Кубок королевы Розамунды

А потом был еще один случай.

Они с Огдо отправились в лес за ягодами и в малиннике встретили медведя.

Марианна услышала треск и шорох в кустах, подумала, что там какая-то женщина собирает ягоды, – и вдруг увидела прямо перед собой огромную косматую морду.

Девочка словно окаменела. Она не могла ни убежать, ни вскрикнуть, даже дышать стало трудно.

И тут рядом с ней возникла Огдо.

Она строго уставилась на медведя и произнесла несколько слов на своем непонятном языке.

И медведь, огромный, могучий и страшный зверь, попятился, высоко поднял лапы, словно защищаясь или прося прощения, развернулся и бросился наутек.

Чуть позже, когда Марианна отдышалась и успокоилась, она спросила у Огдо, что та сказала медведю.

– Я сказала ему, чтобы ушел, не пугал мою девочку, а не то я его накажу.

– Ты шутишь, Огдо?

– Мало-мало шучу! Но ты не бойся, больше он не придет! Пока я с тобой, тебя никто не тронет!

Марианна проснулась рано, как обычно. Голова была легкой, ничего не болело. Она полежала немного, размышляя, к чему привиделся такой сон. Ведь Огдо давно умерла, она и тогда была немолодой.

Они жили не в городе, а в маленьком поселке при шахте, где отец был управляющим. Потом он стал ее собственником, потом перекупил соседний рудник, потом другой… Марианна была слишком мала тогда и не знала подробностей. Только с каждым годом понимала, что отец становится все богаче.

Потом они переехали в Петербург, отец продал кое-что в Сибири и купил тут производство. Опять-таки, Марианна тогда не вникала в подробности.

Она закончила школу, училась дальше, причем выбрала искусствоведческий факультет. Отец тогда только хмыкнул: профессия совершенно бесполезная, но раз нравится учиться – ради бога. Он, отец, дочь свою единственную вполне способен содержать, а в его бизнесе редко какая женщина соображает.

– Найдешь себе со временем мужа толкового, ему и передам дело, – сказал отец, на что Марианна только отмахнулась – да что ты, ты еще не старый совсем, сам будешь руководить.

Она закончила учебу, потом уехала на год стажироваться во Францию. Перед отъездом отец хотел с ней поговорить, но передумал: вот вернешься, тогда…

Он не успел. За пару недель до ее возвращения отец скоропостижно умер от инфаркта. Когда Марианна прилетела, совершенно одуревшая от горя, на нее обрушилось все.

Оказалось, что дела у отца за последний год пошли из рук вон плохо. Все сложилось одно к одному: его подвели партнеры, конкуренты перехватили пару крупных заказов, на которые он серьезно рассчитывал, вдобавок к этому на него наехала налоговая.

Отец бился как мог, стараясь спасти бизнес, очевидно, сердце его не выдержало такого напряжения.

Однако, хоть Марианна и плохо соображала тогда, все же что-то запомнила, а именно: разговор со следователем.

Дело в том, что отец умер ночью, нашла его приходящая прислуга. Отец жил в большой квартире на Крестовском острове, на ночь оставался там один, он не любил посторонних людей в доме. Исключение составлял лишь его водитель и порученец Артем, у него были ключи от квартиры и комнатка в конце коридора, где изредка мог он ночевать.

Экономка Любовь Адриановна не успела позвонить в дверь, как обнаружила, что она открыта. Ругнув Артема, который вечно распахнет все двери и уйдет к себе, она вошла и громко хлопнула дверью. Когда никто не вышел на стук, она подумала, что Артем готовит машину и ожидает хозяина внизу, и пошла на кухню.

И только через некоторое время удивилась стоявшей в квартире необычной тишине и нашла хозяина в кабинете лежащим на полу. Тело уже остыло.

Сейф был открыт и пуст, так что приехавшая полиция тут же заподозрила ограбление, хоть врачи однозначно определили, что отец умер от инфаркта. Неожиданный стресс, когда застал грабителей, вот сердце и не выдержало.

Насчет грабителей тоже все было ясно.

В доме на Крестовском жили обеспеченные люди, так что с охраной все было в порядке. И камеры показали, что, кроме водителя Артема и отца, в квартире никого не было. Артем ушел поздно вечером, что охрану не насторожило, он часто ночевал в другом месте. Смерть отца произошла позже на час или два.

Водителя объявили в розыск, но к тому времени, когда Марианна беседовала со следователем, уже нашли.

Нашли его мертвое тело в овраге за городом. При нем не обнаружили ничего ценного, и следователь хотел узнать, что же было в сейфе у отца, какие ценности.

Марианна ответила, что в сейфе были документы, а какие – она не знает. А ценности отец хранил в банке, но про это хватило у нее ума не упоминать следователю. Тогда вертелся рядом с ней адвокат, который Марианне не понравился сразу – уж слишком интимно поддерживал ее под руку и слишком трепетно гладил по плечу. Он отвез Марианну в банк, там сказали, что нужно собрать какие-то бумаги, чтобы ей выдали содержимое ячейки.

Тут навалились другие дела, прежде всего похороны, и Марианна отложила банк на потом. А после оказалось, что дела у отца в очень плохом состоянии, и фирму у нее отобрали за долги, и квартиру на Крестовском пришлось продать, в общем, от наследства осталось не то чтобы ничего, но очень мало.

Как раз прошло полгода, и после всех мытарств Марианна наконец вспомнила про банковскую ячейку, где отец хранил драгоценности. Там было немного: пара не очень дорогих колечек, еще маминых, эти хранились как память, бриллиантовый браслет, который в комплекте с такими же сережками отец подарил Марианне на двадцатилетие. Серьги она не снимала, а у браслета ослабел замочек, и она оставила его дома перед поездкой во Францию.

И самое главное: там хранились те серьги. Те самые, старинные, очень дорогие, семейная реликвия, которую отец велел беречь Марианне как зеницу ока.

Так вот как раз самого ценного в банковском сейфе не было. И в ответ на ее осторожные вопросы банковский служащий сказал, что да, отец заходил в банк накануне того печального дня, когда он умер, а что уж он делал с ячейкой, он не знает.

И Марианна поняла, что отец забрал оттуда серьги.

Зачем? Очевидно, хотел оставить кому-то в качестве залога, чтобы спасти фирму. Марианна плохо разбиралась в деловых и финансовых вопросах, но подумала, что раз уж отец решился на такие крайние меры, то дело и правда было плохо.

Так оно и оказалось впоследствии. Но тогда отец на что-то надеялся, оттого и перенес серьги из банковской ячейки в квартиру. Тут-то его и ограбили. Артем, человек, который работал у него несколько лет и которому отец безоговорочно доверял.

Все это Марианна собиралась рассказать следователю, когда ее вызвали в очередной раз повесткой, но передумала, потому что следователь оказался не тот, что прежде, – гораздо старше, с каким-то шишковатым лбом и абсолютно равнодушными, снулыми глазами. И перед его кабинетом Марианна столкнулась с экономкой отца, той самой Любовью Адриановной. Она выходила с красными заплаканными глазами и даже не узнала Марианну.

Следователь спрашивал ее, не пропало ли чего ценного из домашнего сейфа, и Марианна ответила, что отец хранил там только документы, а какие – она понятия не имеет.

– Не хотите, значит, Марианна Петровна, сотрудничать со следствием… – протянул он с непонятной угрозой.

Марианна представила, как он пугает несчастную экономку всеми карами, и твердо сжала губы. Потом спросила, как продвигается дело об убийстве Артема, на что следователь злорадно ответил, что то дело ведет не он, и вообще, до окончания следствия нельзя ничего рассказывать посторонним. От себя же он может только добавить, что Артем с подельником сговорились, очевидно, ограбить хозяина, а когда делили добычу, то поссорились, подельник его и убил. И избавился от тела, отвез его за город.

В общем, Марианна решила ничего про серьги не рассказывать. Все равно никого они не найдут. И смирилась с их потерей и с тем, что не с кем поделиться. Как уже говорилось, родственников у них с отцом не осталось, близких друзей у нее не было, потому что детство провела не в этом городе, а приятели куда-то испарились. Во-первых, ее не было почти год, а потом не до развлечений стало.

Адвокат, что вертелся возле нее, тут же куда-то делся, когда узнал, что от состояния ее отца почти ничего не осталось, Марианна не слишком по нему скучала.

Она оказалась тогда совсем одна, почти в вакууме. Не знала, что делать, куда себя деть. Нужно было как-то определяться, искать работу хотя бы для того, чтобы не сойти с катушек.

Прикинув свое финансовое состояние, она поняла, что денег хватит максимум на год-полтора, и то если экономить. Вот уж чего она совершенно не умела, то есть просто не знала, как это делается. Никто не научил. Не было рядом с ней ни матери, ни родной тетки, ни старшей сестры. Няня Огдо осталась в далекой Сибири и умерла там давно.

Потихоньку подступала депрессия. Хотелось лежать целыми днями на старом, видавшем виды диване в неуютной квартире и ни о чем не думать.

И вот тогда она познакомилась с Андреем Мамаевым. Ее будущим мужем.

Марианна уже не помнит, как все это было. Кажется, он ухаживал, кажется, говорил, что хорошо знал ее отца. И кто их познакомил, она тоже помнит смутно, вроде бы тот самый адвокат, который возник из небытия на короткое время, а потом снова туда провалился.

Прошло какое-то время, и Андрей сделал ей предложение. Сказал, что он – деловой человек, что ему некогда тратить время на всякие там… сантименты, что ли, или что-то в этом роде. В общем, пускай Марианна выходит за него замуж, а он со своей стороны обязуется создать ей спокойную и безбедную жизнь.

Марианна думала недолго, потому что это был единственный выход из создавшегося положения.

В самом деле: денег нет, делать она ничего не умеет (вот когда вспомнила хмыканье отца насчет ее бесполезной профессии), да еще и депрессия неумолимо наступает. Если так дальше будет продолжаться, то в какой-то момент она просто выпьет упаковку таблеток или выпрыгнет из окна.

Словом, тогда она посчитала, что жизнь дает ей шанс. И хоть замужество не принесло ей большой радости, она все же была благодарна мужу за то, что не дал совсем пропасть. И не задумывалась, для чего он это сделал.

Что муж ее не любит, она поняла быстро, в первые месяцы после свадьбы. Что она его не любит – поняла еще раньше. Но смирилась. Все же он обещал ей безбедную жизнь – и так и было. Но вот насчет спокойствия… Да, если судить по событиям в ресторане, то ее спокойная жизнь закончилась.

И хоть она отгоняла от себя все здравые мысли и жила в каком-то полусне, все же за четыре года семейной жизни изучила своего мужа достаточно, чтобы понять: он никогда не делает ничего просто так, без далеко идущей цели.

Так что на его слова, брошенные как-то в сердцах, что он просто пожалел тогда ее – несчастную, обобранную, не сознающую, что будет с ней дальше, она отреагировала сейчас твердо: не верю. Нет у нее ответа на этот вопрос.

И самое главное: откуда у него взялись серьги? Как они к нему попали? И почему всплыли только сейчас?

– Марианна Петровна, вы проснулись? – в дверь осторожно царапалась Лизавета.

– Давно уже, – холодно ответила Марианна, – готовь ванну. И завтрак быстро подай, и Юре скажи, чтобы машину подал к десяти.

– Вы куда это? – всполошилась Лизавета. – Андрей Сергеич сказал, чтобы вы не выходили сегодня! И доктор…

– Какой еще доктор?! – Марианна рывком села на постели. – Ты у него работаешь или у меня?

– У вас… – Лизавета блеснула глазами, в которых Марианна легко прочла, что работает она у ее мужа, он ей платит деньги, а она, Марианна, поскольку муж ее содержит, должна сидеть тихо и мужа слушать беспрекословно.

– Ладно, не надо ванну, душ приму, – бросила Марианна, – а ты не копайся, неси завтрак в столовую.

Голова была ясной, перед глазами не кружились красные мухи, и чувствовала себя Марианна гораздо бодрее.

У нее и правда было сегодня важное дело.

Они с подругой Аней совместно владели небольшой художественной галереей. То есть это, конечно, громко сказано. На самом деле галерея представляла собой обширное полуподвальное помещение, которое выкупили они с Анной на паях несколько месяцев назад. В этом полуподвале раньше чего только не было.

Спортивный зал с тренажерами, потом – хозяйственный магазин, затем – магазин для художников, где продавались краски, кисти, холсты и рамы, а в одной комнате, отгороженной ширмой, какой-то предприимчивый человек вел кружок рисования для детей. Потом хозяйка помещения переехала в другой город и продала помещение дешево, ей нужно было скорее.

Аня была подругой не близкой, близких, как уже говорилось, у Марианны не было. Они учились вместе на искусствоведческом, тогда не дружили. Столкнулись пару лет назад на каком-то вернисаже, посидели в кафе, поболтали, вспомнили общих знакомых. Отец у Ани был довольно крупный искусствовед, работал в большом музее, Аня тоже там подвизалась, но невыносимо скучала и тяготилась постоянной опекой отца. Потом перешла в модную галерею современного искусства, но там утомляла богатая публика, которой надо было угождать и вешать лапшу на уши, чтобы покупали экспонаты.

– Ой, извини! – тут же поправилась Аня. – Я ведь не тебя имею в виду, ты ведь разбираешься…

Марианна подумала тогда, что она-то, может, и разбирается, а что толку? Ну, купила она пару картин и гравюр, чтобы украсить дом, а что дальше?

Они встречались с Анной довольно часто, так что, когда та явилась с сияющими глазами, Марианна поняла, что грядут перемены.

Оказалось, подруге отошло небольшое наследство от умершей дальней родственницы, и тут как раз подвернулось помещение под галерею. Там и ремонт только косметический нужен, так вот, если бы они с Марианной вложились пополам, то хватило бы на все…

Марианна ответила уклончиво, потому что понятия не имела, что скажет на это муж. У нее своих денег не было. Скорей всего отмахнется – что еще за ерунда, скажет.

Однако муж денег дал. Сказал, что картинная галерея дешевле встанет, чем бутик модной одежды или салон красоты. Прибыли, конечно, никакой, но и убытки будут небольшие, когда они с подругой разорятся. Это было почти полгода назад, тогда еще муж относился к ней неплохо. То есть Марианна так думала.

И вот буквально на днях они открывают галерею. А сегодня нужно навести последний лоск.

Марианна торопливо позавтракала в одиночестве, так как муж уже ушел. Было такое ощущение, что он не хочет с ней видеться. Что ж, их желания совпадали.

– Машина ждет? – спросила она Лизавету, подкрашивая губы.

– Ждет. А таблетки? – заикнулась противная баба.

– Да выпила, выпила! – отмахнулась Марианна и подумала, что надо бы выбросить одну или две, а то Лизавета проверит. Но было уже поздно, так что она поскорее выскользнула из дома.

Водитель Юра предупредительно распахнул дверцу машины и поинтересовался ее самочувствием. Просто из вежливости или тоже муж велел докладывать?

В машине она проверяла сообщения на телефоне, чтобы водитель не вязался с разговорами. Он тоже работал у мужа довольно давно и усвоил в обращении с ней некоторую фамильярность.

Наконец миновали все пробки и доехали. Припарковаться тут было негде, так что Марианна вышла из машины и направилась к галерее.

И тут рядом с ней неизвестно откуда возникла высокая старуха в каком-то нелепом пальто, явно с чужого плеча. Длинные седые волосы старухи были повязаны чудной, неуместной банданой, черной повязкой в черепах.

При этом старуха определенно была на кого-то похожа… Марианна когда-то прежде уже видела это лицо, эти загадочные восточные глаза древнего идола…

– Милая, проводите меня к храму! – проговорила старуха низким грудным голосом и схватила Марианну за руку.

– К какому храму? – растерянно спросила Марианна и попыталась вырвать руку, но старуха держала ее неожиданно крепко.

– Ты знаешь, к какому! – ответила старуха и близко склонилась к Марианне. На нее дохнуло безумием. – Нахэрхэн! – проговорила старуха прямо в ухо Марианны, жарко выдохнув непонятное слово.

– Что?!

– Нахэрхэн! – повторила та настойчиво. – Муу-шубун! Худая птица, понимаешь?

Тут, слава богу, рядом появился шофер Юра, который, к счастью, не успел уехать далеко и развернулся на перекрестке. Он оторвал старуху от Марианны, оттащил в сторону, оглянулся на хозяйку – мол, что с ней делать?

– Оставь ее, это несчастная сумасшедшая!

Юра выпустил старуху, и та тотчас куда-то исчезла, так же непонятно, как и появилась.

– Извините, недоглядел! – виноватым голосом проговорил Юра. – Хорошо, что заметил перед тем, как свернуть… Здесь стоять нельзя…

– Ничего страшного! Езжай, заберешь меня через два часа, я тебе позвоню!

Марианна перевела дыхание и вошла в галерею.

И уже войдя в нее, вспомнила, кого напомнила ей сумасшедшая старуха.

Она была похожа на Огдо, няньку-долганку…

Ту самую Огдо, которую Марианна увидела во сне… Только во сне Марианна была маленькой девочкой и нянька еще не старой, а потом, когда уже давно жили они в Петербурге, приехал к отцу старый знакомый из Сибири и показывал фотографии их дома и маминой могилы. Была там и Огдо, жила она тогда в лесу среди охотников, в хижине, где жил когда-то ее отец-шаман. Стала совсем старая, и точно, эта старуха на нее чем-то похожа.

Тут навстречу Марианне шагнула Аня, приветливо протянула к ней руки:

– Хорошо, что ты приехала! Посмотри, как все получилось! Мы почти готовы!

Вдвоем они обошли галерею.

Все и правда было готово к открытию – картины развешаны с большим вкусом, хорошо продумано освещение, в нужных местах стояли керамические вазы с сухими цветами.

Под конец они завернули в подсобку, где были составлены картины, не вошедшие в экспозицию.

– Просто не знаю, что с ними делать! – вздыхала Анна. – Авторы обидятся, один уже приходил, ругался, сказал, что тогда вообще все картины заберет…

Марианна кивала машинально, не слушая, потому что увидела на стене цветной постер, репродукцию еще одной картины.

Она замерла на месте, словно громом пораженная.

На картине была изображена лесная поляна, посреди которой стояла маленькая охотничья избушка.

Крошечное подслеповатое окно, покрытая мхом покатая крыша, черная от копоти печная труба, стены из толстых бревен с торчащим из щелей мхом…

Именно эту избушку Марианна видела во сне!

Не похожую, не такую же, а эту самую! Это к ней они с Огдо вышли из леса!

– Что это за картина? – спросила Марианна подругу севшим от волнения голосом.

– Не знаю, – спокойно ответила Анна. – Постер тут уже висел, когда я пришла. А что? Тебе нравится картина? Понятия не имею, кто автор. Но могу узнать… поговорю с прежней владелицей помещения… Хотя она вроде бы уехала уже…

– Да… нет… не важно… – пролепетала Марианна, не сводя глаз с избушки.

Во сне она хотела войти в нее – но как только открыла дверь, тут же и проснулась. И вот она снова увидела ту же самую избушку… что это – настойчивый знак судьбы?

И тут Марианна разглядела, что постер висит не на стене, а на неприметной двери.

– Что это за дверь? – спросила Марианна удивленно. – Куда она ведет?

– Да никуда… там кладовка какая-то. Честно говоря, руки не дошли ее разобрать.

Марианна шагнула к двери, потянула на себя…

Дверь не открывалась.

Но она непременно должна войти, должна узнать, что таится там, за этой дверью!

– Защелку отодвинь! – посоветовала за спиной Анна.

Только теперь Марианна заметила на верхней части двери небольшую защелку.

Она отодвинула ее. На этот раз дверь открылась.

За ней оказалась маленькая кладовка, в глубине которой был стеллаж. На этом стеллаже стояли два керамических горшка с кистями, ваза – дешевая имитация греческой амфоры, картонный куб… реквизит, который используют для обучения рисованию. Ну да, тут же был кружок, детей обучали.

И тут Марианне показалось, что с самой верхней полки на нее кто-то смотрит. Она испуганно попятилась, но потом пригляделась и поняла, что это всего лишь гипсовая голова, мужская голова с косматой бородой, длинными, заплетенными в косы волосами и яростно выпученными глазами…

– Ну, что здесь? – проговорила позади Анна. – Ну да, реквизит для уроков рисования…

Тут у Анны в кармане зазвонил телефон, она взглянула на дисплей и ушла в галерею разговаривать.

А Марианна потянулась к верхней полке стеллажа, ей вдруг захотелось получше разглядеть гипсовую голову. Уж больно необычный экспонат, чтобы детям моделью служить. Иной ребенок и испугаться может такого страшилища. Ишь, как глаза выпучил.

Ее роста немного не хватало, она привстала на цыпочки, с трудом дотянулась до головы…

И тут эта голова соскользнула с полки и с трагическим грохотом упала на пол.

При этом она разбилась на куски. Ну да, не удивительно: гипс – материал довольно хрупкий.

И бог бы с ней, дешевка, не стоящая внимания…

Но среди осколков что-то блестело.

Марианна наклонилась, отодвинула в сторону самые крупные осколки гипсовой головы…

И увидела на полу нечто удивительное, непостижимое.

На полу, среди осколков гипсового слепка, лежал человеческий череп. Этот череп был оправлен в золото, в глазницы черепа были вставлены крупные темно-красные камни – рубины?

Да что за чушь! Какие рубины! Это ведь наверняка просто поделка, дешевый реквизит для обучения рисованию, а в глазницах – обыкновенные стекляшки…

Марианна подняла череп, осмотрела его.

Камни сверкали темным, таинственным огнем.

Нет, это не стекляшки.

Марианна знала толк в драгоценных камнях и поняла, что перед ней – самые настоящие рубины. Не искусственные, каких сейчас много, а натуральные. Правда, очень старой огранки…

Собственно, это даже не огранка. Рубины не огранены, а просто отшлифованы, верхняя часть камней закруглена – такие камни называются кабошонами. Именно так обрабатывали камни в древности, когда еще не изобрели современные способы огранки.

Но как бы ни назывались эти камни, они пылали в глазницах черепа мрачным, угрюмым огнем и словно заглядывали прямо в сердце Марианны… От этого взгляда ей стало как-то неуютно, словно в тесной кладовке подул вдруг ледяной ветер…

В подсобке послышались шаги, это вернулась Аня.

И тут Марианна сделала странную вещь: она торопливо засунула свою находку, этот таинственный череп, в сумку. Благо сумка у нее была большая – торба на завязках из мягкой бежевой замши.

Она сама не знала, зачем спрятала череп, зачем захотела утаить его от подруги.

Анна заглянула в кладовку, спросила:

– Нашла что-нибудь интересное?

– Да нет, ерунда всякая. Реквизит для уроков рисования. Была тут гипсовая голова, довольно красивая, да я ее уронила, видишь, разбилась на мелкие куски.

– Бог с ней. Попрошу Зульфию подмести. Пойдем, взглянем еще раз на экспозицию, посмотрим, что еще нужно сделать…

И они занялись спешными, неотложными делами.

Сумку с черепом Марианна оставила в подсобке и благополучно забыла о ней на весь день.

Только под вечер, собираясь домой, она взяла сумку и удивилась ее неожиданной тяжести.

И не сразу вспомнила о своей удивительной находке. А когда вспомнила – почувствовала странное беспокойство, волнение… ей казалось, что череп смотрит на нее сквозь замшу сумки…

Вернувшись домой, Марианна первым делом заперлась в своей спальне и огляделась – куда бы спрятать череп. Ей отчего-то очень не хотелось, чтобы его кто-нибудь увидел.

Особенно муж. А ведь если Лизавета найдет череп, она обязательно ему доложит.

Собственно, почему муж не должен видеть череп, Марианна не раздумывала, просто знала, что так нужно, – и все.

Муж редко заходит к ней в спальню, а после того, что произошло позавчера, наверняка не скоро зайдет. Но с Лизаветой следует быть осторожнее, она хитрая и приметливая, так что нужно череп надежно спрятать.

Впрочем, Марианна очень быстро нашла подходящее место.

Когда они с мужем заново обставляли дом, Марианна ходила по антикварным магазинам в поисках красивой старинной мебели. И в одном магазине она нашла изумительный туалетный стол красного дерева, первой четверти девятнадцатого века и в отличном состоянии, видимо, недавно отреставрирован.

Стол был дорогой, но муж тогда смотрел сквозь пальцы на ее расходы. Правда, он не понимал и не одобрял ее страсть к антиквариату и вообще к старым вещам. Он скорее готов был заплатить большие деньги за безвкусную современную подделку под старину, сделанную на фабрике в Италии или Австрии, чем купить подлинную работу великого мастера позапрошлого века.

Так вот, когда этот стол привезли и поставили в спальню Марианны, она разложила свои кремы и косметику по его ящичкам. Один ящик никак не выдвигался. Тогда она нажала посильнее на его боковую стенку, и вдруг раздался щелчок и стенка столика открылась, за ней оказалось потайное отделение.

Кстати, в этом отделении Марианна нашла любовное письмо девятнадцатого века – надушенное, в которое был вложен засохший лепесток розы.

Вот в это потайное отделение она сейчас и спрятала череп.

Прежде чем убрать в тайник, Марианна внимательно оглядела свою находку.

Это действительно был человеческий череп, тщательно отполированный, оправленный в золото и превращенный, судя по всему, в кубок или чашу для вина.

Марианна подумала, какому жестокому, бессердечному человеку могло прийти в голову пить вино из человеческого черепа… впрочем, у средневековых людей были грубые нравы.

Тут в дверь постучала горничная Лизавета:

– Марианна Петровна, у вас все в порядке? Вам не нужна помощь?

Марианна едва справилась с внезапным раздражением. Эта Лизавета… всюду она сует свой нос! Подсматривает, подслушивает… наверняка все сообщает хозяину! Помощь предлагает, да что она, Марианна, инвалид, что ли?

– Мне ничего не нужно! – ответила она, едва сдерживаясь. Убрала череп в тайник, закрыла его и отперла дверь спальни.

Лизавета торчала под дверью.

– У вас все хорошо?

– Все прекрасно! – Марианна даже удивилась, с какой злостью она посмотрела на горничную. Раньше она не замечала, какое у Лизаветы фальшивое, хитрое лицо, какой неприятный голос!

– Ужинать будете? – Лизавета сбавила тон. – А то Андрей Сергеич предупредил, что у него деловой ужин с партнерами, так что не нужно его ждать…

«Знаю я, с кем у него ужин!» – со злостью подумала Марианна, вспомнив о наглой брюнетке… как же ее… ах да, Алена.

Она отказалась от ужина, выпроводила Лизавету и легла спать пораньше и неожиданно легко заснула, но посреди ночи проснулась, как от толчка.

Ей показалось, что сквозь сон кто-то ее громко окликнул.

Марианна открыла глаза, села в кровати.

В голове ее все еще звучал чей-то голос, голос из сна, который ее разбудил. Казалось, эхо этого голоса еще звучит в ее голове. Но в спальне царила глубокая, звенящая тишина. Тишина, какая бывает только за городом, и то не всегда.

Занавески на окнах были неплотно задернуты, сквозь них сочился в комнату тускло-серебряный свет луны.

Марианна хотела уже лечь и попытаться снова заснуть, но вдруг в звенящей тишине ночи она услышала чей-то горячий, настойчивый, неотвязный шепот.

Кто-то прошептал в темноте едва слышно бессмысленные, непонятные слова:

– Нахэрхэн муу-шубун!

Ей стало жутко.

Где-то она уже слышала эти непонятные слова… слышала их совсем недавно…

Шепот доносился из глубины комнаты.

Марианна спустила босые ноги на пол, встала, шагнула босиком в сторону, откуда доносился шепот.

Лунный свет за окном стал ярче, он наполнил комнату тусклым серебристо-зеленым сиянием, словно тяжелой озерной водой. И из этого сияния вдруг всплыло женское лицо, отливающее той же лунной зеленью, как лицо русалки или утопленницы.

Марианна испуганно попятилась…

Лицо, которое смотрело на нее из темноты, было ей тоже смутно знакомо. Загадочное, таинственное, похожее на лицо древнего восточного идола…

И тут она вспомнила, где видела это лицо и где слышала непонятные слова, которые только что прозвучали в ночной комнате. Старая женщина, которая привязалась к ней на улице возле галереи… она произнесла те же загадочные слова и смотрела на Марианну загадочными глазами восточного идола…

А та женщина, в свою очередь, была похожа на Огдо, няню-долганку из далекого Марианниного детства… То есть Марианна помнит ее относительно молодой, это потом она превратилась в старуху с невозмутимым восточным лицом.

Сквозняк качнул занавеску на окне, лунный свет, наполнявший комнату, колыхнулся, как озерная вода, качнув тени и отсветы, на мгновение загадочное лицо исчезло, но тут же снова возникло, словно проступив сквозь озерную воду…

Но это было уже совсем не то лицо.

Это было не загадочное лицо няни Огдо или уличной полубезумной незнакомки – это было лицо, которое она каждый день видела в зеркале, лицо самой Марианны.

Это было всего-навсего ее собственное отражение в зеркале старинного туалетного столика.

Ну да, конечно, это и сначала было ее отражение, а Марианне померещилось в темноте невесть что…

Марианна вздохнула с облечением и хотела уже вернуться в постель, но вдруг из темноты снова донесся таинственный шепот:

– Нахэрхэн! Иди сюда!

Шепот шел оттуда, со стороны столика.

Марианна сделала шаг вперед, и еще один шаг… она двигалась медленно, словно преодолевая сопротивление тяжелой воды, наполняющей комнату. Или лунного света.

Но вскоре она стояла уже перед самым столиком.

Загадочный голос снова позвал ее.

И тогда она протянула руку, нажала неприметную пружину…

Раздался щелчок, открылась дверца потайного отделения… и Марианна едва сдержала крик.

Оттуда, из этого потайного шкафчика, на нее глядели пылающие красные глаза.

В первые секунды в ее душе не было ничего, кроме ужаса… но потом она поняла, что это не глаза сказочного чудовища, не глаза кровожадного порождения ночных кошмаров, а всего лишь два больших старинных рубина, вставленные в глазницы черепа. Черепа, который она нашла в кладовке галереи.

Первым побуждением Марианны было закрыть дверцу, отгородиться от черепа, отгородиться от его пристального пылающего взгляда – но она тут же поняла, что закрытая дверца не поможет ей, что это череп разбудил ее посреди ночи и что он не оставит ее в покое, что он будет звать ее снова и снова…

Зачем он зовет ее? Что он хочет ей сказать?

– Чего ты хочешь? – проговорила Марианна дрожащим от волнения голосом.

Наверное, она ничуть не удивилась бы, если бы череп ответил ей, но этого не произошло.

Он только смотрел на нее, упорно и пристально смотрел пылающими рубинами глаз.

И этот пристальный пылающий взгляд переливал в нее какие-то новые, незнакомые чувства.

В этом взгляде было что-то древнее, дикое, яростное. В нем пылала жажда мести, безжалостной и беспощадной.

Марианна в первый момент растерялась.

Чувства, которые внушал ей взгляд черепа, были не из нашего времени, не из нашей жизни. Они пришли из глубокой древности.

Марианне привиделась вдруг огромная пиршественная зала, заполненная дикими свирепыми воинами с огромными косматыми бородами, с длинными волосами, заплетенными в косы. Они пили из золотых и серебряных кубков, ели сочащееся жиром и кровью мясо, хохотали над дикими и примитивными шутками.