Ученье – полусвет, неученье – туши свет и давай по-быстрому

– Ди, – вздохнула Джи, усаживаясь на кочку и показывая рукой, чтобы он тоже где-нибудь пристроил задницу. – Я специально высадила нас в этом безлюдном месте. И прежде чем тебе влиться в дружный коллектив себе подобных, прочитать небольшой вводный экскурс по особенностям наших с тобой взаимоотношений.

Дима резко сменил эмоциональный окрас поведения. Он успокоился, сел и приготовился слушать. В очередной раз отметив странную реактивность смены настроения. Предположив, что эти перепады как-то связаны с особенностями нового организма, он постарался задавить всякое проявление чувств на корню силой своего интеллекта. Мозги, слава тебе яйца, оставались родными и принадлежали особи двадцать первого века, утяжелённые как минимум корочкой диплома о высшем образовании. Хотя сколько там эта корочка весит. Джи тем временем начала:

– Во-первых, я не могу не слышать твои мысли. Во-вторых, речь человека этого мира ещё недоразвита.

«А какая это планета, кстати?» – стараясь держаться спокойно, подумал Дима, осматриваясь.

– Это планета Земля. Континент Африка. Только ты в очень далёком прошлом, когда человек ещё находился на заре эволюционного восхождения.

«Зачем?» – недоумевал ученик.

– Ты изъявил желание учиться, а всё познаётся постепенно: от простого к сложному. Поэтому сначала должен будешь усвоить, что в женщине заложено природой. Но не в полном объёме, не пугайся, а лишь в той части, что касается нашей специфики.

Дима кивнул, соглашаясь с предложенной концепцией. Устроился на примятой траве поудобнее и приготовился слушать, понимая, что без теории, оказывается, и тут никак.

– Итак. Тема первого урока, – тоном нудной училки начала она образовательный процесс. – Основной половой инстинкт. Что ты знаешь об этом чуде природы?

«Пришёл, увидел. Поймал, оприходовал. Что тут знать?»

– Ди-бил. Что я ещё могу сказать? – раздосадовано проговорила Джи. – Основной половой инстинкт – это постоянный процесс выбора в общности предпочтений и аверсивности.

«Чего?» – скривился обучаемый, услышав непонятную муть.

– Корову. Аверсивность – это способность вызывать неприятные эмоции, отвращение. Вот как раз ты для меня в данный момент и есть полный аверсив.

«Взаимно, – огрызнулся Дима. – Меня аж тошнит, какая тут умная обезьяна завелась. Это где тебя так натаскали?»

– Это я, в отличие от тебя, иногда с умными людьми общаюсь, – нисколько не обидевшись, парировала Джи. – Кстати, на будущее. Мужчина, выделяющийся по интеллектуальному развитию среди окружающих, способен вызвать у женщины интерес, даже если он внешне уродлив. Примитивный красавец быстро утрачивает привлекательность.

«Выходит, чтобы быть интересным женщине, я должен как минимум стать членом команды «Что? Где? Когда?» – тут же отреагировал ученик.

– Многознание уму не научает, дебил.

«Сама дебилка, – вскипел Дима. – И вообще, хватит уже обзываться. Это, по крайней мере, непедагогично. Кстати, а про многознание я уже где-то слышал».

– Эту формулу вывел Гераклит, дебил, – ответила она, не собираясь обращать внимание на его протесты. – Один из первых древнегреческих философов, основатель научной диалектики.

«Ну всё, понеслось, – продолжал бурлить эмоциями рыжий. – Давай не будем пока растить из меня интеллектуала. Я уж как-нибудь с этим сам, когда-нибудь. И так, от всего, творящегося вокруг, шифер едет не спеша».

Он зачем-то с остервенением выломал травину, нервно понюхал стебель, куснул, словно злая собака. После чего, задавив в зачатии очередное нервное возбуждение, невпопад подумал: «Хотя любопытно. Почему это многознание не научает уму? Я полагал, как раз наоборот».

– Не тем полагал, – хмыкнула Джи, явно настроенная на желание помолоть языком, который, в отличие от Диминого, нисколько не пострадал от отката в эволюции. – Ты можешь стать ходячей энциклопедией, выучив её наизусть. И при этом быть непроходимым тупицей по жизни. А можешь иметь три класса образования и то в тюрьме, и при этом быть в высшей степени разумным созданием. Ум – это некий аналитический центр обработки данных, поступающих от органов чувств, в совокупности с внутренней информацией от блоков абстрактного мышления.

Дима только успел открыть рот и распахнуть глаза. Но не успел при этом ни прервать лектора протестом по поводу заумности, ни заставить замолчать физическими методами. Он мало что понял из сплошного потока слов. Его мозг, изрядно перегруженный со времени появления этого чуда, был уже не в состоянии воспринимать непонятную тарабарщину. Да ещё загружаемую в ускоренном режиме. Джи это заметила.

– Понятно, – махнула она щупленькой ручкой. – Включаю режим: «Не впихивай невпихуемое – подели на удобоваримое». И ты зря делаешь такую кислую обезьянью рожу. Я ведь тебе не школьная училка и двойки в дневник ставить не буду. Я тебя просто не выпущу из этого мира, пока весь материал мне в переводе не сдашь. А если начнёшь артачиться, то и в двух.

«Не понял? – в самом деле принялся артачиться ученик, резко переключившись с одного непонимания на другое, – В каком ещё переводе? Мы с тобой так не договаривались. И вообще, я тут учусь сексу или иняз заканчиваю? Или это одно и то же?»

– А где ты видел, убогий, чтобы наставник с учеником договаривались о методике преподавания? – начала заводиться белобрысая наставница, как и ученик. – Как потребую, так и будешь тут пляски с бубнами устраивать. А не сможешь, так обезьяной и сдохнешь. Знаешь, сколько у меня таких дебилов по разным локациям сидит? Ты не в том положении, прыщ, чтобы мне указывать.

«Я не понял, что значит перевод», – надулся Дима, идя на попятную, неожиданно вспомнив, что имеет дело с потусторонней сущностью.

– А то и значит. Всё, что буду вдалбливать в твою тупую башку как обязательные для тебя тезисы, будешь раскрывать, сделав перевод с русского на русский в развёрнутой конфигурации. Тогда поверю, что освоил материал.

«То есть пересказ своими словами, что ли?» – выпучил он глаза, продолжая ничего не понимать.

– Внимательно меня слушай. Не своими словами, а другими, несовпадающими с моими и с детальным комментарием.

Накал страстей взаимно возрастал. Похоже, у Джи в теле полуобезьянки, так же, как и у Димы, образовались проблемы с гормонами, поэтому оба уже чуть ли не прыгали, сидя на задницах.

«Как можно сказать другими словами, что многознание уму не научает?» – мысленно орал ученик, пуская пузыри носом. – «Многознание – оно и в Африке многознание. А уму ты только что дала чёткое определение».

– Внимательно. Меня. Слушай. Дебил, – в голос кричала на него Джи, стирая пятой точкой земляную кочку. – Во-первых, это твои проблемы, как ты это будешь делать. Во-вторых, только обязательные для тебя познания на этом уровне. А относительно мужчины-интеллектуала я чётко дала понять, чтобы ты запомнил это на будущее. Каким был обязательный для усвоения закон, который я до тебя довела?

«Не помню», – мысленно рявкнул Дима, сопровождая подуманное мимическим букетом озлобленности с ослиным упрямством, всем видом показывая, чтобы она уже шла лесом со своими нравоучениями и как можно глубже.

Джи не осталась в долгу. Она, скорчив свирепую мордашку, вскочила и замерла напротив, уставившись следственным дознавателем на обвиняемого, словно гипнотизируя.

Диме стало аж холодно от её пронизывающего взгляда. И он, забыв, что эта нехорошая сущность адского замеса читает мысли как по писаному, принялся нецензурно про себя выражаться, пытаясь разгрести в памяти кашу, превратившуюся уже в однородное месиво.

Наконец, сдавшись и вспомнив, что Джи прекрасно слышит все его мыслительные изыскания, резко сменил негативно-эмоциональное мышление на раскаяние: «Ну я действительно не помню. Ты уже столько наговорила, что я запутался».

– Хорошо, – ожила блондинка на всё тело, – но учти. Повторяюсь в первый и последний раз. Основной половой инстинкт – это постоянный процесс выбора в общности предпочтений и аверсивности. Переведи.

Дима замешкался. Он почему-то даже не смог повторить про себя эту фразу целиком. Какой уж там перевод.

«Всё как-то расплывчато. И не совсем понятно», – он принялся растирать виски, стараясь физическим воздействием заставить мозги работать. – «Вернее, совсем непонятно. Я имею право на уточнение?»

– Браво, – неожиданно расцвела Джи в улыбке. – В рамках основной темы я буду отвечать на все твои сопутствующие вопросы, пока ты, тупоголовый, не посчитаешь, что понял суть. После чего или замолкнешь, или сделаешь требуемый перевод.

«Ну хоть на этом спасибо», – облегчённо вздохнул зашуганный ученик, осознав, что появилась отсрочка наказания в виде немедленного ответа у доски. «Что значит основной? Есть ещё и неосновной?»

– Начну с конца, – начала Джи, переходя в рабочий педагогический режим и принимаясь расхаживать, как препод, по аудитории. – Есть. И достаточно много. Но этот даже среди всех законов продолжения рода резко выделяется. Он подобен основанию, без которого вся пирамида остальных законов рассыплется. Любое живое существо стремится к тому, что его привлекает, и сторонится того, что неприятно.

«Понятное дело, – подумал Дима. – Рыба ищет, где глубже. Человек – где халява».

– Правильно. Но это в общем. А ты помнишь, что такое ум?

«Анализатор информации».

– А откуда он её получает?

«От органов чувств и внутреннего блока абстрактного мышления».

– Умница, – не скрывая изумления, восхитилась Джи. – Отсюда следует, что и для глаз есть картинки прекрасные и отвратительные. И для ушей существуют завораживающие звуки и режущие слух. И запахи для носа – благоухающие и зловонные. И прикосновения – приятные и вызывающие омерзение. Притом, заметь, выбор всегда делается неосознанно. Это не говорит, что весь мир поделён на плюс и минус. Наоборот. Информация априори нейтральна и зависит лишь от твоей оценки. Положительно оценённая вызывает ощущение гармонии и порождает то, что называется искусством. Гармония для зрения – живопись. Гармония для слуха – музыка. Гармония слов – поэзия и так далее.

«Ну я с горем пополам разобрался, почему он основной. Потому что является фундаментом. Но с какого перепугу он вдруг стал половым?»

– Он является основой для законов продолжения рода. Потому что самое гармоничное создание по совокупности всех потоков информации для человека – особь противоположного пола.

Тут белобрысая смешно принялась перед ним крутиться, изображая показательные выступления топ-модели на подиуме. Она задрала ручки над головой, выставляя себя во всей красе. При этом продолжила нравоучение в довольно самовлюблённой тональности.

– Самое прекрасное зрелище для мужских глаз было, есть и будет красивое, гармоничное обнажённое женское тело. Нет для мужчины сладостнее звуков, чем щебетание любимой на ушко или её завораживающий смех, – она тут же продемонстрировала и то, и другое. – А её запах? А прикосновение и ощущение упругой плоти на ощупь?

«И нет ничего более отвратительного, чем несуразность этого туловища», – укоризненно подумал ученик, отводя глаза от уродливо непропорционального тела «недообезьянки».

Джи никак не отреагировала на его колкость, продолжая вертеться и, сама собой довольная, продолжила:

– Ты каждую встречную женщину неосознанно оцениваешь: «нравится – не нравится». Даже если заставишь себя этого не делать, ничего не получится. Потому что твой мозг в этом случае работает автоматически. Это очень древний животный рефлекс.

Дима задумался, как бы проверяя данный постулат на собственном опыте, вспомнив почему-то переполненное метро. И был вынужден согласиться. Было такое.

– Кстати, – уточнила Джи, – женщина проделывает с каждым мужчиной то же самое. Она, как и любой человек, всегда стремится к тому, что привлекает, и сторонится того, что вызывает у неё неприязнь. Так формируется её внутренний мир предпочтений. Как бы она ни была внешне безразлична, но женский мозг всегда автоматически поставит на каждом мужчине клеймо: «нравится – не нравится».

«И что мне даёт знание этого закона, если он автоматический, а значит – неуправляемый?» – мысленно буркнул ученик.

– Ты не вправе его выключить, дебил, – скорчила наставница кислую мордочку, – но управлять им просто обязан! В твоих силах выглядеть так, чтобы понравиться её взору. Одеться в соответствии с её вкусами, предварительно походив в спортзал, где приобрести хотя бы нечто отдалённо похожее на мужскую фигуру. Благоухать не потом с перегарным выхлопом, а соблазнительными ароматами, производя на избранницу благоприятное впечатление. Ты можешь при желании, что называется, поставить голос, чтоб ЗВУЧАЛ, а не мямлил. А покорять женщину разумностью своих суждений и интеллектом – тут уж сам Бог велел.

«Ну-ну, – недовольно подумал ученик, – опять «Что? Где? Когда?»

– Дело не в этом, – пресекла Джи его недовольство, – просто умный изобразить дурака может, а вот наоборот не получится. Дурак выше собственной дурости не прыгнет.

«А я, по-твоему, достаточно умный для этого, раз согласилась на обучение?» – не без потаённой гордости поинтересовался Дима.

– Для подавляющего числа современных женщин – вполне. Для многих красавиц с ногами от ушей придётся даже выглядеть глупее, чем есть, чтобы общаться с ними на понятном для них уровне.

«Но это же буду уже не я, – подумал Дима. – Это же будет обман, который рано или поздно раскроется».

– Но ты же хочешь овладеть любой женщиной, а не только той, что подобрала тебя под забором? А для этого потребуется перевоплотиться под вкус избранницы, сыграть роль её кумира. Каждая женщина в голове имеет идеал мужчины. Чем дольше ты пребываешь в роли идеала, тем дольше владеешь ею безраздельно. А вжившись в персонажа, заодно и сам хоть немного станешь похожим на мужчину. Куда ни плюнь – одна польза с выгодой.

«А если я не захочу меняться? – задумался ученик. – Если я люблю себя таким, какой есть?»

– А придётся, – тихо, но тоном, не терпящим возражения, пресекла она его попытки уклониться от перевоспитательного процесса. – В том виде, в котором пребываешь сегодня, ты ни на что не годишься. Играя в жизни роль обычного человека, ты никому не интересен.

«Обидно, – сник ученик. – Я был о себе лучшего мнения».

– Каждый определяет личную ценность, сравнивая себя с ничтожеством. Поэтому всегда имеет завышенную самооценку. Я тоже люблю себя, но всякий раз вынуждена меняться, выполняя свои функциональные обязанности. Артистичность – наше всё! Совершенствоваться – значит меняться. Стать совершенным – значит научиться становиться всем, кем угодно.

«Но это же пожизненный обман!» – мысленно негодовал ученик, уверовавший с детских сказок в силу правды.

– Ложь – это основа человеческого общества, где каждый индивид – клубок эгоистичных проблем. В людском гадюшнике выживает не сильнейший, а всех обманувший. Правда, за которую ты цепляешься, – худшее из зол. А вот враньё, воспринимаемое за правду, – высшая добродетель вашего мира.

«Фу», – выразил своё несогласие с данной концепцией Дима.

– Не нравится определение в данной формулировке? Могу перефразировать по-другому: весь мир – театр, а люди в нём – актёры. Так больше нравится?

Дима задумался. С этим выражением он был хорошо знаком и даже согласен. Но первый вариант всё равно оставался для него «фу». Но тут Джи его добила:

– Но у жизни есть одно кардинальное отличие от театра. Если ты не хочешь в ней играть, то она начинает играть тобой. Каждый человек исполняет выбранную или навязанную обстоятельствами роль. Ты идёшь по улице – играешь пешехода, костеря водителей. Сел за руль – пешеходы превращаются в тупых баранов. В кабинете начальника ты безропотный подчинённый. Вламываясь к подчинённым, ты авторитарный босс. Когда ты ухаживаешь за девушкой, ты один. А когда добился её, другой. И так ведёт себя каждый. И женщина не является исключением. Мало того, она явно превосходит мужчину в маскараде масок. Даже в одном и том же сюжете, но с разными актёрами, отыгрывает сценарий по-разному.

«Ну и как понять, какая она настоящая?» – поинтересовался ученик.

– Неправильный вопрос. Она настоящая не какая-то конкретная, а совокупность всех масок вместе взятых. И ты такой же. Вспомни себя. Даже наедине с собой ты разный, в зависимости от настроения, обстоятельств и даже элементарной сытости. И при этом каждый старается выглядеть более значимым, чем является на самом деле. Обман – это один из основных механизмов эволюции человечества, и формируется он в первую очередь из половых отношений. Она надевает маску Золушки на кухне и развратницы в постели, лишь бы заполучить успешного мужчину. А тот, в свою очередь, распустив хвост, как павлин, врёт в три короба о своей состоятельности и значимости. А что, кстати, в твоём понимании означает успешность?

«Ну, в первую очередь, наличие денег, наверно», – предположил Дима.

– То есть преуспевающий бизнесмен.

«Или известная личность».

– Медийность – это тоже бизнес. А как стать богатым и знаменитым?

«Кто бы знал, – хохотнул он, – а они не признаются. Наверное, для этого надо много работать».

– Исходя из твоих представлений, если ты начнёшь работать по двадцать часов в день, то в будущем появишься в списках «Форбс»?

«Навряд ли, – усмехнулся ученик, почёсывая затылок, – скорее сдохну, чем разбогатею».

– Правильно. Секрет успешного бизнеса – это честность и порядочность при условии, что умеешь их имитировать. Успешными становятся лишь те, кто свято блюдёт основной закон бизнеса: обмани или обманут тебя. Безголосые певцы благодаря технологическому обману звукостудий собирают стадионы. Бездарности благодаря лживой раскрутке СМИ становятся знаменитостями. Политики обманывают народ ради власти. И так далее, и тому подобное. Вся успешность коренится исключительно на одурачивании. И чем лучше индивид играет выбранную роль, тем успешней он в глазах окружения. Так что меняться тебе не только придётся, но и требуется сознательно этому учиться. А не научишься притворяться, так это обезьянье стадо, где тебе придётся проходить практику, через год-другой деградирует тебя в настоящего примата, опустив на самое дно социального подвала.

Дима, скрепя сердцем, переваривал услышанное, всеми фибрами души сопротивляясь нехитрым истинам. Но тут, уловив слово «практика», встрепенулся и попытался прервать разговор на неприятную тему: «А это ещё что за «практика»?»

Но Джи пропустила вопрос мимо лопоухих ушей, продолжая культпросвет.

– Кроме того, что человек отыгрывает роли, в него, как на грядку, посажены два семени, – она оттопырила два пальчика и принялась загибать, – первое принадлежит природе и даётся ещё при оплодотворении, определяя тебя как животное, млекопитающее. В этом семени заложена биологическая составляющая, естественным образом влияющая на поведение человека. Второе семя закладывает окружение, которое, как правило, вступает в конфликт с биологическим началом. Оно формирует запреты, голося на все лады, что люди, в отличие от животных, разумные, коим надлежит бороться с низменными инстинктами. Так вот, в поведении любого человека всегда ищи борьбу между этих двух нача́л. Но так как мораль местное стадо ещё не придумало, то твоя задача будет изучить поведение женщины, доставшееся ей от природы. И на которое в будущем будут наложены морально-аморальные аспекты.

Дима вновь разволновался, задницей почувствовав подвох. И собрался было задать ей массу уточняющих вопросов, но Джи опередила, не желая более отклоняться от намеченного учебного плана, отвечая на его тупые вопросы не по теме.

– Кстати, кроме того, что тебе надлежит прижиться в их стаде и заняться научными изысканиями, у тебя будет ещё одно практическое задание. Оно будет касаться персонально тебя, раз уж разговор пошёл об актёрстве в обыденной жизни. Говоря вашим сленгом, тебе надо будет изменить свои базовые прошивки.

«Это ещё что за дичь?» – вылупился на неё Дима.

– И мой тебе совет, – не слушая мыслительное бескультурье ученика, перебила Джи. – А к тому, что я тебе буду советовать, мальчик, рекомендую отнестись даже с большим вниманием, чем к знаниям, вдалбливаемым в твою пустую голову. Ибо каждый мой совет – это подсказка. Своеобразная техпомощь от духовной службы поддержки. Итак, в первую очередь научись управлять тем, что тебе в данный момент не подвластно, – своими эмоциями.

С этими словами она подскочила и врезала ученику промеж глаз. Дима сначала потерялся от величины физического воздействия и фактора неожиданности. А затем захлебнулся в негодовании, тут же запутавшись в последовательности надлежащих ответных действий и словесных высказываний в адрес агрессора. И пока он с выпученными глазами и судорожно сжатыми кулаками соображал, как бить и какой руганью сопровождать свой адекватный ответ, она успела опередить, выставив ему в лицо указательный пальчик и прямо туда же заявив:

– Ты абсолютно не владеешь ими. Тобой управляют извне. Тебя обижают – ты обижаешься. Тебя злят – ты злишься. Тебя смешат – и ты смеёшься. Ты меня понял, дебил? Не ты управляешь, а тобой.

Дима, задыхаясь от негодования, тем не менее бить её передумал, а вынужден был признать, что действительно обиделся на то, что его обидели. Но как можно по-другому? Тем временем Джи, опустив руку, продолжила:

– Ты должен воспринимать окружение в полном объёме, но быть при этом не «ведомым», а «ведущим». Только получив контроль над собой, ты будешь в состоянии контролировать других. И в первую очередь свою женщину.

«Но как?» – зада́лся он мысленным вопросом.

– Подумай. Моя задача не выложить перед тобой разжёванный материал на блюдечке, а заставить над ним помучиться и зажевать самостоятельно.

«Подумай над этим», – недовольно передразнил он, тем не менее решив подумать. «Я – ведущий», – проговорил он про себя как можно уверенней, словно занимаясь самовнушением. «Я – ведущий».

Неожиданно он поймал себя на состоянии успокоения. Вместе с ним появилась какая-то непонятная внутренняя уверенность. И этот резкий эмоциональный скачок лишний раз напомнил, что рыжий обладает довольно странным, реактивным по перемене настроения телом. Он тут же решил, что к нему следует как можно быстрее привыкнуть и каким-то образом использовать данную способность себе на пользу.

– Уже лучше, – похвалила Джи, заметив внутреннюю трансформацию ученика, и тут же коварно ринулась вперёд, чтобы повторить унижение и попытаться вывести его из состояния равновесия.

Дима, продолжая бубнить про себя «я – ведущий», легко и шустро уклонился, даже успев порадоваться ловкости подаренного тела. И чтобы предотвратить дальнейший беспредел, попытался схватить и вывернуть её шаловливые «махалки». Но руки прошли сквозь обезьянку, словно через призрак!

«Не понял? – вытаращился он на Джи. – Так ты что, ненастоящая?»

– Дебил, – со смешком констатировало привидение. – Конечно, настоящая! И ты бы это ещё раз почувствовал, если бы не увернулся. Просто это мои миры. И меня в них много. Я могу находиться одновременно везде, но только в качестве аватара, как у вас это называется.

Дима завис в очередном ничегонепонимании, но на всякий случай отошёл от этой мегеры подальше. И тут у него родился вопрос: «Если ты аватар, то можешь предстать в любом образе. Зачем тогда обезьянничаешь?»

– Ну ведь прикольно, – по-детски наивно обрадовалась Джи.

Белобрысая «недообезьянка» тут же превратилась в балерину в белоснежной пачке и ярких красных стрингах, резанувших сексуальным клочком материи по глазам и сознанию молодого, гормонально нестабилизированного обезьяна. У бедного, как по мановению ока, дёрнулся тонкий отросток между ног, намереваясь, видимо, тоже поглазеть на высокое искусство балета.

«Во! – поддержал он её весёлость, стараясь ладошками скрыть оживший торчок. – Вот так и пойдёшь со мной в стадо приживаться».

– Да пожалуйста, – неожиданно легко согласилась балерина с красной чёлкой и такого же цвета «клиторопрекрывашкой», продолжая медленно кружиться на пуантах, не касаясь земли. – Всё равно, кроме тебя, меня никто не сможет увидеть и услышать. Я твоё персональное наказание, милый.

Тут Джи звонко рассмеялась своим ангельским смехом, от которого у Димы мурашки по всему телу побежали, поднимая все до одного волоска дыбом. Ножки задрыгались, а щуплый отросток вновь прикинулся шлангом, вернее, трубочкой для газировки, притом сильно пожёванной и изрядно укороченной.

Это обстоятельство невидимости для других, оказалось неожиданным. И, ещё раз взглянув на распутную представительницу Мельпомены, он нехотя подумал: «Не. Лучше вернись в обезьянку».

– Правильно, – преображаясь в свой первичный образ, похвалила Джи. – Теперь понял, почему?

«Понял, – протяжно подумал он, по-обезьяньи почёсывая подмышку, – не дурак. Мне надо будет других разглядывать, а не тебя».

Глава 3. Локация 1. Нудистам мудрость по поводу встречи по одёжке не писана.

Инструктаж закончился. Джи, окрылённая предвкушением неминуемого провала ученика на практике, повела горемыку в пункт приведения в действие педагогического наказания. Двигалась она в зарослях травяного леса посредством привидения, просачиваясь сквозь травины. А вот следом продирающемуся Диме было не позавидовать.

Проламываясь сквозь заросли, он постоянно накалывал голые ступни, поскальзывался и неистово матерился, даже с плохо ворочающимся языком. При этом успевал отплёвываться от сплошного облака чего-то мелкокрыла́того и к тому же нещадно покусывающего его, как ненавистного врага всего живого.

Кроме того, ему постоянно приходилось огрызаться на издевательские высказывания и нравоучения безжалостной наставницы, у которой всю дорогу рот не закрывался.

– Поздравляю, Ди, – торжественно изрекла Джи, – сегодня самый великий день в твоей никчёмной жизни. Ты идёшь изучать Изначальную Женщину!

«Что-то я уже не горю желанием никого изучать. А вот что действительно хочется, так это прибить всех без исключения. Начиная с тебя», – мысленно бурчал ученик, продолжая отплёвываться, отмахиваться и шлёпать себя по всему, до чего дотянется.

– А что тебе надо узнать о женщине? – не обращая внимания на его потуги огрызнуться, тоном ментора продолжала Джи.

«Ну и что я у них ещё не видел?» – недовольно думал обезьян, тут же переключаясь на нецензурную ругань в сторону окружающей среды.

– Всё! – радостно воскликнула Джи, пропустив оскорбления природы мимо перпендикулярно торчавших ушек, – и в первую очередь её особенности анатомии и физиологии.

«Анатомия с физиологией – понятия общие. Так в умных книжках написано. Учебники называются», – не сдавался Дима.

– Дебил, – показательно горестно вздохнула белобрысая, – Обобщение – это стопроцентное искажение истины. Не существует двух идентичных особей. Они что для тебя, на одно лицо?

«Ну, на лицо, может быть, и разные», – ответил он мысленно.

– А это что, не анатомия, по-твоему? У них разная внешность, строение тела.

«Гадкий подростковый утёнок» развернулась на сто восемьдесят градусов и, плывя спиной вперёд, взвесила на ладонях свои грудные прыщи, при этом сделав такую довольную рожу, что Диму аж передёрнуло. А Джи, поглаживая те места, где должна была быть талия, изящно переходящая в покатые женские бёдра, и кокетливо дрыгая короткими ножками в воздухе, продолжила:

– Они по-разному двигаются, о разном думают. И для покорения конкретной женщины требуется знать её особенности, определить которые поможет внимание.

«Любая попытка концентрации внимания ведёт к непреодолимому желанию отвлечься. На собственной шкуре сорок раз проверено», – недовольно бурчал про себя ученик.

– Я имела в виду внимание в другом ключе. Запомни: женщина может простить мужчине всё, кроме отсутствия внимания к себе.

«А, ты в этом смысле?» – сразу понял он, о чём речь.

Рыжий тут же прикинул, чем простая концентрация внимания отличается от внимания к женщине. Помусолил эту тему с разных сторон и в первую очередь с точки зрения понимания её анатомии и физиологии и пришёл к выводу, что абсолютно не понимает, как это работает и какая между ними связь.

Джи с безразличным видом, слушая его мысленные потуги, тем не менее вмешиваться не стала. Только когда он пришёл к неутешительному выводу по поводу своих умственных способностей, чему-то кивнула и продолжила.

– Даю новую вводную: внимание к женщине будет твоей второй задачей после овладения собой.

«Да долбануться, – вскипел Дима, – сколько же времени я тут буду обезьянничать, пока во всём этом разберусь?»

– А в чём тут разбираться? – взвизгнула белобрысая наставница. – Мир человека зиждется на трёх китах. Первый – это физиологические потребности. Второй – беготня в поиске источников для удовлетворения этих потребностей. И третий – сотворение иллюзий с фантазиями по поводу первых двух пунктов. Всё.

Тут неожиданно заросли закончились, и парочка оказалась на открытом пространстве с вырубленной травой под корень, которая оставила после себя острые пеньки в виде акульих зубов. Джи отплыла в сторону, давая возможность Диме осмотреть перспективу. Увиденное его не обрадовало.

«Зубастое» поле простиралось метров на пятьдесят, а в его конце, похоже, из этой же срезанной и связанной жгутами травы красовалась преграда в два роста человека. На стенах импровизированной крепости виднелись фигурки четырёх чёрных обезьян с копьями. Охрана травяного форта уставилась в их сторону, настороженно припав на четыре конечности, как собаки в охотничьей стойке.

Солнце палило нещадно. Влажность воздуха зашкаливала. Дима, с ног до головы облепленный шелухой от травы, насекомыми и ещё непонятно чем, принялся отряхиваться и чесаться, стараясь избавиться от мерзкого налёта флоры и фауны. При этом он не упускал возможности соображать между делом по поводу: что делать и кто виноват.

– Как что делать? – тут же влезло потустороннее создание в его мысленный процесс. – Иди, веди переговоры. Напрашивайся в гости. Только учти: если убьют, то вернёмся на поляну, и придётся проделывать весь путь заново.

«Оба-на, – встрепенулся Дима. – Так я, типа, бессмертный, что ли?»

– Ты, типа, всякий раз не до конца убиваемый, – обрадовала его Джи, – то есть убивать убиваемый, но не полностью. И при этом получающий изумительный спектр незабываемых ощущений по этому поводу.

«Вот уж спасибо. Что-то как-то резко расхотелось, – но тут же, вспомнив её прежнее запугивание, встрепенулся. – А как же обещанная смерть от старости, если не справлюсь?»

– К старости, – многозначительно протянула Джи, – я тебя просто сотру. Не превращать же прекрасный, девственно чистый мир в помойку такими отходами, как ты.

Дима в ответ, стиснув зубы, даже умудрился мысленно промолчать, всматриваясь в травяной бруствер и переключаясь на другую тему. Он провокационно подумал: «Ну ты ведь мне объяснишь их обезьяньи закидоны, чтобы я понимал, как себя вести. Мне как-то не приходилось изучать приматов в естественных условиях. Хотя я их и в зоопарке ни разу не видел. Не был там никогда».