Глава 1
Здесь не было середнячков и случайных людей. В зале присутствовали только верхние чины различных подразделений компании «Прибой». Праздновали день строителя и успешное многолетнее руководство в лице Гурана Валерия Ивановичем, за что он получил из рук губернатора орден за вклад в развитие края. Банкет проходил шумно и весело. Но центральной фигурой здесь был не Гуран, а его супруга, она же хозяйка ресторана «Гавань» Евгения Васильевна.
Эта всегда цветущая женщина бальзаковского возраста, очень любила себя и отдавала своей внешности всё, не жалея на это ни денег, ни времени. Не знающему человеку безошибочно определить её точный возраст, было сложно. Её шелковистые волосы и моложавое лицо с пикантной родинкой на щёчке, не оставляли равнодушными к этой привлекательной женщине посетителей ресторана. Ей отвешивали комплименты весь мужской пол, включая и двадцатипятилетних молодцев. Евгении Васильевне, естественно, это льстило, и она считала, что подобные комплименты стимулируют её, не увядающий возраст. Когда молодёжь, засыпая её флористикой, узнавали, что этой стройной даме сорок пять, они с восхищением уходили в осадок. Сегодня она руководила всем и рассаживала гостей за столики. Отдавала команды официантам и музыкантам, не забывая при этом изящно жестикулировать руками. На эстраде играло музыкальное трио, и солистка средних лет исполняла песни из репертуара советской эстрады.
Валерий Иванович был большой противоположностью своей жене. Он имел высокий дискант, что не сочеталось с его габаритами. Дряблое тело с отвислыми грудями, пытливые и подозрительные глаза неопределённого цвета придавали ему возраст восьмидесятилетнего старика. К тому же на его бескровном лице не было ни одной волосинки. Этот облик и голос скорее говорил не о настоящем мужчине, а о кастрате скопце. Почти вся компания знала, что этот энергичный управленец, имеет ряд отклонений в здоровье. Но как бы не выглядел этот человек, он смог создать многотысячный коллектив, которым руководит с советских времён. Несколько лет назад, эта был трест «Проект – строй». Во времена поголовной приватизации старое название похоронили, но самому тресту не дали погибнуть, переименовав его в акционерную компанию и дали ей морское название «ПРИБОЙ». Руководить новой компанией стал по-прежнему Валерий Иванович. Он сумел овладеть всеми акциями и стал полноправным хозяином. Гуран был самым успешным руководителем в строительной отрасли всего региона. Рядом с ним работали хорошо проверенные временем, преданные люди и профессиональный рабочий персонал. Помимо строительных управлений в Прибой входило ещё несколько дополняющих строительство заводов, а также домостроительный комбинат. Все служащие и рабочие без излишнего стеснения гордились тем, что трудятся в лучшем градостроительном учреждении всего региона. Заработки высокие, да и жильё любой мог приобрести по льготной цене. Но мало кто знал, что их самый большой начальник был не чист на руку. Он запросто мог, не боясь последствий захватить в наглую чужой жирный кусок земли, предварительно дав на лапу взятку высоким чиновникам. Никто из приближённых его не смел предостерегать и тем более не отговаривать от такой наглой оккупации земель. Просто считали, некорректным указывать тому, кто им платит солидную зарплату. Один Петухов Георгий Андреевич, он же Господь, – начальник отделочного управления, мог с глазу на глаз смело и чётко выразить своему большому начальнику любой протест. И как практика показывала, всегда был прав. Такие смелые выпады не совсем нравились Гурану, но он молча соглашался с Петуховым, понимая, что его слова, руководителя одного из своих подразделений приносят только пользу общему делу.
Господь, мужчина с харизмой, среднего роста с широкими плечами и сильными руками. Ходил всегда быстро и не мене быстро принимал решения. Обладал большим остроумием и юмором.
Жена Гурана Евгения Васильевна была кумой Петухова. Сам Гуран в прошлом был ему близким другом и компаньоном. Документы на реорганизацию треста готовили юристы по выношенным идеям Георгия Андреевича. Гуран одобрил такой проект и вскоре трест перестал существовать, вместо него появилась компания» Прибой», – на устах сотрудников ДДД – детище двух друзей. Но внезапно из-за необдуманной санкции прокурора дружба была прервана. Позже она воссоединилась, но имела уже другой оттенок.
С годами их близкие отношения стали иметь определённую дистанцию, на которой Гуран не переставал напоминать своему бывшему другу, что на производстве не может быть дружеских отношений. Только работа и ещё раз работа! Так незаметно их отношения потеряли былую теплоту, но и особой прохлады между ними не было. И все равно, невзирая на дистанцию, Гуран прислушивался к советам Господа. Правда, частенько он игнорировал их, поступая по своему усмотрению. И сейчас, где подвыпивший люд, сидя за столами, пили виски, закусывая красной икрой, Господь и Гуран стояли у окна в глубине зала, с бокалами янтарного виски в руках. На них никто из присутствующих не обращал внимания, знали, что они непременно в финале каждого банкета немного поругаются, но в процессе трудовой недели мирятся.
В зале играла музыка, кто-то танцевал под неё, а кто-то тихо подпевал. У Гурана был ослаблен узел на галстуке, что означало явный перебор виски внутрь. А когда галстук висел на стуле, то это был уже двойной перебор и давал команду супруге, что его пора удалять с эпицентра празднества. Но пока он находился в нужной колее.
Шеф гордо кивает в сторону праздничного зала. И рукой делает волнообразную отмашку:
– Видишь приятель, за двадцать лет как мы подросли, – гордо заявил Гуран. – У меня свой ресторан, гостиница, стадион. Жалко только, что дело к старости идёт, а из наследников один племянник. Но он мужик хваткий, у него в Воронеже свой железобетонный завод имеется. Я уже его пригласил сюда, думаю дать ему на пробу одно из управлений, пускай стажируется. Как думаешь, друг? – положил он руку на плечо Петухова.
– Если метишь своего племянника на моё место, то вариант наилучший, – спокойно ответил Господь. – У меня всё отлажено, а управление одно из лучших в городе. Кстати, я помню ты о своём Стасике, раньше плохо отзывался. Дерзай Валера! А я полностью с головой отдамся книгам. Затянула меня литература, да и гонорары приличные стал получать от книг.
Шеф, словно не слыша Господа, глотнул виски и, поставил бокал на подоконник. Развёл руки перед бывшим другом, словно хочет обнять всю вселенную.
– Такие бы условия мне в молодости иметь. Чтобы перед смертью торжественно можно было заявить: жизнь была полноценной, поэтому я умираю без страха и в наслаждении! Как думаешь, я прав?
Господь посмотрел на жирную рожу шефа, но его вопрос оставил без ответа, которого терпеливо ожидал Гуран. Он понимал, что этого самодовольного барина, переубеждать в чём-то давно уже нет никакого смысла. Но тут шеф повторил свой вопрос:
– Как думаешь, я прав? Почему молчишь?
Господь не выдержал и выдал ему не совсем корректную, но справедливую фразу:
– Не мы подросли, а ты подрос вместе со своей Евгенией Васильевной. – Он кивнул в сторону шикарно разодетой жены Гурана. – Она хозяйка ресторана, ты хозяин можно сказать строительной монополии города, никому развернуться не дал. И про старость ты поскромничал. Тебе семьдесят шесть лет уже. По возрастным меркам давно на погост пора. Брежнева и Ельцина в твои годы в землю опустили. Правда, земли разные, Леонида Ильича, – достойного мужика около кремлёвской стены увековечили. А беспалого дьявола на Новодевичьем кладбище. Не заслужил он кремлёвской стены. Леонид Ильич правильный мужик был, нечета тебе. Жалко его. А тебя всё равно бог покарает за земельные захватнические операции. Найдутся люди с большим весом, которые с аппетитом проглотят тебя, а твою монополию разорят. Разве можно у школ земли захватывать и строить на том месте знакомым чиновникам гаражи. Это большой грех Валера. Ты детей обижаешь.
Гуран, прищурив глаза, выпятив заметно спавший за короткое время живот, приблизился к собеседнику.
– Гера ты не исправимый человек. В бане часто моешься, а коммунистическую пропитку смыть с себя не можешь. Когда мы с тобой обрели акции, ты постоянно мне предлагал поменяться местами. Но у меня не ослиные мозги. Делиться тем, где я был пионером, это унизительно подумал я. И оказался прав! Это я создал, лучшую компанию в регионе, скопировав её в Швеции у компании SKANSKA. Мы строим везде, потому что меня ценят. А про школьные земли ты зря заикнулся. Я всем школам ежегодно и бесплатно делаю капитальные ремонты. Ну, поставил я на мёртвых землях строения, кому от этого плохо? И не забывай, что это мы тебя с Евгенией Васильевной из тюрьмы вытащили. А там не знай, как бы у тебя жизнь сложилась? Ты мне по гроб жизни должен быть благодарен.
Господь допил виски и, опасаясь, будто их может кто-то услышать на ухо прошептал Гурану:
– Да вы меня и упекли туда. А ещё был третий основатель заговора, по фамилии Зырянов, – знаменитый коммунист в нашем тресте. Правда, о нём я узнал перед его смертью. Он соизволил на берегу моря мне покаяться. Помнишь день медика. Я ему поверил, хоть он был под градусом, но слёзы у него были настоящие.
– Нашёл, кого слушать, у человека сильный психоз был на почве алкоголизма, поэтому я его и проводил на отдых. И к тому же Анатолий Михайлович был человек почтенного возраста.
– Да я знаю, вы с ним одного возраста.
– Но ты же не путай, – покосился Гуран на своего друга и подчинённого. – Я же не могу из своей личной компании отправить сам себя на пенсию. В этой ситуации, я вечен, пойми это.
– Я это понял, находясь в камере. Мне эта мысль не давала покоя долгое время. И только благодаря аргументам моей покойной жены Надежды, я закопал свои подозрения. Она не верила в коварство своих кумовьёв. И тогда у меня наступило полное бездумье на плохой этап моей жизни. Ко мне возвратились счастливые денёчки!
– И что же случилось, что ты опять на меня волну обвинения гонишь Гера?
Господь машинально погладил пальцем небольшой шрам над правой бровью и тут же отдёрнул руку.
– В тюрьме я отгонял всячески твою вину. Хотя один прекрасный человек из прошлого, ясно мне истолковал, что моё пленение, это твоих рук дело.
– Конечно! – воскликнул шеф. – Ну, поделись богатым воображением тюремного друга.
– Это очень долго, да и не понять тебе его талантливой тюремной философии. Главное он был прав! А вот кого я увидел на кладбище у могилки прокурора Червякова в эту пасху, это был гром среди ясного неба.
– И кто там предстал пред твоими очами? – перебил Господа Гуран.
Петухов посмотрел на лицо своего шефа. Оно было спокойным и не выдавало никакого интереса. «Значит, ему Евгения Васильевна рассказала об их встрече» – подумал Господь и приступил выкладывать свои претензии:
– Твоя Женечка с прискорбным лицом сидели у его надгробья. Этот визит к одру Червякова, наталкивает меня на горькую историческую мысль давно минувших дней. За свободу я тебе отдал все свои акции. Жалею, опрометчиво я поступил. За восемь месяцев в следственном изоляторе, я тщательно обдумал своё положение. Я требовал у Червякова в письменном виде, чтобы следствие провело глубокий анализ моего уголовного дела. Так как в нём было много юридических ошибок. Писал ему, что суд меня в любом случае оправдает. И что я в хищениях участия не принимал, потому что их не было в моём управлении. Просил, чтобы сняли с меня все обвинения и изменили меру пресечения. Червяков закрыл моё дело. Но это случилось через несколько для меня мучительных месяцев неволи, а не после моей жалобы. И после того, как мои активы стали твоими, ты и голоса не подал для восстановления моего нервного состояния. Я с самого начала был уверен в себе, зная, что не существовало в природе никакого хищения.
– Правильно не было хищения. Но это было установлено после того, как моя Женя занесла в кабинет прокурора толстый пакет с инвалютой, – перешёл на шёпот кум.
– Я это хорошо помню, но за продолжительное время нахождения в камере, предназначенной для 30 человек, где сидят 50 человек и спят по очереди, можно любого стоика сломать. В то время я потерял веру в нашу правоохранительную систему. Зачем нужно было такое время меня мытарить в тюрьме? А свобода снилась ежедневно. Поэтому я без сожаления тебе отдал свои акции.
– Вот видишь! – словно древний мудрец, Гуран приподнял указательный палец вверх. – Значит, ты должен быть благодарен мне! Я тебя освободил! Я улучшил тебе жилищные условия! Я восстановил тебя на работу в прежней должности! А ты таишь ко мне, какие-то давние необоснованные обиды. Как в народе говорят, бочку на меня катишь. И не забывай Георгий, твоя Вера крестница моей Жени. Мы по церковной линии считай родственники с твоей семьёй. С какой стати я тебе в сумку буду гадить.
Господь пристально посмотрел в глаза бывшего друга. Ему очень хотелось в этот момент смазать по этой самодовольной физиономии, но он сдержался.
– Обиды это для женщин, но никак не для меня. А я с понедельника у тебя больше не работаю. Созидай в компании вместе со своим даровитым племянником. Хватит рога мочить на безбожника. Не хочу быть оплёванным вместе с тобой.
Гуран недоумённо пожал плечами.
– Причём здесь ты?
– Я не при чём, – спокойно произнёс Петухов, – если не считать, что все ремонты в школах осуществляло моё управление. Но я чист перед детьми и своей совестью! А твоё наказание неотвратимо! Тебе приветы с того света уже шлют. С некоторых пор я уже знаю, что Женя до тебя носила фамилию Червякова.
– Да это её первый муж. Ну и что из этого? Мы к нему обратились за помощью. Именно он помог организовать тебе свободу. Я тебя прошу, выкинь из головы разную несуразицу и чушь? Пожалей свою нервную систему. Давай расстанемся цивилизованно?
– Я бы выкинул, если бы меня освободили сразу после передачи тебе моих акций. Только продержали меня на государственном обеспечении ещё несколько месяцев. Сам посуди, как это может такое быть, арестовать человека при этом не предъявить официального обвинения? Какой же это следственный изолятор? К тому же у меня за восемь месяцев в следственном изоляторе не было ни одного следователя. Кроме одной прекрасной женщины, которая посетила тюрьму по другим, но не по моим обстоятельствам. Это она заставила зашевелиться прокурора. Чуешь, чем это пахнет?
Гуран попытался возразить ему, но Петухов продолжил свою речь:
– Между прочим, твоя Женечка сказала мне на кладбище, кем ей приходился блюститель закона Червяков. И мои худшие подозрения взбунтовались. Хотя до её признания меня там же на могилке осенило, что они не чужие люди. И про недавнюю смерть её экс супруга, спустившуюся с неба, она рассказывала в паническом ужасе.
– Да смерть у него была нелепая прошлым летом, – нахмурил брови Гуран. – Полез в грозу антенну закрепить на крыше и попал под молнию.
– Молния знает в кого метить, – беззлобно бросил Господь. – Следующим будешь, вероятно, ты!
Петухов умолк, а его шеф задумался, потом выдал:
– Ты не с небес спустился, а с тюрьмы вышел Господом. Поэтому твои слова, это сплошное пустословие. Если бы бог хотел меня покарать, то за восемнадцать лет он, наверное, сто раз бы меня уничтожил. А ведь ты мне пророчил долгую и безмятежную жизнь когда-то, или забыл?
Господь хитро улыбнулся, смотря в глаза щёлочки шефа.
– Всё я помню, но тогда я истины не знал. Были одни догадки. А насчёт тебя, чую бог момента ждёт. Видимо, тебе какую-то миссию полезную на этой земле необходимо довершить.
– Вчера наша компания закончила капитальный ремонт дворца культуры «Маяк», это моя последняя миссия, за что и медаль сегодня вручили.
– Основная работа в Маяке была моего управления, – напомнил Петухов и прекратил с ним диалог.
Он не заметил, что лицо Гурана в этот момент обрело серый цвет и слилось с бархатными чехлами, надетыми на стулья ресторана. Господь оставил именинника в одиночестве. Сам с пустым бокалом прошёл к своему столику, где добавил ещё виски. Позже к нему подошла Евгения Васильевна. Взяв его под локоток, увела от компании:
– Гера, вы, что опять с Валерой поругались?
– Нет, поговорили корректно, – ответил он. – Валера на моё место вызвал племянника, у которого свой железобетонный завод в Воронеже имеется.
– Ну и что из этого? – не вникла она в слова своего кума, – это брат мой двоюродный Стасик из Воронежа.
– Правильно думает на старости лет о наследниках. Будет кому своё состояние передать. А я в понедельник беру расчёт.
До неё только что дошёл смысл слов Господа, и она, вскрикнув, тут же приложила свою ладонь ко рту.
– Какой железобетонный завод. Нерентабельный растворный узел и тот по ветру пустил. Кому такой специалист нужен. К тому же он тоже, как и Валера сидит на инсулине с малых лет. Смешно даже подумать, чтобы Стасику можно было доверить что-то. Толстый размазня, и в придачу ещё заика. Валера просто уколоть тебя захотел в свой знаменательный день. А ты бы мог, и промолчать в ответ. Сам его всю жизнь подкалываешь, а он не обижается. Он мне постоянно говорит, что без Господа компания лопнет. Валера очень ценит тебя!
– Я это предвижу, ведь за советами он идёт не к совету директоров, а ко мне. А с другой стороны, зачем он своего наследника Стасика вызвал?
– И думать забудь, всё наследство он мне завещал. У меня все бумаги здесь в кабинете в сейфе лежат. Правда, некоторые пакеты вскрыть можно только после его смерти. А Стасика он вызвал не руководить. Он будет здесь жить, и работать на нашей базе отдыха лодочником.
– Ладно, Женечка, – смягчился Георгий Андреевич, – извинись перед ним за меня. Конечно, я перебрал сегодня. Впрочем, и он бочку виски в себя влил. Но своё решение я огласил, и изменять его я не намерен.
Евгения Васильевна ухоженными пальчиками кисти прошлась вскользь по его груди и мило улыбнулась.
– Святой Георгий сам же говоришь, что перебрал, вот завтра с ним утром и поговорите. Приходите сюда на завтрак с Верочкой. А Валера уснул здесь у меня в комнате отдыха.
Он не ответил Евгении Васильевне, но в знак согласия приобнял её за плечи и удалился к своей компании.
В полночь всех гостей по домам развозил служебный автобус. Гурана с супругой в нём не было. Они остались в Гавани – в своей комнате отдыха.
Глава 2
После вчерашнего корпоративного банкета, где Господь чрезмерно приналёг на виски, ему хотелось чего-то залить в душу прохладного. Он спустил с кровати ноги и засунул их в рядом стоящие стоптанные тапки. Прошёл да спальни дочери. Она спала под простынёй с головой и с открытой лоджией.
Вера по образованию юрист, жила временно у отца с внучкой всё лето. Пока её муж Пётр был в командировке, она переселилась на этот срок жить к отцу, окутав его своей заботой. Господь закрыл дверь лоджии и заглянул в комнату внучки. Там было пусто.
– Похоже, вчера я перезагрузку сделал своему организму? – вполголоса произнёс он и, накинув на себя длиннополую рубашку, проследовал на кухню. – Надо же как, я мог забыть, что внучку, как неделю назад сваты забрали к себе в Геленджик.
Окно было полуоткрыто и ветром слегка трепало штору, набрасывая её на холодильник, стоявший рядом с окном. Он рукой отстранил штору и бесшумно открыл дверку холодильника. Достал оттуда двухлитровую коробку томатного соку и поставил её на стол. Сев на кухонный уголок он включил телевизор. На российском канале демонстрировали какую – то мелодраму. Сериалы он терпеть не мог. Щёлкнул пультом. На экране появился диктор новостей. Налил в большой стакан сока. Залпом выпил его весь, не забыв наполнить стакан вторично. В это время незаметно сзади подошла дочка Вера. Положила ему руки на плечи. Он вздрогнул от неожиданности и повернув голову в сторону дочки, просипел:
– А если инфаркт ненароком хватит, что будешь делать без отца? Хотя скоро твой Пётр приедет, а следом сваты Олесю привезут.
– Папа тебя ни одна бяка не берёт, – промолвила Вера. – Посмотри вокруг, все твои ровесники почти вымерли. Один дядя Валера Гуран когтями цепляется за жизнь. А ведь он сильно болен. А ты живёшь и даже не стареешь.
– Валера мне не ровесник. Он старый, покрывший плесенью гриб. Наверное, я уйду дочка от него? Хватит рога мочить на капиталиста. Нервы стали неимоверно шалить. Вчера я ему так и сказал на банкете. Желание было заехать ему в челюсть на прощание. Сейчас я осознаю, желание было неправильное. Да и стариков бить, это самая настоящая дикость.
Вера убрала с уголка кухонное полотенце и присела рядом с отцом.
– Папа сколько я тебя помню, бить по физиономии было твоё жизненное хобби. Не зависимо, физически ты это делаешь или литературно. Привык на борцовском ковре людей к матам пригибать, вот и сформировался у тебя диктаторский характер на работе. Ведь ты по жизни добрый и порядочный человек. Один из руководителей престижной компании. Подчинённые уважают и тянутся к тебе. Что ещё нужно в этой жизни? И прозвище дали библейское – Господь. Уважают за справедливость и за юмор.
– Есть такое дело, – гордо ответил отец, – я тоже тех людей уважаю дочка!
– Не умрёшь от скуки без работы? – бросила она на отца вопросительный взгляд. – Знаю, тяжко тебе будет без того, чему всю жизнь посвятил. Да и деньги дядя Валера не плохие тебе платит.
Отец пропустил последние слова Веры и задумчиво произнёс:
– Прозвище Господин получил сорок лет назад заслуженно, на борцовском ковре. Тогда тебя на свете ещё не было. Господом и Святым увековечили в следственном изоляторе, когда ты уже в школу ходила.
– Ну и что из этого?
– А то, что я самый первый из всей тюрьмы прогнозировал амнистию, – гордо заявил он. – Это был важный прогноз! После этого указа половина сидельцев ушло на свободу, только не я. А мне так хотелось воли. Я же по знаку зодиака свободолюбивый Водолей. В тюрьме все гороскопы изучил от безделья.
Вера внимательно слушала отца, хотя все его байки она слышала ещё в раннем детстве, не понимая сути. Не перебивая его, она встала с уголка и, подойдя к электрическому чайнику, включила его.
– Неужели тюрьма тебе до сих пор икается? В разговорах ты её практически никогда не употреблял, кроме того дня, когда ты пришёл оттуда. А тут что на тебя нашло, или дядя Валера всколыхнул тебе память?
Отец пальцами взял из солонки щепотку соли и, бросив в стакан с соком, стал размешивать её чайной ложкой.
– С Гураном однозначно всё покончено, – повышенным голосом сказал он. – Отныне он для меня не существует.
– Тише говори, окно открыто, – предупредила дочка отца. – На улице всё слышно. И хватит про неволю. Эта тема для тебя давно чужда.
Отец плотно обернулся в рубашку и тихо заговорил:
– А как тюрьму из головы дочка вытравить? Это на всю жизнь. Тем более Господь стал моим логотипом. Я уже свыкся с ним. Был Господином, переименовали в Господа. А на работе меня только по имени отчеству зовут. За глаза да, я Господь, Святой. Ну и что, мне даже это льстит. Только ты почему – то игнорируешь мой логотип, – улыбнулся он, теребя мочку уха.
– Георгий Андреевич, можешь мне не говорить, как тебя зовут. Тебя полгорода знает и только с хорошей стороны. Только принципы твои мне не совсем понятны. Ты категорически отрицаешь плохое прошлое, а тюремную кличку любишь. В бога вроде веруешь, а крестишься неправильно.
Петухов, протестуя против слов дочери, учащённо постучал чайной ложкой по стакану.
– Ну, допустим, о вере своей я никому не говорю. Да, я не хожу в церковь, но это ничего не значит. И ты сама подумай, как я могу отречься от Господа, меня ведь достойные арестанты нарекли небесным титулом, не сам назвался.
– А ты и рад? – улыбнулась Вера. – Все клички даже небесные, должны кануть в лету. Хотя я уже свыклась с твоим логотипом, но как ты заметил, наверное, мне не нравятся никакие клички. Не серьёзно всё это.
На кухне воцарилась минутная тишина. Только стрелки электронных часов, висевших над кухонной дверью, монотонно отсчитывали время.
– А что серьёзно в этом мире, скажи мне дочка?
– У человека должно быть имя и фамилия и этого достаточно. Но, по правде, скажу тебе не как дочь, а как женщина: – необъяснимая загадочность и колдовская харизма в тебе явно есть? Тебе шестьдесят лет, а выглядишь ты на сорок.
Не успели её эти слова слететь с губ, как на лице отца заиграла обворожительная улыбка.
– Найди себе добрую и заботливую хозяйку, – советовала Вера. – Жизнь приобретёт иную окраску. Ведь в конце августа приедет Пётр, и мы уедем от тебя к себе в коттедж.
Она налила себе в бокал чаю и, поставив ногу на табурет, принялась дуть на кипяток, оголив перед отцом свои ляжки. Петухов мигом одёрнул ей полу халата.
– Мамы нет уже десять лет. А я как-то с этой работой и не задумывался и не готовился к пенсионной жизни. Я тебе дочь по секрету скажу, что пенсионером себя не чувствую. С мамой у нас были моногамные отношения. А это не всегда правильно. Отказ от любых желаний ведёт мужчину к различным заболеваниям. Я полноценный нормальный мужчина и многого ещё хочу от этой жизни. И после мамы познал не считанное обилие других женщин. Но эту тему с родной дочерью я не намерен обсуждать. Она носит сакральный смысл для тебя. Ты ещё мала и мало пила молока, а я здоровый как бизон пойду топтать весь женский пол, – пошутил он и долил себе из пакета соку.
– Как был ты словоблудом раньше, каким тебя помню, таким ты и остался, – беззлобно заявила Вера. – Чем дочери выдавать свои очередные перлы, лучше позвони дяде Валере и скажи, что погорячился вчера от виски. Уверена ему без тебя будет очень сложно и скучно.
Петухов учащённо замотал головой.
– Да нет, он вчера мне заявил, что вызвал на моё место племянника с Воронежа. Говорит, что он опытный управленец и у него есть свой завод. Позже твоя крёстная мне сказала, что у этого племянника не завод, а растворный нерентабельный узел, а вернее всего насосная станция, для подачи раствора. И что Валера меня просто подколол.
– Я тоже так считаю, – заверила его дочь. – Вспомни как раньше он тебя беспричинно поддевал.
После этого отец задумался и, приложив ладонь ко лбу, выдал:
– О! Вспомнил, – Твоя Крёстная нас с тобой сегодня приглашала к себе в Гавань на хлебосольный завтрак.
– Пойдём? – спросила дочь.
– Ты иди, а я не пойду. Моё решение вчера Гурану было официальное. – Он задумался, и тут же добавил. – Наполовину, – и как мальчишка хихикнул. – Я уже нацелен на отдых. И деньги его мне не нужны. На них грязи много. Да и не совсем всё чисто в его компании.
Дочка моментально изобразила клюквенное лицо:
– Папа ты представления не имеешь, что значит отказаться от большой месячной зарплаты. Скудная материальная жизнь, радости тебе не принесёт. А вот здоровье унесёт. И ты быстро в этом убедишься.
На лбу у отца после её слов выступила испарина. Он взял салфетку со стола и, вытерев пот со лба, выбросил её в открытое окно.
– Зачем мусоришь, – сделала она отцу замечание. – Дворники увидят, стыдоба будет.
Но он вновь сделал вид, что не слышит.
– За меня не беспокойся, я не пропаду. Имею кой, какие сбережения. Ещё твоей семье буду помогать. К тому же у меня есть дополнительный материальный источник. Значит, переживу все невзгоды.
Она поставила чай на стол и опустилась на табурет.
– Это понятно с голоду не опухнешь. Но дело не в этом. На стройке ты хоть на своих подчинённых отрывался. Отныне будешь соседей изводить своими остротами. И как ты решился на такое скоропалительное решение? Тебе же, как хлеб нужно, неограниченное общение. Мужики с нашего двора, никчемные собеседники для тебя будут.
Петухов залпом выпил стакан сока:
– Не забывай, я пишу книги и мне ни одно общение не чуждо. У иного мужика столько чудесного материала можно накопать, что и Толстому не снилось. Это не твой магазин нижнего женского белья. И даже не твои мелодрамы, от которых ты без ума, – он головой кивнул на экран телевизора.
– Это временное явление. Дома с Петром, мы живём другой жизнью. А здесь, я себя должна же чем-то занимать вечерами, – возразила Надя. – Ты после работы свои книги строчишь на компьютере, а мне что возле тебя корректором сидеть?
– Не надо быть рядом со мной, – возмутился отец. – Но истязать свой мозг, бредом и фальшей это рискованно для головы.
В кухне опять наступила могильная тишина. Петухов бросил взгляд на опущенную голову дочери. Понял, что дочка явно обиделась.
– Прости, я не то хотел сказать, – приподнял он двумя пальцами подбородок Веры и заглянул в её потухшие глаза. – Приведу только один заезженный пример, которым пользуются кинематографисты. Они народу показывают настоящую муть и продают её всему миру. Посуди сама почти во всех мелодрамах, что не одинокая молодая героиня или герой, все имеют комфортабельное жильё и иномарки. Откуда? Можно подумать, что у нас не Россия, а Норвегия или Саудовская Аравия. Меня лично тошнит от такого наглого лживого искусства.
Вера задумалась вначале над словами отца, затем весело сверкнула глазами и игриво заявила:
– На выдумки кинорежиссёров я не обращаю внимания. Мне интересно, поэтому и смотрю. А то, что наша молодёжь подсела на ипотеку, и пенсионеры ходят без зубов меня это совсем не касается. Пускай власть об этом переживает. И ты меня не склоняй к внутреннему беспокойству души. Сам мятежник и дочь хочешь превратить в Веру Засулич. Не выйдет, я довольна своей жизнью и большего мне ничего не надо!!!
Словно огненные стрелы в окно резко пробились лучи солнца и ударили по глазам Петухова. Он молча встал, закрыл окно и задёрнул шторы.
– Понимаешь Вера, ты не смотри, что мы с семьёй Гурана дружили. Долгое время они ходили к нам в гости. После смерти мамы, наша дружба была похоронена. И с некоторых пор я при Гуране стал себя ощущать не другом, и даже не компаньоном, а придворным. Он в конец обнаглел. Он использует меня в своих интересах, нарушая при этом уголовный кодекс. Оказывается, я помогал ему захватывать земли у школ. Так больше продолжаться не может. Сейчас я отдохну от него и стряхну с себя его грязную накидку, чтобы кожа дышала.
Вера окинула отца беспокойным взглядом.
– Ты всё лето мне твердишь про эти ремонты. Папа ты меня прости, но я уже не юрист, я хозяйка магазина нижнего белья. И при чём здесь ты? Ты лицо подневольное. Тебе приказали – ты выполняешь!
– А совесть, – куда её деть? Я же понимаю, что социальная грань нарушена и когда-то за это мне предъявят обвинение. А вот насчёт хорошей хозяйки в мою квартиру, я обязательно подумаю. Четырёхкомнатная обитель, для меня не объёмные метры.
– Если так сильно зол на дядю Валеру, отомсти ему своей страстью, – озорно блеснули глазки Веры.