Melissa Albert
OUR CROOKED HEARTS
© 2022 by Melissa Albert
© Ю. Змеева, перевод на русский язык
© ООО «Издательство АСТ», 2022
Моей замечательной матери, умеющей любить без оглядки и не ставшей прототипом матери из этой книги.
Если я однажды напишу о тебе книгу, ты будешь самой благородной героиней.
Ночные кошмары – дело рук ведьм.
Элизабет Уиллис, «Ведьма»
Часть I
Глава первая
Пригород
Сейчас
Мы едем слишком быстро. И слишком близко к деревьям, задевая фарами растущие вдоль дороги сорняки. Сорняки шелестят и остаются позади.
– Нейт. – Я вцепилась в пассажирское сиденье. – Нейт!
Еще пятнадцать минут назад мы танцевали на вечеринке в честь окончания учебного года, скакали, положив руки друг другу на плечи, а я думала: надо с ним порвать. Потом он взял мое лицо в ладони и сказал, что любит меня, а я так опешила, что в ответ не смогла даже соврать.
Я вышла за ним из дома, прошла по лужайке и села в машину, продолжая повторять бесполезные слова, которые люди обычно говорят, когда ранили чье-то эго – а тот, кого ранили, думает, что это не эго, а сердце. Нейт резко дал задний ход, ударил машину о бордюр, но я поняла, что он пьян, лишь когда мы проехали целый квартал.
На светофоре он стал возиться с телефоном. Секунды напряженно тикали. Я даже думала выпрыгнуть из машины. Потом он дал газу. Из динамиков лилась старая песня «Ясные глаза», и ветер уносил обрывки фраз. Мы свернули на однополосную дорогу, петляющую по заповеднику. Впереди смыкались деревья, мои волосы пушились и развевались на ветру. Я закрыла глаза.[1]
Потом Нейт удивленно выкрикнул что-то нечленораздельное и резко выкрутил руль вправо. На миг мы оказались в невесомости, как на американских горках. Машину занесло, потом мы остановились. Меня качнуло вперед, и я сильно ударилась губами о приборную панель.
Я провела языком по зубам и почувствовала вкус крови.
– Какого черта, Нейт?
Нейт выключил зажигание, тяжело задышал, выгнул шею и посмотрел куда-то мимо меня.
– Ты это видела?
– Что?
Он открыл дверь.
– Я выхожу.
Машина остановилась на узкой обочине между дорогой и лесом.
– Здесь? Ты серьезно?
– Хочешь – оставайся, – бросил он и хлопнул дверью.
В подстаканнике стоял стаканчик из забегаловки с растаявшим льдом на дне. Я прополоскала рот, свесила ноги из машины и сплюнула кровь на траву. Пахло сырой землей, губу саднило.
– Эй, ты куда? – крикнула я.
Нейт скрылся за деревьями.
– Кажется, она пошла туда.
– Она? Кто «она»?
– Ты что, не видела? Она стояла посреди дороги. – Он замолчал. – Голая.
Я ахнула, представив, что должно было произойти, чтобы голая женщина оказалась одна в лесу в три часа ночи. Я пошла за Нейтом. Высокая жесткая трава царапала лодыжки.
– Ты ее узнал? Она была ранена?
– Тихо, – сказал он. – Смотри.
Мы стояли на возвышении у ручья, бегущего меж деревьев. Он наполнялся после дождей и мог обмельчать, а мог стать достаточно глубоким, чтобы плавать на каяках. Сейчас глубина была средней, примерно по пояс. Ручей бурлил под ущербной луной. Я угадала его глубину, потому что увидела девушку, за которой мы шли. Она стояла в ручье на коленях, и вода доходила ей до лопаток.
Она и впрямь была голая. Длинные, разделенные прямым пробором волосы колыхались в воде. Я не видела ее лица, но кожа у нее была бледная и почти светилась. Как будто она упала со звезды на землю или вышла из трещины в скале. Ни обуви на берегу, ни мобильного телефона или брошенной рубашки. Как сон наяву.
Ее руки скользили по телу, но без намека на чувственность: она щипала и похлопывала себя по бокам, словно пытаясь вернуть коже чувствительность. И издавала утробные звуки. Даже не знаю, как их описать. Плач, наверное.
Я почти забыла про Нейта, но он толкнул меня локтем под ребра и улыбнулся коротко и зло. Включил фонарик на телефоне и выставил руку, словно держа в ней горящий факел.
Голова девушки резко дернулась, и я увидела, что она примерно нашего возраста, может, чуть старше; зрачки расширены, а губы… Губы искривлены в улыбке. Она не плакала. Она смеялась.
Нейт хотел подчеркнуть ее уязвимость, но я знала, что на самом деле он хотел уязвить меня. Светить фонариком на девушку было подло, а ему сейчас хотелось быть подлым и злым. Я могла уйти, но представила себя на месте этой девушки и поняла, что она испугалась бы одинокого парня – то ли дело парень и девушка. И вдруг ей нужна помощь? Я уже готова была спросить, нужно ли ей помочь, когда она заговорила.
– Выходите. – Ее голос был низким, певучим. Она говорила со странным акцентом. Следующие слова прозвучали почти как песня: – Кем бы вы ни были – покажитесь, не прячьтесь.
Она поднялась из ручья, как лесная Венера. Грязная речная вода текла по волосам и телу. Между ног у нее темнели целые заросли, как у хиппи семидесятых, и в них сверкали капли. Вдруг она засвистела, пронзительно и громко.
– Покажитесь, черти! Я к вам обращаюсь.
Она была голая, одна и не могла нас видеть, но испугались почему-то мы. Нейт тоже почувствовал перемену в равновесии сил и задрожал.
– Ну ее к черту, – процедил он.
Девушка вышла на берег. Высокая, худая, длинные русалочьи волосы шторкой занавешивали лицо. Но меня поразило, как она держалась; казалось, ее совсем не смущало, что она обнажена, словно она была птицей или ребенком.
Внезапно и резко она подняла руки и растопырила пальцы, как дирижер перед оркестром. Мы вздрогнули, приготовились; казалось, что-то должно было произойти. Когда ничего не случилось, Нейт нервно рассмеялся.
Она упала на четвереньки. Неотрывно глядя на нас, принялась шарить руками по земле, пока не нащупала палку, толстую и длинную. Подняла ее и встала. Нейт чертыхнулся, сунул телефон в карман, и девушка замерла, хотя уже двинулась в нашу сторону. Фонарик погас, теперь она нас видела.
– Айви, пойдем, – пробормотал Нейт.
– Айви.
Девушка повторила мое имя. В ее устах оно прозвучало холодно, тяжеловесно. Я прищурилась: вдруг я ее знаю?
– Ты чего застыла? Пошли! – Нейт так сильно дернул меня за руку, что плечо заболело. И ушел, чертыхаясь на ветки, хлеставшие его по лицу, и колдобины под ногами.
На мне была майка и застиранная кофта из секонд-хенда, тонкая, почти прозрачная. Я сняла ее и бросила девушке, а потом последовала за Нейтом.
– Спасибо, Айви, – сказала она, когда я была уже далеко.
Я вышла на дорогу; Нейт уже сидел в машине и нетерпеливо барабанил по рулю.
– Садись! – скомандовал он.
Испуганная, растерянная, я послушалась. Он повернул ключ в зажигании. Загромыхала музыка, и мы одновременно потянулись к выключателю, а потом отдернули руки, словно прикосновение могло обжечь.
Я заговорила, лишь когда мы выехали из чащи.
– Эта девушка… Слышал, как она произнесла мое имя?
Он пожал плечами.
– Думаешь, она меня знает? – не унималась я. Вряд ли я смогла бы забыть девушку с такой характерной внешностью и кожей цвета высосанного досуха лимона.
– Почем я знаю, – угрюмо огрызнулся Нейт.
Я повернула зеркало, осмотрела губу и тихо выругалась. Губа распухла, как половинка абрикоса.
Остаток пути мы проехали в вязкой тишине. Когда Нейт остановился в конце дороги, ведущей к моему дому, я потянулась к пассажирской дверце. Она оказалась заперта.
Я резко обернулась к нему.
– В чем дело?
Он включил свет и ахнул.
– Ого, как сильно ты ударилась. Слушай, прости. Ты нормально себя чувствуешь?
– Отлично. Выпусти меня.
– Хорошо, но… – Он судорожно сглотнул. – Что скажешь маме?
Я вытаращилась на него. Сигарета за ухом, длинные ресницы – при виде этих ресниц женщины маминого возраста улыбались и говорили: надо было тебе девочкой родиться, с такими-то глазками. Я беспомощно рассмеялась.
Он напрягся.
– Что смешного?
– Ты. Ты что, боишься мою маму?
– И что такого? – выпалил он. – Ты тоже ее боишься.
Я вспыхнула и отвернулась. Разблокировала дверь, но он опять ее заблокировал.
– Нейт! Выпусти меня. Сейчас же.
В окно с его стороны забарабанили кулаком.
Нейт подскочил; глаза расширились от страха. Он, верно, думал, что это мама. Но стучал мой сосед, Билли Пэкстон.
Я вгляделась в его лицо. Он жил напротив, но мы никогда толком не разговаривали. Особенно после одного неприятного случая в начале старших классов, вспоминая о котором, я до сих пор немела от стыда и хотела провалиться сквозь землю. Билли тоже был сегодня на вечеринке, но я весь вечер притворялась, что не замечаю его.
Нейт опустил окно и коснулся уха проверить, не выпала ли сигарета.
– Что надо, чувак?
Билли проигнорировал вопрос.
– Айви, ты в порядке?
Я потянулась к водительскому окну.
– Да. Все хорошо.
Билли зажал рукой рот. Его предплечье было испачкано белой краской.
– Это он с тобой сделал?
– Шутишь, что ли? – проревел Нейт.
Мне вдруг показалось, что я сейчас заплачу. От боли, сказала я себе. И от испуга – адреналин выветрился, вот и слезы на глазах.
– Нет, нет. Это машина… резко повернула. Со мной все хорошо.
Билли пристально смотрел на меня. Он был высокого роста, и ему пришлось согнуться почти пополам, чтобы заглянуть в машину.
– Я здесь, если что. – Он показал на крыльцо. – На всякий случай.
– Спасибо за помощь, – саркастически процедил Нейт, но не раньше, чем Билли отошел.
Я резко открыла дверь, с треском захлопнула ее и обернулась.
– Между нами все кончено, – выпалила я.
– Да что ты говоришь, – ответил Нейт и втопил педаль газа.
Я осталась на тротуаре. Губа болела, от усталости меня трясло, но я чувствовала себя легкой, как перышко, и ощущала эйфорию свободы.
Билли кашлянул. Он ждал на крыльце в напряженной позе и по-прежнему смотрел на меня. Я смущенно помахала ему.
– Извини, – сказала я.
– За что?
Он так тихо это произнес, будто я и не должна была услышать. И я уже хотела не отвечать, но боль в губе – пронизывающая, назойливая – заставила меня повернуться.
– Извини, что ты решил, будто должен вмешаться. – Мои слова прозвучали резче, чем я хотела.
Билли сверлил меня взглядом. Потом встал и покачал головой.
– Больше не буду, – сказал он и скрылся в доме.
Я посмотрела на темные окна второго этажа. Через минуту в одном из них загорелся свет, и я отвернулась. В животе плескалась дешевая водка, а на сердце тяжелым грузом легли сожаления. Пора спать, решила я. Пока еще что-нибудь не случилось.
Медленно, стараясь унять дрожь, я отперла входную дверь, чуть-чуть приоткрыла ее и, затаив дыхание, протиснулась внутрь. И тут же, забыв об осторожности, сдавленно вскрикнула – на лестнице сидела мама.
– Мам! – Я опустила голову и прикрыла рукой распухшую губу. – Ты почему не спишь?
Она наклонилась, и лунный свет, проникавший в окно над дверью, осветил ее лицо. Огненно-рыжие волосы стянуты в узел, взгляд острый, как булавка.
– Плохой сон, – ответила она и вскочила, увидев мою губу. – Что случилось? Авария?
Губа пульсировала, как второе сердце.
– Нет. Все в порядке. Аварии не было…
Я физически ощущала на себе ее взгляд.
– Расскажи. Расскажи, как все было.
– Нейт… слишком резко повернул, – ответила я. – Машина съехала на обочину.
– А потом?
Я подумала о незнакомке в лесу, вспомнила, как та похлопывала себя по бокам, белым, как мел.
– А потом ничего. Домой поехали.
– И все? Больше ничего не было?
Я коротко кивнула.
– Ну ладно. – Ее расспросы меня нервировали. Вдруг уголки ее губ поползли вверх. Она заговорщически улыбнулась. – Нейт был пьян?
Меня качнуло, я задумалась. Сейчас она пугала меня куда больше, чем минуту назад, когда была недовольна.
– Угу.
Она коротко кивнула: мол, так я и знала.
– Иди к себе. Ступай.
Я прошла мимо нее, поднялась по лестнице и вошла в свою комнату. Не стала включать свет, рухнула на кровать и закрыла глаза. А когда открыла, мама стояла у кровати и держала пакет со льдом в левой руке, той, что была покрыта шрамами. Она приложила его к моей губе.
– Головой не ударилась? – К ней вернулось самообладание, она словно спрашивала, который час. – Сотрясения мозга точно нет? Только не ври.
Я прижалась к холодному пакету. Когда она в последний раз так за мной ухаживала? Я попыталась вспомнить, но тьма в голове бушевала, как океан.
– Голова в порядке, – пробормотала я. Я находилась в том ужасном пограничном состоянии, когда человек еще пьян, но уже страдает от похмелья. – Говорю же, ничего страшного. Нейт даже не ударился.
– Он-то не ударился, – ее тихий голос дрожал от ярости, – а вот моя дочь похожа на боксера.
– Дана. – Отец вдруг возник на пороге, закрыв собой свет из коридора, положил руку ей на плечо. Я пыталась не щуриться, когда он подошел, а мама отступила в тень. – Чему мы тебя учили? – сказал он. – Ты зачем села с пьяным в машину?
– Не знаю.
Он тяжело, по-родительски вздохнул.
– Надоели твои отговорки. Ты хоть понимаешь, чем это могло кончиться?
Мой взгляд цеплялся за потолочный вентилятор, вращавшийся над его плечом. Я сонно пыталась сосчитать лопасти.
– Не знаю, – повторила я. – Чем-то плохим?
Я не хотела дерзить, но он так не думал. Терпеливым и недовольным тоном он продолжал свою тираду. И когда закончил объяснять, какой я была дурой, я уже почти спала. Я провалилась в темноту и оставалась там до утра, а в первый день летних каникул встала с похмельем и разбитой губой.
В глубине моей памяти зрела тайна. Но девушку из воды я вновь увидела лишь через несколько дней.
Глава вторая
Пригород
Сейчас
Зазвонил телефон. Звук проник в мои сны, смешавшись со скрипом тормозов машины Нейта, с криком, по-прежнему звеневшим в моих ушах, с кличем ночной птицы, что парила в вышине и преследовала меня, пока я бежала по черному лесу за девушкой, бледной, как упавшая звезда. Наконец звонок вернул меня в реальность, и сон отступил, как соленое море.
Я лежала и моргала, прогоняя образы из сна. Сны я всегда забывала. Всегда. Никто мне не верил, но я не лгала. Прежде чем ответить, я одним глазом взглянула на экран.
– Смотри-ка, да ты жива. – В трубке раздался едкий и звонкий голос Амины. – Пятнадцати сообщений мало? Надо было двадцать прислать?
– Не кричи, – поморщившись, проговорила я. Во рту все болело. Мир спросонья казался подернутым вазелиновой пленкой. – Я вчера поздно легла.
Я залпом выпила стоявший у кровати стакан воды, потом рассказала лучшей подруге обо всем, что случилось вчера. Вечеринка, ссора, девушка на дороге. Неудачная попытка проскользнуть в дом незамеченной. Я рассказывала ей про Нейта и чувствовала, как она закипает.
– Я его прикончу! – выпалила она, когда я договорила. – Видела, что он вчера пил? Абсент, – с притворным ужасом сказала Амина. Ее хлебом не корми, дай посплетничать. – Хотя, возможно, это была водка с зеленым красителем, но все же. С тобой точно все в порядке?
– Все нормально. Правда.
– Ну да. У тебя и голос такой. Как будто все нормально.
Я не поняла, к чему она клонит.
– И что? Что-то не так?
– Нет, но… я думала, ты разозлишься. Я бы на твоем месте разозлилась. Он мог тебя угробить.
– Я злюсь, – ответила я.
Я ведь злилась? Осторожно, словно ковыряя больной зуб, я сверилась со своими чувствами. Амина вздохнула.
– Ну да ладно. Все равно Нейт козел. Говоришь, мама ждала тебя на лестнице? Ругалась?
Я потерла глаза.
– Да не особо. Почему вы все ее боитесь?
Амина замолчала, и я сначала решила, что она сейчас отшутится, возразит. Но когда она заговорила снова, ее голос был мрачным. И серьезным.
– Ты же знаешь, что всегда можешь прийти ко мне и переночевать? Если вдруг понадобится.
Я и так практически жила у нее. Раньше по субботам мы по очереди ночевали друг у друга, но пару лет назад она стала придумывать отговорки, чтобы не оставаться у меня. Амина во всем любила порядок – у нее была особая система многоступенчатого ухода за кожей, от которой она не отклонялась ни на шаг, она пила только один сорт чая, который умел заваривать только ее отец, и засыпала исключительно на своих двух подушках, которые приносила с собой. Так что я настаивать не стала. Но сейчас, услышав ее слова, нахмурилась.
– Да, знаю. Но с чего мне это вдруг может понадобиться?
Она снова замолчала, а потом произнесла:
– А девушка, которую ты видела – она правда была голая? То есть, совсем?
Я подозрительно прищурилась: с чего это она так резко сменила тему? Но допытываться не стала.
– Ну да, – ответила я.
– И стояла посреди дороги?
– Наверно. На дорогу я не смотрела, слишком волновалась, что мы умрем.
– Я его прикончу, – ледяным голосом повторила она.
– Вставай в очередь. Мой папа тоже хочет.
– И мама. Она и труп поможет спрятать при случае.
– Сначала сама убьет, потом поможет спрятать.
– А знаешь, что мне больше всего понравилось? – хитро произнесла Амина. – Когда твой красавчик-сосед явился тебе на подмогу.
– Амина, – предупреждающе проговорила я.
– Что?
– Не беги впереди поезда.
– Я никогда не бегу впереди поезда.
Я рассмеялась.
– Пожалуй, я еще посплю. Люблю тебя.
– И я тебя, – ответила она.
Не успела я отложить телефон, как на экране появилось сообщение от Нейта.
Зачем я трачу
Драгоценные минуты
На тех, кому совсем нет дела
До меня
Хайку из Инстаграма или текст грустной песни? Я не стала гуглить – он небось только этого и ждал, – но разозлилась и уснуть уже не смогла. Изменила его имя в списке контактов на «НЕТ» и пошла в ванную посмотреть на губу. Мой братец Хэнк зашел, почесывая голую грудь, а увидев меня, остановился и замер.
– Что случилось? – Он встал рядом и стал разглядывать мою губу в зеркале. – Погоди, так вот почему папа орал на тебя посреди ночи?
Я, прищурившись, взглянула на него в зеркало.
– Спасибо, что поинтересовался, все ли у меня в порядке.
– Вообще-то, я пришел тебя поздравить. Наконец ты навлекла на себя гнев родителей! Но я-то думал, ты хоть повеселилась вчера. – Он уставился на мое отражение. – Знаешь, на кого ты похожа? На ту смешную собачку наших соседей, когда она съела пчелу и у нее раздулась морда. Ты хоть не пострадала? Что с тобой случилось?
Я отпихнула его от раковины.
– Пчелу съела. Хватит вонять на меня своим дыханием, а то мне голову мыть придется.
Хэнк выдохнул мне прямо в макушку, загоготал и ушел. Меньше недели назад он вернулся домой из колледжа, закончив первый курс, а я уже была сыта по горло. Он съедал всю еду из холодильника, а если его просили что-то сделать – убрать ботинки, помыть тарелку, – ныл, что у него каникулы. Мне бы никто никогда не позволил так себя вести.
– Айви, ты спишь? – позвал папа с первого этажа. – Спустись на секунду.
Он стоял, опершись о столешницу, в своих ужасных велосипедных шортах из спандекса, и ел мюсли. Когда я вошла, он улыбнулся и тут же поморщился.
– Ох, милая, твоя губа! Вот мелкий ублюдок.
Я пожала плечами. Нейт и впрямь был мелким ублюдком, тут не поспоришь. Например, он не вносил неправильных ударений в словах, и стоило ошибиться, накидывался на тебя, как кот на таракана. В середине разговора мог вытянуть палец вверх, достать блокнот и начать записывать, а я стояла рядом, как дурочка. «Прости, – с притворно виноватой улыбкой говорил он. – Возникла идея для рассказа.» Однажды я заглянула в его блокнот и прочла одну из таких «идей». «Волшебный остров, где умирают все мужчины, кроме одного. Становится объектом сексуального поклонения/богом?».
Но в нашей школе в него были влюблены все девчонки. И когда он пригласил меня пойти с ним куда-нибудь, я, естественно, согласилась. У него заранее сложился мой выдуманный образ – не так уж хорошо быть тихоней, люди думают, что все о тебе знают. Но мне это нравилось, хотя я не признавалась в этом даже Амине. Мне нравился этот выдуманный образ. Нейт думал, что я на самом деле крутая, а я лишь притворялась; думал, я молчаливая, а я на самом деле просто боялась ляпнуть что-нибудь не то.
Папа, должно быть, принял мою гримасу за похмелье, потому что вручил мне свою чашку кофе.
– Давай обсудим то, что случилось вчера.
– Я была неправа, – с ходу выпалила я. С папой было легко, он просто хотел, чтобы мы брали на себя ответственность за свои действия. Хэнк готов был оправдываться до посинения, но я научилась папе подыгрывать. – Но я не знала, что Нейт выпил. Мы договорились, что он будет трезвым водителем.
Папа кивнул.
– Для начала неплохо, но ты все равно должна держать ухо востро. Ты сама должна за всем следить, никто за тебя это не сделает. И то, что случилось вчера… – он покачал головой. – Милая, на тебя это совсем не похоже.
Я могла бы согласиться и уйти. Но мне почему-то стало обидно. Может, потому что я только что думала о Нейте и его выдуманном представлении обо мне. Неверном представлении.
– Не похоже на меня? – спросила я. – А что, по-твоему, на меня похоже?
– Я просто хочу сказать, что нам повезло. Девочка нам досталась умная. Переживать за тебя не стоит. В отличие от твоего братца. – Он наклонил голову и скорчил смешную гримасу, видимо, подразумевая, что, когда мальчики попадают в беду, это весело. То ли дело девочки.
– Не перехвали ее, Роб. Она еще доведет тебя до инфаркта. Раз двадцать.
У входа в подвал стояла мама. Мы с папой вздрогнули – не слышали, как она вошла. Ее волосы были распущены, а белок левого глаза покрыт тонкими красными сосудиками, словно кто-то прошил его красной нитью.
– Дана, – отец шагнул ей навстречу, – что ты делала в подвале?
Она проигнорировала его вопрос.
– Айви, как губа?
Обезболивающее пока не подействовало. Губа сильно болела.
– Нормально, – соврала я.
Мать подошла ближе и осмотрела мой ушиб. Она стояла слишком близко. От нее странно пахло. Резко и пряно, какой-то травой. Но в сад она пока не выходила – в такую-то рань.
Она сверлила меня взглядом.
– Сегодня никуда не пойдешь.
– Что? Почему?
– Ты наказана, – она испытующе взглянула на меня и перевела взгляд на отца. В вопросах воспитания она всегда ему уступала, но вела себя при этом насмешливо, иронично, будто мы – детишки из песочницы, которых нельзя принимать всерьез.
– Я наказана? – Я повернулась к папе.
Он неуверенно взглянул на меня.
– Если мама сказала…
– Но ведь каникулы! Я ничего не сделала!
– Ну… ты села в машину с пьяным водителем.
– Я не знала, что он пьян!
– В следующий раз будешь внимательнее, – сказала мама и выпятила губы. – Надеюсь, ты бросила этого тупицу.
Я покраснела, испытывая и досаду, и самую малость торжества.
– Ага. Бросила.
– Вот и молодец, – пробормотала она и направилась к выходу.
– Эй, – папа ласково положил ей руку на плечо и развернул к себе лицом. – У тебя что, мигрень начинается?
В его голосе звучало обвинение. И он был прав; теперь и я заметила. Мигреней у мамы не было уже давно. И я уже забыла, как обвисал ее рот и дергался глаз, когда у нее болела голова.
– Все у меня в порядке, – ответила она. – Правда. Я уже позвонила Фи.
Фи была маминой лучшей подругой. Они были близки, как сестры. И когда у мамы начиналась мигрень – а это бывало не так уж часто, – тетя Фи приносила настой из корешков с уксусом, который они с мамой пили вместо лекарств.
– Я не то хотел… – Папа осекся и отошел назад. – А знаешь, неважно. Поступай как хочешь.
Он чмокнул меня в висок.
– Попозже поговорим. Я еду кататься.
Когда за ним закрылась дверь, я взглянула на маму.
– Папа на тебя злится?
– Не переживай, – коротко ответила она. – Я пошла наверх.
– Мам. Подожди.
Я жаждала ее внимания. Мне было мало того, что она вчера меня дожидалась, потом запретила выходить, то есть показала, что ей не плевать на меня и не плевать на то, с кем я встречаюсь. Мне хотелось, чтобы она задержалась, поговорила со мной еще. Вот только о чем?
– Вчера, когда я пришла, ты сказала, что тебе приснился плохой сон.
Она чуть опустила подбородок. Это был даже не кивок.
– Сон был обо мне? – выдохнула я.
– Айви, – ее голос был мягким. Непривычно мягким. – Зря я тебе… это был просто сон.
Но я вспомнила, что вчера она совсем не выглядела сонной, а была взбудоражена и напугана, причем еще до того, как увидела мою разбитую губу.
– А что тебе приснилось?
Она ущипнула себя за переносицу и зажмурилась.
– Темная вода… Бегущая темная вода. И…
– И что? – мой голос прозвучал как издалека.
Ее глаза резко распахнулись.
– Ничего. – Она попыталась улыбнуться. – Фи сказала бы, что вода снится к переменам. Но у нее все сны к переменам.
Я не улыбнулась в ответ. Перед глазами возникла девушка из леса, она стояла на коленях в ручье с черной водой.
– Мам, – робко начала я, – я…
Она нажала пальцем на глазницу.
– Не сейчас. Правда. Мне нужно прилечь.
И я позволила ей уйти, а сама, как всегда, стала думать, что сказала не так и что надо было сказать, чтобы она осталась.