Пятый обруч. Мастер

Пролог

По милости богини, Император и самодержец Миела, Семиречья, Свободного Севера, Восточных, Ближних и Предельных земель, включая бесчисленные западные и южные острова, Витий Керай Кулен Первый был скуп на эмоции.

Подданные редко видели, чтобы главный Ворон когда-нибудь гневался, смеялся или, как делают это все простые люди, выражал восхищение. И, что самое забавное, чем меньше Император проявлял эмоции, тем внимательнее окружающие пытались считывать его настроение.

Короткая линия, уходящая наверх от уголка правой губы и возникающая, к примеру, от весьма посредственного ужина, заставляла поваров трепетать. Шумное выдыхание воздуха и появление ямочек на щеках, напротив, свидетельствовали о величайшем расположении.

Для окружающих Император представал бесчувственным глиняным истуканом, обожженным в печи, в которого богиня по ошибке вдохнула жизнь. И подобное было лишь частью правды. После многочисленных сражений, подковерных интриг, битвы за престол, восстановления казны и усмирения недовольных – иными словами, после создания Империи в том виде, в котором она была сейчас, – Кераю стало скучно.

К тому же он тщательно скрывал подлинные эмоции, помня заветы Аншары: настоящий воин своими поступками или словами не показывает противнику своих истинных замыслов. А противников у главного Ворона хватало. Даже сейчас, во времена относительного мира.

Витий Керай Кулен Первый понимал, что стоит ему дать слабину, как над его троном начнут кружить другие вороны. Не те, которым он платил жалование и считал своей главной опорой.

А между тем в душе Императора, мастерски скрытый от всех остальных, порой кипел самый настоящий вулкан. Как человек зрелого возраста (а Кераю пошел шестой десяток), потомок Кулена с каждым годом становился все более желчным и раздражительным.

Ему не нравился обрюзгший и мерзкий серебряноплечий Марк Паврет. Ворон, которого бы давно стоило отправить на заслуженную пенсию. Но тот занимался нужным делом – пробовал блюда Императора, проверяя, не отравлены ли они. К тому же Марк оказался столь предан Кераю, что готов был лизать подметки сапог Императора без всякого возражения, если бы ему приказали.

Владетель почти всех просвещенных и цивилизованных земель Центрального материка не любил Конструкт. Город, разросшийся в целое государство, вызывал у Императора тягучую, черную, как сама Скверна, и мучительную мигрень. Стоило выйти за пределы дворца или хотя бы взглянуть вниз с высокого балкона, как голова начинала кружиться от бесчисленных огней, нескончаемого сонма голосов, звона железа, скрипа колес, мерзкого запаха прогорелого угля и смрадного духа людей.

Но наиболее остро – так сильно, как только возможно, – Император ненавидел собственный дворец. Твердыня-на-семи-холмах, окруженная с востока грязным озером, а с других сторон – глубокими рвами, которые со временем расширили до каналов, была самым мрачным местом в Конструкте.

Именно здесь Уриш стал безумным. Керай то тут, то там до сих пор находил отголоски пребывания последнего короля Конструкта. Камень в столовой изначально был темнее и сохранил следы зубила, потому что приходилось снимать верхний слой. Уриш под конец своей жизни писал прямо на стенах «послания потомкам», макая пальцы в иноварскую краску, вывести которую не представлялось возможным.

Порой на дорогой и старинной мебели в забытых закутках еще можно было встретить послания свергнутого правителя: «Беги», «Привет, милые кролики», «Спроси у Вильхорта», «Да кто вы такие?», «Тогда натравим пауков», «Капуста, да-да, капуста, пусть ее и едят».

Каждый раз Керай с содроганием читал кривые строчки. Ему казалось, что мертвый король разговаривает с ним, насмехается, испытывает на прочность. И всегда нахождение очередной нацарапанной писульки заканчивалось грандиозной проверкой всей мебели и выбрасыванием испорченной. Однако вскоре, будто по велению сиел, послания обнаруживались за изголовьем кровати, на ножке стула или под подсвечником. И все опять повторялось.

Керай чувствовал, что и сам сходит с ума. Но вместе с тем понимал, что Твердыня-на-семи-холмах – самое безопасное место во всей Империи. И терпел. Отчего внутри еще более раздражался. Но вместе с тем пытался не дать прорваться эмоциям наружу. Иными словами, Императора вряд ли можно было назвать счастливым человеком. Оттого редкие и невероятно важные посетители – других к потомку Кулена попросту не пускали – необычайно оживляли Керая. Ему казалось, что в этот серый, украшенный паутиной и свечной копотью склеп входит кто-то живой. В такие моменты Император и оживал и сам.

Вот и сейчас он встретил гостей не на вычурном «священном» и, самое важное, неудобном троне, тоже оставшемся от Уриша. По легенде, сама Аншара, придя в Конструкт, урезонила одного из королей главного города на материке: «Я сижу там, где сидят короли, но разве от этого делаюсь я правительницей?»

Керай стоял на ступенях, укрытых длинной ковровой дорожкой. Облаченный, по своему обыкновению, в простое (как он считал) узкое блио из бархата, расшитое золотыми нитями и украшенное каменьями, Император походил на сержанта-пехотинца гвардии. Керай не вышел ростом. Откровенно говоря, потомок Кулена был низок, но оказался, по милости богини, ладен в плечах, что и пытался подчеркнуть в каждом своем одеянии.

– Санна, – коротко сказал Керай.

Но вместе с тем он смотрел не на третьего Инквизитора его милости Архилектора Ферна, а на двух сопровождающих служащую Дома Правды. Мужчин Керай знал прекрасно. Более того, считал обоих своими верными слугами. Однако и тот и другой немало разочаровали Императора. И сейчас сами понимали это, оттого опустили глаза, буквально рухнув на колени.

И Марко Лиан Генер, и Нишир Фарух Гаран отличались завидной статью. Потому, чтобы избежать неловкости, Керай, будто прогуливаясь, взобрался еще на две ступени. Иначе они поднимутся с колен и окажутся на одном уровне с ним. А подчиненные должны смотреть на повелителя снизу вверх.

– Реющий-в-небе, – Санна произнесла одно из привычных обращений к главному Ворону, после чего встала на колено и склонила голову.

– Ты припозднилась, я ожидал тебя раньше.

– Мы надеялись выследить преступников, – ответила Инквизитор.

– И вновь потерпели неудачу, – сверлил взглядом Керай.

Его глаза нельзя было назвать выразительными – крохотные, серые, они равнодушно глядели на мир. Но мало кто мог долго выдержать взгляд Императора.

– …А между тем преступники беспрепятственно прогуливаются по моим землям, – Керай чеканил каждое слово. – Моим! И убивают подданных! Моих подданных! Сначала этот недотепа из Шестого Предела, потом начальник Теола. Кто будет следующим?!

Император скрестил руки за спиной, почти не шевелясь. Лишь вена на его шее набухла, выражая гнев, который испытывал правитель. Замерла и вся троица, разглядывая алую ковровую дорожку на ступенях.

– Санна, не разочаруй меня. Меня и Архилектора. Он поручился за тебя, – сказал главный Ворон.

– Я приложу все силы, чтобы вы остались довольны, мой господин, – смиренно ответила женщина, дерзнув и добавив обращение, далекое от дворцового этикета. Впрочем, Керай не обратил на это внимания.

– Хорошо. Вы собрали отряд?

– Девятихвостый, – коротко сказала Санна, чуть повернув голову.

Однако ее голос изменился. Вместо былой кротости в нем звучала жестокая непоколебимость. За недолгое время путешествия Девятихвостый на себе почувствовал тяжесть характера третьего Инквизитора.

– Мы взяли двух Воронов у Хавильдара Ретуса и трех у Хавильдара Шиана, Первый-после-Солнца, – заговорил Ворон. – Я предлагал госпоже Санне обратиться еще к Хавильдару Тристану, он мой старый приятель, и…

– Ты решил собрать у себя всех моих Воронов? – усмехнулся Император. Однако веселость тут же сменилась суровостью: – Вздор! Восемь Воронов и Инквизитор – более чем достаточно, чтобы поймать несовершеннолетнего преступника.

– Но его ведет мастер, Господин Господ. Он довольно неплохо управляется с эфиром, и…

– Восемь Воронов и Инквизитор – более чем достаточно, – медленно, чеканя каждое слово, произнес Керай. – К тому же, если ты не слышал, в Пустоши объявилось очередное воплощение проклятого бога. Думаю, уместнее будет использовать Воронов на границе. Через одну из застав, кстати, недавно прорвалась целая стая тварей.

Император утратил интерес к Марко Лиану Генеру. Его взгляд переместился на загорелого великана. Даже по сравнению с Вороном тот выглядел внушительно – широкие плечи, массивные кулаки, бычья шея. Керай, несмотря на недовольство, невольно восхитился. Он давно не видел Нишира, но годы будто не имели власти над генералом.

– Целая стая пробралась через Ближние земли, чтобы напасть на того самого парнишку – я правильно понял?

– Да, Серебрянокрылый Владыка, – пробурчал Нишир, произнеся довольно редкое обращение к Императору, почти позабытое. Но даже сейчас, в состоянии смущения, его голос прозвучал как грянувший вдалеке раскат грома.

– И один доблестный генерал помог преступнику отбить атаку тварей.

– Все Одаренные должны помогать друг другу в борьбе с отродьями Скверны, Серебрянокрылый Владыка, – ответил Нишир. Однако его крепкая шея пошла пятнами. Генерал был неглуп и понимал, куда клонит Император.

– А после отпустил, – сказал Керай и развел руками. – Сначала великий Нишир Фарух Гаран Победитель подает в отставку, платит наемникам, находит того, кого ищут Вороны. Без всякого приказа! – Император поднял короткий палец перед собой. – А потом отпускает преступника!

– По долгу чести… – начал было Нишир, но Керай его оборвал:

– У человека, принесшего присягу, не может быть разговоров о чести. Только служение своему господину.

Керай гневно выдохнул и замолчал, понимая, что главное здесь не перегнуть палку. У этих южан всегда свои взгляды на, казалось бы, вполне очевидные вещи. Когда Император был обычным офицером на службе у Уриша, то и сам видел, как предельцы могли пить чай со злейшими врагами, уважительно разговаривали с теми, кто собирался их убить, и несли свою жизнь как единственное достоинство, существовавшее у них.

Керай знал южан слишком хорошо – наверное, потому, что сам когда-то был таким. Однако бремя правления Империей изменило глупые привычки и вытеснило странные обычаи.

– Признаешь ли ты свою вину, Нишир? – сурово спросил Керай.

– Да, Реющий-в-небе, – ответил сиплым голосом генерал.

– Каждый из нас может ошибаться, – уже спокойнее продолжил Император. – Самое важное – уметь признавать ошибки. Но нужно и понимать, что за каждый проступок должно следовать незамедлительное наказание. – Император выдержал небольшую паузу, наблюдая, как пятна расплываются по шее Нишира, точно того омыли водами Кровавого моря. А после продолжил: – Я не принимаю твое прошение об отставке. Ты должен исправить свою досадную промашку. Теперь ты, Нишир Фарух Гаран Победитель, капитан моих имперских войск, переходишь под командование третьего Инквизитора Санны.

Впервые за все время генерал, теперь уже бывший, позволил себе единственную дерзость. Он поднял голову, встретившись взглядом с Императором. Нишир ожидал увидеть в глазах Керая издевательскую усмешку. Его, пролившего столько крови, не раз доказавшего свою преданность, разжаловать до жалкого капитана?

Однако взгляд Керая оказался суровым, скорее даже, сердитым, будто Император и сам был не в восторге от этого решения. И тогда Нишир опустил голову и ответил:

– Как будет угодно Отцу-всего-разумного-мира.

– Можете быть свободны, господа, – Император посчитал аудиенцию законченной. – Госпожа Санна, останьтесь на пару слов.

Керай поднял руку, покрутив пальцем, и вместе с Ниширом и Марко зал покинули гвардейцы, охраняющие жизнь «низенького пехотинца». Некрасивый крохотный Император остался наедине со стареющей миел.

– Что угодно, мой господин? – заискивающе спросила Санна.

– Ты слышала об островитянке Гейт? Она танцует у звериного рынка и показывает чудеса акробатики.

– Даже видела ее, Ваша Милость. Гейт – одна из многочисленных жемчужин Конструкта.

– Я приглашал ее к себе, но островитяне слишком горды. Иногда мне кажется, что не стоило их присоединять…

– Я поняла вас, Ваша Милость.

Санна стала медленно подходить к Кераю, неторопливо снимая с себя одежду. С каждым шагом облик третьего Инквизитора все больше менялся. Потемнели волосы, став цвета вареной смолы. Сузились плечи и бедра, налилась бронзовым загаром кожа, приобрел небольшую горбинку нос, поднялась грудь.

Перед Императором стояла не женщина, скорее, молодая девушка, хрупкая, как весенний цветок. Она с невероятным напором повалила Керая прямо на лестницу, проворно стягивая с него дорогую одежду.

Все, что осталось от третьего Инквизитора его милости Архилектора Ферна, – тот самый голос, принадлежавший стареющей Санне:

– Я приложу все силы, чтобы вы были довольны, мой господин.

Глава 1

– Опять тут крутишься! – толстый торговец попытался ударить почти очищенной рыбой мальчишку-подростка.

На первый взгляд, можно было подумать, что вытянутая фигура принадлежит именно мальчишке. Торчащие скулы, приплюснутый нос, короткие волосы, нескладное телосложение. Хотя манера движений незнакомца, точнее, незнакомки (о чем толстяк, впрочем, не догадывался) разительно отличалась от внешнего вида. Подросток напоминал пантеру, бесшумно подбирающуюся на мягких лапах к ничего не подозревающей жертве.

Причину неприязни торговца можно было легко объяснить. Слишком складные движения молодого парнишки толстяк растолковал по-своему. Такими повадками обладали несовершеннолетние воры, которых натаскивала Обугленная Перчатка – мощная преступная организация столицы, впрочем, простершая свою длань далеко за пределы Конструкта.

А у Полугря – так назвали продавца рыбы – было слишком много ценной продукции на прилавке, чтобы позволять каким-то оборванцам шастать рядом. К примеру, свежего серебристого лосося везли с Фаарина несколько дней в бочках со льдом, и он расходился за полдня. Жирную нельму поставляли суровые северяне, и обитательница холодных рек тоже славилась среди жителей Конструкта. Но, ко всему прочему, Полугрь был невероятно скуп, он бы изошел желчью и из-за пропажи обычного окуня или линя.

Юти – а это оказалась, несомненно, она – легко увернулась от жирной пятерни, измазанной рыбьей кровью и чешуей. Ее взгляд при этом продолжал сверлить укрывшийся в проулке дом со странными привратниками, которые усиленно делали вид, что они являются обычными гражданами, остановившимися поболтать. С таинственными посетителями, большая часть из которых скрывала свои лица под широкими капюшонами.

Одаренная приходила сюда вторую неделю, и ее всегда забавляло отношение местных торговцев к странному дому. Лавочники всех мастей, от грязных коробейников до владельцев небольших магазинов, старательно делали вид, что не замечают ни самого здания, ни существования проулка. Их взгляд, медленно скользивший по прохожим, добравшись до чернеющего среди улицы зева закутка, как-то сам по себе перескакивал дальше, подобно испуганной горной козе, взбирающейся повыше от голодного барса.

Объяснялось такое поведение предельно просто. Здание именовалось Домом Правды. Надо заметить, что это было первое здание, принадлежащее одной из самых могущественных организаций в Империи, которая пока еще подчинялась Главному Ворону. Второй дом выкупили пять лет назад у разорившегося банкира, а последний, третий, оказался приобретен относительно недавно. В него даже не успели въехать, лишь неторопливо обставляли мебелью и украшали интерьер. Ходили слухи, что новое здание станет личной резиденцией его милости Архилектора Ферна.

Девочка знала все это потому, что какое-то время наблюдала за каждым из помещений. Но Юти интересовал именно этот дом в третьем округе Конструкта. Потому что здесь работал старшим блюстителем Драманти Чат – очередная жертва в ее списке личных врагов.

Всего лишь шестнадцатая мастер-кехо в своем возрасте за все время существования Одаренных бросила прощальный взгляд на проулок и медленно побрела прочь. Полугрь пытался ухватить ее за ворот дешевой рубахи, скрывающей запястья, однако куда было этому неуклюжему торговцу против Юти… Она играючи, просто переступив с ноги на ногу, уклонилась от выпада, и несчастный толстяк рухнул прямо на неровную мостовую.

Он вскочил на свои коротенькие пухлые ножки, глядя с испугом на подростка. Про себя Полугрь решил, что перед ним один из многочисленных адептов бесконтактного боя, коих в последнее время развелось великое множество в Конструкте. Никто до конца не понимал, в чем их сила, но школы «мастеров» росли, а последователей становилось больше. Они даже устраивали за деньги состязания между друг другом, где расправлялись с противниками одним взглядом, не будучи при этом Одаренными.

Юти неторопливо брела по вечернему городу, пахнущему рыбой, терпкой мускусной водой, которой торговки пытались отбить запах той самой рыбы, пряностями из-за Кровавого моря, золой и дурманящим ладаном.

Девочке не нравилось, как пах Конструкт. Да и сама столица тоже не вызывала ничего кроме раздражения. Здесь всего было много – запахов, звуков, животных, людей, домов, телег, света. Даже сейчас, в предзакатном сумраке, тут и там виднелись «светлячки» – люди, зажигающие огромные железные палки, высотой превосходящие самого высокого человека, которого видела Юти. Пламя за огнеупорным стеклом плясало всю ночь, освещая извилистые и прямые, широкие и узкие, вытянутые и короткие улицы и улочки великого и страшного Конструкта.

Столица давила на девочку. Ей здесь не хватало простора Пределов, когда ты можешь выйти за крепостные стены и глядеть на горизонт, до которого не доберешься до заката на самом резвом архасейском жеребце. Юти не хватало уединения. Чтобы выбраться на тракт и за полдня пути не встретить ни одного человека, путешествуя наедине со своими мыслями. Девочку раздражали попрошайки. На Юге, гордом и знающем себе цену Юге, нищие встречались редко. И то каждый из них старался заниматься каким-либо пусть и непритязательным, но полезным делом. Они носили уголь, вывозили мусор, чистили клоаку, когда та забивалась. Исключениями являлись лишь большие города вроде Сотрета или Понта.

В Конструкте, к величайшему изумлению Юти, существовали целые гильдии попрошаек: одни нагло ожидали подаяния у храмов, другие – подле мостов, третьи – возле рынков, четвертые – у входа в город. Каждый хоть сколько бы то ни было занятный клочок земли оказался уже облюбован побирушкой.

И что самое неприятное для девочки, ее несколько раз принимали за нищенку, которая хочет «озолотиться» на чужой территории. К счастью, пара резких ударов быстро убеждала здоровенных амбалов, присматривающих за попрошайками, что они решительно ошиблись.

– Эй, чго такая красивая гуляешь так пздно адна?!

Резкий гортанный окрик с половиной проглоченных гласных вывел Юти из раздумий. Вот еще одна из загадок Конструкта – островитяне, коими были набиты все районы столицы. Юти не вполне понимала, чем они занимаются: торгуют, охраняют, перевозят? На первый, как и на второй, и на третий взгляд, островитяне целыми днями кучковались в самых людных местах, изредка плясали свои дикарские танцы, радостно прихлопывая ладошками и притопывая босыми ногами.

Сколько знал себя Центральный материк, он всегда вел войну с наглыми островитянами архипелага Саваг. Те являлись тонкой прослойкой между землями, на которых ныне раскинула свои просторы Империя, с одной стороны, и пряным, скорым на расправу Фалайским государством с другой. И островитяне в полной мере пользовались этим благоприятным обстоятельством, грабя и первых, и вторых. Многочисленные поражения в долгих и разорительных войнах не смогли сломить гордых и, несомненно, глупых дикарей. Как только у них появлялось оружие, достаточно острое, чтобы убивать, мужчины, достаточно взрослые, чтобы сражаться, и посудина, достаточно крепкая, чтобы не затонуть, они выходили в море.

Лишь с приходом Вития Керай Кулен Первого жизнь островитян изменилась. Путем долгих и упорных переговоров, в ходе которых к архипелагу Саваг была отправлена эскадра с Серебряными Воронами на борту, дикари согласились добровольно присоединиться к Империи за многочисленные преференции.

На Саваге были построены внушительный порт, плавучие гавани, сухие доки, а сами островитяне стали «каперами». Иными словами, им дозволялось грабить и топить все суда, за исключением имперских. Дикарям разрешили проход в любые части Центральных земель, в надежде, что они остепенятся и сольются с прочими народностями. Им даже назначили льготы как пострадавшим в ходе разорительных действий Империи и «для поддержания самобытности обычаев народа Савага».

Витий Керай Кулен Первый всячески заигрывал с островитянами, понимая, что в южных водах война ему нужна меньше всего. Однако в своих стараниях немного переусердствовал. Так дикари после долгих путешествий устремили свой взор на Конструкт. И, надо отметить, совершенно справедливо. Здесь было тепло, безопасно, много женщин, а выплаченных Императором льгот вполне хватало на безбедное существование.

Что до «слияния» с прочими народностями, то все вышло с точностью до наоборот. Островитяне поклонялись языческому богу войны Балрогу, и их религия не позволяла женщинам выходить замуж за мужчин другой веры. Зато воинам разрешалось насиловать, брать в плен и, в редких случаях, в жены тех, кто не выказывал должного почтения к Балрогу. При этом пределы этого почтения островитяне нащупывали сами, на глазок. Наверное, поэтому имперцы с некоторой издевкой называли верование дикарей «самой мирной религией среди всех материков».

Так или иначе, островитяне заполонили Конструкт. Среди них уже подрастали «воины», которые не держали в руках ничего тяжелее ночного горшка, а о национальном оружии тайха, напоминающем нечто среднее между копьем и веслом, даже не слышали. Оттого в случае серьезной драки, когда дикари сбегались оравой и всегда нападали толпой, зачастую хвастливые островитяне получали неплохих тумаков от местных, начавших уже порядком уставать от вынужденного сожительства.

Именно ватага подобных юношей, сплошь бородатых, низких, кривоногих, сейчас улюлюкала на углу Третьей Набережной и улицы Нищего Атвинса. Юти вскользь посмотрела на молодчиков, спокойно пройдя мимо. Слова были адресованы не ей. В этой худой длинной фигуре лишь редкий опытный взгляд мог вычленить подрастающую женщину. По воле богини, отец действительно постарался, вкладывая свое семя в ее мать.

Островитяне обращались к молоденькой, всего на пару лет старше самой Юти, горожанке. Дорогое платье, синяя лента для волос из атласа, кожаные пулены с длинным носом по последней моде, ожерелье из мелкого жемчуга. Но самое главное, незнакомка была невероятно миловидна. Высокий лоб, круглое личико, пухлые румяные щечки, крохотный носик и огромные глаза с длинными ресницами. Что она делала здесь в это время суток, оставалось лишь догадываться.

Между тем островитяне обступили горожанку с вполне понятными намерениями. Вообще дикари находились под влиянием двух основных начал. С одной стороны, Балрог рекомендовал покрывать всех неверных женщин, с другой – Император настоятельно призывал соблюдать закон. Особо провинившихся даже отправляли обратно на острова, с пожизненным запретом посещать не только Конструкт, но и земли Центрального материка.

Однако Император был где-то там, в своей Крепости-на-семи-холмах, а горячая, сладкая, как только что испеченный маковый рулет, девушка – прямо тут. Выбор был очевиден. Да и местные окрестности никогда не славились большой многолюдностью, тем более в это время суток. Единственное – приземистый и кривой, как степной анчар, выросший под всеми ветрами, островитянин указал более рослому на задержавшуюся Юти. Как бы непроходимо тупы ни были дикари, но и они понимали: свидетели в их грязном деле совершенно ни к чему.

– Пшел вн, – сказал высоченный здоровяк, головы на две выше Одаренной.

Юти даже не шевельнулась. Ни один мускул не дрогнул на лице молодого мастера. Только внутренняя сила, трансформирующая с помощью колец, стала тихо подниматься от живота, чтобы дойти до первой ключевой точки и превратиться в энергию тела.

– Идиот, – сказал высокий островитянин почти без акцента.

Ерикан согласился бы с ним в этом обидном заключении. Учитель настоятельно наказал Юти не лезть в дела обычных людей. Он был уверен, что Император ищет их по всему материку. И девочка, как правило, следовала этому предостережению. Однако сейчас с ней случилось странное. Юти почувствовала, что не может пройти мимо. И повела себя не как истинный воин Аншары, а доверилась ощущениям.

С Юти в последнее время вообще творилось нечто интересное. Кто-нибудь поумнее, из старых обрюзгших храмовников, назвал бы это кризисом веры. Одаренная не могла понять одного: она следовала пути воина так, как было предначертано самой Аншарой, пыталась отказаться от всего, что могло ее радовать – от въевшихся до кончиков волос привычек, – однако богиня все равно немыслимо карала ее. А как еще иначе можно было объяснить смерть Нараха? И пусть Ерикан говорил, что это очередное испытание, Юти не желала принимать его слова.

Тот самый приземистый дикарь качнулся на ногах, словно проверяя на прочность само мироздание, а после махнул рукой одному из своих соплеменников, и они двинулись к Юти.

Девочка усмехнулась. Даже замотанного в лохмотья подростка островитяне, в привычной им манере, собирались одолеть как минимум вдвоем.

Юти не двигалась. Не понимая, что сейчас изучает каждое движение дикарей, девочка стояла неподвижно, глядя куда-то поверх голов. Уроки Ерикана не прошли даром. Еще до того, как островитяне приблизились, Юти уже знала слабое место каждого.

Тот самый низкорослый зазывала шел, чуть скосив плечи. Правая нога у него была короче левой. В бою подобное имеет немаловажное значение. Второй, вызвавшийся помочь в неравной схватке двух гордых сынов Савага, косил на один глаз. Движения его оказались слишком грубы и неуклюжи, будто он никогда не дрался.

Никто не мог в точности объяснить, что произошло на пересечении двух небольших улиц в предзакатном сумраке. После кто-то из островитян утверждал, что огромный северянин (а по их рассказам, был там именно северянин) парой могучих ударов свалил их собратьев. Другой уверял, дескать, незнакомец превратился в тень и проклятой магией одолел нападавших. Иначе никто из живых не был способен справиться с гордым и непримиримым народом. Третий – тот самый, которого прочие отрядили главарем, – не отвечал на глупые вопросы. Наверное, потому, что проследил за быстрыми отточенными ударами оборванца, которые походили на бег резвой, полной жизненных сил и здоровья лани, убегающей от хищника.

Бежали и островитяне, как только поняли, что этот недомерок расправился с их братьями. Неслись прочь с проклятиями, в которых грозились найти обидчика, надругаться над ним и над всеми, кто породил его. Дикари позабыли даже о тех двух юношах, которые сейчас лежали без сознания у ног подростка. Последний и вовсе не обратил внимания на поверженных противников, лишь молчаливо смотрел на приближающуюся девушку.

– Спасибо, мирхэ, – горожанка склонилась в поклоне, чем немало удивила и смутила девочку.

Во-первых, незнакомка безошибочно определила в Юти Одаренную. Хотя последняя могла поклясться, что не выдала себя ни одной из изученных способностей. Девочка не ускорялась, не укрепляла тело, не применяла метаморфизм. Для крепкой драки иногда было достаточно обычных боевых умений.

Во-вторых, горожанка рассмотрела в ней представительницу Юга и воздала ей великую честь. «Мирхэ». Юти впервые на ее памяти удостаивали такого высокого звания. Да что там, за все время путешествия с Ериканом старика так называли всего пару раз.

В-третьих, Одаренной была просто приятна обычная человеческая благодарность. Как правило, на Юти кричали, ругались или попросту не замечали.

– У меня не так много денег, чтобы отплатить вам за вашу доблесть и отзывчивость, – продолжала женщина. – Надеюсь, этого хватит.

Горожанка вытащила монетку и протянула Юти. Девочка неторопливо подошла и забрала серебряную храмовку. Это Ерикан относился к деньгам презрительно. В отличие от него, Одаренная подобных предрассудков не испытывала. Можно предаваться аскезе вынужденно, но зачем грызть старый черствый хлеб, когда существует возможность съесть ароматную мясную похлебку с покрошенными внутрь сухарями?

Юти ничего не ответила, лишь коротко поклонилась, поблагодарив за серебро. По ее разумению, подобного было более чем достаточно. Однако горожанка сказала еще кое-что:

– Меня зовут Фламель Амрини, я дочь Агора – ростовщика с Медной аллеи. Если вас застанет нужда, вы всегда можете обратиться ко мне или моему отцу.

Горожанка исполнила реверанс, подобрав полы платья. Вот теперь разговор был закончен. Незнакомка заторопилась продолжить свой путь по Третьей набережной, а Юти, недолго поглядев ей вслед, отправилась по кривой улочке Нищего Атвинса. Одаренная шла бодро и уверенно, торопясь добраться к нужному месту до полуночи, и не обратила никакого внимания на две фигуры, юркнувшие вслед за ней.

Парочка в длинных тенях домов казалась почти незаметной. Полностью завернутые в черные плащи, с щегольскими шляпами с широкими полями, плоскими сапогами на мягкой подошве. Они были не чета крикливым островитянам и не хотели повторить судьбу дикарей. Эти двое видели схватку и состоявшийся короткий разговор Юти с незнакомкой. Потому что следовали за Одаренной от самого Дома Правды.