000
ОтложитьЧитал
Глава тринадцатая
Дома была Женька. Она сидела на кухне, выдёргивая из струн несчастной гитары что-то похожее на стенания провалившейся в прорубь кошки. Увидев Риту, мучительница гитары, кошки и проруби улыбнулась.
– Как у тебя дела? – спросила у неё Рита из своей комнаты, переодеваясь в джинсы и свитер.
– Нормально. Как у тебя?
– Тоже ничего. В деревню сейчас поеду.
– Ого! Надолго?
– На одну ночь.
– А яблочек привезёшь?
– Чтобы ты себе ещё барабан купила? В жопу иди!
Женька промолчала. Надев джинсовую куртку-варёнку и рассовав по её карманам ключи, документы, деньги, Рита пошла на кухню, чтобы попить чайку. Идя по прихожей, она опять обратила внимание на пиджак, лежавший на прежнем месте. Женька не унималась.
– Хочешь, я тебе педагога хорошего подгоню? – предложила Рита, делая себе чай.
– Да ну тебя на фиг! В колледже задолбали эти козлы! Или это тёлка?
– Девчонка, немного младше меня. Она, вообще, скрипачка, однако и на гитаре круто играет.
– Если забесплатно, то я подумаю.
Рита даже не знала, что и сказать. Наполнив большую кружку, она уселась. Женька вдруг заиграла гораздо лучше. Бесхитростный рок-н-ролл Риту впечатлил.
– Ого! – сказала она, руками и туловищем проделав несколько соответствующих движений, – вот это было недурно!
– А, ну её! Задолбала.
Поставив гитару в угол, Женька зевнула, бросила взгляд на тарелку с пряниками, стоявшую перед нею, и съела один из них. Потом вдруг спросила:
– Зачем мне преподаватель? Ты ведь отлично знаешь, что я могу нормально играть! Ты слышала вроде, как я играю. Просто решила меня позлить?
– Я просто решила – ты иногда притворяешься, что умеешь играть.
– Как это возможно?
– Женечка! Про таких, как ты, говорят: если эта дрянь утонет в реке – надо искать труп выше по течению, а не ниже.
– Да ты меня оскорблять уже задолбала! – взбесилась Женька, – что я такого сделала? Почему меня все считают какой-то тварью?
– А почему пиджак до сих пор лежит здесь, на тумбочке? На хера я его купила? Чтоб он просто так валялся? Думаешь, мне приятно видеть такое?
Женька растерянно заморгала.
– Пиджак?
– Пиджак, твою мать, пиджак! Ты можешь мне объяснить, почему ты его не даришь своему парню?
– Да, я могу это объяснить.
– Ну, так объясни!
Медленно сожрав ещё один пряник, Женька подумала, почесала ногу и объяснила:
– Да не идут ему пиджаки! Лицо у него совсем не для пиджака! Профессор он, что ли? Кстати, очки вот ему пошли бы. А пиджак – нет.
– Ну а почему ты мне не сказала об этом раньше, как только я предложила купить пиджак?
– Откуда я знаю? Я ничего не помню! Отстань, отстань, ненормальная! Ты тогда по карманам лазила, и я думала лишь об этом!
Схватив гитару, Женька умчалась в комнату. Развалившись там на диване, она опять засунула кошку в прорубь. Слушать такое было уже немыслимо.
– Женька! – крикнула Рита, – я сейчас на Арбатской купила диск «Ace of Base». Пятьдесят хитов. Представляешь – я под один из них много лет назад лишилась невинности! Если хочешь, оставлю тебе послушать.
Женька, садистским образом топя кошку, грубо ответила, что не хочет слушать старьё, даже если именно под него какую-то проститутку в первый раз трахнули. Обжигаясь, Рита допила чай и выбежала на улицу. Её «Форд» стоял около подъезда. Открыв капот, Рита посмотрела уровень масла и охлаждающей жидкости. И того, и другого пришлось добавить. На всякий случай подзатянув хомуты с помощью отвёртки, которую прежний владелец «Форда» забыл в багажнике, Рита эту отвёртку сунула под сиденье. С некоторой тревогой она завела мотор, который жрал масло сверх всякой меры. Удостоверившись в том, что он, несмотря на это, работает идеально, вставила в магнитолу купленный на Арбатской диск и пустилась в путь.
Время приближалось к пяти. МКАД летел со свистом. Уже достигнув по нему Ленинского проспекта, Рита, заворожённая музыкой своей юности, начала ощущать лёгкий дискомфорт оттого, что синий «Лэнд Ровер», следовавший за ней почти от самого дома, всё продолжал маячить в салонном зеркале. А когда он свернул за ней и на Симферопольское шоссе, лёгкий дискомфорт перерос в сильную тревогу. Пользуясь малой плотностью трафика, Рита разогналась почти до двухсот. «Лэнд Ровер» не отставал. Вместе повернули на Серпухов.
К железнодорожному переезду была длиннющая очередь, и машины стояли. «Лэнд Ровер» остановился прямо за «Фордом». Переложив отвёртку с пола на пассажирское кресло, Рита убавила громкость музыки, и, достав телефон, позвонила Ирке.
– Да, – ответила та откуда-то с улицы, – я вас слушаю, госпожа Дроздова. Что вы желаете?
– Ирка! Пожалуйста, попроси Серёжу мне позвонить.
– Позвонить? Тебе? Но зачем?
– Прошу тебя, ради Бога, не задавай вопросов! Мне угрожает опасность. У меня нет номера Серёжи. Скинь ему мой. Пусть позвонит срочно!
– Я поняла, – встревоженным голоском отозвалась Ирка и сразу ушла со связи. Её возлюбленный позвонил через две минуты. Всё это время Рита то озиралась по сторонам, то всматривалась в «Лэнд Ровер», пытаясь что-либо разглядеть за тёмным стеклом. Спереди и сзади были машины, справа и слева – лес.
– Что произошло? – спокойно спросил Серёжа, – Ирка сказала, что ты в опасности.
– Да, да, да! Я еду в деревню. Меня преследует синий джип, «Лэнд Ровер». Он за мной тащится от подъезда – по МКАДу, по Симферопольскому, на Серпухов повернул. Я и разгонялась, и тормозила – он всё равно висит на хвосте!
– А ты номер видишь?
Рита продиктовала номер.
– Ого! Донецкий, – проговорил Серёжа с высокой степенью озадаченности, – ну, ладно. Поступим так. Ты гони обратно, в Москву. А я постараюсь выяснить, кто к тебе прицепился, и принять меры. Они, скорее всего, отстанут.
– А если нет?
– Тогда подъезжай к полиции и звони опять мне. Сейчас скинь мне номер по СМС.
Не успела Рита выполнить эту просьбу, как засвистел скорый поезд. Когда он прогрохотал, шлагбаум был поднят. Машины тронулись. Гнать обратно Рита не собиралась. Ей очень нужно было поговорить с Наташей. И у неё возник другой план. Въехав в Серпухов, она целый час по нему крутилась, таская за собой джип в надежде, что он сожрёт весь бензин. Но не тут-то было! Видя, что в баке её собственной машины осталось не более семи литров, Рита решила продолжить путь. Выехав за городскую черту, она набрала Наташе.
– Салям-калям, рыжая лисица! Я к тебе еду.
– Я – белая голубица, – пробормотала Наташа заспанным голосом, – зачем едешь?
– Надо поговорить. Пока ехала по МКАДу, кое-что обнаружила. Ко мне хвост прицеплен.
– Какой? – за одно мгновение окончательно пробудилась сельская жительница.
– Донецкий, судя по номерам. Синий джип. «Лэнд Ровер».
– Ну, это вряд ли по мою душу! У тебя есть стихи про Донбасс?
– Ещё не хватало! Но их другие стихи могли оскорбить. Они ведь горячие патриоты!
– Как ты достала! Ну, оторвись от них, оторвись!
– Наташенька, я стараюсь, очень стараюсь! Но ты около калитки всё же постой. Буду через час. Или через два.
Рита завернула на АЗС, благо что там было достаточно многолюдно. Денег хватило ровно на тридцать литров. Из куртки толстого мужика, который заправлял «Ауди», удалось выудить пятёрку. На эти деньги Рита почти полтора часа пила чёрный кофе и ела гамбургеры в кафешке при АЗС, глядя из окна на «Лэнд Ровер», который ждал на обочине. Из него сперва вышел пассажир, а затем, дождавшись его – водитель. Обоим нужно было в сортир. Вид они имели провинциально-бандитский: рожи небритые, куртки кожаные, штаны – тренировочные. Темнело. Сообразив, что ночью по сельской местности так вот ехать будет опасно, Рита опять уселась за руль. И опять «Лэнд Ровер» двинулся вслед за ней.
Через полчаса достигли глуши, форсировав мост через реку, из коей Рите так и не удалось выудить линя. Действительно – на разбитой бетонке, тянущейся среди полей от одной деревни к другой, сделалось тоскливо. Рита давила на газ безжалостно, заставляя несчастный «Форд» трещать по всем швам. Её преимуществом было то, что ей, в отличие от водителя внедорожника, здесь была известна каждая яма, каждый ухаб, каждый поворот. «Лэнд Ровер» слепил её дальним светом, но обогнать не пытался. Это, конечно, было бы чересчур рискованно.
Промелькнули две деревушки. Далее путь лежал сквозь туман, между речным берегом и полями. Разогналась Рита так, что чуть не проехала поворот на своё село. Приближаясь к дому, она дала протяжный гудок. Это было лишним – Наташа уже стояла возле забора, белея под фонарём взлохмаченной башкой.
– В дом! – крикнула она, когда Рита выскочила из «Форда», схватив с сиденья отвёртку, – выбегай в сад и жди меня там! Если что, беги!
– Отвёртку возьми!
– Засунь её себе в жопу!
Преодолев ступеньки крыльца, Рита оглянулась. Она увидела, как из джипа, который остановился вплотную к «Форду», вылезли двое. Больше она ничего не видела и не слышала, потому что влетела в дом и зажала уши ладонями. В сад решила не выбегать. Посреди терраски, где они с дедом обычно завтракали, присела на корточки. Через две минуты, решившись опустить руки, она услышала только ветер и комаров. Было очень тихо.
Глава четырнадцатая
Наташа была безжалостна. Для того, чтобы запихнуть в «Лэнд Ровер» трупы обоих мордоворотов, причиной смерти которых стал перелом шейных позвонков, она за шкирман выволокла Риту из дома, сначала дав ей по морде, чтоб не орала. Удар вполсилы был страшен. Проехавшись вверх тормашками вдоль всего коридора, Рита не без труда встала на ноги. Её рот наполнился кровью.
Вдвоём они кое-как справились с работой. Два атлетичных трупа в кожаных куртках были помещены в багажник, куда вполне можно было бы погрузить ещё пять, и сверху накрыты фронтовой плащ-палаткой Ивана Яковлевича. Не успела Наташа закрыть багажник, как Рите вдруг позвонил Серёжа. Выплюнув кровь, она приняла звонок. Босая спортсменка стояла рядом, закуривая. Тут только Рита заметила, что она – в тряпочных перчатках. В сенцах лежала целая куча таких перчаток для огородников.
– Ты где, Ритка? – спросил Серёжа очень взволнованным голосом.
– Я в деревне, – проговорила Рита, стараясь не чавкать кровью, – Серёженька, я смогла от них оторваться в Серпухове! Прости, что сразу не позвонила.
– Смогла от них оторваться? – переспросил Серёжа.
– Да, да! У них кончился бензин, как я полагаю. Короче, всё хорошо.
– Нет, Ритка. Всё плохо. Эти ребята, которые за тобой гонялись, очень опасны. Прямо сейчас, сию же минуту, садись за руль и езжай в Москву! Впрочем, будет лучше, если я сам за тобой приеду. Или охрану пришлю. Как твоё село называется?
– Нет, Серёжа, не надо! Я завтра утром приеду. И всю дорогу буду тебе звонить. Пожалуйста, не волнуйся!
– Ты там одна? – спросил генеральский сын, помолчав.
– Нет, нет, я с соседями! Я ночую у них! Здесь – три мужика.
– Что? Три мужика? И ты мне ещё смеешь говорить – не волнуйся?
Рита вознаградила Серёжу за чувство юмора истеричным смешком и нажала сброс. У неё из глаз текли слёзы. На подбородке они смешивались с кровью. Она зачем-то размазала это всё по лицу ладонью, и её чуть не стошнило. Вдруг захотелось воплем продрать кладбищенское безмолвие. В без пятнадцати десять деревня была объята более глубокою тишиною, чем спальный район Москвы в четыре утра. Одни сверчки пели.
– А ну, пойдём, ты умоешься, – предложила Наташа, взяв Риту за руку, – а потом мы с тобой поедем.
– Куда ещё мы с тобой поедем? – взвизгнула Рита и попыталась выдернуть руку. Но у Наташи пальцы были стальные.
– Поедем мы в нижний лес, – сказала она, – я сяду за руль «Лэнд Ровера». Ты за мной поедешь на «Форде».
– Зачем?
– Узнаешь. И не ори на меня! Ведь это не я привела сюда упырей, а ты.
Рита не могла не признать справедливость этого утверждения. Тем не менее, на терраске, умыв лицо, она разоралась. Её колотил озноб. Она не могла понять, зачем нужно было приканчивать этих двух людей.
– Вот дура! Затем, что это были бандиты, притом с оружием, – объяснила Наташа, влив в неё стакан рома, – вряд ли они за тобой увязались с целью тебя убить, но если бы ты попала к ним в лапы, то умоляла бы их об этом!
– Что я им сделала?
– Ты ведь мне сказала сама, кто они такие! Это горячие патриоты, борцы с фашизмом и экстремизмом. Необязательно делать что-то плохое, чтоб вызвать их благородный гнев.
– И что теперь будет?
Этот вопрос Наташа оставила без ответа. Сделав глоток прямо из бутылки, она спросила:
– Ты мне опять ботинки не привезла?
– Ботинки? Забыла.
– Ну, и уродка! Долго я ещё буду ходить босиком по твоему саду? В нём – до фига злобных насекомых!
Рита не знала, чем оправдаться. Она не плакала, но глядела беспомощно, как корова. Тогда Наташа дала ей выпить ещё. Велела и закурить.
– К зиме они пропадут, – нечаянно пошутила Рита, сделав затяжку.
– Кто пропадёт?
– Противные насекомые.
– А! Ну, да.
Обеим стало смешно. Повизгивая, как две собачонки, сбежавшие из дрянного приюта, они покинули дом и пересекли палисадник. Рита взяла отвёртку, которую уронила на пол, когда зажала уши ладонями. Двигатели обеих машин работали.
– Смотри, Ритка, не отставай! – сказала Наташа, садясь за руль внедорожника. Это очень ей шло.
– А ты не желаешь меня спросить, куда ехать-то? – удивилась Рита, подходя к «Форду», – я, как-никак, здесь выросла!
– А я тоже здесь сильно выросла за три дня и три ночи. Почти всю Библию прочитала!
На это уж возразить было нечего. Сев за руль, Рита повела свой «Форд» за «Лэнд Ровером». Тот катил под гору, к реке. Деревня спала. Всё небо было затянуто. «Ace of Base» продолжали петь. Рита абсолютно не беспокоилась, что кто-либо мог стать свидетелем скоротечной расправы довольно миниатюрной блондинки над двумя крупными мужиками.
На перекрёстке «Лэнд Ровер» свернул направо, мигая, как полагается, указателем поворота, и устремился к другой деревне. Дорога к ней пролегала между рекой и широким полем, с коим граничил дремучий овражный лес. Мало не достигнув околицы, чемпионка остановила «Лэнд Ровер». Затормозила и Рита.
– Жди меня здесь, – велела Наташка, высунувшись, – я – к лесу! Ты на своей туда не пропрёшь.
– Да как ты пойдёшь обратно босая? – вскричала Рита, ошеломлённая тем, что спортсменка успела за трое суток не только прочитать Библию, но и изучить местность, – до леса ведь километра два с половиной!
– Не знаю, Ритка, не знаю! Молись пока за меня. Через полчаса включи дальний свет, чтобы я не сбилась с пути.
С этими словами Наташа вновь дала старт и свернула в поле, а Рита съехала на обочину. Внедорожник двинулся по взрыхлённому полю, слегка покачиваясь. Он вовсе не буксовал, поскольку дождя очень давно не было. Шум мотора вскоре затих, а чуть погодя темнота всосала и габариты.
И вот тут Рите сделалось страшно. Ночь, едва начинавшаяся, тянула к ней свои руки с какой-то дьявольской целью. Рита решила не заглушать мотор и не выключать фары. Под песенку про прекрасную жизнь она чуть ли не впервые в жизни своей, не очень прекрасной, стала молиться. Её молитва была только за Наташку, ибо никто в те минуты не был ей дорог более, чем она, так странно ворвавшаяся в её странную судьбу. Туман над рекой не был неподвижен – напоминал одеяло, вздымаемое дыханием. Его хлопья курились и в лучах фар, пронзающих темноту, из-за чего та казалась ещё загадочнее, страшнее. Рита почти забыла английский. Ей представлялось, что девушки из её любимой группы поют про этот туман. Как много с ним связано! Он – по всей Вселенной, туман. Вселенная – море, и по нему плывут корабли, окутанные туманом. Сквозь него слышится плеск волн. И звук трубы викингов – бесконечно далёкий, гордый, тоскливый. Как бы дождаться хоть одного корабля? Ну хоть одного!
В стекло постучали. Решив, что это пришла Наташа, Рита открыла. Её ничуть не смутило то, что в левую дверь Наташе стучаться незачем, а ей, Рите, незачем эту дверь открывать. Она это поняла, когда вдруг увидела не Наташу.
В его глазах был располагающий интерес. Но ей это не польстило. Крикнуть не удалось, потому что голос окаменел, как окаменели конечности. Можно было только смотреть. И он лишь смотрел, решив поиграть на-равных. Но о такой игре и речи быть не могло – ему, разумеется, не впервой было видеть дуру, парализованную от ужаса, а она до этой минуты могла разве что догадываться, как выглядит тот, кто жаждал послушать её шедевры в авторском исполнении, притом там, где туман рассеивался, но не было кораблей. О, как бы узнать, доносится ли туда тоскующий звук трубы? Возможно ли его там хотя бы представить? Ну на одну секундочку? За всю вечность? Вопрос решился бы, дай он знак хоть взмахом ресниц. Или, например, движением губ. Но он соблюдал правила игры, и его глаза говорили только одно: сама догадайся!
Разбудил Риту требовательный стук. На этот раз – в правую, а не в левую дверь. И это уж точно была Наташка. Из колонок звучало тихое «Stay With Me». Чувствуя на всём теле липкий ледяной пот, Рита дотянулась до кнопки и подняла её, хотя можно было воспользоваться и пультом. Стуча зубами, зеленоглазая чемпионка ввалилась в «Форд» и хлопнула дверью. Её трясло, скорее всего, от холода, потому что рот у неё был синий.
– Ты что, обдолбанная? – напала она на Риту, – спит, как бревно! Я все кулаки отбила об твоего ишака! Включай, дура, печку!
– Прости, Наташенька, дорогая, – пробормотала Рита. Пустив в салон шумную струю горячего воздуха, она вынула сигареты. Её спасительница, по-детски хлюпая носиком, закурила. Её большие глаза, казалось, готовы были извергнуть потоки слёз. Сдавая назад, чтобы развернуться, Рита спросила:
– Что, так похолодало?
– Да, очень сильно! И ещё ветер поднялся – жуть! Прямо до костей пробирает. Я целый час шла по этой пашне! Все ноги изодрала. Знаешь, как болят?
Рита промолчала. Она уже вела машину к деревне. Она ждала продолжения. И оно последовало:
– Я в лес его загнала, насколько это было возможно. Лет через пять его, может быть, кто-нибудь заметит. Лет через сто кто-нибудь решит, что нужно его открыть. Но мы с тобою к этому времени уже сдохнем. Так что, если там и остались какие-нибудь твои отпечатки – не беспокойся.
– Чёрт! А мобильники? – спохватилась Рита, – кто-то мне говорил, что месторасположение даже выключенного мобильника можно вычислить по какому-то там сигналу, который он излучает!
– Оба мобильника – у меня в карманах. Давай подъедем к реке, я ноги заодно вымою.
Миновав поворот на село, Рита по довольно крутому спуску, рядом с которым стоял колодец и рос раскидистый вяз, скатила «Форд» к берегу и проехала по нему к реке ещё метров пятьдесят. Обе вышли. При свете фар Наташа узнала место, хотя была здесь впервые. Да, вот обрыв. Вот маленький каменистый пляж справа от него. Вот, ещё правее, кусты над устьем ручья. Плакучие ивы обменивались тревожным шёпотом на ветру. Шуршала трава. В холодной, чёрной реке иногда зловеще плескалась очень большая рыба.
– Это и есть те самые Камешки? Здесь купались Дашка, Танька и Вика?
– Да. А вон там, в траве над обрывом, лежали мы – я, Димка и Сфинкс.
Зашвырнув мобильники в реку, Наташа вымыла ноги и по траве подошла к машине. Рита стояла рядом с открытой дверью. Курила, глядя куда-то вдаль, за кусты противоположного берега. Там, в тумане, который смешивал сны с реальностью, простирались луга. За ними был лес, в чащобах которого затерялось древнее кладбище. Глаза Риты блестели так, что её подруге впервые за этот вечер стало не по себе.
– Я очень замёрзла, – пожаловалась она, – поехали, Ритка.
Просьба была исполнена. Дома Рита прежде всего навестила Сфинкса, который встретил её обиженным хрюканьем. Выпустив поросёнка в сад, она присоединилась опять к Наташе. Та наверху пила чёрный кофе, поскольку рома осталось мало. На столе, точно, лежала Библия, изданная ещё при царе. Именно её много лет назад скептически изучал Иван Яковлевич.
– Я тебе обязана жизнью, – сказала Рита, садясь за стол. Наташа взглянула на неё весело.
– Ты об этом говоришь так, словно я должна буду пожалеть о своём поступке!
– Ты проницательна, моё солнышко.
Положив на стол свой мобильник, Рита спокойным голосом рассказала всё, что днём рассказала Тане. Дала послушать и диктофонную запись. За окнами уж стояла ночь. Проклятая ночь. Страшнее её была лишь одна, с которой прошло уже десять лет. Немногим страшнее. Северный ветер дребезжал стёклами, доносил откуда-то заунывный крик ночной птицы. Прослушав запись, Наташа допила кофе. Она молчала.
– Убей меня, – попросила Рита, – я не обижусь. Я бы убила такую тварь! Тем более, я опасна. Я много знаю.
– Уж лучше убить его, – бросила Наташа, пожав плечами.
– Кого – его?
– Молодого дервиша. У него нет шансов исправиться. Он так молод, и уже дервиш! Как ты считаешь?
– За что его убивать? – воскликнула Рита, – за то, что он спас мне жизнь?
– Конечно же, не за это. Но, между прочим, в книге, лежащей перед тобой, прямым текстом сказано: «Семя, которое не погибнет, не принесёт плодов». Так что, он тебе оказал сомнительную услугу.
– У тебя есть возможность это исправить!
– Нет у меня подобной возможности, – закурив, сказала Наташка, – я – не Синедрион, моя дорогая.
Рите вдруг стало ещё тоскливее.
– Твою мать! – вскричала она, – а кто ты? Апостол?
– Вряд ли. Не ты ведь мне мыла ноги. Кроме того, у меня – свой путь, а не твой. Я дервишей ненавижу. Я буду их убивать, пока не убьют меня.
– А что тебе это даст?
– Риточка, нельзя становиться лучше! Нельзя, нельзя! Иисус сказал: «Не мир я принёс, но меч»! А ты хочешь быть добрее? Твоё желание привело к тому, что ты, призванная в мир для того, чтоб его спасти, улеглась под дервиша!
– Дура! Откуда ты всё это взяла? – пожала плечами Рита, – когда Дмитрий Львович Бликов сравнил Цветаеву с Богом, я поняла, о чём речь. Марина Цветаева сделала невозможное – создала формулу поэзии. А я просто пишу стихи! Я пятнадцать лет не верила в то, что смогу быть счастлива. А теперь, когда надо мной вдруг что-то забрезжило и я робко шепчу об этом, мне говорят: «Не смей! Ты – не человек!»
Встав из-за стола, она подошла к дивану и улеглась на него ничком. Запах детства, который бережно сохранил для неё диван, навеял воспоминания. Было ей теперь всё равно, что скажет Наташка. Та, вероятно это почувствовав, очень долго молчала. Но бесконечно молчать она не могла.
– Риточка! Я правильно понимаю, что ты увидела на надгробии слово «ТЫ», под ним – два числа, 20 и 13, а между ними – пробел?
– Совершенно точно, – оторвала Рита нос от подушки, глядя на собеседницу с изумлением, – между буквами «Т» и «Ы» также был пробел, буква «Л» скрошилась. Перед двадцаткой цифры осыпались, как и перед тринадцатью. Этот самый Мутлыгин родился в тысяча восемьсот двадцатом году, а в тысяча девятьсот тринадцатом помер.
– Да это я поняла всё сразу! Матвей, по-моему, тоже понял. Теперь, благодаря Библии, мне открылись ещё две вещи, а именно: кто такой этот Миша, который пришёл к тебе по твоему зову и спас тебя, и что означала надпись на камне.
– При чём здесь Библия? – уже с некоторой досадой спросила Рита, – без неё ясно, что Миша – это медведь, а надпись на камне – год моей смерти, а также Димкиной!
– Ненормальная! Ты всерьёз считаешь, что тот, кто стоял за ёлками, испугался медведя?
Рита растерянно приняла сидячее положение.
– Так там больше никого не было…
– А с чего ты это взяла?
– Да я никого не видела!
– А того, кто стоял за ёлками, видела?
– Нет. Но я ощущала его присутствие!
У Наташки вырвался вздох, как будто она столкнулась с непроходимой тупостью.
– Да, конечно! Ты ощущала его присутствие, потому что он собирался тебя убить. Ему было незачем шифроваться. А тот, кто примчался тебя спасать, вовсе не хотел, чтобы ты ощущала его присутствие.
– Ну, и кто примчался меня спасать?
– Тот, кто изначально противостоял Сатане, особенно когда Сатана хотел уничтожить Деву Марию вместе с её младенцем, и кто, в конце концов, победит – Михаил-архангел!
На этот раз тяжкий вздох вырвался у Риты.
– Наташка! Я ведь тебя просила растянуть ром на пару недель. А ты его выпила за три дня! Скажи мне – ты понимаешь, что поступила нехорошо?
– Вся эта история не со мной, а с тобой приключилась, Риточка, – возразила Наташка, гася окурок, – и я тебя не спросила, сколько ты выпила тогда водочки. Да, мои комментарии к ситуации пахнут «белочкой», но не более, чем сама эта ситуация. И они основаны на Священном писании. Согласись, что более прочного основания для каких-либо выводов из твоей истории не найти.
– Да где в Священном писании говорится о том, что дьявол гонялся за Богородицей и её младенцем? – вскричала Рита.
– Ты избрала правильный глагол. В Апокалипсисе – не помню, в какой главе, довольно подробно описывается дракон, гоняющийся за ними. В другой главе говорится, что Михаил-архангел с этим драконом, имя которому – Сатана, сражается, и победа будет за Михаилом.
– Ну, хорошо. А при чём здесь я?
– Я так понимаю, твой Дмитрий Бликов тебе уже это объяснил. Наверное, он рассказывал про Цветаеву, но ведь вы с ней – одного поля ягоды.
– Это да, – задумчиво проронила Рита и поднялась, чтобы закурить, – кладбищенской земляники крупнее и слаще нет!
Включив электрический самовар, Наташка опять насыпала в кружку кофе и положила три ложки сахара. На её лице сияло довольное выражение. Чиркая зажигалкой, Рита спросила:
– Что означала надпись?
– Этого я пока тебе не скажу, – внезапно завредничала Наташка.
– А почему?
– Потому, что мне тебя жалко. Ты говоришь – забрезжило счастье! Бери его, ни о чём не думая. А когда оно тебе надоест, мы, может быть, встретимся, и тогда…
– Послушай, Наталья, – решительно перебила Рита, – этого я понять не могу. Я не сомневаюсь, что на надгробии был указан год моей смерти. Ты говоришь, что это не так. Больше ты ничего говорить не хочешь, чтоб не испортить мне настроение. Но что может меня расстроить больше, чем смерть?
– Не надо меня пытать, – упёрлась Наташка, – если бы ты смогла применить болевой приём, как американка почти двадцать лет назад, я точно бы раскололась! Но ты не сможешь. Вдобавок, я могу ошибаться. Это – всего лишь версия. Кстати, есть ещё одна, очень интересная мысль…