Россия, которую мы потеряли. Извлечения из книги архидиакона Павла Алеппского «Путешествие Антиохийского Патриарха Макария в Россию в половине XVII века»

Строгости Великого поста

С раннего утра чистого понедельника до среды, в течение трех дней, не бывает у них ни купли, ни продажи, не открывают никаких лавок, ни масляных, ни, в особенности, таких, где продаются съестные припасы. По обычаю, царь и царица постятся эти три дня, усердно посещая службы в церквах ночью и днем, предаваясь молитвенному бдению, совершая поклоны и соблюдая строгое воздержание, как мы удостоверились теперь.

Наконец, отстояв обедню в среду, царь разговелся сладким компотом, по всегдашнему своему обыкновению, причем послал его для раздачи всем своим вельможам. Затем он опять постился от этой ночи до позднего утра субботы, потом отстоял обедню, приобщился св. Таин, вкусил антидор и затем позавтракал. Во всю эту неделю никто не видит его лица, разве только случится важное событие в государстве. Так же поступают, в течение этой недели, и все вельможи, неукоснительно посещая службы в своих церквах днем и ночью. Равно и все жители в течение ее не производят ни купли, ни продажи, но неопустительно присутствуют за богослужением в своих приходских церквах.

Царские ратники обошли питейные дома, где продают вино, водку и прочие опьяняющие напитки, и все их запечатали, и они оставались запечатанными до истечения пасхальной среды. Горе тому, кого встречали пьяным или с сосудом хмельного напитка в руках! Его обнажали в этот сильный холод и скручивали ему руки за спиной; палач шел позади него, провозглашая совершенное им преступление, и стегал его по плечам и спине длинной плетью из сырых бычачьих жил: как только она коснется тела, тотчас же брызнет кровь. В таком положении водят человека по городу и затем сажают в тюрьму на известное время, пока он не отбудет положенного срока. Особенно строгий надзор бывает за жителями в течение первой недели поста, по средам и пятницам, на Страстной неделе и в первые четыре дня Пасхи, чтобы люди не пьянствовали, а то их стегают без всякого милосердия и жалости. Царь со своими вельможами имеет обыкновение строго поститься также на Страстной неделе и вкушает пищу только вечером в Великий четверг, по принятии св. Таин, и снова постится до кануна Пасхи.

Скудная пища

В этот пост мы переносили вместе с русскими большое мучение, подражая им против воли, особливо в еде: мы не находили иной пищи, кроме мазари (размазня?), похожего на вареный горох и бобы, ибо в этот пост вообще совсем не едят масла. По этой причине мы испытывали великую, неописуемую муку. Мы извинили бы их, если бы они в этот пост ели не только рыбу, но и мясо: не было бы им греха и запрета, ибо у них, как мы сказали, не водятся и потому им неизвестны ни чечевица, ни овечий горох; разве в домах франков найдешь их, по цене дороже перца. Кроме этого (мазари) они знают только соленую капусту и соленые огурцы. У них есть бобы фиолетовые и белые, но цена фунта 3 копейки, т. е. каждые стоят пиастр-реал^[12]. Помимо рыбы, у них нет ничего особенно дешевого, а потому, что есть бедному семейному человеку, если рыба ему запрещена? Кроме ратников, бедняков и крестьян, никто не ест рыбы; богатые никогда ее не едят: у них это считается большим грехом. Как часто мы вздыхали и горевали по кушаньям нашей родины и заклинали великою клятвой, чтобы никто впредь не жаловался на пост! Ибо, Богу известно, наших кушаний, которые едят постом, здесь не бывает даже во время Пасхи и мясоедов: кроме рыбы, мяса и кваса, эти люди ничего не знают, – без сомнения, они истинно святые. Еще по приезде своем в Молдавию и Валахию мы недоумевали, что нам есть по средам, пятницам и прочим постам.

Квас, хлеб и кислая капуста

В этой стране большие и знаменитые монастыри, как то: Троицкий и иные, имеют обыкновение присылать царю в виде благословения огромный черный ржаной хлеб, каковы обычно бывают монастырские хлебы: каждый хлеб несут на руках четверо-пятеро человек, словно большой жернов. Это есть благословение, часть от хлеба отцов. Еще подносят бочонок с квасом, который приготовляется из воды с рожью, – его употребляют как напиток – и бочку кислой капусты. Говорят, что царь, принимая хлеб, целует его, как благословенный. То же они дарили царице, царевичу, их сыну, трем сестрам и трем дочерям царя, каждой отдельно, на ее имя. Так у них принято делать ежегодно. То же дарили своему патриарху и нашему владыке патриарху, по распоряжению, данному им от царя. Бояре подносили хлеб, держа его пред собою на руках и говоря: «Архимандрит такой-то, такого-то монастыря, бьет челом твоей святости до земли и подносит тебе от пищи своих братий-отцов», как у них принято. Наш учитель целовал хлеб, возлагал на него свою руку и брал от них. Точно также подносили бочонок квасу и бочку кислой капусты. Они обошли и всех вельмож. Причина, почему они дарят этот черный хлеб, та, что он у них в большой чести и что от употребления его в пищу получается благословение. Поэтому, первое, что кладут на стол за трапезой царя, есть этот хлеб. Также большинство их подарков своим вельможам состоит из этого хлеба: они говорят, что это их хлеб издревле и что прежде они не знали пшеницы; по этой причине предпочитают его белому, пшеничному хлебу. Мы видали, как возчики и другие простолюдины завтракали им, словно это была превосходная халва. Мы совершенно не в состоянии были его есть, ибо, по причине большой величины хлебов, внутри он не пропечен и бывает кисел, как уксус, да и запах имеет такой же. Но московиты привыкло к нему: по их словам, он придает силу и питательнее белого хлеба.

Вера и усердие

Что касается устава их церквей, то в приходских церквах устав подобен монастырскому: ежедневно читают восемь кафизм из Псалтыря при рассвете, рано утром, по обычаю, и на каждом часе по кафизме. За вечерней и при каждом Аллилуия взамен малых поклонов они делали большие до земли; точно также каждый раз при Святый Боже и Приидите поклонимся. Мы кладем после трех больших двенадцать малых поклонов, а они делают все большие до земли, ибо в этот пост совсем не делают малых поклонов, но все большие до земли. Мы наблюдали в них веру, усердие и набожность чрезвычайные и многое другое кроме этого, из-за чего, делая это вместе с ними, ради подражания им, мы терпели мучения.

Так как на этой неделе и все государственные сановники не выходили из своих домов, постоянно предаваясь молитвам, то мы не имели возможности сходить к кому-либо из них с подарками. Они^[13] приходили в церковь ежедневно, по звоне в колокола, после шестого часа и выходили не раньше как по восьмом или по девятом часе, потому что службы продолжительны, особливо чтение кафизм, причем кладут все поклоны до земли.

Лазарева суббота

В Лазареву субботу ударили в колокола с раннего утра к литургии для тех, кто постился со вчерашнего дня до сих пор ради причащения. Московский патриарх служил обедню у царицы в церкви во имя Лазаря, которая, как говорят, из железа. В этот день крестьяне привезли на санях ветви дерева, похожего на египетскую иву, которое дало почки без листьев. Его продавали на рынках, и священники покупали его для всех церквей, чтобы раздавать вечером народу. Обрати внимание на промысл Создателя и Его заботу о Своем народе в этой стране, ибо, видя, что у них нет не только маслины, но что даже лесные деревья еще не распускаются, Он произрастил для них это благословенное дерево с ветвями, как будто у настоящей египетской ивы, дабы не было у них недостатка ни в чем в сравнении со всеми прочими христианами мира.

Вечером ударили в великий колокол к вечерне и звонили в него вместе с прочими, равно как и в полночь к утрене. Мы встали к службе, в то время как земля дрожала от звона в колокола вечером. После чтения Евангелия принесли большие пуки упомянутых ветвей, которые они называют, подобно грекам, вайи, и утвердили на них свечи. Наш владыка-патриарх окадил их кругом по обычаю, прочел положенную молитву, благословил и взял в руку одну ветвь, после чего священники и кандиловозжигатель начали резать для него ветви и к каждой прикрепляли зажженную свечу; он раздавал их всем присутствующим, и они держали ветви с горящими свечами непрерывно до третьей песни. Когда чтец начал положенное чтение, сели и потушили свечи, а когда он кончил, встали и зажгли – до седьмой песни; также зажгли их при девятой. Затем погасили и вышли из церкви, причем каждый нес ветвь в руке до дому, как большое благословение. Они хранят их в течение всего года. Если бы царь присутствовал, то патриарх вручил бы ему пальмовую ветвь: в этой стране никто, кроме царя, не смеет в сей день держать пальмовую ветвь.

Московская мистерия – «Шествие на осляти»

Рано утром в Великое Вербное воскресенье зазвонили во все колокола по порядку, ударяя в каждый поочередно, по обыкновению, для сбора священников города и всех горожан, ибо праздник этого дня у них очень почитается, все равно как праздник Крещения. Они с великою торжественностью празднуют эти дни, даже с большею, чем Пасху и Пятидесятницу, как мы это видели.

Накануне патриарх Никон^[14] пригласил нашего владыку Макария для совместной с ним службы, а также и на обед, ибо в этот день у него бывает трапеза.

За неделю пред тем стрельцы стали исправлять путь от Великой церкви (Успенского собора) до места (церковь Василия Блаженного), находящегося вне ворот Кремля. Они сколачивали доски гвоздями, осушали песком грязь, так как на этой неделе снег начал таять и шел дождь.

Патриарх Московский и всея России Никон (1605–1681).

Возглавлял Российскую Православную Церковь с 1652 по 1666 гг.

Все мы вышли из западных дверей храма, сначала хоругви, а потом священники, игумены монастырей, числу которых нет счета.

Перед всем этим крестным ходом везли большое дерево, которого ветви украшали с раннего утра до настоящего времени. К ним привязывали кисти из изюма, леденцов и множество яблок. Потом поставили дерево в сани и крепко привязали^[15].

Вокруг него прикрепили доски, на которые стали в стихарях шесть маленьких анагностов^[16], поя очень высоким голосом стихиры^[17] в честь св. Лазаря. Всех их везла пара лошадей скорым шагом.

С раннего утра снарядили 100 отроков^[18] из детей стрельцов, дали им, как это у них принято ежегодно, из царской казны сто кафтанов из сукна разных цветов: зеленого, красного, голубого, желтого и иных; каждый из них надел кафтан и приготовились к церемонии. Учить их и руководить ими было поручено особому сотнику.

Потом подвели к патриарху лошадь, всю покрытую белым холстом, облегавшим корпус ее подобно рубахе, так что одни только глаза ее и были видны. Лошадь эта была дрессированная, умная и послушливая, и ее от года до года держали наготове для этого дня. На лошади, взамен седла, было устроено бархатное седалище в роде кресла, обращенное на одну сторону.

Патриарх Никон предложил нашему владыке сесть на приготовленную лошадь вместо него, но он не пожелал, дабы, в качестве зрителя, свободнее наблюдать удивительный обряд, который совершается у русских в этот день и от которого мы пришли в восхищение.

Тогда патриарху подали стул, покрытый черным сукном, и он при помощи его сел на лошадь в упомянутое седалище^[19], свесив ноги с одной стороны, и прислонился к его спинке; в правой руке он держал крест, а в левой Евангелие.

«Шествие на осляти» патриарха Никона в день празднования Входа Господня в Иерусалим.

Вельможи и высшие государственные чины оказывали ему знаки должного почтения, и все они были одеты в парчовое платье с дорогими каймами, украшенными жемчугом и драгоценными камнями.

Затем подошел царский наместник и, взяв лошадь за длинную узду, повел ее, идя перед патриархом медленным шагом. Если бы в это время находился в Москве царь, то он бы сам правою рукой повел патриаршую лошадь, как он обыкновенно это делал. Мы направились по упомянутым выше длинным и удобным мосткам. С обеих сторон были выстроены стрельцы со своими шестисотенными начальниками.

Упомянутые отроки, по пяти человек с каждой стороны пути, спешили взапуски расстилать свои кафтаны, один рядом с другим, под ноги патриаршей лошади, и когда лошадь проходила по ним, они быстро поднимали и, забежав вперед, снова расстилали их. Это было зрелище, смотреть которое мы пожелали бы всякому другу ^[20]. В это время все колокола неумолчно гудели, так что казалось, как будто дрожала земля. Патриарх осенял крестом народ направо и налево, а наш владыка шел позади Никона, а за ним архиереи; высшие же сановники и патриаршие бояре, вместе со стрелецкими начальниками, замыкали шествие, а также и окружали его с обеих сторон и шли впереди. Что наиболее привело нас в восторг, так это многочисленные отроки с разноцветными кафтанами и поспешность, с которою они расстилали их, что они продолжали делать, пока мы не вышли из ворот Кремля и не спустились на площадь.

Архидиакон с другим диаконом поодаль кадили патриарху, в то время, когда он ехал и благословлял народ. Таким образом крестный ход достиг большого храма, единственного в мире здания по красоте постройки и его архитектуре и разноцветной окраске его куполов.

Это здание составляет не один храм, а как бы несколько соединенных вместе. Этот храм известен под именем церкви Пресвятой Троицы^[21]. Приблизившись к этому храму, шествие остановилось и упомянутое дерево и хоругви остались внизу перед входом. Патриарху опять подали стул, покрытый сукном, и он сошел с лошади у ступеней лестницы и поднялся в один из приделов этого храма, во имя Входа Господня в Иерусалим, ибо все эти приделы уподобляются Вифании, а Кремль – Иерусалиму.

Здесь был совершен чин крестного хода. Патриарх прочел Евангелие, после чего взял крест обеими руками и, держа его прямо, трижды осенил им восточную сторону, причем архидиакон окадил его трижды, возглашая: «Господу помолимся. Рцем вси». Затем патриарх обратился с крестом к трем другим сторонам и также осенил их, а архидиакон также кадил ему трижды и повторял те же самые слова. Никон, приложившись ко кресту, положил его на поднос и, вместе с нашим учителем, приложился к иконе Входа Господня в Иерусалим, после чего прочтен был отпуст.

Мы вышли из церкви, патриарх снова сел на лошадь, и сани с «древом» и диаконы пошли вперед; и каждый из них занял свое место. Отроки опять постилали свои платья, пока мы не возвратились в соборный храм, сопровождаемые колокольным трезвоном. Мы вошли в храм, а с древом остановились перед южными вратами церкви. Патриарх взошел на архиерейское место, прочие же заняли места вокруг него; начались часы, и обедня была окончена рукоположением священника и диакона.

Затем взошли на амвон, и патриарх прочел поучение на этот день, совершил отпуст и, сойдя, вышел из южных врат храма, и мы с ним. Подойдя к древу, Никон окадил и благословил его. Две ветви, по его приказанию, были отрублены топором одним стрельцом и внесены в церковь. Здесь их разрезали на мелкие части и положили на серебряные подносы, вместе с изюмом, сахаром и яблоками, и патриарх послал это царице, ее сыну, дочерям и сестрам царя. Остальные части «древа» разделил между собой народ.

Русские имеют большую веру в означенное «древо» и берут части его с большим благоговением. Нам передавали, что оно приносит пользу во всех болезнях, в особенности при зубной боли; если положить кусочек его на больной зуб, то боль проходит.

Разоблачившись, мы все пошли с патриархом в его покои на трапезу, так как угощение в этот день идет от патриарха.

Если бы царь был в Москве, то он занял бы первое место за столом. При уходе царь обыкновенно получает 100 золотых динаров в дар, как бы вознаграждение за свой труд, именно за хождение в крестном ходу и за то, что он вел поодаль своим мизинцем за повод патриаршую лошадь.

Нам передавали, что ежегодно эти сто динаров царь кладет в свою казну на хранение на издержки своего погребения, так как деньги эти заработаны его собственным трудом.

Затем в столовую привели нищих, слепых, увечных, безногих и поставили для них стол близ патриарха; он подзывал каждого из них, кормил и поил их с полным уважением. Наконец патриарх поднялся, ему поднесли таз и кувшин, и он обошел нищих, умывая, вытирая и лобзая их ноги, всем по порядку, причем раздавал им милостыню до последнего. Мы дивились чрезвычайно, глядя на это, и были тронуты до слез. Говорили нам, что таков постоянно обычай их царей во время обедов. За столом оставались вплоть до вечера; мы возвратились в свой монастырь весьма удивленные всем виденным.