Как в лучших домах…

© Наталья Сергеева, 2022

© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2022

* * *

Опять этот кошмар… Запах гари, черные стены, с потолка свисают расплавленные куски пластика… Вода… много воды… весь пол в воде… Коридор, почему коридор такой длинный? Комната… в центре обгоревшая кровать… и папа… папа… мой папулечка.

Вот уже полгода, как не стало близкого, любимого мною человека – моего папы, а кошмары мучают меня до сих пор.

Это случилось в ноябре. Я только что приехала из Москвы, где проходил межрегиональный семинар по ландшафтному дизайну, и я, как одна из лучших специалисток в этой области, принимала в нем участие.

Мне бы надо было ехать сразу, по приезде, в тот же день, как я обычно это делала раньше, но в тот момент, не помню уже почему, я этого не сделала. И после своего двухнедельного отсутствия папу живым я уже больше не видела.

Приступ ишемии плюс закуренная в этот момент сигарета – в итоге пожар в родительской квартире и смерть отца.

Мы были с ним очень близки. Он всегда понимал меня, никогда ни за что не осуждал и не ругал, если я что-то дела не так. Я была его «Капелькой». Так он всегда меня называл: «моя Капелька»…

А теперь только слезы капают и невыносимая боль в груди. И кошмары…

Да-а, уже двадцать лет прошло, с тех пор как он руками одного ненавистного ему человека убрал другого. Один самовлюблённый болван убивает другого, а только и надо-то было – заменить в одном из револьверов боевой патрон на холостой.

А они и не знали и не подозревали даже, чем это может закончиться. Они же друзья. Были. Два молодых красавца. Офицеры. Весь мир лежал у их ног. А кто он был в сравнении с ними? Лишь младший брат одного из них. Мальчишка, над которым они постоянно подтрунивали, подшучивали по поводу его внешности и роста. Иронизировали из-за его отношений с девушками. Вернее, из-за их отсутствия.

А самое главное – не надо было трогать Лизу. Его маленькую Лизу. Этот хрупкий цветочек не должен был принадлежать никому кроме него. Он всегда был рядом с ней. Но по причинам, от него не зависящим, он мог только наблюдать. Наблюдать, как из юной белокурой красавицы она превращается в обворожительную женщину. Как её дочь становится очень похожей на неё. Как седина тронула её некогда кудрявые локоны. Как идут ей эти морщинки, когда она хмурится или морщит свой маленький носик. Его Лиза…

Наконец-то утро. Все ночные кошмары и страхи позади. Надо вставать, пить кофе, умываться. Да-да, именно в такой последовательности. Я встаю с постели, иду курить, пью кофе, потом ещё одна сигарета, кофе, а потом уже утренний моцион. Потом пробежка, душ и на работу. Бегаю я обычно в нашем парке вокруг озера. Красивое место. В нашем посёлке очень много красивых мест – два пруда, куда летом прилетают лебеди, гора с памятной надписью «Ленину 100 лет» из высаженных ёлок.

В советские времена наш посёлок подразумевался как посёлок городского типа, поэтому понастроили много многоэтажек, магазинов и так далее. Дом культуры со всевозможными кружками и секциями. У нас даже есть своя церковь с куполами и домиком дьякона во дворе.

– О, Никит! А ты что здесь делаешь? – спросила я догнавшего меня Никиту Воронцова.

Никита работал у меня водителем и экспедитором, а также по совместительству являлся моим другом и соседом. Раньше Никита работал опером в местном РОВД. Но там произошла какая-то неприятная история – то ли он кого-то ранил, то ли убил. В общем, теперь он трудится у меня, и я без него как без рук.

– В смысле? Бегаю. У нас один парк, и немудрено, что мы встретились, – ответил Никита, прищурив глаза и улыбаясь.

К слову сказать, глаза у него красивые, как и он сам. Широкоплечий, накачанный. Он мне напоминает одного актёра. Ну этого, как его там… Который снимался в сериале «Пёс», в роли Макса Максимова. А, Никита Панфилов. О! И зовут его так же. Да-да, точно! Он тоже такой же лысый и немножко кривоногий.

– Я вижу, что ты бегаешь. Но ты же вчера хотел остаться в городе вроде?

– Хотел. Но не остался.

Мой помощник, как всегда, немногословен и не любитель что-либо объяснять.

– Что так? – с иронией в голосе спросила его я. – Что, не случилась у вас с Динарой любовь?

Динара – это в первую очередь моя лучшая подруга, а также моя секретарша. Она занимается всеми заказами, договорами, поставками. И без неё я тоже как без рук.

Не дождавшись от него ответа, я добавила:

– Ладно, давай ещё кружок и на работу.

Ох уж эти не зависящие от него причины! Они всю жизнь ему испортили. Если бы не они, он был бы сейчас со своей маленькой Лизой. А теперь ему приходится надевать на себя маску добродушного и никуда не лезущего человека. Этакого инфантильного дядьки. Со всеми и во всем соглашаться. Быть в тени. Вести жизнь доброго самаритянина.

Уже подъезжая к зданию, в котором на восьмом этаже располагался офис моего агентства, я заметила странного старичка. На первый взгляд обычный, ничем не примечательный старичок невысокого росточка, в светло-коричневом лёгком плаще, светло-коричневой в клетку кепочке. Очки в тяжелой роговой оправе. Милая улыбка, блуждающая на его на первый взгляд добром лице. Но было в его облике что-то непонятное, неприятное, отталкивающее даже.

– Ты заметил этого дядьку в очках? – спросила я у Никиты. – По-моему, я его где-то уже видела.

– Где? А, этот… Это же Глеб Осипович Расторгуев.

Я сделала непонимающее лицо, потому как реально не поняла, кто это.

– Муж Клотильды Аристарховны. Ну эти… наши графья.

– Всё-всё, поняла. Соболевские, – дошло до меня. – Интересно, а что он тут в городе делает? Они же живут в имении, недалеко от нас, – говоря «нас», я имела в виду наш посёлок, который от города находится в сорока километрах.

– Ну мало ли… – только и смог ответить мне Воронцов, пожав плечами.

В офисе с каменным лицом нас уже ждала Динара. Оно – то есть лицо – у неё всегда каменное. И вообще у неё немножко угрожающий вид. Представьте себе довольно-таки рослую женщину, широкую в кости, с тяжелой походкой, как будто все вселенские беды обрушились на неё одновременно. Крупные черты лица, огромные, слегка на выкате глаза. Так выглядит моя подруга Динара, помесь мамы-башкирки и папы-лезгина.

– У нас новый заказ, – сказала она и уставилась на меня немигающим взглядом, видимо, ожидая от меня какого-то ответа.

– Динар, моргни. Не люблю, когда ты так делаешь.

– Как?

– Смотришь не моргая своими глазищами, как будто гипнотизируешь. Даже у меня мороз по коже, – сказала я улыбаясь.

Люблю её, заразу. Мы с ней дружим уже тридцать лет. Ещё молоденькими девчонками бегали на дискотеку. Да… молодость, как давно это было. Молодые, красивые, наивные. Это сейчас у меня за плечами два брака. Не скажу, что неудачных, просто… Просто они имели место быть.

Первый раз я вышла замуж в девятнадцать, только зачем, непонятно. Вроде не любили друг друга. Так, дружили организмами. Но прожили вместе пятнадцать лет. Андрей – так звали моего первого мужа – был строителем и по профессии, и по натуре. Строил воздушные замки и из себя неизвестно что. Все пятнадцать лет мы мыкались то у моих родителей, то у его, то по съемным квартирам.

Вторым моим супругом был Славик. Святослав. Славик был всем хорош. И добрый, и работящий, и меня любил, да и я его тоже. Это была безумная страсть поначалу. Кофе в постель, цветы каждый день, а я, в свою очередь, баловала его всяческими кулинарными изысками. И всё бы было хорошо, но пил, зараза. Запойно. Неделями. Когда Святослав отдыхал от работы, работала его печень. И как результат, после шести лет брака я не выдержала, собрала вещи и переехала к родителям.

Но несмотря ни на что, у меня сохранились прекрасные отношения со свекровью, золовкой и деверем от первого брака и с четырьмя золовками и двумя деверями от второго. Да и с самим Славиком мы время от времени созваниваемся. Звонит, конечно же, он. Говорит, что до сих пор не может меня забыть, а сам при этом уже живёт с другой женщиной.

Зато теперь я – не зависящая ни от кого женщина, имеющая свою отдельную жилплощадь и маленький бизнес.

У меня своё агентство, занимающееся ландшафтным дизайном – «Ясная поляна». А в наше время, когда люди стали, подражая Западу, размещать на своих садовых участках то фонтаны, то прудики, то цветочные горки, а то ещё что удумают, заказов у меня хватает.

Боль!!! Да что вы знаете о боли, мелкие людишки, всюду снующие и сующие свой нос?! Что такое физическая боль, по сравнению с душевной? Быть всегда униженным. Быть всегда на вторых ролях, вот это боль!

Видеть её, разговаривать с ней и не сметь дотронуться – вот это боль! Каждый день, каждый раз сдерживать себя, свои порывы и желания – вот это боль!

– Что за заказ? Кто заказчик? – поинтересовалась я.

– О-о-о! Ты упадёшь, когда узнаешь. Лучше сядь, – проявила обо мне заботу Динара.

Я села за свой рабочий стол. Стол Динары располагался напротив. Воронцов ушёл на кухню заваривать нам всем кофе.

– Ну-у?

Динара молчала, тем самым испытывая моё терпение.

– Ну-у? – ещё раз спросила я, уже теряя над собой контроль.

– Сама Матильда Аристарховна, графиня Соболевская. Приходил её родственник, муж сестры, недавно ушёл, и передал тебе от неё приглашение – посетить в ближайшее время их особняк, – моя помощница многозначительно замолчала, давая мне время переварить всю эту информацию.

– О как! – только и смогла вымолвить я. – А для этого надо было именно самому приезжать сюда, ещё и с утра не сравши?

– Не знаю. Может, у них интернета нет, – предположила моя подруга. – Ну или не умеют им пользоваться. Старенькие всё-таки, – пожала плечами Динара.

– Воронцов! Кофе где? – недовольно крикнула я, глядя в сторону кухни.

– Динар, а он оставил какие-нибудь координаты, как с ними связаться?

– Да-а. Номер телефона, стационарный, и точный адрес.

– Хорошо. Договорись на сегодня на после обеда. Нанесём ответный визит, заодно и узнаем, что хотят от нас эти господа. Воронцо-о-о-в!!!

* * *

– Прекрасно выглядишь, дорогая! – сказала Клотильда Расторгуева, графиня Соболевская, обращаясь к своей старшей сестре, когда они встретились в дверях столовой, идя к завтраку.

– Ой, Кло! Не льсти мне. Я знаю, как я выгляжу по утрам! – осекла сестру Матильда Аристарховна, усаживаясь за длинный из чёрного дуба стол, накрытый для завтрака.

Стулья были с высокими спинками, такого же чёрного цвета и из такого же материала, как и вся мебель в столовой.

– Моть, а ты что это с утра не в духе? Плохо спала? – спросила Клотильда, наливая кофе из кофейника в красивую маленькую кружечку из белой глины с позолоченной каёмочкой и буквой «К» в центре.

Таких кружечек было три. С буквами «М», «К» и «Е».

Когда девочки были ещё маленькими, их любящий отец, Аристарх Валентинович, заказал этот кофейный сервиз гончарных дел мастеру, чтобы у каждой из дочерей была своя как бы именная кружка.

– Всё со мной нормально! – отрезала Матильда, делая глоток кофе из своей чашки. – И сплю я хорошо, и кушаю с аппетитом, и какаю, дай бог, каждому! Я просто не понимаю, зачем надо что-то менять в усадьбе? Столько лет жили и всё всех устраивало…

– Ну, Моть, надо идти в ногу со временем. По-моему, так говорит твой сын, затеявший всю эту катавасию.

– Где Бет? – решив сменить тему, спросила Соболевская-старшая. – Опять она опаздывает к завтраку.

– Будь к ней снисходительна, дорогая. Она ведь наша младшая сестрёнка, – решила заступиться за сестру Клотильда. – Наверное, допоздна читала свои любовные романы. Личная жизнь-то у нашей Бет так и не сложилась. И мы обе знаем, по чьей вине.

– Зато у тебя сложилась. Муж – идиот, детей так и не нажила… Видите ли, дети – это не твоё, – съязвила старшая Соболевская.

В столовую, лучезарно улыбаясь, зашла Элизабет, младшая из сестёр Соболевских.

– Доброе утро, Матильда! – она наклонилась и поцеловала в щеку старшую сестру. – Доброе утро, Клотильда! – сказала Бет, поцеловав среднюю.

– Ой, Бет! Прекрати ты эти телячьи нежности, все эти никчёмные лобызания, – сказала Кло, вытирая место поцелуя салфеткой.

– Какие планы на сегодня, девочки? – поинтересовалась Бет, откусывая кусочек яблочной шарлотки и запивая его крепким ароматным кофе, которое умел варить только Глеб.

И в этой семье кофевареньем занимался только он.

– Сегодня приедет девушка, мастер по ландшафтному дизайну, и мы все вместе на семейном совете будем решать, как преобразить и переоборудовать наше имение, – ответила ей Клотильда.

– Да? Прекрасно. Матильдочка, а когда Гошик приезжает? Наконец-то я увижу своего любимого племянничка, – мечтательно проговорила Бет.

– Не называй Георгия Гошиком! Я неоднократно тебя просила об этом, Бет. Мужику сорок пять лет, он дослужился до подполковника, а ты его Гошик! – при слове «подполковник» Матильда подняла вверх указательный палец с таким видом, как будто выше чинов уже и не было.

За столом сидели три графини Соболевские. Старшая, Матильда, сидела во главе стола. По правую руку от неё – средняя сестра, Клотильда, по левую – младшая, Элизабет. Три дочери полковника Аристарха Валентиновича Соболевского, прямого потомка графа Валента Фаустина Соболевского, польского аристократа, и его красавицы-жены Тамары Иосифовны.

Матильда с детства была властной девочкой. Она понимала, что старшая в семье, понимала, какой статус имеет должность её отца, и знала свою родословную. И пользовалась этим. Всегда надменная, неприступная и до умопомрачения красивая. В её красоте сыграли роль гены её матери-грузинки. Её избранником стал друг семьи и подчинённый её отца – Константин Расторгуев, ушедший в отставку в чине майора. И конечно же, сам бог велел их единственному чаду – сыну Георгию Константиновичу – идти по стопам отца и деда.

Теперь её некогда чёрные волосы поседели, плечи осунулись, пальцы скривил полиартрит. Но в свои семьдесят лет Матильда Аристарховна выглядела великолепно. Прямая осанка, целеустремленный пытливый взгляд, за которым читался недюжинный ум, походка королевы.

Клотильда тоже была хороша собой, но ей не хватало разборчивости в выборе партнёров. Если про мужчин говорят «он не пропускает ни одной юбки», то про неё можно сказать, что она не пропустила ни одних штанов, появившихся на её горизонте. В молодости Кло брала от жизни всё. Бесконечные вечеринки, вереница ухажёров, алкоголь и даже наркотики. Золотая молодёжь! И лишь только связи отца помогали избежать серьёзных проблем. Но репутация была испорчена, и замуж нашу красавицу уже никто не брал. Даже такая перспектива, как тесть – военный офицер и знатная родословная, никого не прельщала. Но и тут помог всемогущий и всегда помогающий папа. Когда его лапочке-дочке исполнилось тридцать, а мужем она так и не обзавелась, отец решил и эту проблему. Отдал её в жёны за сводного младшего брата своего зятя, за Глебку Расторгуева. Химик по образованию, он был не избалован женским вниманием. Ничем не приметный, даже ростом не вышел. Но тут уж выбирать было не из кого. Соболевский решил, что такая партия, как его дочь, будет для Глебки как манна небесная, и свадьба состоялась. Детей они в браке не нажили, да и семьёй-то их назвать можно было с большой натяжкой. Клотильда так и продолжала ходить по вечеринкам и тусить с друзьями, а супруг её сидел дома в окружении колб, пробирок и книжек по химии. И даже сейчас, в свои шестьдесят восемь лет, Клотильда смело могла надеть коротенькую юбочку и обтягивающую маечку и с лёгкостью хлобызнуть рюмочку-другую в любое время суток, поэтому всегда была бодра и весела.

Элизабет Соболевская, в отличие от своих старших сестёр, была невысокого роста и вообще была на них не похожа. Светлые слегка кудрявые волосы, бледный, почти прозрачный цвет кожи. Ума она была тоже невеликого. Как бы это помягче сказать… немножко не от мира сего. Рожая её, мать, Тамара Иосифовна, умерла. Роды были тяжёлые. В итоге то ли из-за врачебной ошибки, то ли ещё по каким причинам, девочка была немного не в себе. То могла задуматься и молчать часами, глядя в одну точку, то закончить разговор, не закончив фразы, просто замолкала на полуслове, и всё. То разговаривала сама с собой, бубня что-то себе под нос. Или же, работая в саду, разговаривала с цветами, растениями или с какими-нибудь птичками. Приступы внезапного ступора были крайне редки, поэтому к ним давно уже все привыкли и не обращали на них внимания. Росла Бет тихим и беспроблемным ребёнком. За что и любил её отец. Закончив школу, она не стала никуда поступать, так как не нашла своё признание в жизни. Она не видела себя ни врачом, ни юристом, ни актрисой. А отец и не настаивал. Согласитесь, выглядело бы странно, если бы юрист, консультирующий вас, замолчал на полуслове, или врач, ставя диагноз, не рассказал, что у вас за болезнь и как её лечить. Или представьте актрису, снимающуюся в очередном дубле, которая резко замолкает и тупо смотрит на камеру, не понимая, что от неё хотят. Мужчины её не интересовали, она уже привыкла, что несмотря на ангельскую красоту, они обходили её стороной. Но всё-таки была, была любовь в её жизни. Была, и какая! Друг Кости Расторгуева – на тот момент ухажёра старшей сестры, Матильды – красавец-мужчина, Александр Пенягин. Высокий, широкоплечий и голубоглазый. Представьте себе глаза небесно-голубого цвета – они манят к себе, в них, как в омуте, можно утонуть. А эти чувственные губы… Он покорил сердце не одной юной девушки. И не только юной, взрослые женщины млели перед ним и готовы были на всё. И наша Бет не была исключением. Саша часто приходил к ним в гости. Сначала к отцу по работе, а потом на правах друга жениха Моти. Александр сразу же обратил внимание на Элизабет. На её ангельскую красоту, юность и неискушённость в амурных делах. Они встречались тайком от отца, потому что оба понимали, что он будет против их отношений. Отец хотел для своей любимой дочери лучшего мужа. Более степенного, уравновешенного, состоятельного, возможно, даже намного старше её. Чтобы у неё была тихая, размеренная и стабильная жизнь. А не мотаться по гарнизонам с молодым мужем-ловеласом, который не пропустит ни одну особу женского пола. Их роман длился недолго. Похоже, от отца не ускользнули любовные взгляды дочери, которые она тайком бросала на Александра, как только он появлялся в её поле зрения. И Александр Пенягин был командирован в Хабаровск – подальше от его маленькой принцессы, – где на тот момент проходили стратегически важные для нашей страны испытания новых самолётов. Разлука с любимым нанесла Элизабет не только глубокую душевную рану, после которой её странности стали проявляться с новой силой, но и радость материнства. Бет родила от Александра дочь. Маленькое чудо, плод их любви. На тот момент их отец, Аристарх Соболевский, скоропостижно скончался от пневмонии и не увидел свою внучку. А также с его смертью умерли все шансы разыскать Пенягина и сообщить ему о рождении дочери.

Сейчас Ангелина – уже взрослая сорокалетняя женщина, педагог, мать двоих детей-двойняшек, девочки Олеси и мальчика Олега. Они являются общими внуками сестёр Соболевских, так как Георгий, единственный сын Матильды, официально женат не был, видимо, не нашёл пока ту единственную, а у Кло и Глеба своих детей не было. Три бабушки как могли баловали детей, чем вызывали негодование матери, и каждая старалась воспитывать их на свой лад.

* * *

– Динар, а почему Воронцов вчера дома ночевал? – спросила я у своей помощницы.

– Наташ, а где он должен был ночевать? – ответила она вопросом на вопрос.

– Ну вы же вчера вместе в кино ходили, – напомнила я.

– Да, Наташ, мы вместе вчера в кино ходили. Вот именно, просто сходили вместе в кино, и ничего больше, – как ребёнку стала мне объяснять Динара. – И то, он позвал меня туда лишь потому, что ты отказалась. И вообще, у меня Алик есть…

– Алик? Вроде же Радик был?

У моей подруги кавалеры периодически менялись – с интервалом в две-три недели. Причём все её избранники были лицами кавказской национальности. Алик, Радик, Тофик…

– Наташ, ты реально ничего не видишь и не понимаешь? – начала свою нравоучительную речь Динара.

– Нет, а что? – простодушно ответила я.

– Никита давно влюблён в тебя, – продолжала она, допивая свой кофе.

– Думаешь? Я что-то этого не замечала, – задумчиво ответила я, отхлёбывая из своей кружки. – Тем более какая любовь? Я старше его на пять лет, Динар, на пять! И знакомы уже лет сто.

– Дура ты, Наташ! – произнесла она снисходительным тоном. – Вот все эти сто лет он тебя и любит. А в открытую признаться боится, потому что ты ужасная снобка. На пять лет, на пять! – передразнила меня она.

– Ладно, хватит нести чушь! – отрезала я. – Что у нас там по Соболевским? Или по Расторгуевым? Как их правильно-то?

– Смотри, что я накопала, – начала читать моя помощница, глядя в монитор компьютера. – Всё три сестры и дочь младшей из них почему-то Соболевские. А мужья у старших сестёр Расторгуевы. Младшая сестра, так же как и её дочь, замужем никогда не были. Переехали они в наши края из Белорецкого района, с Межгорья. Там, как ты знаешь, раньше была воинская часть.

И Межгорье в то время был городом закрытого типа.

– Что-то припоминаю. Лет двадцать назад была какая-то шумиха с их переездом, по-моему, – напрягла я свою память.

– Да. Старший Расторгуев стрелялся с кем-то на дуэли и убил его. Вроде застал его со своей женой. Вскоре и сам умер от сердечного приступа. И сестры переехали в свой родовой особняк на «французской поляне», который принадлежал не одному поколению Соболевских.

– Вот-те раз… – развела я руками. – Значит, убивец не пережил позора и помер… Ну понятное дело… Ревность и всё такое…

– Наташ, ты с Никитой езжай туда. А то мало ли… – проявила заботу обо мне подруга. – Поговаривают, эти бабки странные какие-то. Старшая на злую ведьму похожа, от ледяного взгляда которой птички на лету мрут и цветочки вянут. Средняя поддаёт по поводу и без, – при слове «поддаёт» Динара легонько ударила себя ребром ладони по шее. – А младшая вообще сумасшедшая! Ходит, вечно улыбается и пытается оживить птичек и цветочки, убитые взглядом старшей сестры. Кто их знает, что у них на уме, – она пожала плечами.

– Да ну тебя… – засмеялась я. – Что мне могут сделать три бабки – божьи одуванчики? А Никита и так со мной поедет. Два часа туда… поедем только после обеда, возможно, если их сиятельства позволят, там и заночуем.

– Заночуете? – многозначительно спросила она, при этом хитро улыбаясь.

– Динар! Я тя умоляю! Хватит на сегодня этого сватовства. Я сказала «возможно, если позволят». Давай делами заниматься…

Он отомстит! За всё отомстит! Они ещё ответят за все унижения и обман. Он долго терпел, долго вынашивал план мести. Двадцать лет назад он придумал, как отомстить, и сейчас что-нибудь придумает. Надо только выбрать удачный момент, чтобы на него, как и тогда, никто не подумал.

– Георгий прилетает из Америки завтра вечером. В честь его приезда я планирую организовать небольшой приём. Будут только все свои, – оповестила присутствующих Матильда. – Да, Бет, не забудь позвонить Ангелине, пусть приезжает с детьми, возражения не принимаются, так и передай им. Так, ещё надо сделать распоряжения по поводу размещения гостей и ужина. Ольга! Ольга! – позвала она домработницу Ольгу, которая работала у них уже лет двадцать и была почти как член семьи.

Ольга была женщиной среднего роста, слегка полноватой, с короткой стрижкой и добродушным лицом. Одета она была, как и положено домработнице, в чёрное форменное платье, белый фартук и белый накрахмаленный чепчик.

– Вы меня звали, Матильда Аристарховна? – спросила Ольга, заходя из кухни в столовую. – Да, дорогая, – сказала Матильда утвердительно. – Скажи горничным, пусть на завтра приготовят комнаты для гостей на втором этаже. Завтра прилетает Георгий Константинович и приедет Ангелина с детьми. А также планируется небольшой праздничный ужин в честь его прилёта. Меню мы обсудим позже.

– Да, мадам. Как вам будет угодно.

– Ступай! – повелительным тоном велела старшая Соболевская.

* * *

Пообедав в кафе «У Сергеева» (оно принадлежало моему первому мужу, который удачно во второй раз женился на дочери известного в нашем посёлке бизнесмена и в приданное получил это кафе), мы с Никитой двинулись в путь. Я, конечно же, и сама могла купить себе машину и разъезжать на ней, но у меня был панический страх перед автомобилем. Это давняя история.

Лет этак двадцать пять назад я попала в аварию. Как сейчас помню, было двадцать третье апреля, Пасха, самый отмечаемый праздник в России. Мы с друзьями поехали на природу, на дачу. Восемь человек в одной машине, бедная «копейка», как мы все туда влезли-то? Пять девочек и три мальчика. Я, моя старшая сестра Марина, её одноклассница Айгуль, Динара и хозяйка дачи Оксана Мошкина. Мальчики были одноклассниками и просто друзьями Марины и Айгуль. Сначала мы гуляли на даче, потом чёрт дёрнул нас поехать в лес, на природу. Видите ли, шашлыки в лесу, на берегу речки вкуснее. Мы веселились, выпивали, жарили шашлыки, и вдруг у нас закончились дрова. Вы понимаете всю абсурдность этой ситуации? В лесу… дрова закончились! Как самая трезвая, я вызвалась привезти с Оксанкиной дачи дрова. «Ну не проблема, чё, съезжу привезу». Идея понравилась всем моим подвыпившим друзьям. Была уже ночь, и один из мальчиков убедил меня взять его с собой. «Ну ок. Садись. Поехали». Бедный, знал бы он, чем это всё закончится, не проявлял бы такого энтузиазма. Ночь. Темно, хоть габариты и включены, взор затуманен от выпитого, дачный посёлок, дорога плохая, гравийка… колесо «закусило» на песчаной бровке, нас занесло. С перепугу я бросила руль, и мы оказались в кювете. Результат нашей поездки: машина в ремонте, у парня сломаны ребра, правая нога и рука, разбита голова. У меня в хлам разбито левое колено, выбита ключица, разбита левая бровь и висок. На память об этой поездке в вышеперечисленных местах у меня остались шрамы и боязнь автомобилей.

– Никит, ты знаешь, куда ехать? – спросила я своего друга-водителя.

– Да, – ответил он. – Я знаю, где находится «французская поляна». Там раньше недалеко от усадьбы был пионерский лагерь «Орлёнок». И мы, будучи пацанами, когда приезжали туда на летний отдых, играли на руинах, что остались от конезавода. Поговаривали, что старый поляк зарыл где-то там свои сокровища. Это недалеко от самого особняка, сзади, получается, – поведал мне Воронцов.

Я слушала Никиту, а сама думала про слова Динары о чувствах Воронцова ко мне. «Да нет, не может быть». Никита – младший брат ещё одной моей лучшей подруги, Лены Ефимовой. Ленкин папа бросил их с матерью, когда Ленка была ещё маленькой. Потом её мама вышла замуж во второй раз и родила Никиту. Сама же Ленка недавно вышла замуж за москвича и укатила в столицу нашей родины на ПМЖ. А Никита так и остался здесь, с мамой. Он ни разу не был женат, и я что-то не припомню, чтобы у него была постоянная девушка. Девушки, конечно же, были, а вот постоянной – нет. Ой, не знаю. Он всегда был рядом, и я как-то не задумывалась на эту тему.

Мы свернули с шоссе на просёлочную дорогу, ведущую к имению. По обе стороны дороги шла лесополоса. Ровненькие молодые осинки стояли, как кокетливые девчушки, изредка помахивая вслед проезжающим машинам своим ручками-веточками. Вот вдалеке показалась крыша особняка с башенками. Подъезжая ближе, мы увидели само здание особняка. Это было не очень большое двухэтажное строение со всевозможными башенками, колоннами и всякой такой ерундой, положенной старинным особнякам. По периметру усадьба была огорожена высокими коваными прутьями. На конце каждая арматурина была сплюснута в виде маленькой пики. «Как оградки на могилках», – не к месту подумала я. Главные ворота в имение были сделаны также из кованого железа, как и весь забор. И всё вместе имело какой-то угрожающий вид. Вспомнились сразу же фильмы ужасов, где всё начинается вот с таких вот ворот, когда главные герои подъезжают к ним. Ворота автоматически открылись перед нами, и мы увидели всю усадьбу. По обе стороны аллеи росли тисовые топиарии в виде эллипсов, давно никем не стриженные и имеющие неухоженный вид. В центре размещался фонтан из пяти чаш в виде ракушек, одна над другой. Но и он имел запущенный вид. Чаши-ракушки имели какой-то непонятный серо-зелёный цвет, впрочем, как и вода в фонтане. Само здание, наверное, когда-то и было красивым, но сейчас штукатурка в некоторых местах потрескалась и осыпалась, на стенах были видны трещины в палец толщиной. Черепица на крыше местами отвалилась. Вдоль стен вился засохший старый плющ, не убранный с прошлого года, и уже кое-где начал пробиваться новый. Четыре массивные колонны держали навес над главным входом, увенчанным семейным гербом Соболевских – «Слеповроном»: на синем фоне изображена подкова, а на ней ворон. На втором этаже в одном из окон с левой стороны от главного входа я заметила непонятную фигуру, пристально наблюдающую за нами. Сложно было с такого расстояния разглядеть, кто это – мужчина или женщина. Но то, что взгляд был пристальным и ненавидящим, я поняла сразу. У меня мурашки по коже побежали.

– Никит, ты видел человека в окне? – спросила я Воронцова, помогающего мне вылезти из машины.

– Нет. А что? Тебя что-то напрягает? – спросил он и прищурил свои зелёные глаза.

– Да нет. Всё норм. Ты же со мной, – сказала я, улыбаясь и сама уже не веря в то, что всё будет хорошо.

* * *

Георгий Константинович Расторгуев был военным, вышедшим в отставку в досрочно присвоенном за заслуги перед отечеством чине подполковника авиации. Он с лёгкостью оставил военное дело, которым занимались его отец и дед, и решил заняться коневодством – ремеслом, которым занимался его прадед по материнской линии, граф Соболевский. Соболевские скакуны славились в былые времена на всю Россию. И теперь Георгий хотел возродить дело прадеда. Именно для этого он и уехал в Америку. Там на одном из многочисленных ранчо он нашёл заводчика их, Соболевской, породы лошадей. Прожив год в Соединённых Штатах, он открыл для себя много нового и многому научился. Встречался со многими знаменитыми конезаводчиками и посещал их конюшни и ранчо. Присутствовал на всевозможных соревнованиях по конному спорту, посещал все конные выставки. И сейчас, возвращаясь домой, он рисовал для себя картины своего ближайшего будущего. Первым делом он отремонтирует имение. Потом выстроит новый конезавод. Потом женится. Нет, женщины, конечно же, были у Георгия. Он был хорош собой – высокого роста, широкоплечий, с крепкими руками и большими мужскими ладонями. Черноволосый, черноглазый, с большим чувственным ртом. С юных лет отец привил ему уважение к женщинам, какого бы социального статуса они не были. «Она же чья-то мать, дочь, сестра, – говорил отец. – Женщины слабее нас физически, но сильнее морально. А это достойно уважения, сын мой». И эти фразы отца Георгий воспринимал как прописную истину, и всегда относился к женскому полу с подобающим почтением. Но не было среди них той, которая бы зацепила его. Всё они радовали глаз, но не трогали душу. И вот, вернувшись домой, Георгий решил обязательно жениться и обзавестись наследником. Надо же было кому-то впоследствии передать своё дело, дело семьи.