Они написали убийство (сборник)

Они написали убийство

Пролог

Чернышов открыл дверь своей квартиры, разулся на пороге и прошел в комнату. Он сразу же повалился на диван и с облегчением подумал, что ему уже не придется никуда сегодня выходить.

У него жутко болела голова, да и вообще настроение было паршивым.

«Все они, – решил он. – Эти продажные твари».

Столь нелестным эпитетом он наградил представителей санэпиднадзора, которые в последнее время стали уделять его трем коммерческим ларькам, коих он был непосредственным владельцем, слишком пристальное внимание. Конечно, можно было это внимание и погасить. Сделать это было нетрудно – просто чуть больше дать. Но Чернышову этого делать не хотелось. Потому что, если всем чуть больше давать, самому ничего не останется.

Придя к таким невеселым выводам, Чернышов нахмурился, тяжело поднялся с дивана и прошел в кухню, где в холодильнике стояли две бутылки пива. Откупорив одну из них, он вернулся в комнату и снова возлег на диван. Надо сказать, что холодное пиво всегда действовало на него положительно. Так произошло и на этот раз.

После того как он поглотил полбутылки пива, его мысли перескочили на другую, не менее важную составляющую жизни. А именно – на женщин.

У Чернышова в принципе их было достаточно. Но ему всегда казалось, что связываются они с ним исключительно из-за денег. Это его в глубине души задевало, хотелось чего-то большего. И как ему вначале показалось, он нашел это самое «большее» в своей последней подруге.

Но нет же, выяснилось, что и она в первую очередь преследует корыстные интересы. На днях он имел возможность в этом убедиться, когда случайно увидел, как она, расхаживая в подаренном им наряде, обнимает какого-то плохо одетого молодого человека. Чернышова настолько это обозлило, что он не поленился приблизиться и даже поздороваться. Она тут же убрала руки от своего кавалера и изобразила, что связывает их друг с другом исключительно интерес к только что завершившемуся ретроспективному показу фильмов Феллини в соседнем кинотеатре.

«И чего бабам надо? – размышлял он. – Этой-то чего не хватает, ведь из помойки же, можно сказать, ее вытащил. Поганка неблагодарная!»

Чернышов включил телевизор и без особого интереса стал смотреть на экран. Шел какой-то фильм, парочка выясняла отношения, причем девушка говорила очень резко и раздраженно. Чернышов поморщился.

Парень на экране пытался что-то сказать в свое оправдание, но девушка постоянно перебивала его, переходя на крик. Вдруг мужчина не выдержал и, подняв руку, хлестко ударил ее по лицу. Та ахнула и схватилась за щеку.

«Так тебе и надо! – злорадно подумал Чернышов, прихлебывая пиво. – И мне свою тоже не мешало бы побить…»

В этот момент раздался звонок в дверь.

«Твою мать, кого еще несет! – выругался про себя он, идя к двери. – Может, не открывать?»

Эта здравая мысль, пришедшая в голову Дмитрию, однако, не нашла реализации, и если бы он знал, что его ждет дальше, то никогда бы не открыл.

«А вдруг это она?» – пронеслось у него в голове, и он даже не осознал, рад был бы этому или нет.

За дверью, слегка покачиваясь, стоял человек, которого Чернышов хотел бы видеть менее всего. И уж совсем не ожидал увидеть его на пороге своей квартиры. Это был тот самый юнец, любитель итальянского кино, с которым его пассия обнималась на днях в университетском парке.

– Тебе чего? – грубо спросил Дмитрий, меряя пришедшего мрачным взглядом.

– Поговорить надо, – нетвердым голосом сказал тот.

– О чем?

Парень не ответил, а, оттолкнув Чернышова плечом, прошел в комнату. Чертыхнувшись, Дмитрий прошел за ним.

– Ну? – вопросительно посмотрел он на парня.

– Речь пойдет об одной знакомой нам обоим особе. Я думаю, не нужно уточнять о ком…

– Короче, – перебил его Чернышов, допивая пиво и берясь за вторую бутылку.

Парень потер вспотевший лоб, было видно, что он очень взволнован и не может подобрать нужных слов. Он бросил взгляд на бутылку пива в руках Чернышова и предложил:

– Слушай, давай выпьем?

– Пей, – намекая на то, что угощать гостя он не собирается, коротко сказал Чернышов и демонстративно допил бутылку.

Парень вздохнул, с ненавистью взглянул на Чернышова и продолжил:

– По-моему, для тебя она – всего лишь возможность удовлетворить свои физиологические нужды. А у меня намерения серьезные.

– А я тут при чем? – нарочито равнодушно спросил Чернышов.

– При том, что ты… что ты…

– Что ты, что ты! – передразнил Чернышов и засмеялся. – Яснее говорить можешь?

Парень собрался, втянул в себя воздух и выдохнул:

– Короче, я хочу, чтобы ты оставил ее в покое.

– А если она не захочет? – с наглой уверенностью спросил Чернышов.

– Значит, ты должен объявить ей, что прекращаешь с ней отношения! Я же вижу, что никаких серьезных чувств ты к ней не испытываешь.

Чернышов хмыкнул, вынул сигарету, медленно прикурил ее, выпустил дым в лицо незваному гостю и спокойно сказал:

– Пошел на х..!

Совершенно не ожидавший подобного ответа парень вдруг вспыхнул, дернувшись вперед, и сжал кулаки. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент опять раздался звонок в дверь.

Чернышов спокойно встал, одарил гостя презрительным взглядом и пошел открывать.

На пороге стояла она. Та самая, которую он ждал и о которой, собственно, и шла речь. На ней был легкий сарафан, обнажающий спину, а волосы свободно падали на плечи.

Она радостно прыгнула Чернышову на шею и прощебетала:

– Димочка, я ужасно рада тебя видеть!

Чернышов разомкнул ее руки и отошел в сторону. Девушка подняла на него удивленный взгляд.

– Почему ты меня так встречаешь? – обиженно спросила она.

– Так, это уже переходит все границы! – послышался дрожащий голос.

Из комнаты появился пунцовый от гнева парень, который с бешенством смотрел на девушку. Та увидела его, и в глазах ее промелькнул испуг.

– Ты что здесь делаешь? – спросила она.

– Это я у тебя должен спросить! – закричал вдруг он. – Ты же обещала мне, что не придешь больше сюда!

– Я и пришла, чтобы сказать об этом, – начала оправдываться девушка.

– Так я тебе и поверил, я что, не видел, как ты на него вешалась?

– Послушайте, – вмешался Чернышов, которого все это начало сильно напрягать. – Можно не орать? Или я сейчас просто вытряхну отсюда вас обоих!

– Дима, ты все не так понял! – вцепилась в него девушка.

– Да пошли вы оба! Какой-то хрен гнутый приходит и начинает на меня наезжать, теперь ты…

– Да сам ты… – взвыл вдруг оскорбленный юнец и неожиданно кинулся к Чернышову, пытаясь двинуть ему в челюсть.

Чернышов легко уклонился в сторону и толкнул парня так, что тот полетел в угол, сбивая своим телом вешалку.

– Дима, не надо! – истерично завопила девушка, кидаясь к Чернышову и хватая его за руки.

– И ты двигай клешнями отсюда, манд… жареная! – разозлившись, закричал тот, отталкивая ее от себя.

Чернышов повернулся, быстро прошел в комнату и нервно выдернул из пачки сигарету.

«Блин, как же вы меня достали!» – зло подумал он, чиркая спичкой.

В коридоре тем временем слышалась какая-то возня, но Чернышов не обращал на это внимания, просто кипя от бешенства и делая длинные затяжки. Он стоял, смотрел в окно и думал о том, какое дерьмо его окружает.

Он вдруг заметил, что стало как-то тихо.

«Свалили, что ли?» – чувствуя облегчение, подумал он.

В этот момент он представил себе ее лицо, каким увидел его впервые, и именно эта картина, неумолимо увеличиваясь в размерах, заполнила все его сознание…

Глава 1

– Котов, вставай, что ли, в конце концов! – четвертый раз раздраженно повторила Лариса, тряся мужа за плечо. – Как лялечка маленькая!

– Я лялечка? – нечленораздельно попробовал возмутиться Евгений, чмокая губами.

Однако фраза Ларисы подействовала, и он открыл наконец глаза. Он отметил про себя тот факт, что жена до сих пор его так никогда не называла. Хотя их совместная жизнь насчитывала уже десять с лишним лет.

– А какого черта вставать-то обязательно? – уже более осмысленно спросил Котов. – Сегодня же воскресенье!

– Ты забыл, что мы приглашены на торжество по поводу вручения первой литературной премии в нашей губернии? Ты же сам мне прожужжал все уши насчет этого, сетуя, что культурный уровень нашей новорусской семьи с неумолимой быстротой катится вниз!

– А?! – вспомнил наконец Котов, лениво позевывая. – Ну и что? Время-то еще совсем, наверное, детское.

– Совсем детское, – согласилась Лариса. – Всего одиннадцать утра. Между прочим, Настя уже давно встала и слушает свой магнитофон.

– Пускай слушает, – снисходительно ответил Котов. – А во сколько мероприятие-то?

– В три часа начало.

– И ты меня разбудила в одиннадцать! – возмутился Котов. – Какое свинство с твоей стороны!

– Это с твоей стороны было ужасающим свинством вчера надраться на вечеринке у Асташевских, – парировала Лариса.

– А что? – приподнялся Котов на кровати. – В конце концов люди, то есть мы с тобой и Стас с Ленкой, осознав бесперспективность холостого положения, снова соединились гармоничными парами. Я, например, очень рад за них. Надеюсь, что и они за нас тоже.

– Возможно, – со вздохом произнесла Лариса, которая еще не знала, радоваться ли ей или огорчаться по поводу того, что они с Евгением снова вместе.

Евгений в последнее время поправил свои финансовые дела, и его бизнес начинал набирать обороты. Несмотря на эти успехи, которые Ларису не могли не радовать, им сопутствовал неприятный довесок в виде бутылки. Именно ей Евгений отдавал большинство своего свободного от бизнеса времени.

Ларису этот момент, естественно, не вдохновлял. И предложение посетить мероприятие, посвященное вручению премии «Золотое перо», она восприняла с энтузиазмом. Эта премия была учреждена губернатором Тарасова совсем недавно, видимо, для укрепления авторитета власти в среде творческой интеллигенции губернии. Котова пригласил на это мероприятие старый знакомый-одноклассник Альберт Фатеев, который в настоящее время считался одним из лучших прозаиков и литературных критиков города.

Лариса, однако, подозревала, что отнюдь не стремлением к повышению своего культурного уровня продиктовано желание Котова оказаться в оперном театре, где должно было проходить мероприятие, а тем, что после официальной части там будет банкет. Именно туда-то, по всей видимости, и рвался грешный муженек Ларисы. Тем более что после вчерашней пьянки у Асташевских его организм наверняка требует «лечения подобным».

Лариса скептически посмотрела на Котова, который уже надевал свои домашние брюки, готовясь к выходу на кухню, еще раз вздохнула и вышла из спальни.

Учитывая, что банкета все равно не миновать, Лариса не стала особенно напрягаться с завтраком. В домашнем меню значились всего лишь омлет с сыром и салат из артишоков.

Евгений, выйдя на кухню, зажмурился от солнечных лучей, которые щедрым потоком лились из окна. Снаружи царил март, весна активно вступала в свои права, и хотя по ночам еще сохранялась минусовая температура, было ясно, что часы зимы сочтены.

Котов посмотрел на тарелки с салатом и скептически поморщился.

– Что, братец, похмелье? – ехидно спросила его Лариса.

Котов ничего не ответил, а налил себе из графина в стакан компот и жадно выпил.

– Ну, вот теперь, может быть, и можно… Закурить, – сказал он после некоторой паузы. – Лара, я все равно, наверное, не буду ничего есть… Сделай мне лучше кофе. Покрепче.

– Он уже сделан, – отчеканила Лариса. – По-арабски, крепче некуда. Бедуинов, наверное, от него сердечный приступ может хватить. Я же знала, что ты после вчерашнего будешь совсем не в форме.

Котов оставил без комментариев ехидные реплики жены и потянулся к кофейнику…

* * *

– Уважаемые леди и джентльмены! – выспренно начал свою речь губернатор. – Мы здесь собрались для вручения первой премии «Золотое перо», которую мы отныне будем постоянно вручать лучшим литераторам нашей, так сказать, губернии…

«Ну и язык у властей ныне, – мысленно посетовала Лариса. – Одно косноязычие, никакой культуры речи».

– Позвольте огласить решение нашей комиссии, – продолжал тем временем глава администрации. – Первая премия в этом году досталась, можно смело заявить, классику литературы нашего времени в Поволжье. Своими глубоко философскими, предельно драматичными и правдиво-реалистичными произведениями Михаил Александрович Степкин завоевал заслуженное признание читателей и коллег по перу.

«Сам небось ни одной книжки не прочитал», – продолжала мысленно язвить Лариса. Откровенно говоря, она и знать не знала, что в их городе живет классик русской словесности.

– Его романы «Волею судьбы» и «Жизнь моя» по праву могут считаться вершинами современного литературного искусства. Михаил Александрович прошел трудный путь от скромного техника в научном институте до писателя-прозаика. Не сразу он осознал, что литература является его призванием. Не сразу критики оценили его творчество по достоинству. Но надо отдать должное упорству и трудолюбию этого человека, он не опустил руки, не отчаялся, а работал. И его труды вознаградились сторицей. Пять лет назад Михаил Александрович был принят в члены Союза писателей, а год назад были изданы его романы, которые вызвали большой резонанс в среде нашей интеллигенции. Примите, Михаил Александрович, этот скромный дар в признание ваших заслуг.

Губернатор замолчал, вытер лысину и отошел от трибуны. Подойдя к столу, где с важным видом сидели члены президиума, он взял в руки статуэтку и стал ждать. На губах его играла любезная улыбка.

Немного погодя на сцену бодрой походкой вышел невысокий коренастый мужчина лет пятидесяти. В профиль он выглядел довольно мужественно, по всему было видно, что он гордится наградой. Весь его вид свидетельствовал о том, что он ни секунды не сомневается в том, что эта статуэтка досталась ему по праву.

Пожав руку губернатору, взяв статуэтку и подняв ее двумя руками вверх, он улыбнулся и повернулся к залу. Раздались аплодисменты. Сначала робкие, потом все более и более звучные.

Степкин, откашлявшись, подошел к трибуне и произнес:

– Я, хм… Благодарен присутствующим и господину губернатору за высокую оценку моего скромного труда и постараюсь в дальнейшем не разочаровать своих читателей. Я рад, что наконец учреждена эта награда. Это, на мой взгляд, свидетельствует о том, что в нашей губернии растет интерес к серьезной литературе. К литературе, свободной от конъюнктурных влияний и легковесности. А это очень важный момент. Ведь не секрет, что в последнее время российская литература переживает глубокий кризис. Наряду с действительно интересными произведениями издается масса всяческого ширпотреба, которому место в макулатуре.

Голос Степкина стал жестким, а фразы отрывистыми. Лариса огляделась и заметила, что у многих находившихся в зале лица несколько вытянулись. Скорее всего они приняли это на свой счет. В Тарасове, городе, который мог претендовать на звание интеллектуальной столицы Поволжья, писателей и поэтов было много. Скорее всего они и занимали первые ряды в театре на этом мероприятии.

– Но не это определяет лицо нашей литературы, товарищи, – с шумным выдохом заключил Степкин. – Я уверен, что настанет время, когда мы освободимся от макулатуры, заполнившей все книжные прилавки. И дети наши будут воспитываться на истинной литературе. Я кончил, спасибо…

И Степкин стремительно покинул трибуну, направившись к лестнице, которая вела в партер.

По залу пробежали какие-то смешки, которые, впрочем, были заглушены аплодисментами. Лариса поняла, что это было вызвано последней фразой оратора, которая прозвучала несколько двусмысленно.

– Тоже мне, классики российской словесности, – вслух произнес Котов. – Выразиться толком не умеют.

На его лице застыла гримаса скуки и недовольства. Было видно, что его напрягает не то, как высказываются с трибуны, а то, что он вынужден терпеть официальную часть мероприятия, которую бы с удовольствием проигнорировал, отдав предпочтение банкету.

Тем временем объявили второго и третьего номинантов. Ими оказались молодые писатели Андрей Бельман и Алексей Макушкин. Оба не стали растягивать свои речи, ограничившись краткими словами благодарности в адрес администрации области и лично губернатора.

Затем на сцене появились коллеги награжденных, которые оказались менее удачливыми и остались без призов. Они выступили с поздравлениями в адрес лауреатов и пожелали им творческих успехов.

Ну, а потом сцену оккупировали творческие коллективы, представившие на суд зрителей свои номера. После того как отплясал народный украинский ансамбль «Веселка», Котов заскрежетал зубами.

– Черт, сколько можно! – вырвалось у него.

– Я смотрю, ты не очень-то стремишься к культуре, Женечка, – ответила на реплику мужа Лариса, которой некоторые номера даже понравились.

– Да окультурились уже, хватит… Это все официальщина, а важно непосредственное общение. Ты же знаешь, Лара, писатели – они постоянно тусуются, общаются… В этом общении они находят порой и материал для своих романов, и вдохновение.

– Ну, правильно, – согласилась Лариса. – В бутылке находят и еще кое в чем…

– А что ты так удивляешься? Возьми хоть Пушкина, хоть Есенина… Алкоголики и блядуны!

– Да тише ты! – толкнула в бок мужа Лариса. – Все-таки в театре находишься.

– Ну и что? – пожал плечами Котов. – Потом будет банкет, увидишь, какие эти писатели в неформальной обстановке. Мне Алик Фатеев рассказывал, что одного из них после такой тусовки нашли в женском туалете в обнимку с унитазом! Причем извлек его оттуда директор нашего драмтеатра Гаврилов… Если бы не он, то лежать бы бедному писателю там до утра. Кстати, по-моему, это один из тех, кто получил призы.

– Неужели Степкин? – неподдельно удивилась Лариса.

– Нет, насколько я знаю, Степкин – это мастодонт нашей литературы. Кажется, кто-то из молодежи…

Котов замолчал и хмуро уткнулся в программку мероприятия, прикидывая, сколько еще времени ему придется страдать.

Страдания его продолжались еще где-то около часа. Когда официальная часть завершилась, в фойе театра к Котовым подбежал толстенький усатенький человек, который, брызжа слюной и размахивая руками, воскликнул, что он чрезвычайно рад появлению их на этом мероприятии.

– Альберт Фатеев, – важно представил его Котов жене. – Критик, писатель, между прочим, не хуже всяких там Степкиных.

– Ну, это ты не надо, – засмущался Фатеев. – У Михаила Александровича очень правильные, очень нужные, я бы сказал, своевременные романы. Заслуженная награда, заслуженная…

Несмотря на его слова, Ларисе показалось, что в интонации Фатеева проскользнула ирония. Что ж, это было естественно для творческой среды, в которой каждый очень ревниво относился к успехам коллег.

– Я думаю, что вы примете участие в нашем, так сказать, парти?.. – изогнувшись дугой, спросил Альберт.

– Всенепременно, – с готовностью откликнулся Котов. – Куда проходить?

– Мероприятие будет на пятом этаже. Знаешь, где буфет?

– Да уж, где буфет, он знает, – ответила за мужа Лариса. – Я так думаю, что из-за буфета он в свое время со мной сюда и ходил. Пока не занялся бизнесом и времени стало меньше…

– Так вот, проходите мимо буфета и направо, по коридору. Там будет дверь, на которой написано «Банкетный зал». Впрочем, – Фатеев задумался, – я вас сейчас сам туда проведу. А то могут быть сложности – ведь это как бы только для своих.

И он, взяв под руки супругов, колобком покатился вперед, к мраморной лестнице, ведущей на пятый этаж.

* * *

– Макушкин – горький пьяница! – зазвенел голос Андрея Бельмана, который, раскачиваясь на своих длинных ногах, облаченных в кожаные штаны, обнимал за талию какую-то девушку и не замечал, что стряхивает пепел ей прямо в декольте.

Собственно, и девушка этого не замечала, поскольку была всецело поглощена персоной красавца Андрея. Она млела, заглядывая ему в лицо.

Тут отреагировал и сам «горький пьяница» Макушкин. С трудом оторвав голову от колонны, к которой он на всякий случай прислонился, он отхлебнул из бокала шампанское и изрек:

– А Бельман – чудовищный иудей!

Это высказывание, однако, не пригвоздило Бельмана к позорному столбу, и он весело отозвался:

– Жалкий графоман!

– Очень приятно, писатель Макушкин, – поклонился Бельману Макушкин, сам от себя не ожидавший в данный момент способности иронизировать.

Поклон дался ему с трудом, и он, чтобы окончательно не раскоординироваться в пространстве, был вынужден схватиться за колонну рукой.

– Полное собрание сочинений Макушкина сдано… В макулатуру, – подняв палец, уточнил Бельман под одобрительное хихиканье девушки.

– В макулатуру-у? – неожиданно раздался скрипучий голос главного лауреата, Степкина. – И это правильно, товарищи! Все в макулатуру, абсолютно все! У нас нет литературы, товарищи! Не-ту!

Он тоже уже порядком набрался и ходил от группы к группе, одаривая присутствующих своим вниманием. Временами у него просили автографы, которые он милостиво раздавал.

– Я-то всякой левотой не занимаюсь, – многозначительно заметил Макушкин. – В отличие от некоторых…

Его красноречивый взгляд был направлен в сторону Бельмана, которого неожиданно это покоробило. Он обнял свою даму еще крепче и, состроив презрительную мину, удалился.

– Степкин – жалкое ничтожество и бездарность, – пробормотал Макушкин, одолев в конце концов бокал шампанского.

Однако сказал он это на всякий случай потише, дабы не нарываться на скандал.

– А кстати, что представляют собой эти его романы? – спросил у него Евгений.

Он уже «подлечился», и по этой причине его пробило на общение.

– Полнейший кал! – скривился Макушкин. – Пространные рассусоливания на тему будничного героизма людей труда. В каждой главе рефреном проходит тема «Эх ты, жизнь моя, жестянка!». Автор, кажется, сам не понимает, какой серой жизнью живут его герои. По-видимому, и у него она такая же…

– Конечно, серая! – проскрипел тут снова неожиданно возникший Степкин. – Я по туалетам не валяюсь… Эх, молодежь! – рубанул он рукой воздух.

– Я попрошу без оскорбительных намеков, – пытаясь гордо поднять голову, ответил Макушкин.

Однако сделать это ему не удалось, и он ограничился лишь поворотом в сторону Евгения.

– Давайте выпьем! Я вижу, что вы меня понимаете!

– Конечно, – с готовностью отреагировал Котов.

Лариса слушала эту внутрилитературную перебранку и снисходительно улыбалась. И тут неожиданно заметила взгляд незнакомого молодого человека, который сидел напротив.

Это был жгучий брюнет с короткой стрижкой, высокий и широкий в плечах, в очках-хамелеонах. На левой щеке у него была большая родинка. Пожалуй, он был одним из немногих, кто был практически трезв. Лариса заметила, что он как держал наполненным бокал с шампанским, так и цедил его вот уже часа полтора.

Рядом с ним сидела достаточно бойкая молодая особа в джинсовом костюме, громко общалась с компанией, сосредоточившейся на противоположном конце стола. Время от времени она толкала в бок брюнета и что-то шептала ему на ухо. Тот, однако, весьма сдержанно на это реагировал и вел себя подчеркнуто солидно.

То, что Лариса по каким-то причинам его заинтересовала, было для нее очевидно. Сидевшему рядом с брюнетом критику и писателю Фатееву это тоже бросилось в глаза. Он с интересом следил за ситуацией. И только Котову, окончательно погрузившемуся в процесс поклонения Бахусу, это было совсем незаметно. Да и, откровенно говоря, безразлично…

Придя к таким неутешительным выводам, Лариса улыбнулась брюнету.

– Вам положить салат? – тут же откликнулся он. – По-моему, на вашей стороне нет чернослива с крабами.

– Интересно было бы попробовать… Неожиданное сочетание, – сказала Лариса, в которой проснулся профессиональный интерес.

Несмотря на то что ресторан «Чайка», возглавляемый ею, славился подбором самых экзотических блюд, такого салата Лариса не знала.

– Да, пожалуйста, – она протянула свою тарелку брюнету.

– Кстати, меня зовут Василий, – представился он, передавая тарелку с салатом назад.

– Лариса, – представилась она в ответ.

К этому времени его спутница пересела на противоположный конец стола, присоединившись к развеселой компании, и Василий предложил Ларисе занять ее место.

Та бросила взгляд на своего мужа, который отрывался вовсю, компенсируя мучения, которые довелось ему вынести за время официальной части, невесело усмехнулась и, взяв свою тарелку, пересела к брюнету.

– Вам налить что-нибудь? – любезно спросил тот.

– Да, – неожиданно для самой себя сказала Лариса.

«В конце концов, не грустить же мне весь вечер!» – подумала она, заметив, как в этот момент уже прилично захмелевший Котов обнимает за плечи Алексея Макушкина, в лице которого нашел соратника по поглощению спиртного.

– …За твои творческие успехи, Леха! – долетел до Ларисы очередной тост Евгения, одним махом опорожняющего бокал.

Пьяненький Макушкин жал ему руку, лепетал какие-то ответные признания и пытался дать Котову автограф, но тот с возмутительной невоспитанностью игнорировал это похвальное начинание.

– Это ваш друг? – внимательно следя за Ларисиным взглядом, осведомился Василий.

– Муж, – коротко отозвалась она, слегка покраснев и почувствовав смущение оттого, что этот человек являлся ее законным супругом.

– Я смотрю, у вас не очень теплые отношения, – осторожно заметил Василий.

– Мне бы не хотелось обсуждать эту тему, – сухо ответила Лариса.

– Извините, я не хотел вас обидеть. Просто вдруг вспомнил свою семейную ситуацию.

– А что, у вас проблемы? – скосила взгляд Лариса в сторону девушки в джинсовом костюме, которая задорно смеялась, в то время как ее обнимал какой-то долговязый парень с прыщавым лицом.

– Да, есть такой момент, – уклончиво согласился Василий. – Нет, вы ошибаетесь, эта девушка вовсе не моя жена, – заметив взгляд Ларисы, прокомментировал он. – Влада всего лишь моя старая приятельница.

Он вдруг залпом допил шампанское и на некоторое время замолчал, уставившись куда-то в сторону.

– А вы, простите, чем занимаетесь? – решила перевести разговор на другую тему Лариса.

– Что? – очнувшись от своих мыслей, спросил Василий. – Ах, да… Я, знаете ли, поэт. А вообще преподаю в университете, на филологическом.

– И вы знакомы со всей этой публикой? – обвела глазами зал Лариса.

– Да, конечно. Я не скажу, что здесь присутствует весь литературный Тарасов, но значительная часть так называемой литтусовки имеет место быть.

– Просто мне показалось, что вы не очень хорошо в эту тусовку вписываетесь. – Почему?

– Потому что на вашем лице я не замечаю веселья. К тому же вы почти не пьете.

– Вы думаете, этим людям весело? – иронично спросил Василий. – Если так, то вы ошибаетесь. Весело им всего лишь по той причине, что они пьяны и радуются халявной жрачке и выпивке. На самом деле здесь никто особо не рад друг другу. В творческой среде царят зависть и лицемерие.

– А вы свободны от этого?

Василий неопределенно пожал плечами и тихо сказал:

– Я все-таки стараюсь уделять больше внимания непосредственно творчеству. Хотя сейчас сложно этим заниматься, если не имеешь еще и какую-то другую работу. Некоторые пишут всякий ширпотреб по заказу, как, например, небезызвестный Бельман, – сказал он, указывая на одного из лауреатов, который в этот момент в углу уже жадно целовал в губы совершенно другую девушку, а его бывшая спутница уютно устроилась на коленях Макушкина.

От Ларисы не укрылось то, что Котов плотоядно поглядывал на нее и даже поглаживал ее ногу.

«Ах ты, старый ловелас!» – возмутилась Лариса, ловя себя на мысли, что не ощущает никакой ревности.

– А Макушкин-то ничего себе! – игриво прозвучал голос девушки, сидевшей у него на коленях.

При этом она искоса бросила взгляд на Бельмана, следя за его реакцией.

– С пивом сойдет, – не замедлил откликнуться тот.

– Ну, если я с пивом, то ты – только с «Анапой», – пытаясь быть остроумным, ответил Макушкин.

– Ха! – только и смог отреагировать Бельман, демонстративно обнимая свою новую пассию.

– Андрюша – прелесть! – проворковала она, чмокая его в щеку.

Тут мимо Бельмана прошаркал главный лауреат вечера Степкин, который бросил на него неодобрительный взгляд и что-то пробурчал под нос. Бельман почему-то счел это бурчание личным оскорблением и заносчиво произнес:

– А ну повтори, что ты сказал, лауреат, твою мать!

– Чего? – набычился Степкин. – Язвить еще будешь, молокосос!

– Андрюша, не надо! – пыталась одернуть Бельмана его спутница.

– Чего «не надо»? – отмахнулся Андрюша. – Всякие лохи хамить, что ли, будут?

– Вот, полюбуйтесь! – торжественно указывая на Бельмана пальцем, воскликнул Степкин. – И эти люди, использующие бандитскую лексику, получают премии! И после этого мне будут говорить, что у нас в России нет литературного кризиса! И после этого утверждают, что ничего страшного не происходит! Это же пепси-культура! Поколение «некст», мать вашу!

Тут неожиданно перед ним возник нетвердо держащийся на ногах представитель этого самого поколения Алексей Макушкин. Он вдруг почувствовал, что Степкин в своей обличительной речи затронул и его, и в связи с этим его первейшим долгом является достойно ответить оппоненту. Для этого он попытался избрать выспренный стиль:

– Я полагаю, что ваши инсинуации абсолютно неконгруэнтны сложившейся в этом зале атмосфере всеобщего удовлетворения и взаимопонимания, – с пафосом произнес он, радуясь и гордясь тем, что смог, несмотря на тяжелую степень опьянения, выговорить все это.

Но… Физиология все-таки взяла свое. Произнеся эту напыщенную и витиеватую фразу, Макушкин не выдержал и рыгнул.

И эта маленькая деталь оказалась роковой. Степкин громко засмеялся и зааплодировал:

– И эти люди будут еще…

Фразу он не успел закончить по причине того, что Бельман с отчаянным криком «Бей жидов!» саданул Степкину в его абсолютно русское крестьянское лицо. Несколько ошалевший от такого развития событий Макушкин некоторое время стоял как истукан. Но в ситуацию стремительным метеором вклинился Котов, которому явно не хватало в этот вечер острых ощущений.

Он первым поспешил на помощь молодому поколению и, встав между Бельманом и Степкиным, грозно заявил:

– Не фига наезжать на генофонд нации!

– Какой на-ции?! – презрительно спросил Степкин, пытаясь достать Бельмана ногой.

– Российской! – гордо заявил Котов.

– Ладно, мужики, что вы в самом деле! – Василий встал со своего места и, нахмурившись, поспешил в эпицентр событий. – Потом журналисты напишут, что писатели нажрались и набили друг другу морды, не поделив статуэтку. И мы вообще лишимся губернаторского литературного фонда!

Участники свары разом повернули головы в его сторону. Они несколько секунд пытались переварить услышанное. Наконец сквозь алкогольный дурман к ним пришло-таки осознание того, что поступают они неразумно. Упоминание о деньгах моментально вернуло их на землю. Тут бы все и закончилось, но Котов, который к творческой интеллигенции не принадлежал и, соответственно, губернаторский фонд ему был абсолютно «по барабану», вдруг воспроизвел запавшую ему в память фразу: