Вселяющая радостные надежды весна передала эстафету знойному лету, которое к концу августа устало от жары настолько, что с облегчением бросилось в прохладные объятия осени. На смену весеннему предвкушению праздника и расслабляющей летней духоте пришла политая слезами дождей прозрачная печаль увядания. Полыхнувший золотом сентябрь огненным листопадом перекинулся на тронутый ночными холодами октябрь, сжигая желто-багряным пламенем буйное зеленое убранство теплой поры и оставляя ноябрю темные остовы голых деревьев. Вилберн ценил последний осенний месяц за его безжалостную правдивость. Ноябрь, в отличие от того же мая, не обманывал радужными иллюзиями, суля в будущем только промозглый холод и долгие стылые ночи. Будучи незаконнорожденным сыном графа Реджинальда, он в полной мере изведал горечь разочарования вследствие несбыточных мечтаний. Все уверения отца оставить его в замке, приблизить к себе и взрастить рыцарем, готовым по первому призыву встать под знамена королевства, так и остались пустыми обещаниями. Когда Вилберну исполнилось шестнадцать, граф облагодетельствовал отпрыска кругленькой суммой и под давлением супруги настоял на том, чтобы он отправился в самый отдаленный уголок принадлежащей ему земли и поселился в давно пустующем доме, служившим когда-то своему хозяину приютом во время многодневных охотничьих походов. Напутствуя, отец выразил надежду на создание сыном со временем собственного семейного очага и дал ему слово при необходимости позвать обратно уже в качестве своего возмужавшего сподвижника. Не веря новым посулам, юноша тем не менее вынужден был, стиснув зубы, повиноваться и, простившись с проживающей в доме для прислуги одинокой матерью, в тот же день покинул графский замок.
Вопреки первоначальному мрачному настрою, юноша довольно скоро обосновался на новом месте и уже неделю спустя в полной мере ощущал себя хозяином сложенного из грубо отесанного серого камня небольшого, но крепкого дома на холме. Крестьяне из раскинувшейся у его подножия деревни обязаны были следить за состоянием жилища с тем, чтобы однажды вновь возжелавший поохотиться хозяин со спутниками смог заночевать в тепле и сухости. Полученные от отца средства для жизни в сельской глуши представлялись не иначе как огромное состояние и позволяли Вилберну по своему усмотрению распоряжаться свободным от рассвета до заката временем, занимая его прогулками вдоль полноводной реки, перечитыванием привезенных с собою книг, а также обдумыванием деталей будущего трактата о мучениях бастарда в ссылке. Несмотря на то, что местные крестьяне регулярно привозили ему провизию и дрова, иногда юноша сам спускался в деревню за маслом, сыром, овощами, хлебом, ища хоть какого-то общения с людьми.
Внешне похожие друг на друга дни проходили для Вилберна совершенно по-разному. Бывало, ему казалось, что все обстоятельства сложились наихудшим образом и ранняя смерть намного предпочтительнее одинокому прозябанию в глуши. В такие периоды время тянулось мучительно медленно и дождаться утра бессонной зимней ночью представлялось почти невыполнимой задачей. Когда же сердце юноши вдруг наполнялось беспричинной радостью, он мысленно благодарил судьбу за возможность находясь в тепле собственного дома есть досыта, не изнуряя при этом молодой организм тяжким трудом. Подобное состояние ускоряло бег времени настолько, что пролетающие сутки не успевали оставлять в памяти заметных следов.
По прошествии года изгнанник окончательно свыкся со своим уединением, всем сердцем полюбил охотничий дом отца, а среди местных обитателей прослыл хоть и замкнутым, но в целом порядочным человеком, щедро расплачивающимся с ними за покупки. Чтобы совсем не одичать Вилберн старался не пропускать воскресных богослужений в деревенской церквушке, во время и после которых ощущал на себе изучающие взгляды прихожан. Однако лучшим способом развеяться стали для него редкие крестьянские праздники, где можно было продегустировать яблочное вино с ягодной настойкой местного изготовления, поглазеть на нарядных хлопочущих женщин, лихо вытанцовывающих сверстников и перекинуться несколькими фразами с захмелевшими старожилами. В задушевные беседы его общение не выливалось, но скучающий бастард к нему и сам стремился мало, довольствуясь ролью постороннего наблюдателя за буйством жизни простолюдинов. На одном из таких гуляний, посвященном собранному урожаю, внимание юноши привлекли девушки-близняшки, неотступно следующие друг за другом в пестрой толчее импровизированной ярмарки. Их поразительное сходство касалось только внешних черт, однако всякий пристальный наблюдатель легко бы заметил, насколько разнятся повадки, темперамент и выражение лиц у сестер. Шедшая впереди глядела вокруг с живым неподдельным интересом, часто приветливо кивая встречным односельчанам и ловко огибая мешающих проходу людей. Семенящая за ней словно тень копия в сходном длинном льняном платье почти не поднимала глаз и лишь изредка озиралась по сторонам безучастным взглядом. Выбившиеся из-под чепчика темные вьющиеся волосы ведомой подчеркивали точь-в-точь такое же как у впередиидущей близняшки бледное лицо, только полное отсутствие мимики делало его пугающе загадочным в отличие от улыбчивой мордашки сестры.
С детства слышавший сплетни о двойниках короля и любивший мистические истории Вилберн, испытывал обостренный интерес к неразличимым как две капли воды людям. Видимо, этот факт вкупе с привлекательностью молоденьких девушек заставил юношу приблизиться к ним, преградить путь, и с учтивым наклоном головы произнести несколько напыщенное приветствие. Сестры поначалу замерли как вкопанные, однако та, что была побойчее не растерялась и с иронией в голосе ответила:
– Добрый день, господин из дома на холме! Решили нарушить свое уединение и посетить наш праздник?
Бастард искренне считал, что всякого рода сарказм остался в прошлом вместе с обитателями покинутого графского замка и потому слегка опешил, услышав знакомую интонацию от жительницы сельской глуши.
– Я постоянный гость на местных торжествах, однако вас с сестрой вижу впервые, – пытаясь казаться невозмутимым, сказал он.
Игриво ухмыльнувшись, незнакомка взяла за руку своего близнеца и, не проронив ни слова, нырнула вместе с сестрой в людскую толпу. Расценив очаровательную улыбку как знак ее расположения, Вилберн поспешил вслед за сестрами, пробуя на ходу продолжить общение и вскоре был вознагражден за свою настойчивость. Мало-помалу разговорившаяся девушка вкратце поведала любопытному преследователю историю, из которой он узнал, что его собеседницу зовут Агата, а ее близняшку Селена. После того, как три месяца назад в пожаре погибли их родители, девушки перебрались из своего маленького приморского городка, где на месте дома осталось пепелище, к согласившейся дать им приют одинокой тете Камилле, живущей на окраине деревни. По ее словам, если бы не участие и забота тетушки им с Селеной пришлось бы броситься со скалы в морскую пучину. Однако теперь они чувствуют себя здесь как дома, помогают тете Камилле вести хозяйство и уже премного наслышаны об одиноком молодом господине из дома на холме. Все то время пока Агата говорила, ее сестра смотрела себе под ноги и не проронила ни слова. Вилберн терялся в догадках, пытаясь понять причину молчания Селены, однако задать прямой вопрос по этому поводу не решался, опасаясь своей дотошностью отпугнуть пошедшую на контакт девушку.
– Благодарим за компанию, но дальше мы пойдем одни. Не хочу, чтобы тетушка увидела нас рядом с молодым господином из дома на холме и замучила потом своими расспросами, – сказала Агата и остановилась вместе с сестрой, подчеркнув тем самым серьезность своих слов. – Хотя ей все равно теперь доложат, – тихо добавила она, обводя взглядом снующих вокруг людей.
