000
ОтложитьЧитал
Бабуля
Прилетело ко мне давеча письмо из ВШИВо – Высшей Школы Искусства Волшебства. Дрожащими руками сломала я печать на берестяном свитке, пробежалась глазами по строчкам, да и разочарованно выронила. Сухим листом прошуршал свиток на пол.
«Какие люди меня вдохновляют». Ёшкины метелки! Вот так задание! На что вдохновляют? На подвиги? Так я не одного не совершила, для того у нас богатыри имеются! Дядька мой Добрыня со товарищи который год из великих деяний не вылезают: то Соловью-разбойнику крылья подрежут, то Чуду-Юду башки подрубят. Всё на благо отечества.
Ежели в виду имеются художественные изыскания, то это снова не ко мне. Вот домовой Тихон сонеты строчит почем зря и читает свои творения, слушателей не спрашивая, хотят ли они этого.
А я что? Я хочу наукой колдовства овладеть, для того и в школу волшебную поступила. На заочное обучение. А они такие дурацкие задания высылают!
Плюнула я на грамотку ядовитой слюной, та скукожилась, словно огнем опаленная, и рассыпалась в прах. Пойду лучше бабуле по хозяйству помогу.
А бабушка будто почуяла, что я в сердцах домашними делами заняться собралась.
– Олеська, воды принеси!
– Ба, – заканючила я. – Это надо на реку идти, ведра волочить…
– Экая ты ты неумеха!
Бабуля схватила метелку и давай помелом ведра щекотать. Те встрепенулись и рванули за порог, громыхая пустым нутром.
– Ой, ба, дай я!
– Погодь, тут слово волшебное знать надо.
Шепнула мне на ушко слово заветное, и я кинулась ведерки догонять. С речки уж не скакали, шли степенно, как бабы на сносях. Боялись лишнюю каплю уронить.
Работа отвлекла маленько от задания школьного, но выполнить-то его требуется!
Тут мне Тихон на глаза попался. Он возле кадушки со сметаной пристроился и одной рукой очередные вирши крапал. Другую лапку в сметану запускал, да и прямо так, без ложки, с пальцев слизывал. Неаккуратный какой.
– Слышь, Тихон, – я подсела возле и кадушку крышкой прикрыла. – Тебя какие люди вдохновляют?
Тихон взглянул на меня неласково (сметана видать ему дороже дружеской беседы) и буркнул:
– Лешачиха с черного леса и Водяница с Гнилого болота. А что?
– Фу, Тихон, я тебя о вдохновении спрашиваю! И, вообще, про людей, а не про нечисть.
– А… – Тихон почесал голову, и на затылке остались сметанные отпечатки шестипалой лапки. – Поэт у людей есть один. Шибко складные стихи пишет. Пышкин. Или Плюшкин. Какая-то съедобная фамилия, вкусная, но я запамятовал.
И снова принялся скрести пером по бересте. Тут бабушка опять обо мне вспомнила.
– Олеська, огород вскопай!
– Ба, – заныла я. – Это ж лопату надо тащить, землю рыхлить…
– Экая ты неумеха, – вздохнула бабушка. – Поди, скажи Ивану-дураку, что на огороде клад зарыт, а в самом дальнем углу закопай горшок с бумажками разноцветными, коими давеча проезжий вурдалак за постой расплатился.
Какая я же все-таки умная у меня бабушка!
Стоило лишь намекнуть Ивану, что в огороде спрятаны сокровища несметные, как через пару часов вся земля была перекопана, а сам Иван-дурак радостно играл цветными фантиками.
А тут как раз Едреня-Феня к нам через забор головы свесили. Едреня правой рукой подтянулся, а Феня левой, и перепрыгнули к нам на двор. Стоят о двух ногах, о двух руках, двумя ртами щерятся – рады меня видеть, друзья мы с детства.
– Едреня, – я запрокинула голову, чтобы его лучше видеть, – тебя какие люди вдохновляют?
– Люди! Гы-гы-гы, – засмеялся Едреня и боднул Феню.
– А тебя? – обратилась я к Фене. Благо далеко ходить не надо, обе головы на одном теле пристроены.
Феня смутилась, дернула Едреню за нос и они обернулись березой раздвоенной. Ёшкины метелки! Стеснительные какие!
Так за домашними делами день и пролетел: то дров нарубить, то щей наварить, то печь подновить, то гостей обслужить. У нас на постоялом дворе “Три ноги” забот невпроворот!
Но вечером снова опечалилась я о задании из ВШИВо. Ну что мне им написать? Какие люди меня вдохновляют?! Тут бабушка сызнова обо мне вспомнила:
– Олеська, подь сюды! Почитай-ка мне, внученька, книжицу на ночь.
– Ба, – застонала я. – Мне еще школьное задание выполнять! Нет у меня времени!
– Экая ты, Олеська, пессимистка, – сказала бабушка. – Ты книгу живой водой сбрызни, она нам сама сказы сказывать станет. Глядишь, и ты задание свое выполнишь.
Сделала я, как бабушка велела. Сказка-то сказывается, а дело мое не делается!
Глянула я на бабулю: лежит на печи, нос в потолок воткнула, ногу поперек избы протянула и на меня хитро посматривает.
Благодаря ей, я и слово волшебное узнала, и в огороде наловчилась справляться и обычную книгу в говорящую превращать! Ёшкины метёлки! Тут до меня и дошло, что человек, который меня вдохновляет – моя бабушка!
Письмо
Раздался оглушительный стук в дверь и тяжелая книга выпала из моих рук, шлепнув по лицу.
– Олеська, спать пора!
Бабка. Ну кто ж ещё обо мне так печется!
– Кончай зенки в книгу пялить, а то завтра, аки русалка мороженая будешь ползать!
Я вздохнула, потому что грубиянка всё-таки моя бабушка, и бросила взгляд на часы. Но кукушка давно уже дрыхла, видать и впрямь поздно. С сожалением закрыв книгу, я любовно провела кончиками пальцев по золотому тиснению. “С. Гэмджи. Жизнеописание народов Средиземья. Перевод М. Буслаева”. Хорошая книга, интересная. Вот почему у нас ничего героического не происходит? Ни тебе драконов в золотых пещерах, ни армии гномов, ни королей в изгнании!
Я потянулась и постучала по трубе, чтобы печь топила потише, очень уж сегодня душно. Погасив свет, я растянулась на хрусткой простыне. Хорошо!
– Кх-кх! – раздалось вдруг в темноте.
Я быстро натянула одеяло до подбородка, хотя домовому-то без разницы, одета я или нет.
– Тихон, ну чего тебе опять?!
– Сонет сочинил. Тебе первой поведаю, сударушка.
– А не надобно ль тебе по своим делам? – очень уж не хотелось слушать его очередные вирши. – Корову подоить, полы подмести, ну или что там ещё домовые должны?
– Никому я ничего не должен, – пробурчал Тихон. – Тем паче у двух ведьм на содержании.
– Но-но! Полегче! А то могу и лаптем в тебя пульнуть! – от возмущения сон как рукой сняло. Я подскочила в кровати и злобно зашипела в темноту: – Бабка моя, может, и ведьма, а меня либо волшебницей зови, либо вообще никак!
– То, что ты во ВШИВо учишься на заочном, не делает тебя волшебницей, – съязвил Тихон. – Диплом получи вначале, потом указывай!
Я разозлилась:
– Получу, не сомневайся! И свалю из этой глуши! От вас подальше.
– Ага, – голос домового задрожал. – Вот завтра и начнёшь, ежели справишься.
– С чем справлюсь? – удивилась я. – Никак письмо пришло?
– Не знаю, – обиженно буркнул Тихон. – Банник сказал, Гусей-Лебедей видал на почте.
Мы помолчали. Тихон недовольно шуршал в темноте бумагами.
– Будешь сонет слушать? – наконец сказал он.
– Нет, Тихон, извини.
– Как пожелаете, юная волшебница, – съязвил он поклонившись и, прежде чем исчезнуть, добавил: – Яга урожденная!
Язва всё-таки наш домовой, хоть и поэт. Эх, Тихон! Нечисть какая, весь сон сбил! Крикнуть, что ли, Ваське. чтоб Баюн ко мне заглянул? Нет, не стану бабулю беспокоить. Ей еще на печи устраиваться, нос в потолок втыкать, ногу костяную поперек избы протягивать.
********
Когда я спустилась утром в горницу, бабули там не было. Придётся самой хозяйничать, негоже харчевне без снеди простаивать. Я расстелила на большом столе скатерть-самобранку и зачитала сегодняшнее меню. Скатерть даже не поморщилась. Я наклонилась ниже и громко повторила заказ. Проклятая салфетка не отреагировала. То ли меня не признаёт, к бабуле привыкши, то ли поизносилась совсем.
– На тряпки пущу, – пригрозила я.
Через мгновение на столе оказался огромный горшок пшёнки. Пшённой каши в меню не было.
– И то хлеб! – вздохнула я, и сейчас же рядом с горшком появился каравай белого хлеба.
Тёплый сдобный дух поплыл по горнице.
– То-то же, ветошь несчастная!
Цветочные узоры по краю скатерти сложились в слово: “Хамка”. Я усмехнулась – волшебная утварь, а туда же – ругается.
Вдруг у меня за спиной с грохотом распахнулась дверь, и на пороге появился богатырь. Он стянул шлем с копны немытых, нестриженных волос и пробасил:
– Здрава будь, Олесенька.
Я его не сразу из-за бороды признала, а когда признала,повисла у него на шее, и мы трижды расцеловались в обе щёки.
– Дядя Добрыня! Вернулся!
– Ополоснуться б мне с дороги, – сказал Добрыня, усаживаясь за стол и подвигая к себе горшок с кашей. – Негоже пред князем аки чумичка являться.
В подполе гневно хлопнул крышкой бочки с соленьями Тихон. Ишь ты, “чумичка” ему не понравился. А не подслушивай!
Сейчас, дядя Добрыня, баню истоплю.
– Принесла б ты, дочка, – облизывая ложку, сказал Добрыня, – капустки квашеной. Дюже у Яги капустка знатная.
– Бегу, дядя Добрыня!
Я схватила миску и потянула кольцо на двери в подпол, открыла и уже на нижних ступеньках услыхала:
– И грибков прихвати! И огурчиков солёных!
В подполе темно и холодно. Я зажгла ведьмин огонь и в его голубоватом свечении увидала домового, который, примостившись на краю бочки, поедал капусту.
– Опять ты за своё, Тихон, – укорила я его, – кризис жанра?
– Я бездарность, – простонал домовой. Капуста длинными нитями свисала с его усов, и сок орошал густой мех на груди.
– Да брось ты, – я осторожно обошла компашку мелких упырей, развалившихся прямо на земляном полу, – тебе надо встряхнуться, развеяться.
Тихон испустил горестный вздох и захрустел капустой.
Меня вдруг осенило:
– Тихон, тебе надо устроить творческий вечер!
Домовой перестал жевать и уставился на меня жёлтыми глазами.
– Ты подготовишь свои лучшие творения, позовём русалок из лесу – они поэзию любят. Я приду, бабуля…
Договорить я не успела, потому что Тихон бросился на меня с прытью разъяренной кошки.
– Да не благодари, – я с трудом отрывала от себя цепкие ручки домового, едва успевая уворачиваться от его поцелуев.
Вот никому не пожелаю лобзаний с домовым, измазанным рассолом кислой капусты!
Уже поднимаясь, я вспомнила:
– Тихон, ты не знаешь, где бабушка?
– На почту ушла, – бросил домовой. Он достал свиток, гусиное перо и увлечённо крапал очередные стихи.
Надо бы ему “вечное” перо подарить, а то у него постоянные конфликты с гусями-лебедями. Они из-за этого к нам на двор не летят, приходится на почту самим ходить.
***
– Благодарствую за угощение! – Добрыня размашисто вытер усы ладонью. – Бабушке поклонись. Где она?
– На почту ушла.
– Плохо дело, – нахмурился Добрыня. – Один мой товарищ на печке, тьфу ты, Велесовы усы мне в бок! Один мой товарищ на почте тридцать лет и три года просидел!
Сказал так и отправился в баню.
***
Хорошо, что постояльцев сейчас мало – упырь чужеземный, так он раньше вечерней зари в люди не выходит, да Лихо, а его, как известно, будить совсем не следует.
Посему, я решила приготовить обед.
Но едва открыв дверь в кладовую, увидала пацанёнка. Он сидел на полу, дожевывал вяленый окорок и беспечно играл золотым яблоком. Во бабуля даёт! Уж почитай лет триста, как мяса не ест, а по старой привычке так и норовит ребёночка, без присмотра брошенного, домой притащить.