000
ОтложитьЧитал
–– Помоги мне, – шепнула я, ощущая, как слезы проникают сквозь сомкнутые веки, скатываясь по коже. – Я так одинока, – всхлипнула я, прижимаясь все ближе к нему.
Пес обнюхал лицо и стал слизывать слезы, фырча мокрым блестящим носом.
Всю оставшуюся неделю, что отсутствовал Сабуров, я не отлипала от Барона. Это обеспечило мне покой и одиночество. Лежа под легким покрывалом, головой на теплом, мягком животе пса, я шепотом читала ему стихотворения Сергея Есенина, иногда вытирая стекающие по коже слезы. Поэзия великого поэта всегда волновала мою душу, вызывая восхищение. Боль Сергея Александровича отзывалась во мне, заставляя испытывать жалость и сострадание. Мне было жаль как его, так и себя. Барон, внимательно слушая любимые мною строки, периодически вздыхал и хлюпал носом, от чего казалось, что он тоже испытывает сентиментальные эмоции. Казалось, он плачет, понимая смысл прочтенных мною слов. Казалось, он разделяет мою безграничную любовь к творчеству Есенина… казалось…
Неделя пролетела быстро, словно истребитель над уставшей от палящего солнца землей. Я сидела на газоне, рядом лежал Барон, тяжело дыша от невыносимой, утомляющей жары. Из земли распылялась вода, увлажняя зеленую траву, переливаясь в солнечных лучах радужными красками. Я смотрела на свою босую ногу, по которой быстро передвигалась божья коровка, пытаясь покинуть загорелую кожу.
–– Александра, – послышался грубый голос Сабурова за спиной, а я напрягла все мышцы тела, – подойди.
Скривившись от отвращения, я поднялась с газона и направилась к стоящему у входа на кухню Дамиру. Он смотрел на меня так, как смотрят на маньяка, на счету которого десятки смертей: с ненавистью, призрением и… страхом? Откуда в его взгляде взялся страх, так настороживший меня? Оказавшись напротив Сабурова, я, стиснув зубы и поселив во взгляд уверенность, взглянула в его глаза. Он резко схватил меня за руку и повел в дом, фырча от злости. Поднявшись наверх, он впихнул меня в комнату и, с неясной целью осмотрев мое тело, зло прошипел:
–– Какого черта ты вытворяешь? – я стояла неподвижно, наблюдая за его гневными конвульсиями. – Ты – жена депутата Сабурова, а ведешь себя, как малолетняя шлюха! – крикнул он, сжимая кулаки. – Тебе тридцать лет, пора бы уже взяться за ум! – он подошел ко мне как можно ближе, представляя угрозу. – С кем ты была? – шипя, он зажал мое плечо в своих пальцах, а я нахмурила лоб, глядя на Дамира с вызовом. – Сука!.. – крикнул он, понимая, что ответа не последует. – Я хочу тебя, – неожиданно шепнул он, а его дыхание стало тяжелым и громким.
Сабуров притянул мое тело к себе, судорожно стягивая одежду, а я стояла неподвижно, как всегда, испытывая отвращение. Толкнув меня на кровать, он кинул пиджак на пол и опустился сверху. Продолжая стискивать зубы, я закрыла глаза, стараясь не думать о том, что сейчас будет происходить.
–– Ты сводишь меня с ума, – шептал он, задыхаясь от возбуждения.
Его руки скользили по телу, которое было слишком напряжено и зажато. Я лежала неподвижно, не участвуя в его пошлых забавах. Так происходило всегда и Сабурова, похоже, это вполне устраивало.
Еще одна неделя осталась позади моей нудной жизни пленницы. Меня по-прежнему держали в доме под замком, как заложницу. Всю свою энергию я оставляла в зале, уделяя как можно больше времени «железу» и бассейну, а вечера проводила в обществе Барона, валяясь праздно на пушистом газоне.
В очередной раз, оказавшись в саду, я прижалась к псу всем телом, перебирая пальцами его мягкую блестящую шерсть.
–– Саша, – позвал негромко Никита, – тебя Дамир зовет. Они в гостиной.
–– Они? – с испугом уставилась я на него.
–– Там Алия и Артем, – шепнул он, когда я оказалась рядом.
Стянув с головы капюшон толстовки, я вошла в дом. В гостиной, и правда, сидела Алия, держа за руку своего муженька. Она наградила меня взглядом призрения и, отвернувшись, сосредоточила свое внимание на отце.
–– Александра, – обратился ко мне Дамир, – присядь, – указал он рукой на диван.
Я опустилась на мягкую диванную подушку, мельком взглянув на Никиту, который замер в кухонном дверном проеме.
–– Я хотел с вами поговорить, – начал Дамир, опустив локоть на каминную полку со стоящими на ней моими наградами.
Артем пристально смотрел в мои глаза, явно желая что-то сказать, но все же продолжая хранить молчание.
–– Совсем скоро в доме появится грудной ребенок, – произнес Сабуров, а Алия перевела на меня какой-то ошарашенный взгляд, наверняка заподозрив меня в беременности. – Эти вечные склоки уже всех утомили, – продолжил он свою речь, с укором взглянув на дочь. – Алия, ты – мать и тебе стоит поменять свое поведение. Оставь, наконец-то, Александру в покое, – эти слова заставили меня взглянуть на Сабурова. – Она никогда и никуда не денется, вопреки твоему желанию, – я пристально смотрела на его лицо, не веря своим ушам. Казалось, Дамир в бреду и у него, наверняка, жар. – Я принял твой выбор, – кивнул он в сторону Артема, – а ты мой – нет, это несправедливо по отношению ко мне, тебе не кажется? Ты – моя дочь и твое место никто, никогда не займет, так же, как и ты не займешь место Александры. От ваших вечных разборок пострадает мой внук, а я этого не желаю. Мне в доме необходим покой.
–– Она меня ненавидит, – пискнула Алия, а в ее глазах показались фальшивые слезы, имеющие свойство – раздражать.
–– Ты ненавидишь ее больше, – грубо произнес Дамир, а я снова уставилась на него.
«Да что это с ним?» – задала я себе мысленно вопрос, копаясь в вариантах ответа и желая подобрать один подходящий, словно ключ к замку.
–– Алия, ты всегда провоцируешь Александру, и я это вижу, вот только достается всегда ей, так как ты носишь под сердцем моего внука, а я не желаю причинить вред ребенку. Как только он появится на свет, ты будешь тоже отвечать за свои поступки, – с укором взглянул он на дочь.
–– Ну, пап, – снова пискнула она, вцепившись в руку мужа.
Я улыбнулась, щуря от удовольствия глаза, словно кровожадная хищная кошка, смотрящая на додыхающую вкусную жертву.
–– А ты, – обратился он ко мне, – уважительно относись к моей дочери. Ты ей не мачеха и никакого отношения к ней не имеешь. Ты всего лишь моя жена, не имеющая прав в этом доме, – эти слова вызвали лишь улыбку. – Алия всего на год тебя моложе, так что никаких нравоучений и быть не может.
Я нарочно хмыкнула как можно громче, дабы спровоцировать Сабурова на агрессию, но он продолжал держать себя в руках, тем самым вызывая подозрение. Алия с каким-то страхом смотрела на меня, предвкушая жизненные перемены.
–– Я надеюсь, меня все поняли? – спросил Дамир, глядя то на меня, то на дочь.
Высокомерно, с отвращением и ненавистью взглянув на него, я поднялась с дивана, желая покинуть общество этих пресмыкающихся идиотов. Неожиданно входная дверь распахнулась, и в дом влетел охранник Сабурова. Тяжело дыша и сжимая в руке пистолет, он замер перед ним, заслоняя спиной большое дамировское тело.
–– Что… – хотел что-то спросить Дамир, но так и не успел, застыв на месте.
В гостиной возникли четверо мужчин в камуфляжной форме с автоматами в руках и черными пугающими балаклавами на головах. Взглянув на Ника, я увидела пистолет в его руке, ожидая кровавую бойню не на жизнь, а на смерть. Он стоял неподвижно, не понимая, как вести себя в подобной ситуации.
–– Пушки на пол! – приказал один из мужчин, направив дуло автомата на Сабурова, а тот поспешно кивнул, заворожено глядя на вооруженную шайку.
Пистолеты синхронно с грохотом повалились на паркет. Никита пнул свой черный «ПМ» носком ботинка в сторону вооруженных мужчин, держа руки приподнятыми, дабы те ненароком не усмотрели в его действиях сопротивление и провокацию.
–– Вы кто? – тихо спросил Дамир и шагнул в сторону, желая заслонить меня широкой спиной.
Один из мужчин, тот, что был выше всех, отрицательно покачал головой, выражая недовольство сабуровским телодвижением.
–– Стоять на месте! – зло рявкнул автоматчик, самый низкий из банды. – Еще одно движение, и я стреляю на поражение, – поставил он Сабурова перед фактом.
Дамир поспешно кивнул пару раз, выражая понимание и согласие. Взглянув на меня, он оценил обстановку и понял: если вдруг раздастся автоматная очередь, то я окажусь под градом пуль одной из первых.
Тем временем высокий мужчина, приблизившись ко мне, взял руку за запястье, а я ощутила на коже шершавую ткань черных перчаток и неимоверно сильный страх внутри себя. Он грубо и резко дернул дрожащее тело, заставив меня сдвинуться с места, проявляя покорность. Мое бедное сердце перестало сокращаться от волнения, сковывающего мышцы. С испугом взглянув на Дамира, я рассмотрела в его глазах неподдельный ужас.
–– Оставь ее… – с мольбой в голосе произнес он, качая отрицательно головой.
Мужчина мгновенно отреагировал на непослушание, направив дуло автомата Дамиру прямо в лицо. Он неодобрительно качнул головой, продолжая сохранять молчание и хладнокровие.
–– Еще раз двинешься, и я пристрелю ее, – прошипел зло мужчина, стоявший за спиной Алии, прижимая автоматное дуло к ее затылку.
Сабуров снова покачал отрицательно головой, взглянув мельком на перепуганную до смерти бледную дочь, но тут же перевел взгляд на меня. Мужчина, сжимающий мое запястье, повел меня к выходу, а оставшиеся трое стояли неподвижно, контролируя тех, кто должен был оставаться в доме.
Оказавшись за воротами, мужчина грубо впихнул меня в салон «Хантера» цвета хаки, громко хлопнув дверью. Он, взобравшись на водительское кресло, повернул ключ в замке зажигания, после чего внедорожник громко зарычал, вибрируя высоко стоящим на колесах кузовом, и осветил ночь, обволакивающую сад, ярким светом круглых фар. Вжав педаль газа в пол, он свободной рукой скинул ремень автомата с плеча и, бросив его на заднее сиденье, схватился за руль. УАЗ, рыча, бурча и завывая, быстро отдалялся от дома, закидывая стрелку спидометра вправо. Мужчина мельком взглянул на меня и быстрым резким движением стянул балаклаву с лица. Я уставилась на довольную физиономию Хромова, лишившись дара речи окончательно.
–– Что за цирк? – наконец-то спросила я, избавившись от шока.
–– Что, не понравился? – улыбнулся он, взглянув на меня. – Жаль медведя не привезли, было бы куда интереснее, – подмигнул он, не переставая радоваться своему успеху.
–– Ты что, издеваешься? – прошипела зло я. – На вопрос ответь! – повысила я голос, перекрикивая рев двигателя.
–– На какой именно? – прикинулся он идиотом. – О цирке? – решил все же уточнить Кирилл.
–– Какого черта тебе от меня нужно? – с ненавистью я взглянула на его светящуюся от счастья физиономию.
–– А ты-то тут причем? – хмыкнул он, недовольно взглянув на меня и спрятав глупую улыбку.
–– Что? – раскрыла я рот от изумления.
Автомобиль замер у обочины, Хромов повернулся ко мне и, резко схватив меня за руку, притянул к себе. Его губы изобразили страстный поцелуй, смыкаясь на моих устах, а пальцы утонули в прядях волос. Я изо всех сил боролась с похотью, которая управляла сознанием, но все было бесполезно. Тело Кирилла вызывало сильное желание, отключая мозг от системы здравоснобжения разума, блокируя сигналы об опасности. Вцепившись пальцами в его каменные бицепсы, я изогнула спину, ответив на поцелуй. Постанывая от желания, мне казалось, что я задыхаюсь от страсти. Она жаром наливала мышцы, сокращая их последовательно и волнообразно. Хромов с трудом отстранился от лица и, тяжело дыша, предложил:
–– Поехали ко мне.
Вновь впившись в губы поцелуем, он задышал еще тяжелее, чем прежде, не в силах отказаться от удовольствия.
–– Я хочу тебя, – шепнул он, снова сжав мои губы и коснувшись их горячей влажной кожи языком.
–– Я не хочу тебя, – шепнула я в ответ и, повиснув на его крепкой шее, снова ответила на настойчивость, страсть и непреодолимое желание.
–– Врешь, – отстранился он на мгновение, чтобы высказать свое недоверие к моим лживым словам.
–– Нет, – качнула я головой, целуя его влажное от пота лицо.
Хромов отстранил мое тело, пристально взглянув в глаза. Его страсть развеялась, словно пепел по ветру, а взгляд стал холодным.
–– Зачем ты… – хотел он задать вопрос, но так и не смог, оборвав непрочную словесную нить.
Он смотрел на меня, не в силах поверить в то, что я произнесла пару минут назад. Кирилл боролся со своим ступором, пытаясь хоть что-то сказать, но потрясение было слишком сильным. От его взгляда я испытывала боль, хотя испытывала я ее не от взгляда, а от своих же лживых слов. Но разве я могла себе позволить такое увлечение, как любовник, имея такого мужа, как Сабуров? Разве я могу приговорить человека к смерти, просто потому что, мною овладела страсть? Нет, я не могла так поступить. Я обречена на пожизненное заключение в своем вечном каземате.
–– Мне нужно домой, – произнесла я, уставившись в лобовое стекло, для того чтобы Кирилл не смог рассмотреть слезы в глазах.
–– Зачем? – шепнул он, не в силах отвести от меня взгляд.
–– Мне нужно кормить пса, – озвучила я очередную ложь.
–– Какого пса, Сандра? – искренне удивился Хромов, лишившись способности понимать слова.
–– Лохматого, – шепнула я, ощутив слезу на щеке.
Кирилл, взяв меня пальцами за подбородок, повернул лицо к себе. Из глаз стали непрерывно катиться слезы, а я прикусила губу, мечтая, дабы эта соль скорее испарилась с кожи, сохраняя в тайне сильную душевную боль.
–– Я должна вернуться…
–– Должна? – уточнил Хромов.
–– Я хочу вернуться домой, – произнесла я уверенно, снова повернувшись к лобовому стеклу.
УАЗ все стремительнее приближался к особняку Сабурова, а мне все больше хотелось остановить его, развернуть и уехать прочь навсегда. Но вернувшийся здравый разум объяснил мне свою позицию, лишая надежды на свободу. Хромов смотрел прямо перед собой, не позволяя себе касаться моего профиля взглядом разочарования. Он крепко держался за руль, периодически вдыхая врывающийся в приоткрытое окно холодный воздух. А я, напротив, больше не вдыхала, мечтая задохнуться не от боли, а от нехватки кислорода. Но легкие непроизвольно наполнялись, поддерживая жизненные показатели в пределах нормы.
Внедорожник замер, прижавшись к каменному забору чужого дома. Кирилл по-прежнему смотрел прямо перед собой, сжимая пальцы на рулевом колесе все сильнее. Мельком коснувшись взглядом его напряженного лица, я, оказавшись на улице, захлопнула дверцу, после чего джип громко взвыл и, скрипнув колесами, рванул с места так стремительно, что пыль, поднятая с дороги покрышками, мгновенно заполнила воздух, погружая меня в серую дымку. Я медленно опустилась на колени и, прижав ладони к лицу, зарыдала. Рыдания были громкими и отчаянными, наполняя длинную улицу жалобными звуками. Непонятно откуда возник Сабуров. Поднимая меня с колен, он что-то тихо говорил, но это что-то я не слышала и не понимала совершенно, продолжая рыдать от чувства обреченности. Он крепко держал мое тело в своих руках, пытаясь отыскать на мне причину этих громких рыданий, но ему никогда не увидеть зияющую рану, которую оставил Хромов в моей теперь уже пустой груди.
–– Ты ранена? – взволнованно спросил он, продолжая осматривать тело и ощупывать его ладонями. – Что он сделал? – не обнаружив ни крови, ни увечий, попытался выяснить Дамир, но я продолжала кричать от боли, рыдая взахлеб. – Хватит! Замолчи! – рявкнул он, желая привести меня в чувство. Сабуров встряхнул тело, которому были безразличны его желания, оно продолжало содрогаться от плача. – Звони врачу! – крикнул кому-то он и, прижав меня к себе, повел в дом.
Успокоилась я только тогда, когда возникший в доме врач вонзил иглу в мою вену, разбавляя кровь прозрачной волшебной жидкостью, погружающей меня в какой-то приятный дурман. Заверив Дамира, что со мной все в порядке, он покинул комнату, а я наконец-то закрыла глаза, желая как можно скорее погрузиться в сон.
Утром мало что изменилось в сознании. В груди по-прежнему оставалась полость, которую безумно хотелось заполнить хоть чем-нибудь. Но, то ли действие вчерашнего укола все еще контролировало эмоции, то ли мое смирение решило оставить все, как есть. Приняв душ, я натянула на влажное тело шорты и короткий топ и, затянув шнурки на кроссовках, спустилась вниз.
Жуя протеиновый батончик, я запивала его горячим крепким кофе, глядя равнодушно в окно. Мне было безразлично солнце, которое, поднимаясь к небесному своду, рисовало розовые узоры, изображая облачные мазки на лазурном холсте. Меня не трогали цветущие кустарники магнолии, не трогало утреннее пение птиц, которые так искусно владели собственными голосами, легкий влажный ветерок, играющий невесомым голубым тюлем, был тоже безразличен. Меня не трогала мысль о лежащем у будки Бароне. И даже воспоминания о Кирилле больше не вызывали никаких чувств.
Войдя в тренажерный зал, я бросила полотенце на красную скамью и, сделав глоток воды из бутылки, подошла к зеркалу. «Он убил меня, – произнесла я мысленно, глядя на что-то пульсирующее между ключицами, – подбросив обезображенный труп к родным стенам каземата». Оторвав взгляд от омерзительного отражения, я подошла к музыкальному центру и, включив громко музыку, погрузилась в изнуряющую тренировку с головой. Когда мое тело было уже мокрым от пота, в зал вошел Ник. Он осмотрел меня придирчивым взглядом и, перекинув полотенце через брусья, произнес:
–– Привет.
Не ответив, испытывая равнодушие и к нему тоже, я промокнула мокрое лицо полотенцем и подошла к штанге с черными стальными дисками. Никита вздохнул, глядя на меня, и, оказавшись у центра, убавил немного звук. Его откровенная наглость ничуть не тревожила меня, позволяя равнодушию и безразличию мирно сосуществовать в душе.
Сжимая в пальцах холодный гриф, я поднимала штангу над головой, периодически поглядывая в зеркало на отражение Ника, который продолжал пялиться на потное напряженное тело. Мою голову заполнили цифры, выстроившиеся в ровные упорядоченные ряды и обозначающие порядковый номер очередного повторения, совершенно не оставляя места для посторонних мыслей.
–– Он уезжает завтра вечером, – шепнул Никита, когда я с трудом выжала штагу, зафиксировав ее над головой.
От услышанного мышцы дрогнули. Я бросила штангу на кусок черной резины, перестав дышать. Повернув лицо к нему, я с надеждой посмотрела в его глаза.
–– Я поеду в бар, – вдохнув такой необходимый кислород, наконец-то произнесла я.
–– Я в этом не участвую, – покачал Никита отрицательно головой.
–– Почему?
–– Охрана тебя не выпустит из дома…
–– Поможешь мне сбежать… – начала я, а Ник меня перебил:
–– Куда тебе бежать? Эти игры с огнем до добра не доведут, – покачал он отрицательно головой. – Я же сказал, что больше не участвую в твоем «самоубийстве».
–– Если ты не поможешь, я расскажу Сабурову, как ты трахал меня на нашем семейном ложе во время его командировок, – зловеще прошипела я, в упор глядя в глаза Никиты, наполняющиеся ужасом.
–– Ты что? Он же убьет нас…
–– Нас? – улыбнулась я хищной улыбкой. – Он убьет тебя, а я уже тринадцать лет как мертва.
–– Я помогу, – поспешил Ник заверить меня, не желая даже думать о том, что будет, узнай Дамир о нашей маленькой тайне.
Никите удалось вывезти меня из дома в багажнике своего авто. Спустя час после моего побега я уже сидела за барной стойкой, потягивая мартини из конусообразного бокала, на дне которого мертвым грузом лежали бесполезные зеленые оливки, словно пара утопленников, покрывшихся зелеными водорослями. Ночь стремительно неслась вперед, напоминая скоростной экспресс, направляясь навстречу рассвету, а я никак не могла ощутить алкоголь в крови. Не было ни легкости, ни опьянения, зато напряжения – хоть отбавляй. Цель не была достигнута, опять погружая меня в разочарование.
Спрыгнув с барного пластикового стула, я поплелась к выходу, сопровождая движения вздохами. Тело по-прежнему наполняла усталость и странная необъяснимая тяжесть. Оказавшись на парковке, я подошла к автомобилю Никиты, который он заботливо оставил мне, дабы не дежурить под стенами ночного клуба полночи. Необходимо было забрать его из дома и, поместив свое тело снова в багажник, вернуться в «тюремную камеру». Но, похоже, об этом плане знали не все, жестоко нарушая его. Разблокировав двери, я взялась за холодную ручку, но попасть в салон так и не смогла. Чьи-то пальцы сжались на моей руке, лишая возможности оказаться за «баранкой» кроссовера. Обернувшись, я уставилась на незнакомца, крепко держащего меня за предплечье. Он изобразил на лице улыбку, напоминающую омерзительный шакалий оскал.
–– Привет, детка, – прошипел он, продолжая лыбиться, словно слабоумный идиот, пребывающий в одиночной палате психиатрической клиники. – Я же сказал, что это жена депутата, – произнес он, повернув голову вправо, после чего я заметила и второго идиота.
–– Да ладно, – покачал отрицательно тот головой, – она на шлюху больше похожа, нежели на жену слуги народа.
–– Сабуров любит таких, как она, – хихикнул слабоумный с шакальей улыбкой.
Я стояла неподвижно, наблюдая за незнакомцами. А причиной этой неподвижности был нож, зажатый в руке обладателя хищного оскала, все еще сжимающего мою руку в своих шершавых сухих пальцах.
–– Вот это удача, – произнес тихо тот, что стоял чуть в стороне, – представляешь, какую награду за нее отвалит депутат? – мечтательно сказал он.
–– Ну что, куда ее? – спросил обладатель ножа.
–– Давай в дом моей бабки отвезем, там ее хрен кто найдет.
Шакал с идиотской улыбкой, резко дернул тело на себя, отлепив мою спину от кузова авто и поднес нож к моей шее.
–– Только тихо, – прошипел он и снова оскалился.
–– Убери руки от нее! – громко произнес до боли знакомый голос.
Мы втроем повернули головы вправо и уставились на Хромова, стоящего в свете фонаря и наблюдающего за происходящим, так сказать, со стороны.
–– Вали отсюда, – прошипел шакал, поскуливая, и прижал острее лезвия к моей коже.
Кирилл как-то разочарованно вздохнул и, качнув головой, извлек из-за пояса пистолет. Его ствол блеснул под светодиодной фонарной лампой, а предохранитель громко щелкнул, предупреждая о боевой готовности. В глазах мужчин возник заметный страх. Нож отдалился от моей шеи, а его обладатель отступил назад.
–– Ну, чё ты сразу не сказал, что это твоя девка? – пряча нож за спину, спросил мужчина, лишившись своей идиотской ухмылки. – Мужик, ты это… не глупи… мы уходим…
Эти двое кинулись прочь, а я, повернувшись к Кириллу, вцепилась взглядом в его лицо. Спрятав пистолет за спину, Хромов замер на месте, всматриваясь в глаза, стремительно наполняющиеся слезами. Что-то ноющее и неприятное заполняло полость в груди, оставленную Кириллом во время последней нашей встречи. «Боль», – подумала я, а из моих глаз таки скатились слезы, смывая безразличие и равнодушие теплой солью. Там, внутри меня, снова билось горячее сердце при созерцании серого взгляда.
Отлипнув от холодного кузова, я сделала шаг навстречу Кириллу. Он тут же сдвинулся с места, приближаясь к моему дрожащему телу. Как только мы оказались достаточно близко друг к другу, я прижалась к его груди, тихо всхлипнув. Но с каждой последующей секундой прикосновения тел, плач становился все громче, постепенно перерастая в рыдания. Кирилл прижимал тело все крепче к себе, не позволяя дрожи так стремительно поражать его. Боль наполняла ставшую привычной полость в груди, причиняя страдания и муки. Отстранившись от Хромова, я взглянула в его глаза, ища там утешение, но не было там ничего… абсолютно ничего… ничего, кроме чувства.
–– Ты убил меня… – шепнула я и вцепилась пальцами в лацканы его пиджака, ощущая слезы на лице. – Убил… – рыдая, твердила я, все сильнее сжимая пальцы, которые немели от боли и теряли чувствительность. – Верни мне его! – неожиданно для самой себя крикнула я, заполнив ночную тишину нотами истерики. Кирилл смотрел в мои глаза, пытаясь понять, о чем я говорю. Его пальцы сжимали плечи, не позволяя телу содрогаться от боли и отчаянья. – Верни мне сердце, которого ты лишил меня, – шепнула я практически беззвучно.
Он смотрел в мои глаза, не веря услышанному. Неожиданно дернув тело на себя, Кирилл крепко прижал меня к груди и, наклонившись к уху, прошептал:
–– Я люблю тебя.
–– Я люблю тебя, – эхом повторила я, вжимаясь в его тело все сильнее.
Хромов крепко прижимал меня к себе, нежно касаясь волос ладонью. Он тяжело дышал, а его сердце, сокращаясь, издавало громкие слышимые звуки. Я, уткнувшись лицом в рубашку, ощущала эти мощные толчки его сердца кожей. Кирилл отстранил меня от груди, пристально посмотрев в мокрые от слез глаза.
–– Я не оставлю тебя, – произнес он тихо, сжимая пальцы на плечах.
Я согласно кивнула, понимая, что «золотая клетка» должна наконец-то остаться в прошлом. Свобода – единственная желанная цель жизни, которая обязана быть достигнута любым путем. А если этот путь – Кирилл, то он более желанный, нежели сама свобода. Его можно преодолевать остаток жизни, наслаждаясь бесконечным пусть даже утомительным движением. Он сжал мою кисть руки в своих пальцах, и повел вглубь густой бархатной темноты. Оказавшись у «Кадиллака», мы сели в салон, вновь взглянув друг на друга.
–– Ты уверена? – спросил Хромов, коснувшись ладонью моей мокрой от слез щеки.
–– Я уверена, – произнесла я и как можно плотнее прижалась к его горячей коже руки.
Кирилл с большим трудом отстранил ее от моего лица и, пробудив двигатель, сжал пальцы на рулевом колесе. Джип несся по трассе, как мне тогда казалось, в сторону земного рая, суля приятные перемены. Очень жаль, что слово «казалось» стало ключевым в этой истории.
Два дня проведенные рядом с Хромовым навсегда останутся в моей памяти. Его любовь такая теплая и мягкая, в ней столько сладости, что порой я просто была не в силах поверить в реальность происходящего. Его такое родное тело обрекало на неизбежное удовольствие. Его сильные руки, прикасаясь к телу, дарили покой и уверенность в завтрашнем дне. Я знала – когда-нибудь пребывание в раю закончится, и меня освободят по амнистии, абсолютно не желанной мною. Знала, что вечность – небылица, придуманная людьми для утешения и самообмана, поэтому не рассчитывала на нее, живя одним мгновением.
–– Сандра, просыпайся, – послышался взволнованный голос Кирилла.
Он, коснувшись моего плеча, слегка сжал пальцы, пытаясь меня разбудить. Распахнув глаза, я с испугом осмотрела его бледное лицо. Волнение отражалось в и без того серых глазах, делая их еще более холодными и какими-то безразличными.
–– Нужно уезжать, – произнес он возбужденно, спешно поднимаясь с кровати.
–– Что произошло? – не в силах понять причину его тревожности, спросила я.
–– Он ищет тебя, – шепнул тихо Кирилл, словно надеялся, что я не услышу этих жестоких слов, походивших более на приговор. – Он уже весь город на уши поставил, объявлен план «Перехват», менты шмонают всех без разбора.
Я смотрела на Кирилла, не в силах поверить его словам. Все это звучало, словно бредовые мысли рецидивиста в бегах, словно кошмарный сон, которым он спешил поделиться со мной, дабы страх отступил как можно скорее.
–– Нам нужно спешить, – вернул Хромов меня в реальность, продолжая бороться с собственной нервозностью. – Скоро выезды из города перекроют.
–– Нам некуда бежать, – шепнула я, ощущая большой и шершавый ком в горле, мешающий говорить.
–– Это неважно, – произнес он, – я не отдам тебя ему, – категорично заявил Кирилл, нервно касаясь своей небритой щеки.
Поднявшись с кровати, я подошла к нему и прижалась к груди как можно плотнее, словно прощаясь навсегда. Он обнял меня за плечи и, уткнувшись лицом в шелк волос, замер. Казалось, Хромов даже дышать перестал, только его большое мужское сердце продолжало громко стучать там, за ребрами, позволяя мне отчетливо слышать его взволнованный звук. Пара минут бездействия, и он снова отлучил меня от своего крепкого тела.
–– Одевайся, – сказал он, приближаясь к выходу, – я жду тебя внизу.
Натянув дрожащими руками свои вещи на влажную от волнения кожу, я стянула волосы на затылке в хвост и вышла из комнаты. Кирилл, не произнося больше ни слова, взял меня за руку и вывел из дома, у ворот которого стоял черный немецкий седан с тонированными непроглядными стеклами. Распахнув заднюю дверцу, он усадил меня на кожаное сиденье. Я поспешно сдвинулась влево, гладя на опускающегося рядом со мной Хромова.
–– Поехали, – сказал он, обращаясь к водителю автомобиля, занявшего место за рулевым колесом.
«Фольксваген» покинул территорию дома, устремившись в сторону выезда из коттеджного поселка. Мужчина, тот, что сидел на переднем пассажирском кресле, сжимал в руке рацию и медленно вращал пальцами маленькое колесико, находящееся рядом с короткой антенной.
–– Ну что? – теряя терпение, спросил Кирилл, оторвав взгляд от одинаковых заборов, стоящих вдоль асфальтированной дороги.
–– Не могу поймать их волну, – обреченно пожал плечами мужчина, а мне показалось, что он раздражен данным фактом.
–– Хреново, – произнес Хромов после непродолжительной паузы.
Неожиданно рация зашипела, а затем послышались слова, сопровождаемые неприятным потрескиванием: «Первый третьему, прием… Слышу тебя, первый, прием… Приказ Соколова досматривать все автомобили на выезде из города, как понял? Прием… Понял тебя. Принято».
Испуганно уставившись на Кирилла, я принялась покусывать от нервозности нижнюю губу, не веря в происходящее. Мужчина, с рацией в руке, повернулся, взглянув на Хромова взглядом, полным безысходности и растерянности.
–– Куда ехать? – спросил водитель, тоже взглянув назад.
–– В горы, – словно насмехаясь над ним, ответил Кирилл.
–– Может быть, попробуем проскочить? – спросил пассажир с рацией.
–– И это последнее, что мы попробуем, – ответил водитель и недовольно скривился, опять же повернувшись к Хромову, все еще ожидая дельного осуществимого приказа.
«Третий первому, прием… – вновь зашипела рация, напоминая о себе, и все в салоне напряглись, как один, сосредоточившись на звуках, разбавленных противным шипением и потрескиванием. – Говори, третий… Мы на трассе А117, прием… Отлично, третий, работайте».
–– Разворачивай, – взволнованно произнес Кирилл, поспешно осматриваясь по сторонам.
Водитель, тут же включив поворотник, вывернул руль вправо, резко меняя направление движения. Черный немец громко взвыл, устремляясь вперед.
–– Поезжай в горы, – сказал Хромов, на этот раз абсолютно серьезно, сопровождая свои слова вздохом безвыходности.
Дотянувшись до моей руки, он сжал дрожащую влажную кисть в пальцах, рассматривая испуганное лицо. В этом взгляде была обреченность, благодаря чему я могла с легкостью угадать мысли Кирилла. Я заранее знала, чем этот побег окончится. Знала, но надежда на ошибку не желала покидать мои мысли. Очень хотелось ошибиться в том, что Сабуров непременно вернет меня восвояси, в том, что сейчас полгорода пляшет под его дудку, угождая обманутому супругой депутату.