000
ОтложитьЧитал
Предисловие
Всегда интересно откуда-что начинается. Откуда вот так сразу и пять томов добра? И кто это наделал? Что ж, не буду плодить секретов. Сотворил сие я, т.е. Новиков Павел Александрович; личность, пожалуй, малоинтересная. А вот начиналось всё куда интереснее. Ещё на первом курсе института захотелось мне научиться играть на гитаре. На каких же песенках учиться? Тысячи их, но среди них, обязательно, есть «Гражданская оборона». С этого-то и началось. Очень запало в душу творчество тов. Летова, а где Летов, там и психоделика с одной стороны и желание творить самому – с другой. Далее увлечение психоделикой неизбежно перетекает в чтение «серьёзной» литературы, а писание песенок в писание маленьких рассказов. После начинается увлечение философией, во всём её неумолимом разнообразии, и желание написать тоже что-то более или менее объёмное. Пусть сначала не эссе, не роман, но хотя бы повесть с претензией на глобальность. И надо же так совпасть, что в ту же студенческую пору устроился я работать сторожем. Делать было нечего, только собак покормить, телевизора в сторожке не было, а смартфонов в ту пору (2002 год) ещё не изобрели. Следовательно, чем заняться, кроме как читать и Творить? Вот так Летов и совратил меня с пути праведного, так оно и пошло-поехало. Дальше – больше. Первый роман, второй, третий… Всё написано в сторожке, тёмными зимними ночами. Презабавное было время. Чтение философии, психологии, депрессивно-самокопательный период и вот уже эссе. Снова романы, ещё эссе… Жгучее желание заняться философией профессионально, аспирантура, диссертация… Но всему свойственно заканчиваться. Среда «профессиональных философов» оказалась днищем, аспирантура была брошена в ужасе от увиденного, нужна была нормальная работа, сторожба закончилась, а с нею и писанина. Что было написано, но не успело напечататься, так и не было «издано» даже на домашнем принтере. В итоге, несколько романов, несколько эссе и целая философская система, разумеется, всё даром никому не нужное. Так оно началось и так закончилось.
Прошли годы, был отдельный всплеск творчества в части сценариев (о чём будет в пятом томе), но ничего интересного более не создавалось. Точнее – совсем ничего. И вот сейчас, по прошествии более чем десяти лет после написания последних строк, мне внезапно подумалось: а что оно лежит лежмя? Времена меняются, интернет, электронные книги, почему бы не выложить? И вот он итог: пять томов добра. Забавы молодости, наивные труды, глупые претензии на Стоящее… Наивный чукотский мальчик, не иначе. А может глубочайше-шикарные вещи, с собственной философской системой, ещё и созданной в возрасте около 20 лет. Тогда гений, не иначе. Как оно есть? Теперь не важно. Уж что вышло, то вышло. Но как гласит народная мудрость: «не хошь кулеш – ничё не ешь».
Витая в облаках
«Очень уж утомительна жалость, когда жалость бесполезна»
Альбер Камю, «Чума».
Глава 1
– Вась, ну что ты там встал, как вкопанный?
Василий не спеша направился к ящикам.
– Давай быстрей! Ща Лексеич придёт, он тебе устроит райскую жизнь.
– Это он запросто, – промямлил Василий.
Василий Иванович нехотя взял тележку, гружёную ящиками с апельсинами, и потащил её на склад.
Санёк же в это время просто стоял и курил, частенько поглядывая на часы. К нему незаметно подошёл Михалыч, как его все тут величали, так как лет он был уже немолодых, с почти полностью поседевшей головой и хриплым прокуренным голосом.
– Санёк, через час по домам, а сегодня же праздник.
– Какой? – приободрился Санёк.
– Ну как же, день медицинской сестры.
– О-о, – протянул он. – Это святое.
– Вот именно.
– И что думаешь предпринять по этому поводу?
– Я сейчас вон ту фуру разгружу,– он качнул головой на дальний конец склада,– и буду ждать у проходной. Васька не забудь прихватить.
– Как же я могу забыть хорошего человека? Кто же нам ещё про Ницше, Гегеля и прочих Шопенгаров рассказывать будет?
– Во-во.
– Хотя он, наверное, не пойдёт.
– Пойдёт, хотя бы чисто символически.
– Ладно, будем.
Михалыч кивнул и, подкурив папиросу, подался разгружать фуру.
Только Санёк собрался таскать ящики, как к нему подошла грузная и, как всегда, весёлая тётя Клава.
– Сань, ай опять пить собрался? Ты ж только сегодня утром был страшён как сто чертей.
– Да ладно тебе, Клав, ты прям совсем как жена моя стала. Смотри погода то какая хорошая, посидим маленько в садочке и по домам.
– Ой, Санёк, тебе ещё и сорока нет, а вон уже и проплешина появляется. Меньше б пил, красивше б был, а то прям и смотреть не на что, – тётя Клава весело засмеялась.
– Ох, ты какая!
– Да, уж какая есть.
– Ты мне смотри, а то мужу-то всё расскажу, ты меня до греха не доводи, – тоже засмеялся Санёк.
– Тоже мне грешник-Казанова. Ладно, иди, а то Васька-то на тебя уже посматривать косо стал.
– Иду, иду.
– Тунеядец.
– Всю работу не переделаешь.
– А ты старайся.
– Ой, какая же ты всё– таки нудная, Клав, – вздохнул Санёк и, бросив сигарету, пошёл на подмогу к Василию.
Теперь бы следует поподробнее рассказать про этого Василия, то есть Василия Ивановича Иванова, двадцати четырёх лет от роду, проживающего в некотором городе на определённой улице. Отец его, царствие ему небесное, переехал лет тридцать тому назад в город и стал работать на заводе имени двадцатого съезда КПСС, выпускавшего булавки, иголки, патроны и прочие необходимые в хозяйстве вещи. На этом же заводе и начал свою трудовую деятельность наш Василий. К хорошей работе он никогда не стремился и вообще жил по принципу «лишь бы не сдохнуть», в физическом плане, но ни в коем случае не в духовном. Однако в одна тысяча девятьсот девяносто девятом году завод закрыли, и Василий после долгих скитаний, временно устроился на работу на этом складе, где и познакомился с такими замечательными людьми, как Санёк и Михалыч, которые, как потом оказалось, жили в соседних домах.
Каждый день у Василия начинался в семь часов утра, после обычных слов матери, ещё не старой, но уже совсем седой женщины, однако ж очень весёлой и жизнерадостной «Вась, вставай, пора на работу». После этого он умывался, одевался, завтракал и шёл на работу, которая, к счастью, находилась в десяти минутах езды на автобусе.
Работа была не пыльная, но нудная, однако ж Василий любил подумать, а потому это его не смущало. Получал он немного, но на жизнь хватало, а больше ему и не было нужно. Остальные же грузчики имели дополнительный заработок, не совсем законный, но вполне естественный. Однако ж Василий, в причину своего высокого морального статуса и гипертрофированной совести, ни разу в жизни ничего не украл, чем он очень гордился, на потеху всем остальным.
После работы Василий обычно шёл домой, но иногда, пару-тройку раз в месяц, он где-нибудь сидел с Саньком и Михалычем, коих обычно потом тащил до дома. По прибытию домой Василий ужинал, а затем смотрел телевизор или читал, причём последнее было гораздо чаще. Читал он, кстати, не что-нибудь, а философские, а иногда и религиозные книги, которые ему очень нравились с самых ранних лет. Не сказать, что Василий был уж очень набожен, в церковь он ходил раз в год по обещанию, однако ж веровал, да и его настольной книгой была библия.
В общем, трудился он на благо обществу и на благо вечному, размышляя о бытии, Боге и прочих увлекательных вещах. Кстати сказать, деньги и прочие общепринятые ценности жизни его мало привлекали, в отличие от всех остальных знакомых ему людей. Тяготел он только к духовной пище, и не раз его небольшие статейки печатались в местных газетах.
Вот так Василий Иванович Иванов и жил со своей матерью Марией Юрьевной в привычной хрущёвке, на третьем этаже жилого дома, окна которого выглядывали в окологородскую лесную зону.
Весна. На деревьях уже были молодые зелёные листочки, где-то весело щебетали птички, и солнце грело уже совсем как летом. Вокруг прогуливались редкие люди. На лавочках и за столиками тоже сидели и отдыхали.
Василий, Санёк и Михалыч нашли первый попавшийся свободный столик и достали из пакета провизию.
Санёк грустно посмотрел на бутылку водки.
– Ой, Вась, лень было лишнюю остановку проехать.
– Ты мне уже все уши прожужжал.
– Там водка почти на три рубля дешевле!
– Да ладно тебе, Санёк.
– Ну что значит «ладно»? Много денег у тебя, что ли?
– Ты, я вижу, из-за этих трёх рублей сейчас удавишься, охота тебе было потом переться обратно?
– Не развалились бы.
– Только время терять.
– Вась, ну ты какой-то совсем неэкономный. Вот так раз три рубля переплатил, ещё раз, и вот уже зарплаты и нету…
Михалыч опять подкурил папиросу.
– Ладно, мужики, хватит, – прохрипел он. – Наливай по первой.
Санёк стал открывать бутылку.
– А ты, Вась, зря с Саньком споришь, он прав.
Налили, выпили, закусили, чем Бог послал.
Невдалеке виднелся лес, за которым были только поля и ни одного города на сто километров вокруг.
– Вот представляешь, – прервал тишину Василий, – Когда-то жили мы в лесах и дела нам никакого не было до денег; единение с природой.
– Это было давно.
– Но ведь жили же.
– Времена меняются.
– Да, сейчас деньги – всё. Есть деньги – есть власть, а это главное к чему стремится человек…
– Ну, я не назвал бы это властью…
– …так что, как не крутись, а без копейки не обойтись.
– Эх, Сань, все вот сейчас так думают, поэтому и творится у нас всеобщее отупение; нормальных книг никто не читает, в театры почти не ходят, все хотят стать бизнесменами или политиками, никто не хочет быть врачом, учителем или даже учёным. Деньги, деньги, деньги, ничего святого, всё позабыто и растоптано.
– Ну, начинается…
– А зачем всё это? – вставил Михалыч. – Размышлениями едиными сыт не будешь. Надо жить, а не в облаках летать.
– Когда человек не имеет никаких духовных идеалов, а просто жрёт, пьёт и спит, то это не жизнь, а существование. Не человек это уже, а обычное млекопитающее, которым правят те же инстинкты, что и свиньёй.
– А что же тогда такое человек, как не животное?
– Человек? – задумался Василий. – Человек – это существо мыслящее, которое должно стремиться прежде всего к духовному насыщению, а уж потом к физическому.
Михалыч усмехнулся.
– Слишком предвзято мы к себе относимся. Мы, прежде всего, животные. Кто хоть вообще сказал, что мы высшие создания и поэтому должны жить, как высшие?
– Во-во, это ты так говоришь, потому что ты сыт, одет и тебе есть где жить, а когда в желудке пусто, то тут особо не пофило… поф… по-фи-ло-соф-ствуешь.
– Возможно, ты отчасти и прав, но чтобы прожить мне, например, вполне хватает и моей скромной зарплаты, а больше мне и не надо, да и никому не надо, вот только хотят все больше и больше.
– Денег много не бывает.
– Зато я могу спокойно думать и, так сказать, духовно обогащаться. Это большинству надо жрать, пока не лопнешь, спать до одурения, а зачем? Просто так, потому что такие у всех идеалы, о себе никто не думает.
– Ну, живёшь ты так, а смысл? – удивился Михалыч.
Санёк не дал ответить Василию.
– Как это просто так? Если есть деньги и власть, то тебя будут все уважать, к тебе хорошо будут относиться твои дети, потому что они не должны будут побираться. Так что, то, что все хотят больше денег – это правильно, так и надо.
– Да кто тебя будет уважать? Если у человека есть власть, деньги, или вообще всё вместе и очень много, то его не уважают, а завидуют, следовательно, ненавидят, а это далеко не любовь и не уважение. И дети его в глубине души будут думать: «Да когда ж ты, отец наш родной, сдохнешь?» Вот так-то.
– Ну, это смотря как воспитать…
Василий прервал Михалыча.
– А вот если ты не денег хапнул, не для желудка жил, но для просвещения своего и рода людского, вот тогда тебя будут действительно уважать и не забудут никогда, вот так жить надо.
– Ты прям говоришь, как проповедник.
– Да куда уж мне.
– Н-да, – задумался Михалыч.
– Что-то мы заговорились совсем, давай Вась, наливай.
…
– У-ух, – поморщился Михалыч и, достав папиросу, подкурил её и довольно затянулся. – Вась, это ты, конечно, красиво говоришь, но нереально это всё. Жили, живём и будем жить исключительно для своего достопочтенного желудка.
– Здесь ты прав, – развёл руками Василий. – Причём будем, судя по всему, всё больше и больше.
– А почему всё больше?
– А ты посмотри, что в последнее время творится.
– А что в последнее время? – не понял Санёк.
– Деградация всего человечества.
– Ну, это ты загнул, аж самому страшно стало.
– А что? Разве я что-то не так сказал?
– Как-то слишком уж…
– Ещё в прошлом, вернее уже в позапрошлом веке за честь незнакомой дамы могли жизнь отдать, слово стоило жизни. А сейчас всё обесценилось, позабылось, померкло. Сейчас я могу говорить что угодно, и мне за это, в принципе, ничего не будет.
– Будет, – уверенно заявил Санёк, – посадят.
– Это всё не то.
– Вот ты, Васёк, говоришь – в прошлом веке, в прошлом веке, – а разве тогда не было борделей, разве тогда не убивали за деньги?
– Не без этого конечно, но…
– Одна скорлупа, а суть та же– деньги и власть. Конечно, духовное может быть и важно, но если у людей спросить, чтобы они выбрали, книжку написать или получить миллион, девяносто девять процентов выбрали бы второе. Это реальность, это жизнь, и никто меня не убедит, что какие-то там знания важнее еды.
– С таким вот всечеловеческим менталитетом мы скоро все позабудем и литературу, и историю, да и вообще самих себя. А зачем всё это? Да?
– Действительно, зачем? – искренне удивился Санёк. – Опять же, художники картины свои не для небес писали, а чтоб денег заработать.
– Большинство художников и так были богаты, и картины никакой роли особо не играли.
– Да нет, – не согласился Михалыч. – Способ самовыражения это, и всё.
– Это ты так говоришь, потому что власти хочешь, но не можешь.
– Да ладно уж…
– Хочется тебе, что б тебя уважали, да? – Санёк засмеялся.
– А ну тебя.
– Ладно, молчу.
Михалыч затушил папиросу и, расстегнув куртку, облокотился на стол.
– В мире же всё просто, это мы всё постоянно усложняем.
Никто не поддержал эту мысль, в виду её простоты.
– Да и вообще, Вась, бред мы какой-то несём. Мир вечен и непоколебим, его нельзя сбить с намеченного пути развития.
– Мир нельзя, но себя можно.
– Да и себя, как часть мира, тоже вряд ли.
– Ну, это ты зря.
– Много ты кого знаешь, кто встал на путь истинный?
– Но так жить, а, вернее, существовать тоже нельзя.
– Вся история говорит о том, что можно, а жизнь говорит, что нужно, – уверенно произнёс Михалыч. – Деньги – это всё, а всякие эти мысли – это так, от нечего делать.
Они ещё немного посидели и, допив водку, разошлись по домам.
Лишь Василий всю дорогу удивлялся: «Вот так-то, оказывается, весь духовный прогресс человечества происходит из-за того, что некоторым людям нечего делать».
– Министр внутренних дел на месте?
– А кто его спрашивает?
– А вы, я вижу, новенькая?
– Да, – кокетливо ответила она.
– Тогда скажите, что пришёл заведующий жилищно-коммунальным хозяйством Симеон, Пётр.
– По какому вопросу?
– Мне назначено.
Секретарша позвонила Павлу и, сказав, кто пришёл, кивнула и положила трубку обратно.
– Проходите.
Пётр зашёл в кабинет Павла, который в это время внимательно читал какие-то бумаги.
– Здорово.
– Заходи.
Пётр прошёл и сел в кресло напротив.
– Что читаешь?
Павел вздохнул.
– Доклад по Земле.
– А-а.
– Читал?
– А как же, читал. Всё прочитал, вот только кое-чего не могу понять.
– И что же?
– То ли весь наш эксперимент летит коту под хвост, то ли он пошёл в какую-то неправильную сторону.
Павел отложил бумаги.
– В каком смысле?
– Я имею в виду отношение людей к духовному и материальному, множество непонятных вещей.
– Например.
– Вот все эти войны на религиозной почве – они от переизбытка веры и чувств или просто из-за денег?
– Я так понял, что второе.
– А религия?
– Религия всего лишь предлог.
– Этого-то я и боялся.
– Вечно ты чего-нибудь боишься.
– Только не напоминай, и так до сих пор стыдно.
Павел откинулся на спинку кресла и потёр глаза.
– Да уж, странные сейчас дела творятся на Земле; с одной стороны люди становятся умнее, образованней, читают много, а с другой стороны все живут исключительно ради денег.
– Нет, не все, конечно…
– Не все, так большинство, я бы даже сказал, подавляющее большинство. А люди всё не перестаю…
– Да, ты прав.
– Вот я и думаю, надо что-то делать, а то этак уже лет через сто этот урод из конкурирующей организации нас уделает, и тогда нас, как и наших предшественников, отправят в отставку.
– Это точно, Босс у нас шутить не любит.
– Ага.
– Хотя, что предшественники? Ты помнишь, за что их уволили?
– Да ни за что, а нас – так и подавно уволят.
– Вот именно. Они-то слетели только за то, что люди неправильно интерпретировали их помощь им же, хотя сама операция прошла замечательно.
– Да, чистенько, без ошибок.
– Уволят нас.
– Да уволят-то ладно, – невозмутимо произнёс Павел. – За эксперимент обидно, столько сил в него вложили. Вот я и думаю, надо принимать крайние меры.
– И какие же?
– Всё те же.
– Ты что, хочешь послать…– не поверил Пётр.
– Петь, знаешь, что я тебе скажу: если мы сейчас не попытаемся, уже максимум лет через тридцать-сорок будет поздно, и тогда уж точно конец всему.
– Я думаю, ни тому уроду, ни Боссу это не понравится.
– Мы имеем на это полное право. Забыл номер пункта в договоре об эксперименте, но там точно написано, что раз в две тысячи земных лет мы имеем право послать на Землю мессию.
Пётр пожал плечами.
– А толку-то что? И Заратустра, и Будда, и Христос, их много было, но хоть у кого-нибудь из наших предшественников эти операции завершались успешно? Заслали Иисуса, между прочим, сына нашего Босса, очень уж он любил этот эксперимент, а толку? Только войны, инквизиции, крестовые походы и прочее. А сейчас на Земле дела идут вообще из рук вон плохо, люди не верят в чудеса, в высшие силы, даже в душу, более того, вообще не признают её существования, и ты хочешь в этот уже полусгнивший мир послать мессию? Это, по меньшей мере, странно.
– Ну что ты всегда такой пессимист?
– Я просто смотрю правде в глаза.
– Нет, нужно же что-то делать? Да, ты прав, посланные нами поля оказались никому не нужны, даже верить в них перестали, но я считаю, что если на людей правильно подействовать, то чувство рабства, ну или страха перед высшим, у них всё равно возьмёт вверх, на такой случай они и были сделаны большей силы, чем надо бы. Будем делать так, как делали все наши предшественники, то есть вселим частичку наших сил в какого-нибудь младенца.
– С младенцем фокус сейчас не пройдёт.
– Почему?
– Пока этот младенец вырастет, он уже продаст все свои силы и когда надо, не сможет действовать. Сейчас – это не тогда, сейчас люди повсюду, особо не спрячешься.
– Ну ладно, в чём проблема? Дадим нашу силу какому-нибудь двадцати-тридцати летнему мужику с максимальной духовной составляющей, и он, как и все прошлые мессии, будет творить чудеса, исцелять людей и заодно уж проповедовать новую, нужную нам, религию. Ничего нового.
– Ну, не знаю, – Пётр задумался.
– Тем более, что нам только и нужно изменить направление прогресса человечества, а с такими его темпами, люди уже лет через сто уверенно встанут на духовный путь развития.
Пётр вздохнул и в очередной раз покачал головой.
– Но…
– Петь, ну что мы теряем? Наши посты? Да хрен с ними! Мы на Земле вообще вон кем были, это судьба нас так сюда поставила. Так что, нам не привыкать.
Пётр сидел молча минут пять и, наконец, встав и пару раз прошедшись туда и обратно, повернулся к Павлу.
– О-ой, Паш, думал я думал и даже не знаю, что сказать.
– Тут и думать нечего.
– Может, всё само по себе изменится? Может, повезёт, и война какая будет? После неё ж всё по-другому…
– Ну что ты, как маленький? Ты ж взрослый мужик, третье тысячелетие уже разменял, а думаешь, как ребёнок. Пойми ты, кардинальным образом ничего не изменится, не будет никакой войны, по одной простой причине – лень…
– Достаточно одного неленивого человека, чтобы…
– Забудь, ничего не будет: ни войн, ни катаклизмов, а если даже и будут, то это всё равно ничего не изменит; пусть хоть миллиард людей сдохнет, остальным пяти будет наплевать, только порадуются, что просторней стало.
– Зря ты…
– Надо реалистично смотреть на вещи.
– Я смотрю.
– Значит, неправильно ты смотришь.
– Уж как умею.
– Петь, ну решайся ты, наконец!
Пётр ещё раз прошёлся туда-сюда по кабинету.
– А что мы, действительно, теряем? Хуже-то уже не будет. Ладно, будь по твоему, звони Боссу.
Обычный город, стоящий в густых лесах где-то за Уралом. Всё в нём идёт своим чередом, всё размеренно и спокойно.
На улицах растут красивые, только-только начавшие зеленеть тополя, мимо них ходят обычные люди и ездят обычные машины. Повсюду стоят стандартные пяти– и девятиэтажки с редкими вкраплениями красивых элитных домов. Короче, всё как и везде.
Вот в таком городе, в новом элитном доме и жил Николай Александрович Хорошев. Было ему сорок пять лет, хотя и выглядел он моложе. Работал, а вернее занимался он бизнесом, каким – не имеет значения. Фирма его до недавнего времени была процветающей, но сейчас её потихоньку стали давить конкуренты. Жил Николай Александрович не один, а с женой Татьяной и сыном Юрием.
Юрию Николаевичу было девятнадцать лет. Парень он был крепкий и неглупый, учился в местном институте и разъезжал на собственном новеньком форде. Всё у него было хорошо, да вот чего-то ему недоставало в жизни.
И вот, как-то появились в этом городе люди, называющие себя «Истинными посланниками Бога». Юрий пришёл как-то к ним посмотреть, что к чему, и так проникся их верой, что вскоре только об этом и думал. Чтобы вступить в это братство, Юрию пришлось продать свою однокомнатную квартиру, подаренную ему отцом на шестнадцатилетие. Но зато теперь Юрий стал очень уважаемым человеком среди истинных посланников, сразу получив третий по значимости ранг. И теперь всё времяпрепровождение Юрия сводилось к внедрению веры истинных посланников в падшие умы общества, за что он был уважаем ещё больше.
Николаю Александровичу и его жене Ольге это увлечение их сына не очень-то нравилось, но они смотрели на всё это по большей части сквозь пальцы, ибо жили по принципу: «чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало».
Утро очередного дня.
– Доброе утро, Таня, – позёвывая, произнёс Николай Александрович и сел за стол. – Что у нас сегодня на завтрак?
– Я только что проснулась, поэтому только кофе.
– И на том спасибо.
Николай Александрович сделал глоток кофе и прожевал булку.
– А, кстати, где Юрий?
– Уже ушёл на занятия, сказал, что будет поздно.
– Опять к этим попрётся?
– Будет читать проповеди своим братьям и сёстрам.
Николай Александрович откусил ещё булку и покачал головой.
– Ох, что-то перестаёт мне всё это нравиться. Чует моё сердце, до добра это не доведёт.
– Да ладно тебе, Коль, ну что ты нервничаешь? Побалуется маленько, потом надоест и всё.
– А как же квартира?
– Ну и что? Подумаешь, квартира. Бог с ней, она стоит копейки, мы ему и получше купим.
– Получше…
– Ты давай ешь быстрей, а то на работу опоздаешь.
– Тань, а может запретить ему? От этих сектантов ничего хорошего ждать не приходится.
– Как хочешь, мне всё равно, я не принимаю это всерьёз. Даже если они в один прекрасный момент исчезнут, всё равно ничего страшного не случится, попереживает наш Юра месяцок-другой и успокоится.
– А может мне с ним всё-таки поговорить?
– Ну, попытайся, хотя ты с ним уже не раз говорил, а толку никакого.
– Да, наверное, поговорю я с ним сегодня, – Николай Александрович дожевал булку. – Ну ладно, мне пора, у меня сегодня очень важная встреча.
– Пока.
– Угу, до скорого.
Большой дом, стоящий на окраине города, среди угрюмых елей и кустов малины. Дом этот не особо отличался от окружающих, разве что выглядел он немного опрятнее, хотя и было в нём что-то отпугивающее.
Этот самый дом и был храмом для всех истинных посланников. На втором этаже сего дома была большая светлая комната, в которой и заседали самые истинные посланники – Виктор и Сергей, для знающих Седой и Серж. Большую часть своей жизни они провели в отсидках за мошенничество и воровство, теперь же они были ни кем иными, как главными сторожителями и идейными лидерами истинной религии.
Через несколько минут должна была начаться молитва, и Седой с Сержем стали выжидать время.
Седой развалился на диване и вздохнул.
– Серж, а вот я думаю, не пора ли нам сваливать? Новичков почти совсем уже не появляется, капусту мы срубили, как бы не огрести.
– Ну чё ты трясёшься? Всё будет чики-пуки, ещё месяц можно смело работать.
– Смотри не лажанись, а то, я вижу, тебя жадность обуяла.
– Заткнись, не тебе решать. Я это дело начал, я его и закончу. Не нравится – проваливай. И постирай наконец свою долбаную рясу, а то от неё уж за версту воняет.
– На себя посмотри, козёл.
– Ты не возникай, твоё место возле параши! Если бы не я…
– Если бы не вы, многоуважаемый наш Сергей, я бы ща уже нормальные бабки имел, а не эту мелочь.
– Тебе что, мало?
– На этом хреновом дельце больше и не заработаешь.
– Это почему же оно хреновое?
– А тем, что нужно каждый день втирать придуркам какой-то религиозный бред, от которого меня, например, уже тошнит.
– Да ты считай ничего и не делаешь, всё я.
– Во, ты…
– Тихо! Кажется, кто-то идёт.
Седой и Сергей быстро сели на мягкие подушки напротив молитвенника и приклонили головы.
В дверь постучали.
– Войдите, – монотонно ответил Сергей. – Наши двери никогда не бывают закрытыми.
Вошёл Юрий с бумагой в дрожащей руке.
– О, простите, что я помешал вашей молитве, я зайду позже.
– О нет, не надо, – так же монотонно и дружелюбно ответил Седой. – Что тебе?
– Я принёс свои размышления по поводу нашей религии, дабы вы смогли показать их всем, кто ещё не верит и тем самым научить их истине.
– Очень хорошо, брат Юрий, оставь бумагу здесь и ступай к своим братьям и сёстрам. Тебе пора читать проповедь.
– Спасибо, – счастливым голосом произнёс Юрий. – Я оправдаю ваши надежды.
– Ступай с Богом, – так же счастливо ответил Сергей.
Юрий поклонился и вышел из комнаты.
Подождав пока шаги Юрия стихли, Седой и Сергей безудержно рассмеялись.
– Да, редкостный придурок, – сквозь смех сказал Седой. – Это ж надо: «я принёс свои размышления…»
Они засмеялись ещё громче.
Наконец, вытерев слёзы, Сергей ещё раз хохотнул и уже серьёзно заявил Седому.
– Короче, слушай сюда, сворачиваться даже и не думай, терпи. У меня тоже все эти идиоты типа Юрки уже вот где сидят, – он провёл ребром ладони по горлу, – но я же не распускаю сопли.
– Эх, Серж – Седой махнул рукой. – Хрен с тобой, терпел же я как-то и ещё потерплю.
– Вот и молодец.
Они встали с подушек и снова уселись на диваны.
– Войдите, – послышался грубый голос.
Двери огромного кабинета открылись, и Павел с Петром неспеша вошли внутрь.
За столом Босса уже сидел этот мерзкий тип и ехидно поглядывал на Петра.
– Садитесь.
Пётр и Павел сели в широкие кресла и переглянулись.
– Чего вы хотели?
– Мы на днях получили доклад по Земле… – Пётр запнулся.
– Ну, говорите.
Павел решил продолжить сам.
– Мы решили, что нам надо послать мессию.
Босс удивлённо поднял бровь.
– А вы хорошо подумали?
– О да, мы в этом уверены, – как-то робко сказал Пётр.
Уродец, сидевший рядом, хихикнул.
– А зачем?
– Как зачем?
– Вы же и сами прекрасно знаете, что уже поздно. Не будем тратить свои силы, у нас и в этом мире дел хватает.
– Мы думаем, что не так уж всё и страшно, ещё можно всё исправить.
– Да вы и сами в это не верите. Всё, с людьми покончено. Неудачный был эксперимент, я же давно говорил…
– Нет, я думаю… – прервал его Пётр, но продолжать почему-то испугался.
– Не хочу я никого посылать,– пробасил Босс.
– А не рановато ли ещё, – он опять ехидно улыбнулся. – Разве уже прошло две тысячи земных лет?
– Да, сейчас уже две тысячи первый год от рождества Христова.
– Не напоминай мне о моём сыне, – побагровел Босс. – Это из-за ваших предшественников он полюбил этих несчастных людишек, и сам спустился на землю. Он их любил, а они… Он до сих пор не может стать таким, каким был прежде. Я больше не хочу связываться с людьми.
– Совершенно верно, давно пора прикрыть этот проект. Помните, – обратился он к Петру и Павлу, – как ваша контора загубила Жизнь на Ялмезе, внедрив животное начало в их духовную жизнь? Они превратились в примитивных существ за ничтожный отрезок времени. Вы рискнули ещё раз, – он опять хихикнул. – И теперь решили внедрить духовную составляющую в животных. Вот видите, не прижилось, пора бы уже это понять. Выходит, животное всегда сильнее. Всё, эксперимент окончен.
– Нет! – воскликнул Павел. – Люди развиваются, они…
– Вы и сами знаете, что это неправда, – с уверенностью произнёс Босс. – Люди развиваются едино лишь с целью упрощения и увеселения своего животного бытия.
– Но дайте…
– Наша духовная крупица, по сути, так и не вышла из зачаточного состояния. Она необратимо умирает в этих обезьянах.
Павел разозлился, всё-таки этот урод ему очень сильно не нравился. Он повернулся к Боссу.
– Но мы имеем право на мессию, это оговорено в договоре об эксперименте. Вы обязаны нам разрешить…
– Иначе мы будем вынуждены обратиться в союз правителей Высших Миров, – добавил Пётр.
Вены на висках Босса вздулись, он был готов испепелить их взглядом.
– Вон вы как заговорили! Да если бы не мой сын, и ноги вашей здесь не было! Да кто вы такие? Тоже мне дух, ничтожные душонки этих неудачников! – Босс приподнялся с кресла и упёр руки в стол.
Пётр и Павел съёжились, ожидая чего угодно.
– Хрен с вами! Посылайте мессию, но знайте, если опять ничего не получится, я забуду про существование этого дурацкого эксперимента и вообще прикрою вашу лавочку.
Босс плюхнулся в кресло и обвёл их недобрым взглядом.
– Всё, можете идти.
Они слегка поклонились, естественно за исключением этого «красавчика», который всё-таки был с боссом на равных, так как состоял главой хоть и конкурирующей, но не менее важной конторы.
Выйдя из кабинета, Пётр облегчённо вздохнул и вытер пот со лба.
– Вот это ты, Паш, отчебучил!
– Что?
– Угрожать Боссу!
– А что ещё оставалось?
К ним подошёл конкурент.
– Ой, ребятки, ничего-то у вас не выйдет, можете попрощаться с вашими любимчиками и со своими регалиями, – он вновь ехидно хихикнул и ушёл.
– Как же он меня бесит… – процедил Павел.
– Знал бы босс, что он хотел совратить его сына…
– Кстати о регалиях, протри, наконец, свою шляпу, а то она уж совсем не блестит.
– А ну её, – Пётр махнул рукой, и они пошли в теперь уже общий кабинет.
Василий всю дорогу думал о сказанном. Он пытался понять, неужели все люди такие? Неужели все думают так же, как и они?
По пришествии домой Василий «крепко задумался в вопросе о правде».
