Акула пера

Глава 1

Настроение у Кружкова было очень даже неплохое, когда на своей новенькой «Ладе» он выруливал на просторный, залитый ночными огнями проспект, намереваясь немедленно ехать домой. Даже легкие угрызения совести и страх наскочить на гаишника не могли сейчас перебороть ту эйфорию и чувство умиления, которые переполняли душу Кружкова.

Умиление было спровоцировано неожиданной встречей с бывшими сокурсниками по политеху, которых Кружков не видел уже лет восемь, а эйфория являлась следствием изрядной порции пива, с этими сокурсниками выпитого.

Столкнулись они нос к носу возле прилавка нового автомагазина, куда Кружков завернул просто так, без особой нужды – его машина бегала пока отлично и не требовала ремонта. Теперь-то Кружков догадывался, что судьба просто послала ему приятный сюрприз. Не загляни он в этот магазин, так, возможно, и еще восемь лет не увиделся бы ни с Гришкой Рогозиным, ни со Славкой Бортко. Судьба иногда подбрасывает сюрпризы, но она же и разводит нас в разные стороны – решительно и бесповоротно.

Они окончили институт в знаменательном восемьдесят пятом году, когда вся налаженная и устоявшаяся жизнь пошла наперекосяк. До этого момента будущее представлялось широкой накатанной дорогой: в кармане лежал диплом инженера; впереди ждала нескорая, но гарантированная карьера; надежное место на военном заводе, так называемом «почтовом ящике», найденное, разумеется, по блату; небольшая, но стабильная зарплата. Кружков до сих пор помнил, с каким энтузиазмом и воодушевлением отмечали они выпускной – дали, как говорится, шороху.

Но потом наступили суровые будни. В стране все перевернулось вверх дном. О стабильности и гарантиях можно было только мечтать. Каждый должен был сам позаботиться о себе, если хотел выжить. «Почтовые ящики» вдруг стали никому не нужны. Инженерам никто не хотел платить зарплату. Вчерашние выпускники – кто посмелее и поэнергичнее – ринулись в опасное море бизнеса. Что с кем сталось через десять лет – об этом Кружков даже не задумывался. Своих забот был полон рот.

Ему самому, можно сказать, повезло. После нескольких лет мытарств по случайным и непрестижным работам Кружкову удалось устроиться в одну торговую фирму. С тех пор дела его пошли на лад – можно сказать, он нашел свое место в жизни. Разобравшись в секретах торгового бизнеса, Кружков сумел вырасти в своей фирме до начальника отдела, поменял старую двухкомнатную квартиру на трехкомнатную в престижном районе и, наконец, обзавелся машиной – о лучшей карьере и мечтать было нельзя.

О друзьях, с которыми заканчивал институт, Кружков вспоминал все реже и реже. Пути их не пересекались: у Кружкова создавалось впечатление, что все сокурсники давно покинули родной город и он остался здесь один.

Поэтому встреча в автомагазине явилась для него полной неожиданностью. Он был застигнут врасплох и оказался не способен повлиять на дальнейшие события. Всю инициативу захватил в свои руки Гришка Рогозин, балагур и весельчак. Он заматерел, прибавил лишних килограммов двадцать весу, но повадки у него остались все те же. Не позволив Кружкову даже рта раскрыть, он тут же организовал что-то вроде встречи выпускников со всеми вытекающими последствиями.

Правда, пили они только пиво, но зато его было вдоволь. Дело происходило в большом, прекрасно оборудованном гараже Рогозина, куда они отправились после магазина. Гришка, оказывается, жил в Ленинском районе, в огромном подковообразном доме, и здесь же, в пяти минутах езды, располагался его гараж, построенный в непосредственной близости от котельной – так что, кажется, от котельной и отапливался.

Кружков подозревал, что Рогозин вполне мог отсиживаться в таком гараже во время семейных конфликтов. Правда, о семейной жизни они говорили мало, все больше вспоминая веселые студенческие деньки и товарищей, разлетевшихся по белу свету.

Они болтали, перебивая друг друга, хохоча и подогревая себя пивом. Глядя на раскрасневшиеся, неуловимо изменившиеся лица приятелей, отпуская немудреные шутки, Кружков снова на короткое время почувствовал себя студентом, молодым и полным надежд. Ему было очень весело.

Правда, отхлебывая из бутылки пенящееся пиво, хлопая по плечам друзей и предаваясь воспоминаниям, Кружков испытывал то и дело немного странное ощущение «дежа вю» – будто все это он где-то видел: запотевшие пивные бутылки, мордастых обнимающихся мужиков и белозубые улыбки. Не хватало только назидательного голоса за кадром: «Надо чаще встречаться!»

Постепенно из разговоров выяснилось, что Гришка Рогозин преуспел в этой жизни даже больше Кружкова: у него была маленькая, но своя посредническая контора. Что-то связанное с цветными металлами. Славка Бортко, имевший исключительные математические способности, был при нем кем-то вроде бухгалтера. Когда веселье достигло наивысшего градуса, Рогозин даже предложил Кружкову бросить свою фирму и переходить к нему. «Через год на «Мерседесе» ездить будешь!» – уверенно заявил он.

Кружков, несмотря на легкое опьянение и владевшие им сентиментальные чувства, повел себя осторожно, обещая подумать. В принципе, он не склонен был к авантюрам, поэтому слова Рогозина не воспринял слишком всерьез, тем более что сам Гришка ездил отнюдь не на «Мерседесе».

Тем не менее визитную карточку приятеля он с благодарностью сунул в свой бумажник и выразил надежду, что следующий раз они встретятся не через восемь лет, а гораздо раньше.

За приятными воспоминаниями время летит необыкновенно быстро, и, когда друзья решили, что пора расставаться, на улице уже была поздняя ночь. Все трое были слегка смущены: впереди всем троим предстояло еще объясняться с женами, а ведь известно, как низко ценят жены мужскую дружбу.

Кружкова вдобавок беспокоило, как он доберется до дому. Чувствовал он себя нормально, машиной вполне мог управлять, да и движение на улицах было не то что днем, но встреча с милицейским патрулем могла закончиться весьма плачевно, и это портило Кружкову все впечатление.

«Тебя учить, что ли, надо?» – покровительственно произнес Рогозин, выслушав сетования приятеля, и небрежно сунул в его нагрудный карман хрустящую сторублевку: «Вложишь в права этот документ – и никакой инспектор не страшен! Главное, не сбей по дороге старушку и будь вежлив!» Кружков хотел было от сотни отказаться, но Рогозин настоял, давая понять, что для него это сущая мелочь, и Кружков, у которого в карманах к тому времени было пусто, оставил деньги у себя.

Потом они долго жали друг другу руки и опять хлопали друг друга по плечам, клятвенно обещая в скором времени встретиться, и наконец расстались, Рогозин запер гараж, и они с Бортко отправились по домам пешком, а Кружков с легким сердцем завел свою «Ладу» и покатил в центр города.

Жизнь на улицах замирала, даже бдительные инспектора отправились уже отдыхать, и Кружков без помех гнал машину по широкому проспекту, уверенно крутя баранку и вновь переживая в душе самые яркие моменты трогательной встречи с однокашниками. Чувствовал он себя прекрасно.

А потом начались неприятности. Сначала Кружков машинально не туда свернул. Вместо того чтобы ехать по мосту, перекинутому через железнодорожные пути, он повернул направо и поехал за вокзал, туда, где находился автомагазин – тот самый, где он встретил приятелей. Наверное, сыграл свою роль стереотип, засевший в мозгу Кружкова, – все его мысли сейчас так или иначе вертелись вокруг этого магазина, да вдобавок хмель притупил реакцию. Проехав метров двести, Кружков все-таки сообразил, что забрался не туда, но разворачиваться не стал, решив, что свернет в город дальше, миновав небольшой туннель, соединявший завокзальный район с остальным миром.

Но прежде нужно было проехать еще несколько кварталов и возле аккумуляторного завода повернуть налево, к железной дороге. Задача совсем не сложная даже для водителя, голова которого затуманена сантиментами и пивными парами. Ночные светофоры призывно мигали желтым глазом, в лучах фар ровной лентой раскручивался асфальт, и впереди не было никаких препятствий. Но тут пиво сыграло с Кружковым злую шутку. Собственно, он уже давно начал испытывать некоторое беспокойство, связанное с чрезмерным поступлением жидкости в организм, но рассчитывал дотерпеть до дома. Однако, подъезжая к заводу аккумуляторов, Кружков понял, что до теплого туалета не дотянет. Нужно было решать проблему немедленно.

Кружков был человеком культурным и даже, пожалуй, стеснительным. Справлять нужду на большой дороге, на виду у всех, его нельзя было заставить даже под пистолетом. И то, сколько свидетелей вокруг, не имело никакого значения. Знай Кружков, что за ним наблюдает хоть один человек, уже одно это заставило бы его сгорать от стыда. Поэтому он решил свернуть в какой-нибудь переулок и подыскать местечко поукромнее. Так вот и получилось, что возле завода Кружков свернул не налево, а направо и оказался на какой-то темной улочке, названия которой он даже не знал.

И здесь ему не сразу удалось остановиться – сначала навстречу попалась какая-то загулявшая компания, потом слева возник ярко освещенный двор заводской медсанчасти – и во дворе происходило какое-то движение, потом еще что-то, пока наконец Кружков не заехал в совсем темный угол, поросший густым кустарником. Асфальт здесь уже кончался, дальше улица превращалась в сплошные кочки и колдобины, тянувшиеся в гору мимо спящих одноэтажных домов с палисадниками. Кружков, поставив машину на обочине, вылез наружу и, воровато оглядываясь, побежал в кусты.

Сделав свое дело, он воспрял духом и, облегченно вздохнув, благодушно огляделся по сторонам. Погруженная во тьму улица была тиха и пустынна. В черном небе сияли крупные звезды. Внизу слышался характерный шум железной дороги и горели огни прожекторов. Чуть в стороне светились отдельные окна в здании медсанчасти.

Неожиданно до Кружкова донесся слабый стон. Вздрогнув, он замер и настороженно прислушался. Через некоторое время стон повторился, а потом слабый женский голос пробормотал: «Помогите!»

Кожа на спине Кружкова покрылась мурашками, а хмель моментально улетучился из головы. Перепуганный не на шутку, он неуверенно шагнул в ту сторону, откуда доносился голос.

В стороне от обочины под запыленным кустом акации на земле лежала женщина. Было слишком темно, и, даже присев на корточки, Кружков не смог рассмотреть ее лица. Он только смутно различил безвольно раскинувшееся рыхлое тело и бледное пятно, пересеченное упавшей прядью волос.

«Пьяная?» – мелькнуло в голове у Кружкова, но голос женщины, звучавший слабо и жалобно, принадлежал тем не менее абсолютно трезвому человеку. «Помогите! – пробормотала она снова. – Я умираю». Кружков боязливо дотронулся до теплого мягкого плеча и почему-то шепотом спросил:

– Что с вами случилось?

Неожиданно он почувствовал, что пальцы его стали мокрыми и липкими. Он поднес ладонь почти к самым глазам и увидел, что она испачкана чем-то темным. Ему сделалось нехорошо.

Неуклюже обтирая ладонь о траву, Кружков попятился назад – как и сидел, на корточках. Только споткнувшись о камень и едва не упав, он сообразил подняться на ноги и опрометью бросился к машине. Дрожащими руками он завел мотор и развернул «Ладу» так, чтобы свет фар падал прямо на то место, где лежала женщина. Потом, открыв предусмотрительно дверь, Кружков опять приблизился к пострадавшей.

Теперь он мог рассмотреть ее как следует. Женщина лежала на правом боку, неестественно прогнувшись и бессильно уткнувшись лицом в траву. Ее лицо, руки и ноги, едва прикрытые задравшейся юбкой, были испачканы кровью. Бледное лицо было искажено страданием, и трудно было сказать, сколько женщине лет, – но, судя по расплывшейся фигуре и морщинам на шее, она была не первой молодости. Рядом валялась сумочка на длинном ремешке.

Кружков опять наклонился к раненой и попытался узнать, что произошло. С огромным трудом женщина проговорила сквозь зубы: «Машина…» – и закрыла глаза. Кружков растерялся. Он лихорадочно начал припоминать, что следует делать в подобных случаях. В голову ничего не приходило, кроме элементарной мысли, что женщину нужно срочно доставить в больницу. Однако от волнения Кружков никак не мог вспомнить, где находится ближайшая больница.

Наконец он решил, что вспомнит это по дороге, а пока нужно погрузить женщину в машину. Сумочка под ногами мешала ему, и Кружков отнес ее в машину и бросил на переднее сиденье.

Потом он попытался поднять пострадавшую, ухватив ее под мышки, но женщина отреагировала таким воплем боли, что Кружков сразу же отказался от своих намерений, тем более что сразу понял – такую тяжесть ему в одиночку не осилить.

Ему показалось, что женщина умирает. На самом деле она просто потеряла сознание, но Кружков об этом не догадывался и пришел в ужас. Он впервые в жизни так близко сталкивался со смертью, и ему сделалось страшно и жутко.

Он вскочил на ноги и начал панически озираться, надеясь увидеть где-нибудь хоть одну живую душу, которая могла бы поддержать его в эту трудную минуту. Но глухая улочка будто вымерла, а железная дорога и вокзал, где сейчас было полно народу, находились слишком далеко.

Неожиданно взгляд Кружкова упал на освещенный фонарями двор медсанчасти. Хлопнув себя по лбу, Кружков уничтожающе прошептал: «Идиот!» – и опять бросился к женщине.

Наклонившись над ней, но стараясь не всматриваться в страшноватые черты, Кружков наскоро проговорил: «Я сейчас! Я мигом! Потерпите еще чуть-чуть!» – проговорив это не столько для женщины, сколько для собственного успокоения, – и побежал к машине.

Прыгнув за руль, он развернулся и покатил вниз, пока не доехал до ворот медсанчасти. При этом он не переставал удивляться собственной тупости: больница была под самым его носом, а он об этом начисто забыл! С него бы сталось отвезти раненую на другой конец города, сумей он затащить ее на заднее сиденье!

Ворота больницы были закрыты, и Кружкову пришлось покинуть машину. Он вошел в калитку и бегом пересек гулкий пустынный двор. Найдя дверь с табличкой «Приемный покой», Кружков позвонил.

Ему долго не отпирали, и он начал уже нервничать, беспокойно оглядываясь на темневшие в отдалении заросли кустарника, за которыми лежала нуждающаяся в помощи женщина. Кружкову казалось, что он даже слышит ее стоны. Наконец загремели засовы, послышалось сердитое бормотание, и дверь распахнулась. Кружков увидел перед собой миловидную, но слегка заспанную девушку в белом халате. Наспех надетая белая шапочка сидела на ее пышных каштановых волосах чуть криво. Девушка смотрела на Кружкова сердито, но безо всякого страха.

– Вам чего, мужчина? – спросила она.

Кружков сбивчиво и не слишком понятно обрисовал ситуацию. Девушка закатила глаза к небу и сказала со вздохом:

– Господи, только этого еще не хватало! Дорожно-транспортное!.. Ну, давайте, где у вас больная?

– Женщина там, на дороге… – хмуро повторил Кружков. – Мне ее одному не поднять… И вообще, там, наверное, носилки нужны!

Теперь, когда ему было с кем разделить ответственность, он приободрился и даже начал сердиться на непонятливую медсестру, или кто она там.

– Носилки! – опять закатила глаза девушка. – И кто же будет таскать эти носилки – я, что ли? Ну ладно, проходите, объясните все Николаю Григорьевичу, пусть он решает…

Она повела Кружкова какими-то полутемными коридорами и вдруг, потянув носом, неодобрительно заметила:

– Вы, мужчина, выпивши, что ли? Наверное, это вы ее и сбили?

Вот тут уж Кружков испугался по-настоящему. До него наконец дошло, в какую двусмысленную ситуацию он попал. Ему смутно припомнилось, что дорожно-транспортное происшествие требует непременного присутствия милиции, и здесь уж при таком скоплении народа сотней не отделаться. Вполне можно остаться без прав, если не чего-нибудь похуже. Невольно Кружков посмотрел на свои руки – они были испачканы засохшей кровью.

– Что вы такое говорите? – испуганно запротестовал он. – Никого я не сбивал! С чего вы взяли?

Девушка не ответила и ввела Кружкова в небольшую освещенную комнату, где стояли письменный стол, несколько стульев и жесткая кушетка, покрытая белой простыней. За столом сидел крупный широкоплечий мужчина в белом халате, надетом, кажется, прямо на голое тело. Видны были мощная волосатая грудь и могучие руки, тоже покрытые до локтей густыми курчавыми волосами. Вероятно, это был дежурный врач.

Он курил и равнодушно разглядывал вошедших. На его усталом грубоватом лице не отражалось абсолютно никаких эмоций.

– Николай Григорьевич! – бойко отрапортовала девушка. – Вот этот мужчина сбил где-то тут женщину. Что будем делать?

Врач вынул изо рта сигарету и внушительно произнес:

– Женщине, безусловно, будем оказывать помощь. Мужчину передадим властям… Где пострадавшая?

– Послушайте! – волнуясь, заговорил Кружков. – Никого я не сбивал! Я ехал мимо, остановился… В общем, я тут ни при чем, понимаете? А женщина лежит на дороге, там, где я ее нашел, ее как-то нужно сюда доставить. Одному мне не справиться. У вас есть санитарная машина?

– Ночью у нас нет санитарной машины, – заявил врач. – Мы не «Скорая». Но ведь у вас есть, кажется, машина?

Кружков молча кивнул. Врач тоже кивнул, раздавил в пепельнице окурок и распорядился:

– Анечка, золотко, разбуди Аллу Петровну и скажи, пусть готовит операционную! А ты открой нам ворота, каталочку и, пожалуй, позвони ноль-два… Хотя нет, сначала посмотрим, что там такое… – Он посмотрел на Кружкова и строго сказал: – Ну что, пойдемте?

– Да, конечно, – пробормотал Кружков, настроение которого становилось с каждой минутой все хуже.

Все дальнейшее вспоминалось ему точно в тумане. На машине они доехали с врачом до места происшествия, перенесли женщину на заднее сиденье и вернулись обратно. Ворота были уже открыты, и они беспрепятственно доехали до приемного отделения, где женщину положили на каталку и куда-то увезли.

Кружков испытывал огромное желание удрать, но врожденная порядочность не позволила ему этого сделать, да и окончательно проснувшаяся Аня взяла его в оборот. Усадив Кружкова на покрытой простыней кушетке, она устроила ему настоящий допрос, потому что ей нужно было заполнить паспортную часть истории болезни.

Кружков ничего о сбитой женщине не знал, а о дамской сумочке, которая валялась где-то в машине, начисто забыл, поэтому допрос был настоящим мучением для обоих. Николай Григорьевич больше не показывался, зато неожиданно приехала милиция, и тут Кружкову пришлось уже совсем туго.

Он так неуверенно и неубедительно объяснял причины, приведшие его ночью в этот район города, что ему самому сделалось противно. Работник ГИБДД, снимавший показания, то и дело сокрушенно покачивал головой. Когда же проба на алкоголь, взятая у Кружкова, показала положительный результат, он понял, что его дела совсем плохи.

Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы милиционеры не решили дождаться врача. Даже поверхностный осмотр кружковской «Лады» не убедил их. Хотя на капоте машины не обнаружилось никаких подозрительных следов, стражи порядка стали разговаривать с Кружковым все суше и даже намекали, что ночевать дома ему уже не придется.

А потом случилось то, что измученный Кружков принял сгоряча за чудо. Появился усталый после операции Николай Григорьевич и, равнодушно поздоровавшись с представителями закона, расположился в жестком кресле со стаканом крепкого чая в одной руке и с сигаретой – в другой.

– Перелом левой бедренной кости, – ни к кому не обращаясь, сообщил он. – Перелом правого запястья, вывих правого плечевого сустава… Плюс три-четыре ребра. Естественно, множественные ссадины и ушибы… Сотрясение головного мозга… Перед операцией потерпевшая мне сказала, что ее сбил грузовик… Наверное, это вас интересует, правда? А поскольку вишневая «Лада» товарища, – тут он сделал плавный жест сигаретой в сторону Кружкова, – на грузовик явно не тянет, он здесь, скорее всего, ни при чем…

Кружков тут же преисполнился к этому суровому человеку огромной признательностью, ему захотелось броситься на волосатую грудь и расцеловать ее владельца. Но милиция отнеслась к заявлению врача без энтузиазма.

– Это мы еще выясним, – пообещал старший лейтенант, который был, очевидно, за главного, – кто при чем… А как состояние пострадавшей? Она… будет жить?

– Полагаю, что да, – веско ответил Николай Григорьевич. – Конечно, возраст… шок… Но характер повреждений позволяет надеяться на благополучный исход. Хотя лечение займет довольно продолжительный период времени…

– Ну что ж, лечите, доктор! – разрешил старший лейтенант, поднимаясь. – А мы, пожалуй, пойдем. Нужно еще взглянуть на место происшествия. Вот гражданин Кружков нас проводит… Если, конечно, он в состоянии… – милиционер скептически оглядел понурую фигуру Кружкова.

– Я в состоянии! – угрюмо сообщил Кружков, у которого, и правда, кроме запаха никаких последствий от пирушки уже не сохранилось.

– Тогда вперед! – распорядился старлей.