Пролог
Я уходил от погони, жалобно поскуливая. Но старался не переигрывать. Очень важно, чтобы преследователи поверили в то, что я жертва. Расслабились. Почуяли себя настоящими хищниками, а не мелкой сворой одуревших от невинной крови оборотней-недомерков. Я перепрыгнул через бревно и подбежал, старательно прихрамывая, к старой полуразваленной часовне в глубине леса. Небольшая полянка перед часовней была залита лунным светом, и по краю полянки среди деревьев мелькнули чёрные тени. Раз, два, три… пять! Похоже, все оборотни дикого выводка собрались здесь. Отлично! Я захромал ещё сильнее и ломанул в проём двери, жалобно выкрикивая:
– Господи, помоги!
И когда услышал шуршание лап на поляне, радостно усмехнулся. Нелюди попались. Потому я спокойно прошёл в центр часовенки, и лицом ко входу присел на камень, служивший когда-то алтарём. Волколаки ворвались внутрь, радостно порыкивая, и тут же остановились, налетая друг на друга. Казалось, сломленная жертва бежит в панике, объята ужасом и вот на тебе – спокойно сидит и курит, поглядывая на вход. Жертва, то есть, я, выдохнул клуб дыма и заговорил:
– Чего застыли, псы? Заходите, давайте! Вы нападать думаете, или где?
Самый крупный ликантроп, судя по всему, вожак безмозглой стаи, раззявил пасть и пролаял:
– Кто… ты…
– Твоя смерть, пёсик, – ласково ответил я оборотню, и, когда тот прыгнул, целя в моё нежно-любимое горло, резко развернулся, одновременно выхватывая посеребрённый клинок. Вожак жалобно визгнул и тут же захрипел. А вот сами попробуйте повизжать с перерезанным горлом. Остальные волколаки застыли вначале, но потом, как я и предполагал, кинулись скопом на меня. Тупость ликантропов в зверином облике давно в поговорки вошла, и сейчас пёсики не подкачали, оправдывая все стереотипы. Двое столкнулись в полёте, третий был сбит одним из столкнувшихся, и лишь четвёртый почти попал в меня. Но не успел, так как скоропалительно умер от обезглавливания. От этой же причины умер ещё один оборотень, а двое оставшихся кинулись было вон из часовенки, но я уже стоял на выходе и продолжал ласково улыбаться. Сознаюсь, что забрызганные кровью волколаков руки и костюм немножечко контрастировали с милым выражением моего лица, но тут уж не я был тому виной. Я, как настоящий спецназовец, всегда предпочитаю вежливость.
– Вы куда, пёсики? Охота только началась, а вы бежать? – я картинно опёрся на полуобвалившийся дверной проём.
Ликантропы переглянулись и заскулили. Похоже, даже в их отупевшие от перекидывания головы дошло, что на этой облаве охотники явно не они. Один волколак метнулся по часовенке, ища выход, но я-то знал, что выход здесь один. Ещё днём тщательно всё разведал. Стены тут толстенные, высотой от пяти до семи метров. Два уцелевших оконных проёма слишком узки, чтобы через них можно было выскочить. Потому волколак ожидаемо вернулся к своему сотоварищу, наклонил голову и прорычал:
– Вып-пусти!
– Чего вдруг? – удивился я, – Вы тут уже столько народу положили, что в любом случае вас смертная казнь ждёт.
Говоривший волколак взвыл вдруг, и огромным прыжком кинулся в проём. И даже успел выскочить. Правда, без головы. Та, отделённая от тела моим клинком, осталась на пороге, жалобно подрагивая ушами. А тушка по инерции вывалилась из часовни. Я ласково посмотрел на последнего ликантропа и спросил:
– Тоже будешь пробовать?
Тот жалобно заскулил, оглядываясь на подельников, уже сдохших и трансформирующихся обратно в людей. Развернулся и забежал за камень, на котором я совсем недавно сидел. А после удивил даже меня. Трансформировался, и из-за камня вышел, вернее, вышла, молодая ещё женщина. Довольно симпатичная и абсолютно обнажённая. Она протянула жалобно руки и произнесла с надрывом:
– Господин! Я не виновата! Вожак стаи заставлял устраивать охоты!
– Верю, – кивнул я, – Сам часто вру.
– Клянусь, что это правда, – волколачка даже слезу в голос подпустила, и так подняла плечики, что её груди качнулись довольно… кхм, соблазнительно. Тут сверху раздался выстрел, и голая женщина упала, захлёбываясь кровью. Кстати, пуля вошла красиво: прямо в середину груди. Со стены упала верёвка и по ней ловко спустилась Герань со своим ружьём. Тряхнула своими каштановыми волосами и спросила насмешливо:
– Поплыли, ваше благородие?
Слово «благородие» девушка произнесла с явной насмешкой, я тяжело вздохнул из-за столь нарочитого пренебрежения субординацией, но смолчал. Зато гмур, спустившийся вслед за Геранью, сказал укоризненно:
– Ох, договоришься, девка! Останешься без вознаграждения когда-нибудь!
– Да я сиськи покажу, он и своё отдаст, – гоготнула Герань, упираясь ногой в умершую ликантропшу и ловко обезглавливая топориком подстреленное исчадие.
– Да я лучше доплачу, чтобы не показывала, – нарочито небрежно ответил я. А когда Герань вспыхнула, повернулся к гмуру: – Валет, обыщи всех на амулеты и кольца, да зови Пыха, пусть ищет по следам их логово! Чую я, добыча должна быть хорошей!
Гмур кивнул, распрямился, надул щёки и засвистел резко, пронзительно, так, что у меня уши на мгновение заложило. Герань от неожиданности даже на попу шлёпнулась, но тут же вскочила и заорала на Валета:
– Чтоб ты пропал, недомерок!
– Я-то – венец природы, – напыжился Валет, – Это ты – каланча-переросток! Недоразумение полное!
Назвать стрельца, вернее, стрельчиху, в которой росту хорошо, если метр-шестьдесят каланчой – явный перебор для кого угодно, кроме гмура. Тот и вовсе росточку менее метра, впрочем, как и все из его народа. Зато низкий рост гмуров компенсировался их необычайной силой, ловкостью и мастеровитостью. Не зря гмуры считались лучшими мастерами мира Алат. Я не успел докурить, как из леса огромными скачками выметнулся Пых – огромный разумный рысь, рыжий и невероятно грациозный. Он подскочил ко мне и спросил:
– Хозяин звать?
– Звать, Пых, – я осторожно коснулся загривка рыси и попросил: – Надо найти логово оборотней. Там, где они одежду оставляли. Как найдёшь – приходи сюда, мы подождём!
Пых привычно раздул ноздри, обнюхал одно тело, второе, и быстро умчался по поляне в лес. А я сел прямо в пахучую траву, достал из-за пояса двуствольные пистолеты и привычно проверил, всё ли нормально.
– Опять пижоните, – недовольно сказал Валет, садясь рядом. – Могли бы всех пощёлкать из пистолей, нет же, сабелькой своей машете!
– Ты знаешь, сколько серебро стóит? – я аккуратно доставал из ствола вначале пыжи, а потом выкатывал аккуратно серебряные пули, засовывал их в мешочек, а вместо них достал из подсумка обычные, свинцовые пули и принялся заряжать пистолеты ими.
– А голова ваша сколько стоит? – гмур достал трубку и принялся набивать её табаком.
– То, если б мозги в ней были, стоила бы, – Герань тоже плюхнулась рядом, достала шомпол и принялась чистить ствол. – А пустая голова ничего не стоит.
Я покосился на стрельчиху, вздохнул тяжело и произнёс:
– Ну, что же, буду умнеть, – я всунул последнюю пулю, утрамбовал шомполом пыж, по привычке повернул оба двуствольных пистоля стволами вниз, чтобы проверить надёжность зарядки. Спрятал оружие в кобуры и проговорил задумчиво: – За каждую критику руководства введу штрафные санкции. Ну, и вознаграждение – согласно уничтоженному врагу. Так же по-умному будет?
Герань, которая как раз начала отхлёбывать из фляги, поперхнулась вдруг, закашлялась, выпучив глаза. Откашлялась и сказала осторожно:
– Я хотела сказать, что восхищена вашими ловкостью и отвагой, несомненно, не менее замечательными, чем ваш ум.
Теперь поперхнулся гмур и с удивлением посмотрел на стрельчиху:
– Эка, как тебя, каланча, пробило, – захихикал он. – Эдак, если Виктор Петрович начнёт воспитывать – тебе любая девица из анститута позавидует!
– А чего им сотоварке своей завидовать-то? – ухмыльнулся я, – Институт-то заканчивала, Герань?
– Заканчивала, да не закончила, – нахмурилась девушка. – Не ваше это дело.
– Понятно, что не наше, – я благодушно кивнул, увидел выскочившего на поляну Пыха и легко вскочил на ноги, – Пойдёмте за трофеями. Делить по уму будем, или по справедливости?
– Тут даже не знаешь, где хитрее, – закряхтел гмур и тоже поднялся с травы, – Может, условия скажете?
– На месте расскажу, – рассмеялся я и зашагал вслед за рысем. А сам принялся вспоминать, как попал в этот мир…
Глава 1. Где мои тапочки?
Я стоял в оцеплении и смотрел на толпу прыщавых юнцов и девиц, тоскливо переминающихся с ноги на ногу. Мамкины борцы с режимом явно тру́сили и растеряно поглядывали на своего куратора, а тот что-то шептал очередной раз, кивая на часы. Один из юношей совсем уже сомлел от испуга, шамкал что-то бледными губами, да поправлял постоянно съезжающие с носа очки. Я одной рукой опирался на щит, а второй поигрывал «демократизатором», называемым официально ПР, то бишь, палка резиновая. Так как борцуны стояли совсем рядом, максимально утешающе спросил у очкарика:
– Первый раз на антиправительственном сборище?
Юноша кивнул испуганно и тут же икнул. Очки очередной раз чуть не съехали с носа, но он каким-то чудом успел их поймать и водрузить на место.
– Не ссы, – ободряюще улыбнулся я студенту, – У меня это уже сотый антиправительственный митинг, и, как видишь, всё хорошо!
Студент опять икнул и спрятался за спины других борцунов.
– Вить, ты задолбал! – зашипел на меня Серёга, – Ты омоновец или стендапер? Сотый митинг у него! А ничего, что ты эти митинги и разгоняешь?
– Кто на что учился, братан, – я скучающе посматривал на толпу, взвешивая в руке резиновую палку, – Но это ж не отменяет факта, что митинг сотый.
– Ну тебя, – хмыкнул Серёга, – Балабол! Лучше скажи – будут буянить сегодня мамкины пирожки или нет?
Я пожал плечами, ощутив тяжесть броника, и неопределённо проговорил:
– От куратора их зависит.
Впрочем, без задержаний не обошлось. Стандартные речи переросли по проторенной схеме в камлания, где уже не куратор, а какая-то деваха с дредами, или как там это называется, когда на голове сосульки в разные стороны, стала бесновато орать со сцены «за нашу и вашу свободу!». Мои коллеги омоновцы враз поскучнели, так как поняли, что придётся толпу успокаивать. А это опять плевки, царапанье и визг. Плюс, тащить эти извивающиеся тела в автозак… То ещё удовольствие. Но, тут уж, как я заметил ранее – кто на что учился. И раз пришёл работать в ОМОН – радостно и весело переноси все тяготы службы вместе с извивающимися телами оппозиционеров. Тем более, тут всяко полегче, чем в командировках. Не менее спокойно, но менее опасно.
В общем, подозрения наши подтвердились, и после камлания борцуны стали водить хороводы, орать песни. А когда кто-то из камлающих возопил с предложением идти на площадь и прорывать оцепление, началась привычная работа. Аккуратно принимали раздухарившуюся молодёжь, надевали наручники и вели к машинам. Вокруг вой, ор, истерики. Мамкины пирожочки бьются в припадках, как умалишённые. Какая-то журналистка пыталась оппозиционера отбить, забрали и её до кучи. И тут на меня выскочила эта девка с дредами-сосулями. В руках перцовый баллончик, орёт, слюной брызжет, будто себе из этого баллончика уже пшикнула в лицо. Кинулась на Серёгу, баллончик распылила. Тот закашлялся, а я даму бесноватую быстро принял. Руку назад завернул, баллончик реквизировал и поволок снегурку с сосулями на башке из толпы. Какой-то оглашенный кинулся было на меня, да я щитом его оттолкнул, а там пацаны скрутили слабоумного. Когда подтащил бесноватую к автобусу, она развернулась ко мне, зыркнула глазюками и заверещала:
– Проклят будь, скотина! Чтоб тебя в ад закинуло!
Я передал брызжущую слюной девицу операм и проговорил буднично:
– Нападение на сотрудника с применением спецсредств! – и сунул в руки оперу баллончик.
– Принял, – кивнул опер из городского УВД. И потащил упирающуюся барышню в автобус: – Пойдём, милая, у нас тут сказка наоборот! И тебя ждёт увлекательное путешествие в страну чудес с вашего поля дураков!
Вечером, когда мы уже вернулись на базу, и я сдал снаряжение, подошёл Серёга:
– Пивка попьём?
– Не, – мотнул я головой. – Домой пойду. Устал что-то.
Дружбан мой кивнул понятливо, а я вышел через КПП и отправился домой. Решил пешком пройтись, хоть и не близко. Так и шёл спокойно, не торопясь. Пока не свернул в проулок. Тут увидел, что на меня два огня летят огромных. «Фура что ли?» – только и успел подумать я, и померкло всё. Лишь вспыхнула фраза командира о том, что все омоновцы попадают в рай.
«Вот сейчас и проверю» – почему-то невероятно лениво и медленно подумалось мне. Я был словно в густом киселе. Крутился, переворачивался в полной темноте, и медленно парил. А потом на секунду почуял падение и рухнул во что-то зелёное. Понял, что повис, немного поднял голову. Лес. Полянка. И я, как дурак, вишу на ветвях дерева. Пошевелил руками-ногами – на месте. Давняя привычка, ещё из командировок в горячие точки. Приложило? Проверяй, всё ли на месте у тебя в организме. Ноги две, обе целые. Дальше по списку руки с пальцами – глянул, пошевелил – присутствуют. Туловище, зажатое ветками тоже в наличии. Голова, надо полагать тоже, раз есть чем смотреть. Ощупал себя – всё в норме. Что это было и как я с улицы пустынной на дереве оказался – потом буду анализировать. У меня, как всегда, в незнакомой местности включился режим выживания. Быстро осмотрел карманы, кроме пачки сигарет, мобилы и перочинного ножика при себе не было ничего. А, нет, ещё зажигалка. В лесу лишней точно не будет. И тут я услышал шорох внизу, хотел посмотреть, что там и… банально сорвался. Обрушился вниз с высоты и рухнул явно на что-то живое. Живое это утробно хрюкнуло под моим центнером и застыло. Я вскочил и понял, что насмерть задавил мужика. Так неудачно упал на него, что банально сломал своим весом шею. Мужик, кстати, одет был странно, но рассмотреть я его не успел, так как услышал выстрелы. Один, второй, третий. Пригнулся и побежал под прикрытие деревьев.
Выстрелы звучали далековато. На слух – не менее полукилометра. Потому я, под прикрытием деревьев, медленно стал красться в ту сторону. С одной стороны – владелец оружия мог быть агрессивно настроен. Особенно, если был знакомым нечаянно задавленного. С другой – это люди, которые могли прояснить, где я вообще оказался и что, чёрт возьми, произошло. Через пару сотен метров лес заканчивался. Я прокрался сквозь заросли ползком, чтобы не отсвечивать, и увидел не очень приглядную картину. Вдоль леса шла накатанная грунтовая дорога, на этой дороге стояла телега, запряжённая парой лошадей. Возле телеги лежали два трупа, а над трупами стояли трое мужиков. У двоих в руках были странные ружья. Я такое оружие точно не видел в нашей оружейке. Что-то подобное наблюдал в музеях, но не в армии или спецназе. Третий незнакомец, кстати, вообще в руках держал двуствольный пистолет! Видел всё я очень отчётливо, так как лежал в кустах буквально метрах в двадцати от этих граждан. И будь я проклят, если эти трое – не разбойники! Этих тварей я с любым, даже самым странным на свете оружием узна́ю.
Кстати, один из трупов оказался вовсе и не трупом, потому как зашевелился. Разбойник с пистолетом, похожим больше на обрез, чем на пистолет, захохотал, наклонился и схватил за волосы живую жертву. Жертвой оказалась довольно молодая женщина. Мне казалось, будто я попал в сюрреалистический средневековый блокбастер. А бандит рассмотрел лицо лежащей на земле, и довольно осклабился:
– Сегодня нам втройне повезло с уловом, – разбойник засунул двуствольную пищаль в кобуру: – И лошадок взяли, и кобылка имеется!
Мужик поволок даму по пыли прямо в мою сторону, бросив своим подельникам:
– Хорошо повозку обыщите!
– Дрын, а мы? – промямлил похожий на тощего суслика бандит.
– А вы потом, – вновь захохотал смешливый Дрын. Он подходил всё ближе, и я отчётливо видел небритые щёки с рыжей, клочковатой щетиной, угреватый нос и белесо-серые навыкате глаза. Эдакая карикатура на человека, вдруг ожившая и научившаяся говорить и… убивать. И женщину рассмотрел отчётливо. В каком-то плотном платье с длинным подолом. Сама светловолосая, с бледными губами и безумными глазами. Оставшиеся у воза разбойники полезли на этот самый воз, а Дрын заволок женщину в кусты буквально в пяти метрах от меня. И тут я очень порадовался тому, что попал сюда в своём камуфляже, цветом точь в точь, как местная растительность. Ни бандит, ни его жертва меня просто не заметили. Хотя, женщина, по-моему, вообще плохо соображала. Даже когда бандит стал задирать на ней подол, просто молча смотрела в небо, лёжа на спине, даже не пытаясь сопротивляться.
Но вот я спокойно смотреть на это не мог. Подкрался сзади к Дрыну, и когда тот начал снимать штаны, просто прихватил сзади за шею и рванул. Бандит даже пикнуть не успел – просто потерял сознание, а, может, и сразу умер. Я аккуратно опустил тело на землю и достал из кобуры его странный двуствольный пистоль. Быстро осмотрел и скривился. Мне это чудовище напомнило старинные мушкеты или самопалы, которые мы в детстве делали. Я быстро проверил: один ствол был пуст, а вот второй явно заряжен. Потом я глянул на женщину и прислонил палец к губам.
Глава 2. Работает ОМОН!
Она кивнула понятливо, и меня это порадовало. Не хватало ещё орущую бабу успокаивать. Я осторожно выглянул на дорогу: один разбойник шарил на возу, а второй оглядывал запряжённых в телегу коней.
– Их трое было? – шёпотом спросил я потерпевшую.
Та молча покачала головой и подняла руку с четырьмя пальцами, показывая, что разбойников было четверо. Я ещё раз внимательно осмотрел пистолет. Он быль крупным, массивным, с длинным стволом сантиметров двенадцати в длину. И два спусковых крючка с двумя курками – каждый на свой ствол. Я так думаю, что по дальнобойности, да по кучности эта махина мало чем от ружья охотничьего отличается. Если и стрелять, то лучше с близкого расстояния. Я медленно и аккуратно взвёл курок, посмотрев, какой спусковой крючок отреагировал. Затем стал пристально следить за бандитами, размышляя – отсюда попытаться застрелить или дождаться, когда в лес пойдут? Решил дождаться, когда подойдут – и шансов попасть больше было, и хотелось одного хотя бы живым взять. Надо ж выяснить, куда подельник делся четвёртый. И где оружие взяли, тоже неплохо бы узнать. Явно музей какой-то грабанули. В общем, пленный нужен бы. Потому я затих в засаде и ждал, когда негодяи направятся в мою сторону.
Потерпевшая, видимо, поняла мою задумку и полностью одобрила. Поправила платье и тоже затаилась, поглядывая то на труп неудавшегося насильника, то на меня. Так и просидели мы несколько минут, пока один из разбойников не решил прогуляться в лес. Тот самый, что лошадей оглядывал. Его подельник проблеял жалобно с воза:
– Гнат, ты куда?
– Куда надо, – гыгыкнул бородатый, из-за нависших надбровных дуг похожий на обезьяну Гнат. Подельник его спрыгнул с воза и побежал следом, бросив винтовку на возу. Я чуть не заорал от счастья. Даже не ожидал, что настолько тупоумные разбойники попадутся. Пока два дятла в человечьем облике шагали в мою сторону, я аккуратно выцелил обезьяноподобного Гната и нажал спусковой крючок. Пистоль выстрелил с небольшой задержкой, зато жахнул неслабо, и отдача была, чуть ли не как у ружья. Хорошо хоть двумя руками держал этого монстра. Зато и Гнату пули из мушкета хватило за глаза. Попал я ему ровнёхонько в грудь, и бандита откинуло на спину. Он упал, раскинув руки, а я одним рывком выскочил из кустов, наставив пистолет на второго бандита, и заорал по привычке:
– Мордой в землю, работает ОМОН!
Худощавый, пучеглазый с клочковатой бородкой бандит тут же рухнул вниз и закрыл голову руками. Я подскочил к бандитам, увидел, что Гнат, зажимая одной рукой рану в груди, второй пытается подтянуть к себе ружьё. Потому на рефлексах выхватил у умирающего оружие и наставил на лежащего, отчего тот заверещал:
– Не убивайте! Я не хотел!
Так как лежащий мордой в землю бандит причитал и сопротивляться не собирался, я решил внимательно осмотреть ружьё. Похоже, что-то однозарядное типа гладкоствольного охотничьего. Разбираться в механизме не стал, закинул ремень на плечо. А лежащему завернул кафтан за спину, закрутил кафтаном руки так, что он аж взвизгнул. Потом рывком поднял его и потащил к подводе. Там забрал и второе ружьё. Подумал пару секунд, снял с пленного пояс с чем-то, похожим на подсумок, и нацепил на себя. Потом и с убитого снял. И поволок последнего выжившего в лес. В кустах всё так же ждала женщина, испуганно поглядывая на меня.
– Не бойся, – улыбнулся я потерпевшей, – Теперь всё хорошо будет.
Она опять кивнула молча, а я развернул пленного к себе и спросил:
– Сколько вас всего?
– Ко-кого вас? – пролепетал бандит.
– Бандитов, – уточнил я и предупредил: – Ещё раз вопросом на вопрос ответишь – в морду получишь. Ясно?
– Ясно, – икнул бандит.
– Так сколько вас было?
– Че-четверо, – тщедушный даже икнул, и всем своим видом демонстрировал желание к сотрудничеству с правоохранительными органами.
– Четвёртый где?
– Так в лес ушёл и пропал! – юандос ткнул пальцем в ту сторону, откуда пришёл я, и я понял вдруг, на кого я упал с дерева.
– Больше никого не было с вами? Ещё кто есть в банде?
– Нету, ваше благородие, – пленный максимально искренне пучил глаза.
– Как тебя зовут?
– Горын я, в-ваше…
– Слушай сюда, Горын, – я приблизил своё лицо, – Сейчас рассказываешь, кто вы и откуда. Будешь врать, убью. Понял?
– П-понял!
– Ну, так начинай!
– Мы из города Седмицы! Там, значит, промышляли картишками. А потом Дрын оружие нашёл…
– И? – про город этот, который слыхом не слыхивал, решил позже спросить.
– Ну, – замялся Горын.
– Не нукай, скотина! Дальше давай!
– Дрын предложил на дорогу выйти. Вот и пошли.
– Сколько ограбили? Не вздумай врать, скотина!
– Т-третьи это… были.
– Куда награбленное прятали?
– Н-недалеко тут. Схрон у нас, – Горын кивнул куда-то в сторону леса остреньким подбородком.
– А отдел полиции где ближайший?
– Что? – вытаращился на меня бандит.
Хрясь! Мой кулак впечатался в бандитскую рожу. А когда бандит упал, я сказал нарочито медленно:
– Я предупреждал, что будет, если начнёшь вопросы задавать. Встать, мразь!
Впрочем, так как Горын явно не мог со связанными сзади руками встать самостоятельно, свой приказ я подкрепил тем, что схватил разбойника за шкирку и рывком поставил на ноги.
– Повторяю вопрос: где ближайший отдел полиции?
– Н-не знаю я, ваше благородие! – прошамкал разбитыми губами злодей.
– Ты знаешь? – повернулся я к женщине.
– Я даже не знаю, что это, – испуганно замотала головой потерпевшая.
Я изумлённо моргнул, посмотрел с недоверием на неё, на бандита, прокашлялся и спросил осторожно:
– Ты не знаешь, что такое полиция?
– Не знаю, господин! – женщина, будто в отчаянии, приложила руки к груди.
– Так, погоди-ка минутку! – я нахмурился, совсем перестав что-либо понимать. Все эти «ваши благородия», «господины». Мелькнула мысль, что я сейчас в больнице под наркозом, а это галлюцинации. Но привычка действовать в любых ситуациях не рефлексируя, подсказала, что если даже я в больнице, всё равно надо делать дело. А потом уже разберёмся – во сне это было или наяву. Потому я полез в карман, достал сигарету, закурил и спросил задумчиво:
– А ты откуда?
– С Выселок мы! – затараторила женщина, – С братом вот ехали – мёд везли в Мышинск на продажу. А тут… эти!
Женщина ненавидяще глянула на бандита, и тот поёжился.
– А с преступниками кто борется? – я пристально глянул на женщину.
– Так стражи! – потерпевшая удивлённо посмотрела на меня, – Из сторожевого приказа!
Я затянулся и спросил, чтобы скрыть растерянность и смущение:
– А тебя как звать-то?
– Маланья я, – женщина продолжала прижимать к груди руки.
– А страна как называется? – спросил я, чувствуя, что начинаю сходить с ума.
– Новеградское царство у нас, – судя по взгляду Маланьи, меня она после моих вопросов боялась не меньше, чем бандитов. Впрочем, я теперь тоже сам себя боялся. Но, так как русские не сдаются, решил до последнего действовать, будто всё реально.