Глава 1. Дежавю
Морозным февральским утром Элен ехала в колонию навестить Егора, уже миновала Купавну, и тут мобильник запел знакомую мелодию. С Егором созванивались всего лишь час назад, вроде бы обо всём договорились, поэтому возникло странное предчувствие, будто снова повторяется то, что случилось года три назад. Тогда остановили прямо на дороге и тут же взяли в оборот. Вот и теперь опять предложат какой-то вариант, пакостный, иначе не умеют – ты поработаешь на нас, ну а мы поможем твоему Егору. Неужто СВР так оскудела толковыми агентами, что вынуждена привлекать к делу дилетантов?
Однако опасения не оправдались, во всяком случае СВР оказалась ни при чём – в трубке раздался голос Чаусова, главы «Росмальты»:
– Элен, приветствую! Как поживаете?
– Здравствуйте Иван Игнатич! Да вот, всё жду обещанной должности референта в вашей фирме.
Чаусов рассмеялся:
– Завидная у вас память! Однако на этот раз у меня есть, что вам предложить. Уверен, будете довольны.
– А что взамен?
Похоже, Чаусов не ожидал этого вопроса, поэтому не сразу нашёлся, что сказать.
– Эк вы, сразу же быка за рога… Даже боязно становится, неужто мысли читаете на расстоянии?
– Да куда мне…
– Ладно, обо всём поговорим. Так вот, свернёте на Новинское шоссе, доедите до дачного посёлка, у ворот вас встретят.
«Отслеживают местоположение по мобильнику, это ясно. Но что за тон – то ли просьба, то ли отдаёт приказ… А потому что сказано столь категорично, словно бы ослушание не допускается».
И вот уже сидят лицом к лицу. Прежде общались лишь по скайпу, поэтому заново приходится присматриваться к собеседнику. Чаусов не знает, как начать этот разговор – сидит перед ним обаятельная женщина, и не подумаешь, что сумела провернуть головоломную комбинацию в Париже. Да, ей палец в рот не клади, чего доброго, откусит. Наконец, решился:
– Тут вот какое дело. Слышали, наверно, про Неваляева…
– Это тот, из непримиримой оппозиции, которого пытались отравить?
– Он самый! Гнида, каких мало! Давно надо было посадить.
– Что ж мешало?
– Да уж я сколько говорил, а они в ответ: политика, политика… Опасались реакции на Западе, а теперь бояться уже нечего, санкциями нас обложили, не продохнуть.
– Понимаю, но я-то чем могу помочь?
Чаусов опасливо посмотрел по сторонам, как бы кто-то не подслушал, и только после этого счёл возможным продолжить разговор:
– Дело в том, что этого мерзавца так просто не возьмёшь. Года через три выйдет на свободу, и снова понеслось: митинги протеста, разоблачения, призывы к забастовкам… Вот если бы его обвинить в государственной измене…
– Так он же не имел доступа ни к каким секретам. Ну разве только обнародовал информацию о зарубежных счетах и недвижимости некоторых весьма влиятельных, всеми уважаемых персон.
Последние слова Элен произнесла с явной издевкой, но Чаусов не обратил внимания.
– Вот тут-то и зарыта собака! Откуда у него такие сведения? Понятно, что без помощи западных спецслужб не обошлось.
– А может, в ФСБ или СВР предатели?
– Тоже вариант. Нам важно выявить, кто поставляет информацию, а уж тогда Неваляева можно обвинить либо в работе на врага, либо в организации заговора.
– С чего бы это?
– Популярно объясняю. Допустим, ЦРУ поставляет ему компромат на госчиновников. Разве это не попытка разрушить нашу вертикаль? Другой вариант: Неваляев вербует сотрудников спецслужб с той же целью. Да тут не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы обнаружить заговор! Ну а желающих в нём поучаствовать у нас вполне достаточно.
Чаусов так разошёлся, что ещё несколько минут бичевал «пятую колонну» и тех людей во власти, которые мешают принятию правильных решений.
– Только и ждут, когда власть даст слабину и встанет на колени перед Западом. Но мы этого не допустим! Честных патриотов в России гораздо больше, а потенциальных предателей, тех, что хотят разорить страну, выявим и всех под ноготь! Вот и ваш муж помог…
– За что ж его тогда в тюрьму?
Чаусов повертел головой, словно признавая, что выбрал неудачный пример сотрудничества патриота с властью. Однако надо же было как-то перевести разговор на мужа очаровательной брюнетки, сидящей перед ним.
– Честно говоря, я был категорически против, но меня никто не слушал. Уж очень важные персоны там замешаны. Только совсем недавно удалось решить вопрос. Ну, вы понимаете…
Чаусов намекал на отставку второго лица в вертикали власти – всего-то и делов, что передвинули на менее значимую должность. А Егор по-прежнему в колонии…
– Иван Игнатич, я к мужу на свидание опаздываю. Скажите прямо: что вам нужно от меня?
Элен уже догадалась, к чему он клонит, но хотела дождаться конкретных предложений.
– Так я и говорю… Первый упёрся. Сколько ни просил за Егора, ни в какую! Вот если бы он помог в разоблачении заговора… – Чаусов с надеждой посмотрел в глаза Элен, но та была невозмутима. – Короче, на днях Неваляева отправят в ту же самую колонию, где содержится Егор. Я думаю, они найдут общий язык, как никак оба боролись с коррупцией, каждый по-своему, на чём и погорели. Ну а Егор опытный оперативник, сможет войти в доверие и эту вражину расколоть.
– Сомневаюсь! Он этих неваляевых на дух не переносит.
– А если мы организуем досрочное УДО?
«Уже интереснее. Видимо, крепко их прижали, вот и готовы что угодно обещать, лишь бы получить желаемое». Но вслух сказала:
– Вроде бы в Уголовном Кодексе нет такой формулировки.
– Не вижу никаких проблем! Подправим закон, и все дела. Так как, согласны?
– Согласие надо выпрашивать у Егора, а не у меня.
– Ну, тут всё зависит от вас. С вашими талантами… Кстати, вы ему так и не рассказали про свою Одиссею, про то, что натворили в Париже?
«Ведь понимает, что дала подписку о неразглашении. Да и ни к чему Егору знать об этом… Похоже на шантаж – если откажусь, выложат ему историю со всеми интимными подробностями, они на это мастера. Ну да, с кем переспала и с какой целью. В отчёте об этом не писала, но там же всё прозрачно – стал бы Гастон делиться секретной информацией, если бы не удалось затащить его в постель? Да никогда бы он не поверил, что я храню компромат в парижском банке! Егор точно не простит, если поймёт, на чём был основан мой успех».
– Допустим, я согласна. Но что если Первый на это не пойдёт? Я имею в виду досрочное УДО.
Чаусов, предчувствую удачу, от волнения зарделся и даже прижал руку к сердцу, мол, ему-то можно доверять:
– Елена Дмитриевна! Не сомневайтесь! Да я встану перед ним на колени и буду стоять до тех пор, пока не подпишет указ об освобождении Егора и восстановлении его в звании генерал-майора.
– Ну, это уж из области фантазий.
– Вовсе нет! Если Егор представит доказательства участия западных спецслужб, это будет такой удар! Да что я говорю, тогда Егору не только погоны нужно возвращать… Да я бы тогда и Героя ему дал!
«Ещё чуть-чуть и предложит Егору возглавить МВД…»
– Нет, Иван Игнатич, героя нам не надо… Но я, так и быть, попробую.
– На вас, Элен, последняя надежда.
Всю дорогу до Покрова Элен думала о том, как убедить Егора в том, что это вполне приемлемый вариант, а другого способа поскорее выйти на свободу у него не будет. «Но он же у меня упёртый, скажет: не нужны мне их подачки! Впрочем, есть убойный аргумент: чем скорее выйдешь на свободу, тем скорее отомстишь своим обидчикам».
Однако такой реакции, которая последовала вслед за её рассказом о встрече с Чаусовым, Элен не ожидала. Егор даже не удивился этому знакомству, сразу выдал:
– И сколько же тебе заплатили?
– Ты о чём?
– Я спрашиваю: в евро или в долларах?
Элен очень непросто довезти до слёз, но тут еле сдержалась – если самый близкий человек высказывает подозрения, значит, либо она ничего не понимает в людях, либо Егор доведён до такого состояния, что готов поверить в предательство своей любимой. Попыталась свести всё к шутке:
– Так в монгольских тугриках теперь своим агентам платят. Разве ты не знаешь …
Егор только махнул рукой, соглашаясь с тем, что переборщил, не справился с эмоциями:
– Ну сама подумай, с какой стати я буду работать на тех, кто меня сюда запрятал? Наплодили себе врагов, а теперь: Егорушка, милый, выручай! Это ж надо, до чего дошло! Из генерала решили сделать подсадную утку.
Такое сравнение рассмешило Элен:
– Егор, ну какая же ты утка? Если надеть генеральский мундир, то скорее индюк надутый, не признающий компромиссов…
– Ой, да сколь раз я уже им уступал! То этого нельзя сажать, то надо кого-то поскорее отправить на нары, хотя прямых улик так и не нашли. Надоело! Не хочу больше играть в их игры.
Наступил тот самый момент, когда Элен следовало выложить свой козырь. Егор находился в состоянии пловца, которого затягивает в омут, и он уже, по сути, перестал бороться… А всё потому, что смысла нет! Вот и надо предложить ему цель, ради достижения которой можно и гордыню свою смирить, и пойти на какие-то уступки, даже где-то прикинуться овечкой, если потребуют обстоятельства. Если есть цель, тогда ситуация покажется не столь уж безнадёжной.
– Егор, а ты не хочешь этим людям отомстить? Ну тем, кто тебя подставил. Тем, кто состряпал это дело.
Что-то уж и вовсе неожиданное! У Егора никогда не возникала такая мысль. Одно дело добиваться справедливости, а другое – самосуд. Нет, это совсем не для него.
– Хочешь сделать из меня графа Монте Кристо? – и криво усмехнувшись, продолжал: – А где сундук с драгоценностями? Без него вряд ли что-нибудь получится.
– Сундука нет, зато есть я.
Элен надеялась на свои связи с Чаусовым, да и Лехницкий наверняка сохранил копию файла с компроматом, ради которого ей пришлось отправиться в Париж – надо знать коварство Идельсона, поэтому без подстраховки Лехницкому не обойтись. Тут, правда, придётся подождать, когда он выйдет из тюрьмы, где отбывает срок за незаконные денежные операции. Однако Егор ничего это не знал, поэтому его ирония была вполне уместна. Перед Элен возник вопрос: рассказать или не стоит? Есть риск испортить отношения с Чаусовым и СВР, но, если сохранить свою Одиссею в тайне от Егора, тогда вряд ли удастся его переубедить. К тому же, обладая более полной информацией, он сможет разработать эффективный план, а уж она ему поможет.
И вот прижалась к его уху, чтобы не подслушали. Исповедью это не назовёшь, скорее напоминало пересказ сюжета шпионского романа, причём настолько замысловатого, что вряд ли найдётся человек, способный воплотить всё это в жизнь, тем более, если речь идёт не о российском Джеймсе Бонде, а о хрупкой женщине. Неудивительно, что у Егора чуть глаза на лоб не вылезли после первых слов Элен. Сразу хотел выдать ей по полной программе, но помешал поцелуй, долгий, длившийся несколько минут, так что у обоих дыхание перехватило. В общем, сработала уловка – Егор только покачал головой и, ещё не избавившись от нахлынувших эмоций, слегка осоловевшими глазами посмотрел на Элен, ожидая продолжения.
Понятно, что Элен опустила множество деталей, однако сочла необходимым упомянуть основных участников событий – помимо Чаусова и Лехницкого, это Ришар, Жосс, Шарль, Гастон. Кто знает, возможно, придётся кого-то из них использовать в дальнейшем. А в голове Егора в это время блуждала мысль: можно ли доверять Элен, если она три года скрывала всё это от него? В итоге пришёл к выводу, что скрывала, только чтобы не подставить. Кто знает, как поступили бы с Егором, если бы в СВР узнали, что Элен нарушила договор, сообщив ему неподлежащую разглашению информацию.
Дело оставалось за малым – разработать план, который устроил бы и Чаусова с компанией, и самого Егора, если он и в самом деле намерен отомстить.
Глава 2. Старый знакомый
Егор решил не предпринимать никаких усилий для того, чтобы сблизиться с Неваляевым, рассчитывая, что это произойдёт как бы само собой, поскольку опальный генерал наверняка привлечёт к себе внимание нового обитателя колонии, причём не меньшее, чем министр или губернатор, погоревшие на взятках.
Когда Неваляева ввели в казарму, все, не сговариваясь, посмотрели на него, причём наверняка испытывали разные чувства. Одни злорадствовали, ничуть этого не скрывая, кто-то посмотрел с сочувствием, но большинству, по сути, он был совершенно безразличен. Его появление здесь лишь подтверждало мысль, что спорить с властью бесполезно – если назначили виновным, так тому и быть. Вот и Егор только искоса глянул на вновь прибывшего и указал на свободную шконку в нижнем ярусе, у самого окна. Что ж, старшему в казарме так и положено себя вести.
А чуть позже, когда Егор вышел покурить, Неваляев сел рядом на скамейку и протянул пачку «голуаз»:
– Настоящие французские, не то, что лепят в Ярославле. Я с собой несколько блоков прихватил.
Закурили. Егор молчал, а Неваляев снова попытался завязать разговор:
– Я смотрю, здесь вполне приличные люди обитают. Не ожидал…
– Есть отдельный блок для убийц, насильников и рецидивистов – Егор указал на сторожевую вышку и забор в ста метрах от казармы. – Там всё гораздо строже, не забалуешь. Чуть что, и сразу в карцер.
– А ты как оказался здесь? У вас же есть своя колония под Нижним Тагилом, для бывших работников прокуратуры, МВД…
Егора не смутило обращение на «ты» – здесь все равны, и званиями меряться бесполезно. Будь это учёная степень, должность или чин – всё это осталось там, за воротами колонии. Отчасти поэтому и не стал вдаваться в объяснения:
– Нашлись влиятельные люди, помогли…
– Я слышал, что и жена тебя раз в неделю навещает, да и срок скостили.
– Так я же говорю, мир не без добрых людей. А ты почему здесь, а не в Мордовии?
Неваляев криво усмехнулся:
– Да уж, могли отправить и на Колыму. Только ведь и у меня нашлись заступники. Протестные акции, статьи в зарубежных СМИ… Пусть только попробуют, им такое устроят!
– Что ж, от тюряги тебя не спасли?
Понятно, что больная тема, поэтому Неваляев не стал распространяться, только сквозь зубы процедил:
– Ещё не вечер.
«Видимо, ещё надеется, что вытащат. Но вряд ли Запад станет ссориться с Кремлём, скорее уж тут расчёт на влиятельных заступников в Москве». Эту тему Егор напрямую не решился развивать, опасаясь, что у Неваляева может возникнуть подозрение, будто их нечаянная встреча состоялась неспроста, то есть не без участия ФСИН и ФСБ. Поэтому лишь выразил сочувствие, словно бы зайдя с другого боку:
– Да, когда есть поддержка с воли, это легче пережить.
Такой реакции на свои слова Егор не ожидал – Неваляев вскочил со скамьи и, сжав кулаки, принялся колотить ими по воздуху, сверху вниз, одновременно приседая, чуть ли не приплясывая. Вероятно, вообразил, будто перед ним находится его закоренелый враг, и вот он пытается вбить, втоптать его в землю, чтобы наконец отстал, чтобы прекратил строить козни и позволил жить по-своему, не так, как этому врагу угодно. Всё это сопровождалось диким криком:
– А я не хочу! Не хочу!! Не хочу!!!
Егор попытался успокоить:
– Лёня, прекрати! Сейчас охрана набежит.
– Мне всё равно! Я не могу так жить, я здесь и дня не выдержу!!
С трудом Егору удалось усадить Неваляева снова на скамью, но тот продолжал твердить своё и только по прошествии нескольких минут, немного успокоившись, попытался объяснить причину этого нежданного припадка:
– Пойми, Егор! Там люди борются с кровавым режимом, а я тут ем тюремную баланду.
Самое время на другую тему разговор перевести:
– Кстати, здесь не так уж плохо кормят.
Тот снова возбудился:
– Да уж, после парижских ресторанов… Это им ещё аукнется!
Однако упоминание о прежней жизни вдруг вызвали из памяти другой сюжет:
– Егор, а мы прежде не встречались?
– Вряд ли. Хотя могли столкнуться в коридоре Следственного комитета, если тебя вызывали на допрос, я там часто бывал и после того, как перешёл на службу в МВД. Но к твоему делу я не имел никакого отношения, ведь следствие вели областные следаки.
На самом деле, управление, которым руководил Егор, курировало все дела Неваляева, а ему пришлось вплотную заняться одним из этих дел. Егор припомнил, как бушевал Стрекалов после того, как в интернете появилось сообщение, будто он, глава СК, имеет незадекларированную недвижимость в одной из европейских стран. Позвонил тогда Егору и попросил о срочной встрече.
– Я этого подонка в порошок сотру! То же мне разоблачитель, покопался на какой-то свалке и вытащил на всеобщее обозрение грязное бельё. Ему без разницы, что это уже не моё, я от него давно избавился!
– Тогда можно привлечь за клевету.
– Да ему только этого и надо! Нет, не собираюсь я перед ним оправдываться, мы поступим по-другому, – и уже спокойно, без надрыва: – Егор, ты на таких делах собаку съел, посмотри… Возможно, местные следаки что-то проглядели, поэтому и не смогли доказать обвинение в суде. А мои ребята, сколько не искали, серьёзных аргументов так и не нашли. Сделай это, дорогой, для меня по старой дружбе!
Что ж, ради того, чтобы удовлетворить желание главы СК и отправить Неваляева в тюрьму, можно постараться. Да, за хорошее отношение и помощь в продвижении по службе приходится добром платить. А уж если взялся за такое дело, для Неваляева это добром наверняка не кончится. Так оно и получилось.
Егор давно уже следил за тем, как Неваляев ведёт свою борьбу, хотя это и не входило в его обязанности ни в СК, ни в МВД. Особенно интересно было бы найти ответ на вопрос: с какого перепугу он ополчился на этих «жирных котов», пригретых властью? По мнению Егора, всё началось с неудач в бизнесе – Неваляев скупал акции крупных компаний, но разбогатеть так и не сумел. Ну а когда в кармане денег нет, но в это время кто-то присваивает миллиарды, тогда в душе закипает праведный гнев и возникает желание отомстить своим обидчикам. И впрямь, сознание того, что тебя ограбили, вполне может стать стимулом к борьбе – борьбе за благополучие своей семьи. Что тут поделаешь, если не каждому удаётся преуспеть в полукриминальном бизнесе, поэтому всё, что остаётся, – это встать в позу обличителя. И вот со временем понимаешь: если каждый прогоревший коммерсант засучит рукава и выйдет на тернистый путь борьбы с коррупцией, можно будет сформировать целую армию из неудачников! Проблема в том, что столь серьёзное дело немыслимо без спонсоров.
Одним из таких «благодетелей» оказался Ося Губерман. Егору удалось это выяснить благодаря Элен – в то время они вместе искали компромат на Идельсона, и Ося кое-чем помог. Ну кто же не откликнется на просьбу очаровательной дамы, особенно если есть надежда затащить её в постель? Однако Губерман в делах, связанных с политикой, был крайне осторожен, не хотел «светиться», поэтому для общения с Неваляевым выделил одного из своих топ-менеджеров, Вячеслава Шнуркова – по сути, тот курировал деятельность Неваляева, наставляя его на путь истинный. В частности, был составлен список тех предпринимателей, которых трогать категорически нельзя, и первым в этом списке стояло имя Михаила Идельсона – об этом, среди прочего, Элен поведал Ося Губерман. Уже тогда у Егора возникло подозрение, что главным спонсором Неваляева был именно Идельсон, но доказательств этой версии так и не нашёл, даже косвенных.
Ещё двумя годами ранее коллегам из ФСБ удалось подслушать разговор Шнуркова с Неваляевым:
– Привет, Лёнчик. Вроде бы нашёл ещё одного богатенького Буратину. Сегодня встречался с Осей, и спросил его мнения об этом клиенте. Ося обещал переговорить и выяснить, на каких условиях тот готов нам помогать. Наша задача: придумать такой способ передачи денег, чтобы Буратину не подставить.
– Ну так бери его за жабры, а как всё провернуть втихую, мы сообразим.
Об этом Егору рассказал Стрекалов:
– Ты понимаешь, чекисты не смогли установить личность Буратино, вот и обратились ко мне. Если это какой-то криминальный авторитет, тогда Неваляеву можно предъявить обвинение в отмывании денежных средств… Не слышал о таком?
–Да нет, не приходилось.
Только теперь Егор понял, насколько серьёзно поставлено дело у этой ОПГ – мысленно он называл их так, хотя преступный умысел ещё предстояло доказать. Однако анонимных спонсоров явно недостаточно – нужен покровитель где-нибудь на самом верху. Пожалуй, тут всё просто – прикрывая Идельсона, этот человек просто обязан был защищать и Неваляева, поскольку нет гарантии, что Неваляев будет молчать, получив лет пять колонии общего режима, а от него ниточка приведёт к Идельсону и далее, наверх.
Всё вроде бы логично – есть люди, заинтересованные в изменении политического курса, вот и подтягивают таких, как Неваляев, озлобленных и желающих урвать кусок побольше от того пирога, которым распоряжаются совсем другие. Но вряд ли у них что-нибудь получится. Причина в том, что Неваляев напрочь отвергает поддержку тех, кто сомневается в его правоте. Он прёт, как танк, а тут какие-то людишки задают ненужные вопросы! В разговоре со Шнурковым он так и заявил:
– Не надо связываться с людьми, которые требуют: а ну-ка убеди меня.
Как известно, альтернативой убеждению является насилие. Основная надежда Неваляева на тех, кого не надо убеждать, кого не надо уговаривать – для них единственным аргументом в дискуссии является «ненависть к режиму». Неужто он хотел объединить протестный электорат методами диктатуры, ультиматумов и шантажа? Но нет, оказалось всё не так. В том же разговоре со Шнурковым Неваляев заявил, что интеллигенция проголосует за него, потому что ей просто некуда деваться. Но это крайне слабый аргумент: Егор припомнил слова Владимира Буковского, известного в прошлом диссидента, сказанные в одном из интервью:
– Я должен вам признаться, его не люблю с самого начала. Меня настораживает, что у него глаза холодные и расчетливые. Он словно бы всё время считает. Человек говорит: "Не забудем, не простим!" Эмоции совершенно шекспировские, а глаза холодные и расчетливые. Вот говорил Станиславский: "Не верю!"
Вот чем Неваляев удивителен, если вдуматься? Он взлетает, а потом падает. Взлетает и падает. И набирает он ресурс себе не когда взлетает, а когда падает. Видимо, всё дело в том, что мучеников в России любят. Особенно, если пострадал по вине проклятых олигархов – когда-то изрядно потратился на покупку акций, а дивидендов злыдни не дают! Однако падение падению рознь. Вот Ельцин вроде бы упал с моста, однако широкую поддержку получил совсем по другой причине – народ устал от КПСС. Сейчас особой усталости не наблюдается, так что хоть падай, хоть вставай и снова падай, от этого мало что изменится.
Что касается уголовных дел по экономическим преступлениям, за это вроде бы и пострадал Неваляев, то их даже не стоит обсуждать. Там царит полная неразбериха – одних сажают на длительный срок, а других прощают. Вот и Неваляева, по сути, прощали уже несколько раз – пожурят, да и отпустят на условный срок, авось, исправится. И вновь возникает подозрение, что где-то на Старой площади или в Кремле есть у Неваляева влиятельный защитник, который нашёптывал президенту на ухо: «Нельзя сажать, а то возбудится оппозиция, да и Запад не простит». Но вот теперь кое-кому надоело Неваляева прощать.
Судя по всему, Неваляев прокололся с тем «дворцом» – оказалось, что нет ни роскошных интерьеров, ни доказательств того, что это здание принадлежит или принадлежало президенту. Вот и с «дачей премьера» примерно то же самое – ну отдыхает он там, принимает гостей, и что такого? В конце концов, благотворительный фонд «Благо» имеет право творить это самое благо для кого угодно. Короче говоря, не подкопаешься! Но фейковый репортаж о дворце, деньги на строительство которого якобы дали олигархи – это уже явный перебор, нельзя так зарываться.
Теперь об отравлении – дело было в самолёте, и вот что сказал Неваляев об обстоятельствах этого полёта в одном из интервью уже после выздоровления:
– Это невозможно ни с чем сравнить. Фосфорорганические соединения атакуют вашу нервную систему, как DDoS-атака на компьютер.
Не приведи, господь, такое испытать! А потом кричит:
– Меня отравили. Я умираю.
Опять шекспировские страсти! Конечно, жаль его, если так и было, но вот у Гамлета были кое-какие основания утверждать, что свершилось преступление – об отравлении отца поведал Призрак, а позже это подтвердил Лаэрт. А с какой стати, с какого перепоя Неваляев закричал, что отравили? Конечно, в его тогдашнем состоянии всякое в голову могло прийти, но более логично было бы сказать: «Я, похоже, отравился!» Представьте, поскользнулся человек на арбузной корке, разбил в кровь голову, и, теряя сознание, собрав последние силы, кричит: «Это всё подстроили!» С чего бы это? А уж когда о действии «фосфорорганических соединений» на собственный организм рассказывает дилетант, это и вовсе несерьёзно. Нет, к уголовному делу веру никак не подошьёшь. В общем, поделом ему! То есть хорошо, что посадили. Но пока есть покровители наверху, мало что изменится.
Такие мысли пронеслись в голове Егора после того, как Неваляев задал свой вопрос, мол, будто бы уже встречались. Да нет, очной встречи не было, но разве можно выкинуть из памяти всё, что было на слуху? Весь интернет уже который год обсуждает эту тему – кто прав, кто виноват… Да разве в этом дело?
