Другая звезда. Часть 1. Лучшее предложение

© Львова Надежда, 2021

© Интернациональный Союз писателей, 2021

* * *

Отзывы

Книга, которую вы держите в руках, – это нечто уникальное. Я никогда не встречала ничего подобного – автор создал новый мир, однако ты постоянно ловишь себя на мысли, что и в нашем мире много раз замечал те невидимые глазу детали, ту еле уловимую энергию, которой пропитаны страницы произведения. Отдельно подкупает невероятно милый юмор писательницы и, конечно, ее человечность. В общем, я уверена, чуткий читатель с живым умом не будет разочарован.

Людмила Савостьянова, композитор, вокалистка

Это история в жанре, близком к «городскому фэнтези», с интересной героиней и местами успешным обхождением привычных клише, особенно тех, что касаются жизни «на два мира» и обучения в магическом вузе. После прочтения кажется, что это фрагмент большего произведения, то есть ожидается продолжение. Отдельно хочется отметить «психоделическое» восприятие Киры, будто у нее смещается фокус и она выпадает периодически из реальности. Хотя что такое ее реальность? Ведь обе стороны мира в этой истории очень близки. Может быть, в этом какая-то метафора на тему дуализма воображаемого и материального либо про поиск эквилибриума тела и души. Есть ощущение недосказанности в целом и еще какой-то смутной тревоги, как на ярком рисунке с нечеткими контурами. Это и привлекает.

Кирилл Трухан, психолог, консультант

Роман «Другая звезда» – это смесь фэнтези (в хорошем смысле этого слова, со своим оригинальным миром и альтернативной реальностью) и закрученного детектива. А для любителей романтики там есть и любовная линия с живыми, в смысле неидеальными, персонажами. Вообще в романе много «живого»: и характеры персонажей, и хорошо проработанные детали мира, где происходят события. И даже ангел есть. А героиня, как и все настоящие люди, вызывает противоречивые чувства, но в любом случае хочется узнать, как она решит свои проблемы и чем же все закончится.

Кристина Выборнова, писательница, композитор, художница

Благодарности

Замечательной писательнице Кристине Выборновой за бесценные советы, обсуждение часами, поддержку и саму идею, как можно сесть и написать целый роман от начала и до конца!

Людмиле Савостьяновой, моему дорогому композитору и читательнице. Порой ты веришь в меня больше, чем я сама. Правда-правда!

Анастасии Петровой, человеку, умеющему исправлять кучу всего, давать отличные советы и вносить логику в хаос еще до прочтения книги.

Моей маме Елене Львовой, без которой выход этой книги был бы вряд ли возможен.

Кириллу Трухану за неизменный интерес к книге и потрясающие комментарии.

Читательницам Юлии Даниловой и Алисе «Просто» Жарковой, а также Владимиру Черевко за то, что были и вдохновляли не бросать начатое на полпути.

И консультантам, которые пожелали остаться анонимными, но без которых ничего не получилось бы.

Пролог

Иногда мне снится странный сон. Не так часто, где-то раз в месяц, может, даже реже: темная комната, тени, тянущиеся по полу от мутного окна, они доползают до стен и оседают, словно серый пепел. И окно старое, в трещинах, с потертой деревянной рамой, потемневшей от времени. В уголках паутина, будто кто-то торопливо протер только центр стекла, чтобы добыть хоть немного света. И солнце стучится в эту комнату, но оно тоже бледное, усталое.

И каждый раз я вижу бабочку, накрытую стеклянным колпаком. На стекле следы фиолетовой пыльцы с крылышек – бабочка бьется, пытается выбраться на волю. Ей не нравится стеклянный колпак, ей нужны воздух, солнце и цветы. И они близко, но она не может до них дотянуться, запертая, как живой экспонат, в прозрачном, издевательски чистом стекле.

Она бьется какое-то время, потом падает на дно и временно замирает, только крылышки, как лепестки, дрожат. Она надеется выбраться, но я почему-то знаю, что ей это не суждено.

И в комнате всегда кто-то есть кроме нас двоих. Еще одна тень цвета старой золы. Я никогда не вижу его лица, просто знаю, что он таится в углу, как паук. Иногда он подходит к окну и подставляет лицо бледным лучам солнца. И тогда я вижу его золотые волосы.

А еще я откуда-то знаю, что у него голубые глаза. Они настолько прозрачны, что кажутся бесцветными.

Он медленно поворачивает голову, и я всегда просыпаюсь в этот момент, потом лежу, долго смотрю в темноту и жду, пока на небе забрезжит первый луч очередного рассвета.

Может быть, эта бабочка – на самом деле я?

Глава первая

Моя жизнь совершенно непримечательна. В ней нет ничего необычного, в ее спокойном течении абсолютно не осталось места для сумасбродств. Более того, прожив на свете почти двадцать семь лет, я признаю, что очень скучна. Причем до крайности. Проснувшись утром, я точно знаю, что буду делать сегодня. И дни мои похожи один на другой как две капли воды. Огонь, который в той или иной мере присущ всем моим сверстникам, мне совершенно несвойственен. Я давно уже не люблю посиделок, если и выбираюсь с друзьями, то по четко запланированному сценарию: кино – кафе – прогулка – дом, парк – кафе – прогулка – дом, кафе – выставка – прогулка – дом. Я ценю стабильность. У меня есть небольшая, но очень уютная квартира, где я с удовольствием коротаю вечера, смотрю передачи по телевизору, если есть что смотреть, или глупые сериалы, если смотреть нечего, во время которых мастерю длинные разноцветные половики, а потом складываю их в шкаф. Одна из моих соседок – вроде бы дальняя папина родственница – раз в год напрашивается в гости и забирает подчистую все мое так называемое рукоделие. Говорит, на благотворительность. Я каждый раз представляю себе, насколько полезны разноцветные половики, например, голодающим дикарям или малоимущим… Но по-прежнему молчу. До меня доходил другой слух: что она на самом деле выдает их за поделки крутого иностранного мастера и продает за большие деньги… Но я в это не лезу – мне своих забот по жизни хватает, да и попробуй у нее попроси хоть ломаный грош. Сразу начнутся охи-ахи по поводу тяжелой жизни, дорожающих продуктов, пенсии размером с дырку от бублика. Хотя в свое время отец и похлопотал, чтобы у нее был приличный бюджет на старости лет. Все это умом я понимаю, но продолжаю делать половики и не интересуюсь их будущей историей. Да и сил на эти бодания у меня уже не остается.

Что же касается заработка – у меня есть небольшой магазинчик одежды. Он не занимает первых строчек в мире моды, но клиентов хватает. Тут, спасибо прошлой жизни, остались связи, позволяющие быстро и надежно доставлять нужные модели. В последние пару лет дело пошло на лад, я даже смогла позволить себе двух сотрудниц, хозяйничающих в магазине в мое отсутствие. Хорошие девушки, хоть и слегка чудаковатые. Но разве другие смогут работать с одеждой из Волшебного мира?

Я быстро допила утренний кофе и посмотрела на часы. Времени до открытия оставалось немного, надо торопиться. Конечно, помощницы справятся и без меня, но мне доставляет истинное удовольствие по утрам отпирать магазинчик ключом золотого цвета, слушая дивное эльфийское приветствие. Замок, кстати, с секретом: попытаешься взломать – сразу обратишься в камень. Не навсегда, конечно, но несколько часов «прелести» каменного существования обеспечено. Очень ловко отпугивает грабителей. Замок мне сделали эльфы в благодарность за выполненный план продаж их одежды. Но тогда нам повезло с модой – Неволшебный мир в то время как раз переживал бум эльфийской моды. Длинные платья из струящейся материи шли исключительно бледным, высоким и очень худым красавицам. Однажды одна из местных законодательниц моды упала в обморок прямо у нас в магазине. Как выяснилось позднее, она почти ничего не ела, чтобы соответствовать господствовавшим тенденциям красоты. После того как подобные случаи стали происходить все чаще, спрос на эльфийскую одежду постепенно сошел на нет. Зато теперь балом правят амазонки. И нежные девы, только успевшие отрастить что-то похожее на эльфийские шевелюры, уже дружно записываются в парикмахерские на короткие стрижки и готовятся в спортзалах к новому сезону. Амазонки – тоже не лыком шиты – сразу открыли курсы ускоренной подготовки прямо от первоисточника, а мне презентовали солидную скидку за рекламу. И изрядно озолотились. А я… Что я? Мне всё в радость, лишь бы клиенты были довольны. «Хочешь жить – умей вертеться», как сказал один мудрец, имя которого я позабыла. Вертеться я не очень люблю, но иногда приходится: магазинчик Ad Astra – все, что у меня есть.

Если спросите о личной жизни, которая обычно интересует весь человеческий род более всего на свете, то таковой у меня нет и, скорее всего, не предвидится. Мне скучно ходить на свидания, готовиться к ним, улыбаться, быть милой. Иногда я думаю, что так и доживу до пенсии и стану сухонькой милой старушкой, которая вяжет половички, кивает солнышку, жует хлебушек с кефирчиком, сияя новенькими зубными имплантами, и сладко спит ночами, потому что совесть ее чиста, а жизнь проста, как зонтик без рисунка.

Периодически в эти мои благословенные планы врывается порывом шквального ветра подруга Алёна. Она – мой самый близкий человек. Взбалмошная и непоследовательная, но очень живая и непосредственная. Вообще мы с ней разные, как лед и пламя. Алёна – высокая, фигуристая блондинка, обожающая яркий макияж и наряды. Я – брюнетка, среднего роста, субтильной комплекции. Хотя подруга и утверждает, что мне надо просто начать регулярно краситься, носить облегающие платья и вообще «найти уже себе подходящего мужика, а то сижу как репка в грядке», но, повторюсь, с личной жизнью покончено, и сильно сомневаюсь, что это когда-нибудь изменится.

…День сегодня был удачный, но тяжелый: заходили две школьницы и просили костюмы амазонок. Причем такие, которые продать им было просто невозможно, потому что открывают они намного больше, чем скрывают. Не зря стоит пометка «18+». После долгих уговоров предложила им вариант «от 16 и старше», более приемлемый с точки зрения общества. Сами амазонки, кстати, в обычной жизни предпочитают функциональную одежду. А разное интересное шьют на заказ, чтобы соответствовать мифам и легендам. Но всех это устраивает, поэтому я молчу: мне тоже необходимо чем-то питаться.

Дальше были препирательства с представительницей фей. Почему с представительницей? Потому что волшебные существа ни с кем напрямую не работают – только через своих, людей из Волшебной Страны. А те после пары лет сотрудничества становятся удивительно похожи на нанимателей. Не внешне, но по характеру – точно. И повадки копируют, как будто такими же на свет родились. Вот и сейчас мадам от фей долго и нудно (а слышали бы вы голоса фей, не приукрашенные легендами и словоохотливыми поэтами) расписывала, что ей нужен платочек цвета шафрана, а лимонный для ее нанимательницы чересчур экстравагантен. Не выдержав словесного потока громкостью триста децибел, одна из моих работниц-бедолаг обозвала фею «зелененькой». Мне пришлось сразу же оштрафовать ее на ползарплаты, а потом долго утешать рыдающую девушку в кладовке, так как представительница внезапно осознала, что все-таки лимонный ее покровительнице больше к лицу, и на радостях купила аж три платка изрядной стоимостью. Почему именно столько? Потому что у этих замечательных существ есть три огромные страсти: одна – тяга к модным новинкам, вторая – желание похвастаться и третья, благодатная для меня, – обладание эксклюзивом. И по этой причине ни одна уважающая себя фея не допустит, чтобы в магазине осталась хоть одна вещь того же цвета или фасона, что выбрала себе она. И четвертая страсть, о которой никто не говорит, – любовь доводить людей до исступления, в плохом смысле этого слова. В чем мы все еще раз убедились, глядя на посредника. Ибо рабочий день прошел под усталые шепотки, что «если бы не покупали столько, их бы никто на порог не пускал». И хотя пришлось напомнить о деловой этике, в душе я была с девушками согласна.

Домой я шла с одной мыслью: побыстрее залезть в уютный плед с куском шоколадного торта, который заботливо притащила подруга Алёна. Шоколад я не люблю, да и в целом сладкое – не очень, хотя иногда покупаю побаловаться. Но этот торт покорил меня раз и навсегда. Себе я его не возьму – выкладывать за лакомство недельный доход магазина мне все-таки жаль. Зеленая жаба встанет сзади и начнет сжимать мою многострадальную шею. Алёна в этом плане не заморачивается – ее семья при желании может вымостить половину улицы, на которой стоит ее особняк, золотыми кирпичиками, и еще останется. Поэтому притащить тортик – для нее сущие мелочи, она знает, что ничего другого я от нее не приму.

Я повернула ключ в замке и почувствовала аромат свежего хлеба и мандаринов. Мои любимые запахи, м-м-м… Вот только хлеб я не пекла, а мандарины кончились еще позавчера. Я нахмурилась, достала из кармана баллончик с ядовитой смесью. Медленно подошла ко входу в комнату, взяла свое простейшее оружие на изготовку, включила свет… и замерла от изумления.

На моем диване возлежал мужчина невероятной красоты. Он был настолько хорош собой, что все владельцы журналов мод могли бы передраться за право поместить его фото на обложку своего издания. Но меня взволновала не его исключительная внешность, а белые сапоги, инкрустированные золотом, которые так же небрежно устроились на моих любимых подушках – ручной работы, между прочим.

Он томно поднял на меня сияющие золотые глаза. Каждая линия его лица и тела манила и завораживала.

– Выключи свет, – мурлыкнул он, – и иди сюда…

– Ага, щас, – сказала я, подходя к своему дивану и решительно сбрасывая с него ноги красавца.

Он потянулся, как ленивая кошка, при этом даже не думая вставать. И я с трудом сдержала улыбку.

– Смотрю, ты по мне совсем не скучала, детка.

Его красивая рука с длинными пальцами как-то невзначай потянулась, чтобы схватить меня за коленку. Я отступила на шаг. Азаэль был в своем репертуаре.

– Для начала, – произнесла я по возможности суровым тоном, – выруби Очарование: не на работе. Два – немедленно прекрати называть меня деткой. И тогда уже поговорим как цивилизованные, гм, люди.

– А кто сказал, что не на работе? – он насмешливо поднял брови, но наткнулся на мой взгляд и со вздохом закатил глаза:

– Ну ладно, ладно, попробовать-то стоило.

И внезапно погас, как лампочка. Я много раз видела эту его способность, но до сих пор не понимаю, как он это делает: черты его лица и одежда остаются прежними, просто он вмиг перестает быть магнетически притягательным. Мгновенье – и передо мной сидит красивый молодой человек, лет двадцати пяти от роду. Но я-то знаю, что он как минимум в двадцать-тридцать раз старше. Что же касается остального – то на эти шутки я перестала обижаться еще на втором курсе Академии.

Действует ли на меня знаменитое Очарование? Пожалуй, да. Просто не совсем так, как на большинство окружающих. В то время как у неподготовленных девушек кружится голова, подкашиваются ноги, а сердце буквально выпрыгивает из груди при виде Азаэля и его собратьев при исполнении, я испытываю лишь невнятное покалывание в области живота и быстрее устаю. На курсе тех, кто мог без подготовки и амулетов сопротивляться Очарованию, было двое. И я – в их числе. Прознав об этой моей способности, любой житель Нижних Уровней считал своим долгом испробовать на мне свои чары. Но каждый раз уходил не солоно хлебавши. Со временем это превратилось у них в своеобразную забаву. Вопреки расхожим слухам, не так уж много развлечений в нашем мире у этих существ, чтобы не прощать им эти маленькие слабости. Так что я привыкла и не обижаюсь.

И, в конце концов, я на самом деле рада его видеть, с чем бы он ни пришел.

Поэтому я повернулась и пошла на кухню готовить чай.

– Кстати, – голос Азаэля донесся до меня, когда я наливала воду в чайник, – твой торт был вкусным.

Я только молча поджала губы и мысленно попрощалась с уютным вечером в сопровождении пледа и шоколада, да и вообще со всеми имевшимися в доме сладостями, потому что это была еще одна маленькая слабость жителей Нижних Уровней.

* * *

Мы пили чай, сидя на кухне под низко висящим цветным абажуром, который в свое время я на спор с однокурсниками купила на какой-то барахолке. Они хором утверждали, что я никогда не принесу это пестрое чудовище в родительский дом. А я, разумеется, купила и повесила в своей комнате. Еще на последних курсах Академии я регулярно собиралась его выбросить, но два с половиной года назад, переезжая сюда, на новую квартиру, почему-то взяла с собой и пристроила на кухне. С ним мне спокойнее.

Азаэля такие мелочи не особо волновали. Он был занят, уничтожая конфеты и безе из наполненной вазочки. Как я уже говорила, сладости я иногда покупаю. И сейчас это пригодилось.

Я пила чай, просто смотрела на него и ждала, когда Азаэль начнет. Но он словно задался целью смести все, что было на столе. А сметать было что. В самом деле поверишь, что просто так в гости пришел. Я бы тоже поддалась на уловку, если бы не знала его с первого курса Академии.

Наконец хрумканье стало стихать. Азаэль деловито приподнял вазочку, для верности заглянул внутрь, потряс кверху донышком. На стол выпало несколько чудом уцелевших крошек. Он обиженно засопел и уставился на меня.

Я облокотилась на стол и устремила взгляд в ответ.

Около минуты мы играли в молчанку, после чего Азаэль засопел еще обиженнее и начал разглядывать абажур.

– Зачем ты пришел? – Я решила, что не стоит затягивать и без того скучную пантомиму. Он отхлебнул чая, поводил пальцем по ободку чашки и наконец изволил ответить:

– Хороший вопрос, Кира. Для доброго друга – более чем странный.

– Брось, Азаэль. Ты отлично знаешь, что я рада тебе. Но ты не пришел бы просто так. Что тебе нужно?

– То есть я не могу захотеть навестить дорогую подругу?

Я пожала плечами:

– Может быть, и можешь. Но учитывая, что это твой первый визит за последние годы…

– Ладно-ладно… уговорила, – он примирительно поднял ладони, и тут же передо мной на стол шлепнулась толстая синяя папка. Я не стала спрашивать, где он ее прятал, просто придвинула к себе и раскрыла.

Внутри папки поверх остальных документов лежала фотография. На ней была девочка примерно лет девяти. Миленькая, волосы светлые. Одета в стандартную для этого возраста куртку с оттисками «Вечных сестричек» – любимой девчачьей группы. Мы не были знакомы, но я узнала ее. Наверное, во всей стране не было человека, который бы не узнал…

Мальцева Вероника. Девять лет. Пропала без вести прямо из двора дома. Ни следов похитителя, ни свидетелей. Ничего. Поиски велись уже более трех недель. И это фото было на экранах всех телевизоров, за любую информацию о девочке сулили золотые горы, как и о двоих других детях.

Я вынула снимок и пробежалась по остальным документам. Обычные полицейские отчеты. Я достаточно хорошо знала, как они выглядят. Осмотр места преступления. Опрос родителей и возможных свидетелей, результаты психологической экспертизы родителей потерпевшей и ближайших друзей. Я пробегала глазами документы и откладывала в сторону. В середине папки обнаружились фотографии тех самых ребятишек, исчезнувших три месяца и полгода назад соответственно. Мальчики десяти и восьми с половиной лет. Кирилл Антонов и Антон Грант. Их тоже все знали в лицо и по именам.

Последним из папки я достала отчет «видящего» эксперта. Он писал, что след оборвался на краю площадки. Как и двое других детей, пропавшая девочка как в воду канула, ухватиться за что-то не представляло никакой возможности. То есть опять ничего…

Я положила фото и документы обратно в папку. Азаэль молча и выжидательно смотрел на меня:

– Теперь понимаешь, зачем я пришел? – и добавил, так как я не проронила ни слова в ответ: – Нам нужна твоя помощь, Кира.

* * *

Двадцать лет назад в нашем мире случилось событие, навсегда положившее конец прежним традициям и укладу. А именно: мировыми державами было официально признано существование сверхъестественного.

Я могу писать об этом спокойно – мне было чуть больше шести лет, и родители сразу отправили меня подальше от столицы, к дедушке. Пропадала я там почти год, пока волнения более-менее не улеглись. Поэтому самое страшное прошло мимо меня.

Но в действительности происходило форменное светопреставление: забастовки, горящие магазины, разделение на тех, кто был «за» и «против», – все это грозило перерасти в военный конфликт. Потесториум во главе с архиепископом Пандором лично грозил отлучить всех прихожан от благ религиозного Столпа, а на другом конце города святой Рудольфус благословлял новый мир, в котором наконец-то не придется скрывать способности, скрываться от фанатичных последователей идеи материальности Вселенной. В будущем Пандор и Рудольфус схлестнутся в теологических дебатах около сотни раз. И каждый, разумеется, останется при своем. Ровно до тех пор, пока последнее заседание «О существах и смыслах» не прервет появление жителей Верхних Уровней, в самом прямом смысле этого слова.

После этого раз и навсегда остановятся любые дебаты между церковниками, касающиеся существования тех или иных существ. Ибо ни Рудольфус, ни Пандор не имели права спорить с теми, к кому ежедневно взывали в своих молитвах и обращениях.

А после были приглашены жители Нижних Уровней, которые, как оказалось, тоже с интересом следили за разворачивающимся на Земле действом. Небесная и подземные Канцелярии трудились без устали. Итогом стал Договор, строго регламентирующий разрешенное количество представителей обеих фракций на Земле, а также позволенный диапазон способностей для каждого. Нарушить его было попросту невозможно. Ни один из жителей на это не пошел бы.

Потом аналогичный Договор был заключен с жителями Волшебной Страны. Сказки стали былью. И нам всем предстояло научиться жить друг с другом.

Но в реальности для нас не так уж и много изменилось. Сейчас, когда прошло двадцать лет, встретить волшебное существо в столице, конечно, можно, но сложно. Наше общество не стало единым. Волшебная Страна – для нас такая же загадка, как и раньше. В нее можно попасть только в открытые для гостей и туристов участки. Правда, визу получить достаточно сложно: вначале нужно пройти целую кучу тестов и проверок на отсутствие расовых предрассудков, сдать множество анализов, найти поручителя из Волшебной Страны, который распишется в договоре, – кстати, на этом построен целый бизнес, и каждое уважающее себя туристическое агентство имеет в штате достойного представителя Волшебного мира с безупречной репутацией, который раз в неделю приходит и подписывает поручительства лихо загнутым золотым пером с золотыми же чернилами. Можно сделать это и авторучкой, но будет не так интересно, ведь потом люди хранят это поручительство как реликвию. Особо ушлые поручители делают так, что чернила потом в течение нескольких лет меняют цвет, и даже завитушки у подписи начинают поворачиваться так и эдак в зависимости от времени года, температуры и еще миллиона факторов. Такие документы и в самом деле стоит сберегать. Алёна мне как-то показывала: для ее семейства ездить в Волшебную Страну на каникулы давно стало традицией. Для меня это слишком дорого, увы. А влезать в огромные долги ради впечатлений от поездок я не хочу – мне хватает и общения с обитателями Волшебного мира, хотя почти всегда я общаюсь с их человеческими представителями. Мы нередко за чашкой кофе обсуждаем поставки, соглашения, прибыль. Этого достаточно. Правда достаточно. Но еще никто и никогда из жителей не обращался ко мне за помощью.

* * *

Азаэлю нужна помощь? Моя помощь? Бред какой-то!

Именно это я и озвучила, пока он гонял по столу крошку печенья. Это выходило у него увлекательно. Я вздохнула, встала из-за стола и достала из шкафа большую банку варенья. Азаэль все понял и немедленно полез в нее ложкой.

– Почему же бред? – спросил он, тщательно пытаясь поймать каплю, которая так и норовила упасть на чистую скатерть.

– Потому что я совершенно не понимаю, как могу помочь там, где, простите, в тупике вся полиция, включая высококлассных «видящих» экспертов.

– Ты можешь тоже просмотреть. И не притворяйся, что не понимаешь, о чем я.

Он постучал по своему виску указательным пальцем. С зажатой остальными пальцами ложки на стол все же упала предательская капля варенья…

– Сам посмотри!

– Не могу, – Азаэль сосредоточенно копался в банке. – И ты знаешь, почему.

– Но погоди, раз даже «видящие» ничего не нашли, получается, дети похищены с помощью сверхъестественных сил?

– Не факт.

И он снова был прав. Договор не оставлял ему шансов даже на серьезные подсказки. Но я-то здесь при чем?

– Аз, ты отлично знаешь, что у меня не осталось никаких способностей…

Он впервые поднял на меня удивленные золотые глаза:

– А ты возьми и попробуй.

– Не могу…

– Не можешь или не хочешь? Когда ты последний раз тренировалась?

Я стиснула зубы. Он и так знал ответ: три года назад. Тогда я еще не верила, что это случилось всерьез, и меня убеждали, что я потеряла дар не насовсем.

Азаэль задумчиво посмотрел на пустую банку, поскреб ложкой по дну, словно не веря, что варенье кончилось, и положил прибор на стол. Сплел пальцы и устроил на них подбородок.

– Попробуй, Кира. В худшем случае у тебя просто не получится. И обещаю, что уйду и больше не побеспокою тебя.

Я заколебалась. Были времена, когда я принципиально не стала бы ничего смотреть. Но искушение было велико. Да и пропавшие дети – это вам не игрушки.

Негнущимися пальцами я открыла папку. Сначала хотела взять фото одного из мальчиков, но, подумав, потянулась за изображением девочки. Она пропала недавно, поэтому ее след должен быть свеже́е. Если я вообще способна его найти.

Азаэль мне не мешал, даже глядел в другую сторону. Одной из его особенностей было умение быть незаметным. Он словно бы накрывал себя энергетическим куполом. Поэтому у меня было ощущение, что в комнате, кроме меня, никого нет.

Я положила снимок перед собой, поводила над ним рукой. Мне всегда было легче работать с напечатанными фотографиями, чем с экранами телевизоров: никаких помех от колебаний электрического поля.

Отклика не последовало. Я зажмурилась и снова провела рукой над фото, пытаясь почувствовать хотя бы малейший толчок в ладонь. Но снова пусто и тихо. Значит, либо я ничего не вижу, либо девочки уже нет в живых…

Когда я была студенткой, мы проходили практику по поиску людей, и я научилась мысленно отстраняться от объекта на фотоснимке. Называла его или ее «пропавшим» или «пропавшей». Ни в коем случае нельзя нарушать грань – связывать себя с объектом. Поэтому я не испытывала никаких эмоций – просто хотела увидеть, что произошло.

В тот самый момент, когда мне показалось, что у фотографии начали раздвигаться рамки, «впуская» меня вовнутрь, все оборвалось и исчезло. Я тщетно пыталась раствориться в потоке информации, но уже знала, что это бесполезно. При просмотре фото нельзя хватать изображение и тащить информацию. Надо расслабиться и позволить ей самой зайти в голову, естественно и просто. Тогда кажется, будто само Мироздание льет в тебя нужные сведения. Я легко могла сделать это даже в детстве. Но сейчас было пусто.

Я пробовала еще несколько раз. Но тщетно.

– Не выходит!

Я отпихнула от себя фото и закрыла лицо руками. Я знала, чувствовала, что не выйдет! Но почему же так больно снова это осознавать?

– Не вини себя, Кира. – Я поразилась тому, насколько низким и глубоким мог быть голос Азаэля. Он доносился до меня как будто издалека. – Ты сделала все, что смогла.

Прикосновение прохладных пальцев к щеке. И я осталась одна. По-настоящему одна. И впервые за долгое время почувствовала себя одиноко.

Мне захотелось позвонить Алёне, встретиться, посидеть где-нибудь, хотя бы просто поговорить… Я открыла глаза, чтобы найти телефон, и увидела, что на столе по-прежнему лежит фотография пропавшей девочки. Странно: неужели, забирая папку, он забыл о ней? Непохоже на него…

Я взяла фото, чтобы убрать его в шкаф. Но почему-то начала разглядывать миленькое, почти кукольное лицо. Почему она оказалась одна на площадке? Как могло произойти, что никто не заметил, как ее забрали? Кому вообще могло прийти в голову похищать детей?

…И оно навалилось, придавило к земле всей тяжестью, окружило со всех сторон. Но я знала, что с этим делать, и начала осторожно погружаться в это цепкое душное марево.

Иногда оно приходит легко, порой – тяжелее. Дыхание перехватывало, я тонула, но не пробовала плыть. Я знала, что нельзя пытаться контролировать Поток: будет только хуже.

Пустая площадка, след от иномарки в сухой пыли, позже затоптанный детьми… Я отчего-то знала, что это именно авто серебристого цвета. И пустая, открытая, добродушная ладонь, которую так хочется сжать и пойти следом. За ней. За той красивой тетей. Но почему я не помню ничего, кроме белого пушистого меха у нее на вороте? Всего на пять минуточек. А потом обратно.

Я сажусь в машину, потом иду пустыми длинными коридорами и снова попадаю в нее – в ту комнату из сна. И в ней все по-прежнему. Только колпак пустой…

– Нет бабочки… – внезапно произношу я и чувствую на своих щеках слезы.

А он рядом. Он глядит на меня из темного угла. Одинокий луч бледного солнца освещает его золотые волосы… И я чувствую на себе взгляд прозрачных голубых глаз. Изучающий, внимательный. В нем нет тепла, нет гнева. Нет эмоций.

– Будет тебе бабочка. – Его голос такой же бесцветный. Но я слышу, что он улыбается.

И больше я не вижу ничего. Темные полосы из углов бегут ко мне и подхватывают, унося прочь из комнаты. Тьма опрокидывает меня в спасительную пустоту. И я исчезаю, как тень под лучами солнца.

* * *

Я очнулась поздним утром. Луч солнца каким-то образом умудрился найти щель в задернутых плотно шторах и вовсю гулял по моему лицу, ослепляя непривычной яркостью. Я со стоном закрыла лицо ладонью и осознала, что так и лежу на полу в кухне. Видимо, после вчерашней попытки просмотра фото я так и не смогла вернуться в комнату, что было логично: тело ныло так, будто я всю ночь не лежала себе спокойненько, а перетаскивала фуру песка пятнадцатилитровыми ведрами, по два в каждой руке.

Я попробовала встать, но организм отреагировал на мою попытку вспышкой головной боли, настолько сильной, что я снова распласталась на полу, наблюдая, как в солнечном свете причудливо танцуют пылинки, и заодно прикидывая, каким образом по-быстрому добраться до чайника и разжиться кофе, ведь кофемашину я так и не удосужилась приобрести. Ну а смысл, если варю исключительно для себя?

Проведя еще несколько минут на полу в безнадежной борьбе силы воли и жалости к себе, я все-таки умудрилась найти надежную точку опоры в виде древнего кухонного стула, заставшего, наверное, императоров-прародителей, и медленно, очень медленно приняла вертикальное положение. Голова, до этого думавшая отвалиться, теперь просто ныла. Но легче не стало, поскольку она еще и кружилась.