ГЛАВА 1. Едет!
– Сегодня ты превзошла саму себя, – похвалил рен Фейрех, подбирая остатки подливы куском хлеба.
Отправив его себе в рот, прожевал, жмурясь от удовольствия.
– Эх, были бы ваши Лоханки поближе к столице, – продолжал он сыпать соль на рану. – А так и останешься тут прозябать. Последний раз предлагаю – полный пансион, десять монет в месяц, неделя отпуска…
– Не могу я Лоханки бросить, – буркнула я, забирая пустую тарелку. – Рен Фейрех, если бы вы дали моей таверне звезду…
– Вот и я не могу, – с удовольствием отказал он. – По-хорошему, я бы тебе сразу три влепил. Такого вкусного жаркого даже в моем Павлине не подают.
– Именно, – рассердилась я, чувствуя, как щеки загорелись от прилившей крови. Я терпеть не могла умолять, но от этого мужичка с круглыми щечками зависело мое будущее. – Хромой Единорог – отличное заведение. Если бы вы дали хотя бы одну звезду – я не прошу три – внесли бы в реестр, в Лоханки потянулись гости…
– Условия, – назидательно поднял указательный палец рен Фейрех. – В золотой реестр едален заносятся лучшие таверны исконных городов, то бишь тех, где живет хоть один носитель древней крови. Это не с неба взятое правило. В реестр попадают заведения, в которых, теоретически, мог бы отобедать Владыка. Каждый год он ездит по стране с визитами к исконным вассалам. В ваших Лоханках есть такой?
Он смотрел на меня блестящими глазками, ожидая ответа, но я молчала.
– Может, ваш городничий, который выглядит так, будто его побили пыльным мешком, на самом деле ворожбит? А может, вон та компания лесорубов, – он кивнул на столик в углу, за которым, сосредоточенно перемалывая челюстями мясо, ели четверо мужиков, – никакие не лесорубы, а, допустим, вервольфы? Или ты, милая Кэйтлин Тут, скажем, дракон?
Он мелко засмеялся, так что его рыжая бороденка, испачканная подливой, затряслась, и я нехотя ответила:
– Нет.
– Вот и я говорю, – важно кивнул рен Фейрех. – Нет, милая Кэти. Я не могу дать звезду твоему Единорогу, но снова предлагаю работу. Бросай эти Лоханки! Что ты вцепилась в них, как клещ в пёсье ухо? Тут даже женихов подходящих нет. А годы идут, женский расцвет короток, – его маслянистые глазки пробежались по моей фигуре. – Эх, был бы я холостой…
Я оперлась локтями на стойку, устроив подбородок на сплетенные в замок пальцы, и отвернулась ко входу, где послышались приближающиеся голоса. Кто бы это мог быть? Обеденное время заканчивается, и все, кто хотел, перекусили в славной таверне «Хромой единорог».
– Здесь мой дом, работа, – задумчиво сказала я. – Лоханки – чудесное место.
– Болото, – припечатал рен Фейрех. – Никакого движения. Застой, гниль и скука. Послушай меня, милая Кэти, я желаю тебе только добра…
– Едет! – выкрикнул городничий, вламываясь в таверну, так что тяжелая деревянная дверь с грохотом впечаталась в стену.
– Кто едет? – спросила я, выпрямляясь и чувствуя, как сердце заколотилось быстрее.
– Ссыльный, – выдохнул городничий, подходя к стойке, и я налила ему полную чашку клюквенного морса и придвинула тарелку крендельков. – Гарольд Шпифонтейн собственной персоной! Вы только подумайте! Полсотни лет ни одного ссыльного, даже самого завалящего, а ведь каждый раз это способствовало безудержному росту города, промышленности, культуры…
– Ссыльный? – переспросила я, а мое сердце забилось еще сильнее, точно колокол, которым в Лоханках созывали на службу.
– Рост города? – недоверчиво уточнил рен Фейрех.
– Эти ссыльные аристократы все малость того, – покрутил пальцем у виска городничий. – Одному, лет триста назад, вздумалось устроить в Лоханках соревнование по гребле. Как итог – лесопилка, лодочная мастерская, мелиоративные работы. Другой, последний наш, был любитель театра. И что вы думаете?
– Что?
– Актеры к нам ехать не хотели, так он решил их на месте вырастить. Школу построил. Так что все дети в Лоханках умеют читать и уровень образования у нас ого-го.
Он сжал кулак и потряс им в воздухе перед носом рена Фейреха, а я машинально кивнула, подтверждая слова городничего. Школа в Лоханках была, и неплохая. А уж библиотека… Триста двадцать восемь книг!
– Какое счастье, – выдохнул городничий. – Хоть бы этот Гарольд Шпифонтейн тоже оказался с причудами. Хорошо бы ткацкую фабрику открыть, или, к примеру, организовать охотничий турнир. Тогда бы к нам приехали его друзья, я бы наконец пристроил Мэриан замуж, а ты, Кэти, гребла бы золото лопатой! Ведь все они останавливались бы у тебя. Собственно, я за этим и пришел, – он махом выпил весь морс и, пригладив усы, сгреб горсть крендельков и сунул в карман. – Приютишь его?
– Ссыльного? – возмутилась я. – Преступника? А вдруг он перережет мне горло во сне, или еще чего похуже!
– Стал бы я селить к тебе убийцу, как считаешь? – рассердился городничий. – Я ж тебя люблю как родную дочь!
Я посмотрела на него с иронией, и он исправился:
– Ладно, Мэриан я люблю несравнимо больше, но ты мне тоже дорога. Никто так не готовит пироги с перепелами, и если тебе однажды перережут горло во сне, или еще чего похуже, то я буду очень горевать.
– Верю, – буркнула я.
– Он какую-то дуэль затеял, – пояснил городничий. – И даже не убил того, второго, а только ранил, но Владыка рассердился и сослал его к нам. Не преступник, а одно название.
Я задумчиво протерла стойку, хотя та и так блестела. Конечно, можно взять постояльца. Наверху есть комнаты, которые обычно пустуют, потому что сюда, в Лоханки, ездить особо не зачем.
– Куда еще мне его селить? – продолжил наседать городничий.
– К себе, – предложила я. – Поближе к Мэриан. Вдруг и правда женится.
– Неприлично, – сурово отрезал он, а мы с реном Фейрехом многозначительно переглянулись.
Мэриан не обременяли строгие моральные принципы, и во всех Лоханках только ее папаша об этом не знал.
– И надолго к нам этот рен Гарольд как-его-там? – поинтересовалась я и, забрав пустую чашку у городничего, ополоснула ее под краном.
– Гарольд Шпифонтейн, – исправил городничий. – И не рен, а герен. На месяц всего.
Чашка выскользнула из моих рук и чудом не разбилась, грохнувшись в раковину.
– Он из исконных? – уточнила я, еще не веря своему счастью, а рен Фейрех насупился.
– А то! – подтвердил городничий с такой гордостью, будто это в нем текла древняя кровь. – Знаешь, кто он? Лучше сядь, или крепче держись за стойку. Готова?
– Не томите, – попросила я.
– Дракон, – с придыханием произнес он, выпучив глаза.
Расплывшись в улыбке, я перевела взгляд на рена Фейреха.
– Исконный вассал Владыки, – медленно сказала я. – В Лоханках. Теперь я могу получить звезду. Три звезды!
– Не спеши так, – проворчал рен Фейрех и повернулся к городничему. – На сколько его к вам, говоришь, сослали? На месяц? Золотой реестр едален обновляется через два. К этому моменту твой дракон уже улетит назад в столицу, милая Кэти. Увы и ах.
Он сгреб оставшиеся крендельки и, закинув парочку в рот, пошел к выходу.
– А если он останется здесь? – выкрикнула я ему в спину.
– В Лоханках? – фыркнул рен Фейрех, обернувшись у двери. – Тогда он точно с прибабахом.
Дверь за ним захлопнулась, а я повернулась к городничему.
– Всего месяц, – вздохнул тот. – Не мог натворить чего посерьезнее? Или уж прикончить того несчастного, да простят меня боги. Вряд ли фабрику успеем. А охоту можно, как думаешь?
– Можно, – кивнула я, думая о другом.
Бросив салфетку, я обогнула стойку и, выйдя из таверны и запрокинув голову, уставилась на вывеску. Я самолично освежила краску с месяц назад, и единорог, вставший на дыбы, был белым, как облачко. Звезду можно прикрепить под копытами. Или лучше под хвост? Не так поймут… В гриву? Уперев руки в бока, я придирчиво рассматривала единорога. Да, в гриву вроде неплохо.
Пусть герена Гарольда Шпифонтейна сослали всего на месяц, но можно попытаться сделать так, чтобы он полюбил Лоханки всей душой. И тогда после окончания ссылки он останется здесь навсегда.
***
Карета тряслась по проселочной дороге, и Гарри проклинал каждую кочку. Сиденья были жесткие, экипаж – ноги не вытянешь, вдобавок через маленькое окошко впереди несло перегаром кучера.
Хотелось вырваться из этой трясущейся клетушки, расправить крылья и взлететь в хмурое серое небо, похожее на рыхлую комковатую кашу, вспороть мокрые облака, устремившись в лазурную высь. Гарри повел плечами, унимая привычный зуд в лопатках, и уставился вдаль.
Глупо получилось. Петер, конечно, зарвался, подшучивая над ним на том пиру. Но, по-хорошему, Гарри должен был посмеяться вместе со всеми. Нет же, взыграла фамильная гордость или, скорее, спесь, и он потребовал удовлетворения, сделав только хуже. Теперь всем ясно, что в каждой шутке есть доля правды, и слова Петера стали повторять на каждом углу. К счастью, Гарри к дуэли уже поостыл и поэтому не стал убивать нахала, лишь слегка задев плечо. И вот Петер будет хвастаться перед дамами свежей повязкой, а ему, Гарольду, придется целый месяц томиться в какой-то глуши с дурацким названием, которое вечно вылетало у него из головы.
– Скоро уже эти Корытца? – нетерпеливо спросил он у кучера.
– Лоханки-то? Скоро, вашисконность, – привычно ответил тот, как и час, и два назад. Однако потом добавил: – Вон уж виднеются.
Высунувшись из экипажа, Гарри и правда увидел высокую колокольню храма, а под ней – россыпь приземистых крыш, укрытых потемневшей соломой. Всего месяц – утешил он себя. Пролетит – не заметишь. Потом будет вспоминать об этом, как о приятном отдыхе. Свежий воздух, охота, селяночки…
Экипаж трясся по дороге, приближаясь к месту его ссылки, и уныние, которое Гарри настойчиво гнал от себя, охватывало его все сильнее. Впасть бы в спячку и проснуться через месяц, чтобы не видеть ни этих убогих огородов, ни чумазых детей, ни брехливых собак, что уже целой сворой бежали следом.
– Куда ссыльного доставлять? – гаркнул кучер, завидев девку, что придерживала корыто, оперев его на крутое бедро. – До городничего?
– До Кэти, – ответил женский голос. – Там его уже все ждут.
Гарри вообще не хотелось знать ни кто эти все, ни кто такая неведомая Кэти. Он с раздражением дернул узел шейного банта, борясь с желанием выскочить прочь и побежать назад со всех ног.
– Тппррр, – громко скомандовал кучер, натянув поводья, и экипаж, тряхнувшись в последний раз, остановился.
Гарри сдержал рвотный позыв, с усилием сглотнул горькую слюну и открыл дверь. Ступив наружу, тут же увяз в густой рыжей грязи по самую щиколотку.
Поглазеть на него собралась вся деревня: крепкие мужики смотрели настороженно и угрюмо, женщины, сбившись в кучки, хихикали и шептались, глазастая детвора облепила все заборы как стайка скворцов.
Гарри с усилием поднял ногу, и жирная грязь жадно чавкнула, нехотя отпуская его ботинок, бежево-розовый оттенок которого продавец пафосно называл цветом щечек любимой женщины.
– Вот дерьмо, – вздохнул Гарри, понимая, что замшу уже не отчистить.
– Милости просим в Лоханки, ваша исконность, – торжественно объявил усатый мужик, слегка подтолкнув вперед дородную девку с подносом в руках.
Гарри с тоской окинул взглядом выдающиеся стати блондинки, отщипнул кусок хлеба и закинул в рот.
– Пожалуйте сюда, герен Шпифонтейн, – поклонившись, указал мужичок на распахнутые двери, к которым, надо же, вела ковровая дорожка. Ступив на нее, Гарри оттер грязь с ботинок, и повернулся к кучеру.
– С багажом аккуратно, – строго приказал он и пошел отбывать срок.
ГЛАВА 2. Знакомство
Я сбилась с ног, готовясь к приезду ссыльного: лучшая комната сияла чистотой и благоухала свежестью, фирменное блюдо – каре ягненка в клюквенной подливе – томилось в печи, ожидая своего часа. Я даже выстелила ковром дорожку к таверне и отжалела монету Франтику, чтобы тот не играл на своей лютне и не испортил первое впечатление от Лоханок.
Герен Шпифонтейн прибыл к вечеру, слегка задержавшись в пути. Он оказался мужчиной видным и широкоплечим, и женщины, собравшиеся за забором, тут же принялись вздыхать и хихикать, обсуждая и модную прическу – по бокам головы выстрижено короче, а сверху и сзади длиннее, – и шейный платок в розовую полоску, и серьгу, блестящую в левом ухе, точно у какого-то пирата.
Он вышел из экипажа, выругался, вступив в самую грязь, вытер ноги о мой ковер и, отломив горбушку от хлеба, поднесенного Мэриан, прошел в таверну. Пряча волнение, я вцепилась в передник, нещадно комкая его под стойкой.
– Добро пожаловать в Лоханки, герен, – улыбнулась я.
Он окинул скучающим взглядом обеденный зал и спросил:
– Моя комната?..
– Наверху, – выпалила я. – Желаете отужинать? Или сперва принять ванну? Может быть, у вас есть какие-то предпочтения касательно распорядка дня?
– Проведите меня, – приказал он.
– Как пожелаете, – ответила я, выдавив очередную профессионально приветливую улыбку. – За мной следуйте, пожалуйста.
Я пошла к лестнице, сделав страшные глаза в сторону толпы, что собралась в дверях.
– Осторожно, балка низкая, – предупредила гостя, который последовал за мной, однако он уже вписался в нее лбом, и сердито зашипел. – Ой, простите!
Я повернулась и быстро ощупала лоб мужчины, но тот перехватил мою руку. Сейчас, когда я стояла ступенькой выше, мы были почти вровень, так что его глаза оказались напротив. Красивые… Немного удлиненные, с пушистыми темными ресницами, вот только цвет разобрать не получалось. Вроде бы серые. Хорошо бы посмотреть при дневном свете.
– Я в порядке, – холодно произнес герен. – Комната.
– Последняя по коридору, – опомнившись, сказала я, вновь идя вперед и кляня себя за неуклюжесть.
Зачем я полезла его щупать? Может, к этим драконам вовсе нельзя прикасаться простолюдинкам вроде меня. Кожа у него оказалась теплая и гладкая, никакой чешуи. По крайней мере, на лбу.
– Самая тихая и просторная спальня, – добавила я. – Из окон открывается чудесный вид.
Открыв дверь, посторонилась, пропуская его.
– Прикажете подать ужин сюда?
Сбросив грязные ботинки, Гарольд Шпифонтейн вошел в комнату, окинул взглядом обои в цветочек, гуся, скрученного из полотенец, и горшочки с фиалками на подоконнике, а после довольно громко застонал и захлопнул дверь перед моим носом.
– Хам, – вырвалось у меня.
Очевидно, Лоханки его разочаровали. Но именно это чувство испытала и я. Разочарование. Я ждала дракона, исконного вассала, носителя древней крови, но вместо умудренного летами мужчины, способного разглядеть тихую прелесть сельской жизни, явился какой-то столичный хлыщ в розовых ботинках. Хмурясь и покусывая губы, я двумя пальцами подняла ботинки за шнурки и спустилась вниз, где ждали городничий вместе с дочкой и еще целая толпа.
– Ну, как? Что сказал? Чего хотел? – торопливо спросил городничий.
– Ничего, – буркнула я, бросив ботинки в лохань позади стойки. – Устал с дороги, наверное.
– Может, усладить его слух изысканной песней? – предложил Франтик, бренькнув по струнам.
– Сдурел? – поинтересовался городничий. – Он мужчина утонченный, сразу видно. А от твоего воя даже медведи разбегаются. Хочешь, чтобы герен из окошка сиганул?
– А что ему станется, – невозмутимо пожал плечами Франтик. – У его ж крылья.
Вот бы посмотреть, как он превращается в дракона! Распахивает крылья и летит, летит над нашими Лоханками, и крылатое отражение плывет по озеру…
– Так, все на выход! – скомандовал городничий. – Не будем мешать дракону. А ты, с лютней, первым вон.
– А ужинать? – с надеждой спросил один из мужиков.
– Дома поешь, – отрезал он.
– Пахнет так, что я сейчас язык проглочу, – не сдавался тот.
Я обернулась в сторону кухни, откуда доносился аромат жаркого. Ягненка и правда было жаль. Завтра вкус будет не тот.
– Так, не расходимся, – приказала я. – Если уважаемому исконнику приспичило поголодать – его право. Зря я, что ли, полдня готовила? Все к столу!
Жаркое уминали за милую душу, но, поостыв, я все же отрезала хороший кусок герену. Пусть первое знакомство не задалось, но я не собиралась отступать от плана. Полив запеченные ребрышки клюквенным соусом, я вынула из печки горшочек с томленым картофелем и грибами. Устроив все на поднос, добавила блюдце с маринованными огурчиками и чесноком, чашку с фирменным морсом, два ломтя свежего ржаного хлеба…
– Ты отнес его чемоданы? – спросила я у Виктора, который составлял грязную посуду в таз.
– Отнес, – кивнул Виктор. – Он там лежит и страдает. На меня и не посмотрел.
– Хам, – с раздражением повторила я, осознав, что больше всего меня задело равнодушие герена.
Не то, чтобы я была такой уж красавицей, но привыкла, что при взгляде на меня мужчины смягчаются, приосаниваются и начинают подкручивать усы. А у этого Шпифонтейна и усов-то не было! Весь такой гладко выбритый, причесанный, словно вылизанный весь… Не должен быть мужчина таким ухоженным и красивым! Что тогда остается нам, женщинам?
Я потерла запястье, словно бы хранившее прикосновение герена, и еще раз осмотрела блюда, внезапно подумав, что и они, возможно, не дотягивают до высоких столичных стандартов.
– Заменишь меня? – попросила я, и Виктор, кивнув, пошел за стойку.
А я, взяв увесистый поднос, поднялась по лестнице, постучала и, толкнув дверь попой, вошла в комнату. Гарольд Шпифонтейн, прикрыв глаза, лежал на кровати, а гусь, которого я крутила из полотенца добрых полчаса, валялся на полу, отброшенный безжалостной рукой.
– Ужин, – сухо сказала я.
Поставив поднос на столик у камина и усадив гуся на стул, я ушла, хлопнув дверью.
***
Гарри приоткрыл глаза и посмотрел на еду, оставленную трактирщицей. Девушка, которая видно и есть та самая Кэти, оказалась очень миленькой. Невысокая, аппетитная, вся такая чистенькая, словно с картинки, золотисто-рыжие волосы заплетены в косы и уложены на затылке, но упрямые кудряшки выбивались на висках и надо лбом. Она предупредила о низкой балке, но он не слушал, занятый своими мыслями, и потом так искренне всполошилась, словно бы и правда волновалась о нем.
Вряд ли кого-то в столице взволновал или огорчил его отъезд. Быть может, Руальда вздохнет одинокой ночью, но, скорее всего, она нашла ему замену, когда еще не улеглась пыль от колес его экипажа.
А ведь всего этого можно было так легко избежать…
Огурчики пахли на всю комнату, вытесняя мысли и о Руальде, и о подлом Петере, и о Владыке, который не захотел понять его щекотливую ситуацию и просто отослал Гарри с глаз долой. Было совершенно невозможно страдать в одной комнате с этими коварными огурцами… И ладно если б они одни! Остальные блюда пахли и выглядели не менее соблазнительно. По румяным ребрышкам стекала густая красноватая подлива, хлеб будто нарочно повернули к нему хрустящей корочкой, а глиняная кружка запотела от чего бы там в нее не налили.
Кэти старалась, готовила, тащила это все наверх. Будет невежливо хотя бы не попробовать.
Вздохнув, Гарри сел, глядя на искушение, а потом и вовсе встал, подошел к столу и стянул один огурчик.
Захрустев, он зажмурился от удовольствия и, уже не сомневаясь, опустился в удобное кресло и снял крышку с горшочка. Аромат грибов и картофеля рванул вверх, и рот наполнился слюной от предвкушения удовольствия.
Покончив с едой, Гарри сыто отвалился от стола и выдохнул, благосклонно глядя на гуся из полотенца, который почему-то оказался на стуле напротив. Кормили тут, надо признать, божественно. Даже его тоска куда-то ушла, сменившись твердым решением решить возникшую проблему. Дракон он, в конце концов, или нет?
В столице за каждым шагом исконников следили и репортеры, и светские сплетники, и просто зеваки. Здесь же, в Кастрюльках, он может творить что угодно, не опасаясь, что это станет известно Владыке. Он проведет этот месяц с пользой, а потом утрет нос всем недоброжелателям, вернувшись в столицу и наглядно продемонстрировав, что все слухи, распускаемые про него, – подлая ложь.
Поднявшись с кресла, Гарри открыл дверь в углу и обнаружил ванную комнату. Здесь было довольно скромно, но опрятно: вместительная чугунная ванна, блестящий кран. Не особенно веря в удачу, Гарри крутанул один из вентилей, и от струи воды повалил пар.
Быстро бросив одежду, пропахшую потом, лошадьми и забулдыгой-кучером, Гарри влез в ванну и, вытянув ноги, устроил голову на мягкой подушечке из светлой кожи. Заметив шнурок на стене, задумался ненадолго и потянул. Если сейчас та рыжуля еще и потрет ему спину, которая зудела сильнее, чем обычно, он снимет все претензии к Лохушкам.
А может, удастся уговорить селяночку на что-нибудь еще? Ванна большая, а он совсем не против потесниться.
Теплая вода смывала усталость с его тела, и Гарри закрыл глаза, наслаждаясь и предвкушая еще большее удовольствие. Дверь скрипнула, и он лениво выпростал руки на края ванны. Сейчас главное не спугнуть. Действовать осторожно и аккуратно.
Он повернул голову, нежно улыбаясь, и дернулся от неожиданности так, что вода плеснулась за бортик. Выпрямившись, Гарри уставился на мужика, который загораживал дверной проем.
– Зачем трезвонил? – угрюмо и без малейшего почтения спросил мужик. – Вода вроде есть, мыло на полке. Чего надо?
– А вы, собственно, кто? – поинтересовался Гарри.
Бритый почти наголо, выцветшая полосатая майка без рукавов обтягивает мощный торс, на правом плече наколка с непонятными завитушками.
– Работаю тут, – без особой охоты ответил здоровяк. – Полотенце, что ли, принести?
– Да, – кивнул Гарри. – Полотенце.
Мужик исчез в комнате, а после явился с кривоватым гусем, встряхнул его так, что полотенце размоталось, и повесил на крючок на стене. Посмотрев на Гарри с мрачной угрозой, которая, видимо, должна была отбить всякую охоту звонить в колокольчик, мужик шагнул к дверям, но, передумав, развернулся и склонился к ванне, опершись на бортик.
– Давай сразу проясним, – проникновенно сказал он. – Если полезешь к Катьке, я тебе все пальцы переломаю, один за одним. Усек?
– Отец, что ли? – уточнил Гарри.
– Нет, – ответил мужик. – Но это ничего не меняет.
Выпрямившись, он указал двумя пальцами сперва себе в глаза, а затем на Гарри и наконец ушел, аккуратно закрыв за собой дверь.
– Деревня, – процедил Гарри, а потом взял с полки мыло.
Пахло оно без особых изысков, но было увесистым и без прилипших волос. Пойдет.