Или хотя бы ее руководства и сотрудников вашего отдела?

– Да, могу. Руководство фирмы и наш отдел. Полный список сотрудников – информация секретная и хранится у директора по кадрам, а оттуда ее получить может либо генеральный директор, либо правоохранительные органы по постановлению суда. И то директорша скорее съест списки, чем доверит их в чужие руки, – с усмешкой пояснила девушка.

– Ладно. Давайте, что можете, – согласился Тимофей. – И вот еще что. С работы ни ногой. Во сколько вы заканчиваете?

– В шесть.

– Значит, в шесть часов я сам лично встречу вас в холле вашего офисного центра. До моего звонка со своего этажа ни шагу, – велел он твердым, не допускающим пререканий голосом.

– Так уже без двадцати шесть, – взглянув на часы, недовольно заметила Яна. Она устала, шов побаливал, и ей до смерти хотелось домой. Она даже такси собиралась вызвать.

– Значит, будете сидеть и ждать, – жестко оборвал ее Тимофей. – И для пущего спокойствия запритесь в кабинете на ключ.

«Ну конечно! – фыркнула Яна, закончив разговор. – Буду я какого-то урку слушаться». Но последнее замечание вместо раздражительного вышло каким-то мягким, почти умильным. Девушка скривилась от отвращения к самой себе. С каких это пор она стала растекаться, как кисель, стоит на нее взглянуть представителю противоположного пола?

Яна откинулась в кресле и задумалась. Всю жизнь она сторонилась легкого флирта, глупых девичьих увлечений, необдуманных легковесных романов. Принципиально не кокетничала с мальчиками, парнями, а потом и с мужчинами. Не выносила слащавых сюсюканий, розовых мечтаний, страданий, метаний, о том, что такое ревность, и подавно не имела представления. Потому как ревность – это удел слабых, неполноценных натур, к тому же лишенных интеллекта.

При этом Яна вовсе не отказывалась от идеи создания семьи, но ей семья представлялась прочным, фундаментальным, основанным на доверии, взаимных интересах и, разумеется, искренности и верности содружеством. За почти тридцатилетнюю жизнь у нее случилось два романа. Первый в восьмом классе с Даней Строгановым. Отношения их строились на основе дружбы и взаимного доверия. Даня был надежным, смелым, сдержанным в выражении чувств, в общем, полностью соответствовал Яниным представлениям о настоящем мужчине. К сожалению, через год, в конце девятого класса Даня вместе с родителями переехал в другой город, и их дружба-любовь закончилась. Потом был Ваня. Они познакомились в университете. Он был умным, скромным, надежным и основательным. Их отношения были стабильными, лишенными глупых эмоциональных всплесков, они не дарили друг другу розовых плюшевых мишек, не посылали смайлики и поцелуйчики, не держались за руки под столом в кафе, и все было чудесно до тех пор, пока на горизонте не возникла девушка Ксюша с длинными ресницами, глупыми коровьими глазами, хихиканьем, привычкой краснеть без всякого повода и страстью к уменьшительно-ласкательным словечкам. Яночка, Ванечка, сумочка, ручечка, кафешечка, сладенький, миленький, умненький, добренький, самый чудесненький и такой перспективненький, наверняка в аспирантурочку попадет. Так вот и случилось, что через месяц после знакомства с Ксюшей Ваня подошел к Яне и честно сказал: «Извини, ты мой лучший друг, но я люблю другую». Яна все поняла, пожелала ему счастья, и они расстались навсегда. Потому что Ксюша не одобрила такую дружбу. Даня с Ксюшей поженились, а Яна по окончании университета нашла хорошую работу и принялась выстраивать карьеру, не особенно горюя о превратностях судьбы и подлости сладкоголосой Ксюши.

Затем последовали годы, посвященные работе. Подруги Яны выходили замуж, рожали детей, устраивали личную жизнь. Но ее это нисколько не волновало. Яна была абсолютно счастлива в своем спокойном, предсказуемом мирке, наполненном повседневными хлопотами, тихими вечерами на диване, чтением книг, редкими походами на выставки или в гости. В театр она принципиально не ходила. Даже на концерты ее было трудно вытащить. Яну не волновали чужие мнения, она не хотела жить по чужим шаблонам, ей хотелось делать лишь то, что она считала правильным и нужным. Замужество, очевидно, относилось к делам не нужным.

Она имела ровные отношения с коллегами мужского пола. Учитывая ее скромную внешность и полное отсутствие кокетства, никаких поползновений с их стороны не случалось. Даже на новогодних корпоративах, когда весь коллектив, накушавшись за казенный счет, терял человеческий облик и пускался во все тяжкие, так что потом полгода некоторые сотрудники не могли встречаться в коридорах компании без содрогания и дискомфорта, Яне удавалось без труда избегать неловких ситуаций.

Так все осталось и сейчас, подвела она черту под собственными отвлеченными размышлениями и взглянула на часы. До конца рабочего дня оставалось еще десять минут. Может, сходить к секретарше Рогутского, спросить у нее про папку? В конце концов, папка была Янина, документы должны были храниться у нее до подведения годовых отчетов. Но что-то ее остановило. Может, память о холодном железном лезвии, мгновенным ужасом полоснувшем ее по телу, или о страшной ночи в лесном овраге, которую она может лишь представить? Но Яна никуда не пошла, а заперла дверь кабинета на ключ, как и велел Максимов, и принялась просматривать документацию за август и сентябрь, пытаясь найти хоть какие-то следы нелегальной партии норвежской рыбы.