Ненаглядный мой граф, или Итальянские приключения Катерины
000
ОтложитьЧитал
* * *
Самолет с ревом приземлился в итальянском аэропорту Анкона. Из него высыпала толпа русских туристов. Они со счастливыми лицами ступали на итальянскую землю и были полны радужных надежд. Среди них выделялась статью и красотой молодая женщина лет тридцати. Солнце запуталось в ее пышных каштановых волосах, голубые глаза, подобные двум озерам, были распахнуты навстречу новой жизни. Вот сейчас ее встретят, как обещали в турбюро, отвезут на высокооплачиваемую работу, и все у нее будет прекрасно.
Аэропорт, куда приземлился самолет, представлял собой современный евростандарт: бетон и стекло. Особенно, что бросалось в глаза, – кафель, которым были покрыты полы. Он был совершенно белым и блестел, как новая монета. Из огромных, во всю стену окон был довольно хороший обзор летного поля, куда постоянно прилетали самолеты из разных стран. В окна с другой стороны хорошо был виден город. Он раскинулся на горе и красивыми двух-, трехэтажными домами ярусами спускался к аэропорту. Молодая женщина залюбовалась этой прекрасной панорамой. Дома покрашены в желтый, белый, оранжевый цвета, и все как один покрыты крышами из красной черепицы. Возле домов раскинулись зеленые газоны и буйная растительность, среди которой – необычной красоты цветы в глиняных горшочках. Все было аккуратно подстрижено, подрезано, нигде нет зарослей травы. А с балконов свисает множество цветов. «Какая красота!», – прошептала женщина с восторгом. Когда окончился таможенный досмотр, она, взяв свою дорожную сумку, вышла в зал, где была толпа встречающих. У многих в руках были таблички, написанные по-русски и по-итальянски. Табличек было много, но с названием турфирмы «Вита» не оказалось.
«Может быть, опаздывает, пробка на дороге или еще что случилось», – подумала женщина и отошла в сторону, не сводя глаз с встречающих.
Толпа быстро рассасывалась. Женщина достала из сумки лист бумаги и ручку и написала: «Катя». Она держала листок в руках и поворачивалась по сторонам, чтобы встречающие прочли. Но к ней интереса никто не проявил, все встречали своих и расходились. Всех прилетевших разобрали, а на нее только с любопытством поглядывали. А Катя все стояла и ждала. Потом она устала стоять и присела на скамью в зале ожидания, потом вышла на улицу и присела на край длинной каменной скамьи. Время шло, а ее никто не встречал. Итальянские мужчины, пробегая мимо, не могли оторвать глаз от нее. Надо же, такая красотка и сидит одна! Катя сжалась в комочек, глаза ее потускнели, уголки полных губ опустились. Она сначала расстроилась, потом испугалась, а теперь была просто в отчаянии. Что же делать? Куда идти? К кому обратиться за помощью? И вообще, что она здесь делает? Зачем прилетела? А виной всему ее подруга. А может, и не она?
В тот злополучный вечер Катя медленно шла с работы домой. Весеннее солнце еще не село и ласково гладило ее по щеке своим теплым лучиком. Вокруг были гармония и покой. Пахло распустившимися клейкими листочками. Катя вошла в старый парк, заросший древними дубами.
Все вокруг уже вовсю зеленело, а дубы только-только начали выпускать свои листочки. Катя присела на деревянную скамью и, зажмурив глаза, наслаждалась необычным ароматом этой молодой листвы. Домой не хотелось идти. Посидев немного в парке, она решила поехать к своей подруге Танюше. Они дружили давно, еще со школы, и были как сестры: хлеба кусок – и тот пополам. Выйдя к остановке, она дождалась шестого номера автобуса, который шел к дому подруги. Подойдя к двери Таниной квартиры, Катя увидела, что та не заперта и приоткрыта. Катя тихо вошла в прихожую. Там была раскидана Танина одежда, а возле двери спальни валялись ее трусики. Катя услышала вздохи и до боли знакомый голос:
– О, Танюша! Я балдею! О!
Сомнений не было: это голос Катиного жениха Геннадия, с которым они уже два года вместе и который, как ей казалось, любил ее! Кровь ударила Кате в лицо, а по спине побежал озноб. Она застыла, как статуя, не в силах двинуться, а в висках стучало: «Как же он может, как?»
И тут же она услышала Танины вздохи:
– Любимый! О! Как хорошо! Любимый!
– Чей любимый? – воскликнула Катя и влетела в спальню.
Посреди комнаты стояла широченная кровать, и на ней эти «двое предателей», как Катя сразу окрестила их, занимались любовью. Ее обнаженная подруга сидела сверху ее лежащего на спине жениха.
Мало того, она скакала на нем, как резвая лошадь. Ее пышные груди подпрыгивали в такт. Ее длинные рыжие волосы рассыпались по полным плечам, и она была похожа на хищницу, которая поймала добычу. А он, эта «добыча», извивался под нею и стонал от восторга. Взбешенная Катя стояла возле кровати, а они не замечали ее, наслаждаясь друг другом. Вдруг Гена открыл глаза и увидел Катю. Он стал испуганно подниматься, стараясь сбросить тяжелую Таню. Но та страстно обнимала его за шею, прильнув к нему своим влажным телом. Геннадий пытался освободиться из ее объятий, но Танюша ни за что не хотела расстаться с добычей и держалась за нее мертвой хваткой. Катя схватила подругу за руку и пыталась стянуть ее со своего жениха. А Таня, медленно повернув голову в сторону Кати, ничуть не смутившись, сказала:
– Вот видишь, он мой. А ты говорила, что он любит тебя. Он меня любит!
– Танька, как ты можешь? – закричала Катя. – А ты, ты только вчера говорил мне, что любишь меня!
Наконец Гена выбрался из-под Тани, встал с кровати, в чем мама родила и, протягивая к Кате руки, совершенно пьяным голосом сказал:
– Кать, ну что ты, я тебя люблю! – и, запнувшись: – И Танюшу тоже люблю. И вообще, девочки, не будем ругаться. Давайте жить дружно. – Он одной рукой обнял Таню, которая села на кровати, спустив ноги, и победоносно улыбалась, а другой рукой пытался обнять Катю. – Давайте заниматься любовью втроем, – предложил он. – Ведь я вас обеих люблю. Нам так хорошо будет втроем.
Катя со всего размаху ударила его по щеке и, резко развернувшись, вышла, хлопнув дверью. Так она сразу потеряла и жениха, и любимую подругу. Она выскочила на улицу, лицо ее пылало, по щекам текли слезы, размазывая тушь.
«Как же теперь жить? Кому верить?» Два самых близких человека так предали ее.
Катя не сильно любила Гену. Даже лучше сказать, не любила. Он был тихим и добрым, он ей не мешал и не раздражал ее. С ним было спокойно и, как до сих пор казалось, надежно. Катя хоть и была красавицей, но с мужчинами ей не везло, они ее побаивались. Они боялись ее независимого характера, ее ума. Как говорила сама Катя, она не могла ни с кем совпасть. А с Геной, хотя он совершенно противоположный по характеру, ей казалось, что она совпала. Но, как оказалось, она жестоко ошиблась.
Чтобы немного успокоиться, Катя не села в автобус, а пошла пешком. Пройдя несколько кварталов, она увидела на оконном стекле крупно написанное объявление: «Приглашаются девушки на высокооплачиваемую работу в Италию».
И Катя вдруг подумала: «А что, если уехать? Уехать куда глаза глядят, например, в Италию. Подальше от этих предателей».
Она открыла дверь с табличкой «Турфирма «Вита». Это в переводе с иностранного, кажется, «жизнь». Но при чем здесь жизнь? Поднявшись по ступенькам, она вошла в светлую большую комнату, обвешанную картами мира и рекламными проспектами. Ей навстречу из-за стола встал молодой симпатичный парень, одетый в белоснежную рубашку, и медовым голосом сказал:
– Только в нашей фирме исполняются самые сокровенные мечты. Вот ваша мечта – поехать отдохнуть на Средиземное море или подзаработать денег? – подплыл он к Кате с широкой улыбкой.
– Ну, на отдых за границей чуть-чуть не хватает денег, – подыграла ему Катя, а вот поработать можно поехать. Это вот в Италию, что там? – показала она рукой на объявление.
– О! Это такая хорошая работа! – энергично замахал он руками. – Вы живете в доме у одной старушки. Живете бесплатно, едите бесплатно, еще и зарплату получаете. В Италии вас встретят наши сотрудники, отвезут вас на место, сделают документы на проживание. А вы просто будете жить и ничего не делать, сплошной отдых, и никаких проблем.
Катя знала, что бесплатный сыр только в мышеловке, но ей очень хотелось уехать, и она согласилась:
– Хорошо, сколько это стоит и когда я могу ехать?
Парень замахал руками еще энергичнее и, улыбаясь во весь рот, сказал:
– За такую хорошую работу придется заплатить немного больше, но это того стоит, – и тихо добавил: – Шестьсот евро.
У Кати были кое-какие сбережения, но этого было недостаточно. Она прикинула, что если получит зарплату за этот месяц и расчетные, то, может быть, и хватит.
– Хорошо, – сказала она, – делайте документы. Когда я могу ехать?
– Через неделю, – еще радушнее улыбнулся парень.
Кате показалось, что его зубы выскочили изо рта и живут сами по себе.
На следующий день Катя стала собираться в дорогу. Первым делом отнесла заявление об уходе с работы. Катя работала на компьютере. Вообще компьютер она любила, но должна была целый день составлять отчеты с нескончаемой колонной цифр. Час за часом, день за днем эти цифры, постоянно бегущие перед глазами, могли свести с ума кого угодно. У Кати уже была просто аллергия на эти нескончаемые столбики цифр, и она без сожаления уволилась с работы. В связи со срочным выездом расчет она получила на следующий день. Получив деньги, Катя пошла в магазин, купила большую дорожную сумку и поехала домой. Она жила в центре небольшого городка, в двухкомнатной квартире, вместе с отцом. Катина мама умерла, когда дочке было семнадцать лет, и с тех пор они коротали дни с отцом. Отец ее, тихий и добрый, не чаял души в своей единственной дочери. Он был уже на пенсии и все хлопоты по дому принял на себя. Невысокого роста, худенький и совершенно седой, он никак не мог смириться, что пришла старость и он должен сидеть дома и бездельничать. Он старался хоть как-то занять себя: развел на балконе огород, завел кота, за которым ухаживал, как за маленьким ребенком. Любил испечь вкусный пирог или приготовить какое-нибудь замысловатое блюдо.
Катя, пока ехала домой, ломала голову: как сказать отцу, что она уезжает, чтобы не огорчить его. Но так ничего подходящего не придумала. Она на цыпочках вошла в прихожую, спрятала сумку в шкаф и вошла в комнату.
Отец сидел в своем кресле и читал газету. Катя поцеловала его в щеку.
– Как дела? А что вкусненького мой папа приготовил сегодня? – спросила она, почувствовав необычайно вкусный аромат свежеиспеченного пирога.
Отец встал и, взяв Катю за руку, потащил ее на кухню.
– Чувствуешь, как пахнет? – улыбнулся он. – Сегодня я испек пирог с капустой. Попробуй, какое объедение. – Он отрезал большой кусок пирога.
– Пап! – воскликнула Катя. – Ну куда мне пироги, посмотри, какая я толстая! Мне никак нельзя есть, – и, помявшись: – Ну если только маленький кусочек.
Она с удовольствием съела кусок еще горячего пирога.
– Как вкусно! – и добавила: – Пап, а ты очень огорчишься, если я уеду на какое-то время?
Она посмотрела на отца и поняла – очень.
И чтобы сгладить свою ошибку, как-то успокоить отца она сказала:
– Меня направляют на работу в Италию. Не знаю, на полгода, – или на год, – и тут же добавила: – Но если не хочешь, я не поеду, я останусь с тобой.
– Ну что ты, доченька. Мне очень не хочется расставаться с тобой, но я думаю, что нужно поехать, когда еще тебе предложат поработать за границей? Это не часто бывает. Конечно, поезжай, а я тут как-нибудь сам. Подумаешь – год. Он пролетит как один день. Поезжай, поезжай.
У Кати отлегло от сердца:
«Ну, слава богу, – подумала она, – хоть отец не будет переживать». Но отец переживал. Катя слышала, как он всю ночь бродил по комнате и вздыхал. Утром, как только она встала, как была в розовой пижаме, вошла в комнату к отцу и присела на кровать.
– Пап, я не поеду, я не хочу тебя оставлять одного.
– Ну что ты, доченька, что я совсем дряхлый старик, за которым нужен присмотр? Поезжай, поезжай. Может быть, это твой шанс. Единственный шанс в твоей жизни, и нельзя его упускать.
Катя обняла отца, поцеловала в сморщенную щеку:
– Спасибо, пап, ты у меня настоящий друг.
Через несколько дней Катя получила загранпаспорт с визой в Италию.
– А билет я принесу в аэропорт в день отлета, – широко улыбнулся уже знакомый Кате парень.
– Ну, хорошо, в аэропорту, так в аэропорту, – сказала Катя, – только смотри, не опоздай.
Перед самым отъездом пришел Геннадий. Он нерешительно топтался у порога.
– Проходи, – сухо сказала Катя.
Он подскочил к ней, пытаясь обнять за талию.
– Катюш, ты что, уезжаешь? Я звонил на работу, мне сказали, что ты уволилась. Что это ты надумала? – он заглядывал ей в глаза и продолжал: – Куда ты уезжаешь, а как же я?
Катя холодно посмотрела на него и отстранила его руку.
«Нет бы встать на колени, осыпать ее цветами, попросить прощения, – думала она с досадой, – а он только о себе беспокоится. Как он, а как я? Он обо мне подумал, как я могу пережить его измену, да еще с ближайшей подругой?»
– А что ты? Ты нашел мне замену. Вот и иди к ней и оставь меня в покое.
– Катя, ну прости меня. Я виноват. Я люблю только тебя. Ну, пьяный был дурак. Я не знаю, как это все случилось. Мы с Танькой встретились на остановке случайно. Она предложила зайти в кафе, потом потащила к себе домой, напоила, – мямлил он.
– Как она тебя потащила? Ты что, тряпка какая, что тебя можно потащить? – перебила его Катя. – И вообще, не надо мне ничего объяснять. Ты хотел пойти к ней, поэтому и пошел. Ну и пожайлуста, ну и продолжай! – Она резко развернулась и вышла из прихожей в комнату.
Ей было неприятно смотреть на его дрожащие губы и вспотевшее лицо. И сама себе удивилась: ей совсем не жаль, что они расстались с Геннадием.
«По-моему, я его совсем не любила, – подумала она. – Как я раньше этого не понимала? И мне совсем его не жалко, и мало того – он даже противен мне».
Геннадий, потоптавшись у двери и вытерев пот с лица, медленно вышел. Он понял по Катиным глазам, что возврата нет. Сгорбившись, он вышел на улицу, где вовсю бушевала весна, но он не видел яркого солнца и не слышал восторженного птичьего гомона. Серая пелена закрыла глаза, и в груди что-то больно ныло.
– Пап, а ты знаешь, я ведь не люблю Гену, я только сейчас это поняла.
– А я знал, видел – сказал отец и добавил: – Ну, вот и хорошо, что ты это сама поняла, и сейчас сердечко твое свободно. Может, встретишь кого.
– Нет, нет, папа! Хватит с меня женихов! Мне уже тридцать, а я так и не встретила свою половинку. Значит, уже и не встречу. И вообще я уже старуха, какие там женихи, – улыбнулась она и обняла отца. – Вот съезжу в Италию, заработаю денег, и заживем мы с тобой припеваючи, пап.
Отец сочувственно смотрел на любимую дочку такими же голубыми, как и у нее, глазами. Он очень переживал, что его Катюша, такая красивая и умная, не могла найти парня по себе. С появлением каждого нового жениха у него теплилась надежда, что вот именно этот – Катин. Но проходило какое-то время, и они расставались. С Геннадием Катя встречалась уже два года, и у отца появилась надежда, что они все же поженятся. Но своим опытным глазом он давно заметил, что Катя не пылает любовью к своему другу, и отец опять расстроился.
– Ну что это моей Катюше так не везет?! – сокрушался старик.
* * *
Уже начало смеркаться, а Катя все сидела на скамье во дворе аэропорта. Она вспомнила улыбающегося во весь рот парня с турфирмы и чертыхнулась:
– Обманул, скотина.
Проходивший мимо нее маленький сухонький немолодой итальянец подсел рядом на скамью и что-то сказал, заглядывая ей в глаза. Катя заметила его уже давно. Он ходил кругами, а подойти все не решался.
Катя не поняла ни одного слова из сказанного и растерянно стала листать разговорник, который купила перед самым полетом. Но не смогла найти ни одного слова, что сказал мужчина, и уставилась на него. Он снова стал что-то объяснять, жестикулируя, и не сводил с Кати восторженного взгляда. Катя решила, что он зовет ее к себе заниматься с ним любовью. Она вспыхнула, вскочила и закричала по-русски:
– Ах ты, старый козел, а ну пошел отсюда!
Тот, конечно, не понял, что выкрикнула Катя, но по ее тону определил, что лучше уйти. Отошел на расстояние и остановился у газетного киоска, вроде бы разглядывая газеты, но краем глаза наблюдал за Катей.
По мере того как начало темнеть, вспыхнули многочисленные фонари и разноцветные огни на магазинах и барах, зазывно переливаясь и маня к себе.
Кате хотелось реветь белугой, и она подумала, что этот старикашка – единственное ее спасение. Она взяла себя в руки, немного успокоилась и по разговорнику позвала итальянца:
– Вене куа (иди сюда)!
Тот обрадованно подскочил к ней. Катя показала рукой на сумку, мол, бери и пошли. Но он схватил Катю за руку и потащил к своей машине, которая стояла недалеко.
– А сумку кто будет тащить? – недовольно бурчала Катя, идя следом с тяжелым багажом.
Пока ехали, Катя с опаской поглядывала на мужчину, но он не делал никаких поползновений, и она успокоилась. Она прикинула, что если он начнет приставать, то она этого мужичка одной рукой поборет. А что ей оставалось делать? Не ночевать же на улице, в чужой стране, не зная ни языка, ни их порядков. Как спросить, где туалет, а где столовая? Хотя на столовую денег нет, она все до копейки отдала тому парню из турфирмы с его выпадающими в улыбке зубами. Итальянец что-то рассказывал на совершенно непонятном языке, а Катя иногда кивала головой и повторяла некоторые слова, делая вид, что она что-то понимает.
Уже совсем стемнело, когда они подъехали к красивому двухэтажному дому. Окна были закрыты решетчатыми ставнями, а дверь в дом открыта. На первом этаже оказался гараж, куда они въехали. Выйдя из машины, пошли на второй этаж по ступенькам, выложенным серой с белыми разводами плиткой. Как бы прочитав мысли Кати, мужчина взял у нее сумку и побежал по ступенькам впереди нее, открывая дверь в жилую часть дома. Поставив сумку у двери в коридоре, он направился к кухне. Катя пошла за ним. Кухня была маленькая и неуютная. За небольшим столом сидели двое стариков. Они сидели на стульях, как два лохматых воробья, и смотрели стоявший в углу телевизор. Катя подошла к старикам, пожала им руки, по-русски сказала:
– Здрасьте, очень приятно.
Старики повернули головы в сторону мужчины: что это она там говорит?
– Это мои родители. Им нужен уход, и, если хочешь, оставайся у нас, – сказал он.
Катя ничего не поняла, но по добродушным лицам стариков было видно, что ее не выгоняют и даже, кажется, рады.
– Сейчас ты приготовишь ужин, – сказал мужчина, суетливо доставая макароны и томат.
Катя смотрела на это «изобилие» и думала, что же можно из этого приготовить. Она не любила готовить. Дома этим занимался отец. Это его хобби. Он вообще бы жил на кухне, если бы ему позволили. Но Кате казалось, что ему трудно заниматься стряпней в его-то возрасте, и иногда она выпроваживала его из кухни и готовила что-нибудь сама. Это было не так вкусно, как у отца, но он всегда хвалил ее.
– А, э… – Катя хотела спросить, где кастрюля, но мужчина уже бежал к ней с кастрюлей в руках и что-то говорил. А говорил он:
– Меня зовут Бепе, если ты еще не поняла, вот тебе кастрюля, здесь вода, здесь плита.
Катя налила воду и поставила кастрюлю на огонь.
«Что это за слово – “бепе”? Он его уже несколько раз сегодня произнес». Когда макароны, смазанные оливковым маслом, томатом и присыпанные тертым сыром, были съедены, старики встали и пошли в свою комнату, почему-то назвав ее камерой. Катя помыла тарелки, убрала со стола, протерла печь и вопросительно посмотрела на Бепе. Тот взял ее за руку и повел в комнату напротив кухни. Почти всю ее занимала широченная кровать. Над кроватью висел портрет Девы Марии с младенцем на руках. Катя задержала взгляд на ребеночке. Он был настолько очарователен, что на него хотелось смотреть и смотреть. Наконец оторвав взгляд от изображения на портрете, Катя обвела взглядом всю комнату. Под стеной ежился шифоньер, возле кровати по бокам – две тумбочки. И это вся обстановка. Белые пустые стены, а возле кровати – маленький потрепанный коврик. Никаких ковров, картин, цветов. На окнах – маленькие дешевые занавесочки. Катя была ошарашена. Она никогда, ни за что не могла подумать, что в Италии живут так бедно. Она-то думала, что здесь все богачи.
Бепе показал рукой на край кровати, мол, здесь будешь спать.
– А я здесь, рядом, – и стал раздеваться.
Катя испуганно посмотрела на него: что это он собирается делать? Она хотела закричать на него и выгнать из комнаты, но вовремя вспомнила, что выгнать могут ее, и прикусила язык. Не раздеваясь, она прилегла с краю, отвернувшись от Бепе. А он, раздевшись до трусов, подполз к ней под бок и жалобно попросил:
– Да-а-а-й-й, – и положил свою сухонькую руку на ее пышную попу.
Катя вскочила с кровати и закричала:
– И не думай, и не прикасайся ко мне! Ишь чего захотел! Щас, размечтался!
Она схватила подушку и выскочила из комнаты поискать себе место для ночлега. Бепе, испуганно моргая, бежал следом за нею, пытаясь схватить ее за руку.
– Ну не хочешь, не надо. Я могу подождать, когда ты захочешь, – говорил он, но Катя не слышала и не понимала, что он там говорит.
Она забежала на кухню и села на стул, обняв подушку.
– Вот здесь я буду спать. И не смей ко мне приходить! – кричала она.
Бепе что-то долго объяснял Кате, но, поняв, что она ничего не понимает, махнул рукой и пошел в другую комнату. Катя, увидев, что он вошел в другую дверь, быстро проскользнула в спальню и закрылась на ключ.
– О! Как хорошо, что комната замыкается, – вздохнула она облегченно, залезла под теплое одеяло и сразу уснула. Когда засыпала, прошептала: – Приснись жених невесте на новом месте.
Она всегда так говорила, если спала на новом месте. Всю ночь ей снился парень из турфирмы, вечно улыбающийся и почему-то одетый в старый костюм графа. Он ходил за нею и громко говорил:
– Ты мне еще десять долларов должна, а я граф, граф я! – и стучал о пол своей графской тростью.
Катя проснулась от громкого стука в дверь. Она испуганно вскочила, с трудом понимая, где находится, и открыла дверь. У двери стоял встревоженный Бепе.
– Я уже полчаса стучу. Я уже подумал, что ты умерла. Отцу нужно поменять памперс, – он показал рукой на дверь, где спали старики.
Катя, накинув халат на пижаму, поспешила следом. В комнате стариков был тяжелый, затхлый запах. Она была точно такая же, как и та, в которой спала Катя. Белые пустые стены, широкая, на полкомнаты, кровать с двумя тумбочками по бокам. Над кроватью портрет распятого Иисуса Христа с терновым венком на голове.
«Бедняга», – подумала Катя. Она вдруг поняла, как могут быть жестоки люди. За что ему такая смерть? Как у людей могла подняться рука на такое? И эти, что живут в этом доме, не менее жестоки. Как можно смотреть каждый день на умирающего такой смертью и не содрогаться?! Бепе подвел ее к старику и показал, что нужно снять памперс и надеть новый. Но когда Катя раскрыла памперс, ее затошнило. Кое-как вытянув памперс трясущимися руками из-под старика, она поспешно свернула его, засунула в целлофановый пакет, плотно закрыла его и вытащила на балкон. Но вонь в комнате все равно стояла плотной стеной.
«Боже! За что?» – подумала она.
Затем Бепе поднял старика и медленно повел его в душ. Он дал Кате мочалку:
– Мой отца.
Катя помыла старика сзади, а когда он повернулся, она застыла в нерешительности. Бепе улыбнулся:
– Мой, не стесняйся, там кроме кожи ничего не осталось. И потом, отец не соображает уже ничего. Он даже не понимает, что мы с ним делаем.
И видя ее нерешительность, он сам домыл отца и буркнул:
– В следующий раз будешь мыть сама.
А старик стоял под душем и бормотал:
– Бепе, Бепе, Бепе…
Катя благодарно взглянула на Бепе и вдруг поняла, что Бепе – это его имя. Она улыбнулась и, показывая на него пальчиком, сказала:
– Бепе? Ты Бепе? Слава богу, я наконец-то хоть поняла, как тебя зовут, – сказала она по-русски. И добавила: – А я Катя. Катя.
Бепе улыбнулся и повторил: «Катья».
Как потом выяснилось, старик совсем потерял память и знал лишь одно слово, имя своего сына – Бепе. Он целый день сидел в старом плетеном кресле и дремал. Просыпался только пообедать и поужинать. Да вечером немного посмотреть телевизор. По его пустому взгляду Катя поняла, что он ничего не помнит. Он, как маленький ребенок, иногда улыбался Кате, но так и не поняв, кто она, опять дремал. Бабулька, наоборот, казалась весьма живой. По ее лицу, затянутому паутиной морщин, невозможно было понять, сколько ей лет, но старушка казалась совсем древней. Она с утра пораскрывала окна в доме и вывесила на них выцветшие половые коврики. Потом схватила метлу и стала подметать комнату. Катя взяла у нее метлу и сама стала убирать в доме. В доме оказалось четыре комнаты, кухня и еще один большой зал, в котором стояли диван, большой красивый стол со стульями, небольшой столик с зеркалом, типа нашего трельяжа, и посудный шкаф с несколькими вазочками и тарелочками. Зал был нежилой. В нем хранили продукты и памперсы деда. Дом был запущен, и Кате пришлось полдня вычищать его. Закончив уборку в доме, Катя вышла во двор. Вокруг дома был аккуратно подстрижен газон, по которому кое-где росли декоративные кустарники и стояли цветы в горшках. Красота – глаз не оторвать. Воздух свежий, и вкусно пахнет весной. Рядом и напротив стояли такие же красивые и ухоженные дома. Катя наконец-то вздохнула спокойно и была благодарна Бепе за то, что он оставил ее жить в своем доме.
«Ничего, поживу у них, подучу язык, а потом будет видно».
Но как выяснилось позже, жить в этом доме оказалось трудно. Через неделю дед слег и больше не встал. Кате приходилось менять по нескольку раз в день его грязные памперсы, мыть его на кровати, подставляя утку, приносить еду, кормить, поить его, давать кучу лекарств и делать уколы. Да еще оказалось, что у старушки не все в порядке с головой. Она, как маленький ребенок, могла уйти на улицу, выйти за калитку и пойти гулять вдоль дороги, где полно транспорта. Однажды, когда Бепе уехал по делам, а Катя, управившись с делами, села учить итальянский, бабулька тихо выскользнула из дома и побрела к калитке. Катя потихоньку пошла следом, посмотреть, куда же та направится. А старушка открыла калитку и быстрым шагом пошла вдоль дороги. Катя догнала ее и схватила за руку:
– Линда, ты куда пошла? – спросила она по-итальянски.
Катя уже выучила несколько выражений с помощью Бепе, и была этим очень довольна.
Старушка, приложив палец к губам, сказала:
– Тихо, мне нужно вон в тот замок на горе, – она показала сморщенной рукой на огромный серый замок, что виднелся далеко на горе.
– Какой замок? – воскликнула Катя по-русски. – Пошли домой.
«Ну, надо же, куда она хотела идти! Свихнулась бабка, да и зачем ей в замок?» – подумала Катя и, схватив бабку за руку, повела домой. Та вырывала руку и, сопротивляясь, твердила:
– Тезоро, тезоро.
Когда пришли домой, Катя открыла словарь. Тезоро – это сокровище.
«Какое сокровище, где может быть сокровище в наши дни? Совсем крыша у бабки поехала», – подумала Катя.
Когда прошел месяц, Бепе принес деньги – шестьсот евро – и отдал Кате. Она удивленно посмотрела на него. Он открыл словарь и нашел слово – зарплата.
– Это моя зарплата? – подскочила Катя и прижала деньги к груди.
– Бепе, голубчик, ты мне еще и платишь, спасибо, – Катя расцвела от радости. Она-то думала, что он ей разрешил пожить в его доме некоторое время, а он, оказывается, взял ее на работу и по нашим меркам хорошо платит. Бепе смотрел, как она радуется, и улыбался. Он покрутил рукой возле уха, мол, позвони отцу. На второй день, как только Катя приехала, Бепе дал ей в руку трубку и сказал:
– Позвони своим.
Вот и сейчас разрешил позвонить.
«А ведь это, наверное, дорого – позвонить в Россию, – подумала Катя. – А он не жадный!»
Катя набрала номер и закричала в трубку:
– Папа, приветик! Ты знаешь, сколько я получила в этом месяце? 600 евро!
– Ты что кричишь, Катюша? – отозвался отец. – Мне хорошо слышно. Я очень рад, что ты довольна своей зарплатой. Но ты мне в прошлый раз так и не сказала, где ты работаешь.
– А… э… в одной русской фирме работаю на компьютере, – солгала Катя и поняла, что отец догадался, что она врет, потому что он как-то тихо и обреченно сказал:
– Ну, хорошо, что у тебя все хорошо.
У Кати оборвалось сердце, и она тихо сказала:
– Па, я тебя очень люблю, – и положила трубку.
Ей не хотелось огорчать отца, сказав, что она работает служанкой в одном итальянском доме. Отец ее, старого воспитания, считал, что если человек работает в прислугах, это очень плохо. Это значит, что человек ничего не добился в жизни и ни на что не способен. Ну как ему объяснишь, что здесь чужая страна, непонятный язык и как можно устроиться на хорошую работу, если ничего не понимаешь и ничего не можешь сказать? И потом виза, которую ей открыли на один месяц, истекла, и теперь Катя жила в Италии как нарушитель. Куда ей еще идти?
Бепе, который стоял рядом и прислушивался, пытаясь хоть что-то понять, и не поняв ничего, спросил, увидев погрустневшие Катины глаза:
– Что-то случилось дома?
Катя не поняла, что он сказал, но улыбнулась ему и сказала:
– Все хорошо, Бепе.
Бепе Катю больше не беспокоил, и она перестала его бояться. Она хорошо рассмотрела его сморщенное лицо. Он ей не казался уже старым и страшным, как вначале. Он часто, оставшись вечером после ужина на кухне и наблюдая, как Катя убирает, пытался рассказать что-то из своей жизни. Но она не могла ничего понять. Ей было жаль этого одинокого мужичка, и она старалась лишний раз ему улыбнуться и похвалить его. А он, не пряча влюбленных глаз, тихо вздыхал и что-то бормотал. Бепе работал электриком, и как только появлялась свободная минутка, он спешил домой. Ему очень хотелось общаться с Катей, но поскольку она ничего не понимала и почти не говорила по-итальянски, он просто околачивался возле нее. Катю это сначала бесило:
– И что это он тут лазит?
Но когда он схватил ее за руку и прошептал, заглядывая в глаза: «Сэй белиссима (ты прекрасна)!» – Катя поняла, что он влюблен в нее. Но ничего, кроме жалости, она ему дать не могла. Иногда она его гладила по голове, как маленького ребенка, а он светился тихой радостью.
* * *
Управившись с делами и уложив стариков спать, Катя пошла в свою комнату, надела пижаму и легла на кровать. Она открыла разговорник и стала учить итальянский. Вдруг в дверь тихо постучали. Катя подскочила к двери и услышала голос Бепе:
– Катя, ты не спишь? Можно войти?
Катя подумала, что что-то случилось со стариками, и открыла дверь. Бепе стоял совершенно пьяный и в одних трусах.