День конституции

Повесть о том, что не сбылось

Я сейчас жалею: надо было не уезжать в Форос в августе 1991 года. Я думаю, что Советский Союз сохранился бы… Так же как была и еще одна ошибка – что я не отправил Ельцина навсегда в какую-нибудь страну заготавливать бананы после известных процессов, когда требовал пленум: «Исключить Ельцина из членов ЦК!»

Но я вам скажу: все мы ошиблись еще три раза. Запоздали с реформированием партии. Второе – мы запоздали с реформированием Союза. А третье… Когда стало туго у нас, особенно после 1989 года, в 1990 году – когда вся страна в очередях оказалась и нам не хватало товаров для того, чтобы удовлетворить просьбы эти… Надо было найти 10-15 миллиардов долларов. Их можно было найти.

Михаил Горбачев – в интервью Владимиру Познеру

(2008 год сбывшейся реальности)

Пролог

29 сентября 2007 года, суббота

– Извините, но я не могу в это поверить, – сказал Денис, отрываясь от листа бумаги.

– Почему? – резко спросил его собеседник.

– Какая-то копия без подписей… к тому же тут всего пара страничек, и те не по порядку. Такой документ можно смастерить на коленке в любом офисе.

– Уверены?

– Ну, не в любом, конечно, – поправил сам себя Денис. – Видно, что автор знаком со спецификой вашей службы. Первый встречный не сочинил бы.

– Спасибо за косвенную оценку моей деятельности, – мужчина на соседнем сиденье подержанного темно-зеленого «Фиата» слегка кивнул.

За окнами автомобиля еще не начинало темнеть. Пятнадцать минут назад они остановились в Нижнем Таганском тупике, не доехав метров двести до театра, гремевшего когда-то на всю Москву. Свой бунтарский ореол театр давно утратил вместе с бунтарями. В субботу в это время здесь было очень тихо и практически пусто. Выше и ниже «Фиата» стояло всего пять или шесть припаркованных легковушек без водителей и пассажиров. Вверх по тупику мимо них, взявшись за руки, медленно брела парочка то ли студентов, то ли старшеклассников.

Сидевший за рулем мужчина проводил молодых людей внимательным взором. Ему было на вид лет сорок или сорок пять, и был он одет в неброский плащ поверх серого костюма. Серые, в тон костюму, глаза жестко смотрели из-под сросшихся на переносице черных бровей.

– Денис, вы понимаете, что я не стал бы показывать вам чью-то подделку? Вернее, вы понимаете, что, если бы я решил всучить вам подделку, вы точно не поняли бы, что вас обманывают?

За два с половиной года знакомства они так и не перешли на «ты». Кроме того, Денис не сумел перебороть привычку обращаться к сегодняшнему спутнику по имени-отчеству, хотя разница в возрасте между ними составляла всего пять лет.

– Виктор Васильевич, – вежливо ответил он, – мы с вами всегда хорошо общались на разные темы. Я уже в самом деле твердо поверил, что вы не занимаетесь оперативной работой, и наши откровенные разговоры интересны вам исключительно как аналитику. А сейчас начинаю сомневаться.

Мужчина в сером костюме наклонился чуть ближе к нему.

– Хорошо, какой мне смысл провоцировать вас?

Денис пожал плечами.

– Не знаю. Ваши игры для меня темный лес.

– И всё же? Давайте рассуждать логически.

– Конечно, как объект провокации я вряд ли кому-то интересен, – согласился Денис. – Но, например, через меня можно скомпрометировать того же корреспондента Би-би-си, да и всё их московское бюро.

– Зачем? Большинство населения и без того убеждено, что это – шпионское гнездо, рассадник вражьей пропаганды, – парировал человек за рулем.

– Появится повод задержать или выслать человека.

– Если потребуется, повод найдут без меня и, тем более, вас. Скажите проще: вы гоните от себя мысль, что документ – настоящий.

– Бросьте, – неуверенно произнес Денис.

– Нет, не брошу. Вы понимаете, что произойдет, если их план будет реализован?

После этих слов пауза в диалоге ощутимо затянулась.

– Терпеть не могу штампы, но тогда мы точно проснемся в другой стране, – наконец ответил Денис.

– Совершенно верно. От нашей своеобразной демократии останется одно название, – подтвердил его собеседник.

Они снова помолчали. В старинном тупике было всё так же пустынно. Место для встречи один на один подполковник Панин выбрал идеальное: вряд ли кто-нибудь мог подобраться к ним незамеченным.

– Предположим, я откажусь. Что вы мне сделаете?

Подполковник вздохнул.

– Ничего, – ответил он.

Наверное, на лице Дениса отразилось искреннее удивление, и Панин пояснил:

– Видите, вот еще одно доказательство моей честности. Я не работаю ни на кого, кроме себя, и вас ни к чему не принуждаю.

– Что же вы предпримете потом? – спросил Денис.

– Буду искать другие возможности. Хотя это очень трудно: контакты с иностранцами мне категорически запрещены. Еще и дефицит времени жесточайший, считанные дни остались.

«Я, наверное, сплю. Пора уже проснуться», – подумал Денис, ощущая тупую боль в затылке.

– Когда вас привлекли к планированию? – спросил он.

– В конце августа, сразу включили в состав группы.

– И вы ждали месяц, чтобы прозреть?

Панин грустно посмотрел на Дениса.

– Иногда для этого требуется полжизни, – сказал он негромко, будто не улавливая сарказма. – Кроме того, мне нужно было подготовиться.

– В смысле?

– Вы полагаете, я стану ждать, пока за мной придут мои сослуживцы?

– Соучастника из меня делаете? – поинтересовался Денис.

Подполковник в штатском улыбнулся краем рта.

– Уже сделал.

– Что?

– Я ведь поделился с вами своими намерениями. Думаете, если меня возьмут, ваше имя не выплывет наружу?

У Дениса словно что-то застряло в горле. Панин глядел на него в упор, продолжая криво улыбаться, но его глаза оставались абсолютно серьезными.

– Конечно, я не собираюсь рассказывать о наших взаимоотношениях. Но мне ли не знать, какие есть способы вытягивать всё из арестованных? – добавил он.

Печка в салоне работала, но руки Дениса стали вдруг холодными.

– Не допускаете, что я первый сдам вас?

Подполковник покачал головой.

– Такая вероятность мала – или я в принципе не разбираюсь в людях.

– Вы обещаете, что не будет ничего, и в то же время не оставляете мне выбора, – через силу проговорил Денис.

– Жизнь не оставляет.

– Как уверенно вы делаете заявление от ее имени!

Панин опять усмехнулся.

– Профессиональная привычка, видимо.

«Надо прямо сейчас открыть дверцу и уйти. Что он сможет? Использует прием борьбы баритсу или джиу-джитсу? Или чему их там учат?.. Узнают про меня, ну и что? За недонесение привлекут? Скажу, что не поверил, что он пьян был… да, пьяный на встречу приехал. А если ко мне эти способы тоже применят? Но я всё-таки не рядовой человек из толпы, и теперь не сталинские времена». Мыслительный процесс в голове у Дениса необычайно ускорился.

– Сделайте всё, как я прошу, и риск будет минимальным, – мягко сказал Панин.

Дениса из холода бросило в жар.

– Выключите печку, пожалуйста, – попросил он.

Подполковник выполнил его просьбу.

– В общем, так, Виктор Васильевич. С корреспондентом Би-би-си я поговорю. Как он отнесется к этой информации, не знаю…

– Он обязательно сообщит резиденту. По нашим сведениям, парень дружит с МИ-6¹.

– Не перебивайте! – у Дениса пересохло в горле, и он едва не закашлялся. – Да, я поговорю, но только при одном условии.

– Каком?

– Вы покажете мне оригинал документа.

В глазах у Панина проскочило подобие искры.

– Считаете, его легко вынести из здания?

– Я вообще ничего не считаю. Он ведь не в единственном экземпляре существует?

– Их всего несколько.

– Вот и постарайтесь, – посоветовал Денис, давая понять, что повестка исчерпана.

Внутри него бушевало острое желание услышать от подполковника два слова: «Это невозможно». Тогда проблема, возможно, рассосалась бы сама собой. Одновременно, не переставая, зудел тонкий внутренний голосок, напоминавший о том, что сейчас нельзя устраняться от происходящего, что операция под кодовым названием «Журавли» – путь в общее никуда на долгие годы. Может, даже до конца его жизни.

– Мы можем этому помешать.

Денис вздрогнул. Ему на миг показалось, что подполковник читает его мысли.

– Вы не можете хотеть, чтобы это случилось, – продолжал Панин. – Вы даже в партию не вступили, хотя вам предлагали.

– Откуда знаете?

– Знаю.

– Я должен увидеть оригинал. Хотя бы на пять минут, – отрезал Денис.

Когда уже сворачивали на Верхнюю Радищевскую улицу, он внезапно спросил:

– Почему «Журавли»?

– Что почему? – не сразу понял Панин.

– Название откуда взялось?

– Здесь никакой тайны. Осень, листья с деревьев падают, птицы улетают в теплые края…

«Фиат» под управлением подполковника набирал ход. Чуть впереди, над проезжей частью, точь-в-точь между главным корпусом государственного заочного пединститута и двухэтажным особняком напротив, рабочие «Мосгорсвета» натягивали транспарант. Они уже крепили последний конец, и ярко-алое полотнище с надписью было видно вплоть до последней буквы:

«Да здравствует 90-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции!»

Глава первая

2 октября 2007 года, вторник

До конца трудового дня оставалось полтора часа. Алексей Гончаров пил кофе из кружки с надписью I love New York и вычитывал текст о пленуме Костромского обкома КПСС. Кружку притащил из загранкомандировки Денис Беляев, спецкор международного отдела «Известий». Это был его подарок Алексею на позапрошлый день рождения. Кое-какие идеологически выдержанные товарищи косились на такой сувенир, но вслух ничего не выражали.

Алексей числился на особом счету в отделе партийной жизни газеты «Правда». Ни для кого в редакции не являлось секретом, что ему покровительствуют в секретариате ЦК. О его близости к верхам говорил и тот факт, что довольно молодой (тридцати восьми лет от роду) журналист успел поработать в группе спичрайтеров, которые обслуживали главного идеолога Политбюро товарища Мироненко.

Порция кофе была уже пятой или шестой по счету, начиная с утра. От почетной и ответственной миссии Алексея неудержимо клонило в сон. Материал о пленуме, который принял решение о замене первого секретаря обкома за упущения в работе, он пропустил через такое мысленное сито, что никакая политически вредная инфузория не проползла бы. Любил ли он то, чем занимался? Для истинного коммуниста сама постановка вопроса была неуместной. А перспективный сотрудник, естественно, имел партбилет и аккуратно платил членские взносы. Другое дело, что на свою нынешнюю жизнь и производственную деятельность Гончаров всё чаще смотрел как на тягостную повинность…

– Тук-тук, – тихонько сказал Антон Лапочкин из соседнего кабинета, войдя сразу после стука в дверь.

– Стучим? – без энтузиазма в голосе отозвался Алексей.

От вкуса и запаха растворимого бразильского кофе его уже подташнивало. Более качественный молотый был выпит еще в пятницу.

– Лучше стучать, чем перестукиваться, – улыбнулся неунывающий Антон.

В отделе он слыл любителем расхожих банальностей и пересказчиком бородатых анекдотов.

– Воистину, – лаконично отреагировал Алексей.

– Про Кострому пишешь? – спросил Антон, хотя не далее, как сегодня на летучке Гончаров во всеуслышание озвучил тему и обязался сдать статью в номер.

– Как догадался?

– От меня ничто не скроется, – похвастался коллега.

– С таким видением текущего момента быть тебе скоро главным редактором нашей «Правды», – подначил его Алексей.

В действительности визит Лапочкина внес хоть какое-то разнообразие в течение творческого процесса.

– До главного мне в сороковник еще расти и расти, – с сожалением констатировал Антон. – Да и шеф у нас в самом соку. В пятьдесят один год – уже академик. Я слышал, ему скоро орден Ленина дадут.

– Здорово будет, – рассеянно сказал Алексей, поглаживая компьютерную мышь.

– Про орден ты небось раньше меня узнал, с твоими-то связями, – заметил Лапочкин.

– Как тебе объяснить…

Алексей замолчал, глядя на тот абзац, где были перечислены промахи, допущенные секретарем провинциального обкома. В вину развенчанному руководителю вменялись упадок дисциплины, потеря связи с первичными организациями и попустительство к отдельным фактам коррупции среди партийных и советских работников. Слово «коррупция» сейчас охотно использовали разные средства массовой информации, включая печатный орган ЦК. В то же время со Старой площади недавно стали поступать сигналы о том, что этот подход разделяют не все члены Политбюро. С упоминаниями о коррупции надо было не перебрать.

– Загадочный ты сегодня, – прервал его размышления Лапочкин.

– Видишь сам, тема какая скользкая, – Гончаров поводил мышью по синтетическому коврику с логотипом газеты.

– Ну, ты-то справишься, – уверенно заявил Лапочкин, располагаясь в гостевом кресле.

Про кресло, жесткое как доска, бытовала легенда, что сиживала в нем не кто иная, как Мария Ильинична Ульянова, младшая сестра вождя мирового пролетариата и член редколлегии «Правды» в 1917-1929 годах. О том, кому оно служило в последующие годы, история умалчивала. Алексей относился к легенде скептически, а кресло подогнал ему за бутылку «Пшеничной»² завхоз Волобуев.

«Теперь не скоро уберется», – подумал Алексей с тоской. На летучке Лапочкина похвалили за публикацию о коммунистах Краснопресненского района Москвы, и тот, судя по всему, решил расслабиться.

– У меня к тебе важный вопрос, – доверительно сказал Лапочкин.

– В дачный кооператив не пойду, – предупредил Алексей.

Ковыряться в земле, пусть даже символически, он был решительно против. Другие правдисты неоднократно подбивали его взять участок под Валентиновкой, но тщетно. «Я в армии лопатой намахался», – мотивировал Алексей свою позицию.

– Я не за этим. Хочу в «Спортпрогноз» поиграть.

Алексей выругался про себя. Лапочкин был не первым желающим использовать его как эксперта. О страсти Гончарова к футболу знал весь отдел, и едва только звучало слово «лотерея», ходоки направлялись прямиком к нему.

– Тут «Динамо» (Минск) с норвежцами встречается, это Кубок УЕФА, – ускорился Лапочкин.

– Что за норвежцы?

– «Русенборг», – сверившись по бумажке, ответил незваный гость.

– Дома или на выезде?

– Дома.

– Должны победить, но счет большим не будет. Разница максимум в два мяча, – дал заключение Алексей.

– А вот еще относительно ЦСКА, – мигом подхватил Лапочкин, глядя в свою шпаргалку, но фраза осталась неоконченной.

На столе у Гончарова громко зазвонил телефон.

Алексей вполне мог не отвечать. Важных звонков по городской линии он не ждал, а доработка статьи про костромской пленум давала ему карт-бланш на некое уединение. Начальство в случае необходимости воспользовалось бы внутренней связью.

Но рука Гончарова сама собой дернулась к трубке. Возможно, Лапочкин успел так надоесть ему, что организм сам захотел какой-нибудь новизны.

– Алло, – сказал Алексей приглашающим тоном.

В трубке молчали.

– Алло, – повторил Алексей. – Вас не слышно.

Раздался звук, похожий на шум улицы. Потом женский голос тихо произнес:

– Лёша, ты?

– Я. Кто это? – не понял Гончаров.

– Ира. Беляева.

Жена его приятеля Дениса никогда раньше не звонила Алексею в редакцию. Да и вообще, не звонила ему ни разу. Журналисты обычно виделись либо на нейтральной территории – на футбольных матчах в Лужниках, либо дома у Гончарова. Алексей бывал дома у Беляевых в среднем раз в год, однажды летом выбрался к ним на дачу в Истринский район. Дениса вряд ли можно было назвать его совсем уж закадычным другом: не настолько близко общались коллеги из крупнейших печатных изданий. Познакомились они в ресторане Домжура³ восемь лет назад. Алексей тогда только осваивался в Москве, Денис же давно был полноправным столичным жителем. Беляев приехал сюда в 1984-м из Тулы – поступать в МГУ. Поступил, остался, женился на однокурснице. Он, Ирина и их сын Иван жили сейчас на Садовой-Черногрязской улице.

– Ты где?

– Я из автомата звоню.

– Что случилось? – спросил Алексей.

Лапочкин в кресле от Марии Ильиничны подобрался и навострил уши. Гончаров приложил палец к губам, потом на языке глухонемых постарался объяснить: мол, выйди, пожалуйста, я к тебе чуть позже наведаюсь. Сосед с сожалением ретировался.

– Ты не один? Не можешь говорить? – Ирина явно была взволнована.

– Уже могу. Что-то произошло?

– Денис пропал.

– Как пропал?

Алексей тотчас позабыл про костромские страдания и Кубок УЕФА.

– Его больше суток никто не видел.

– Может, срочная командировка?

– Нет, в редакции ничего не знают.

– Ё-моё…

– Нам нужно встретиться, – сказала Ирина.

Такое предложение не слишком обрадовало Алексея. Он не был совсем черствым человеком, хотя пятнадцать лет в одной из самых циничных профессий наложили свой отпечаток на его натуру. Но, рассуждая здраво, что он мог сделать в подобной ситуации? Изъявить готовность принять участие в поисках? Пожалуй, с поисками лучше получится у милиции. Да и, кажется, после суток искать не начнут. Перейти к утешениям? Наверное, тоже рано. Всякие бывают истории, включая щекотливые…

– А ты куда-нибудь обращалась?

– Я хочу поговорить с тобой. Не по телефону, – в голосе у Ирины промелькнула надрывная нотка.

– Я приеду после работы, – пообещал Алексей, осознавая, что вечер канул коту под хвост.

– Нет, давай не дома!

«Точно, поддатая или капель каких-нибудь наглоталась, – бегло оценил обстановку корреспондент отдела партийной жизни. – Ох, везет мне на всякую хрень».

– Ты на метро поедешь?

– Могу и на метро, – ответил Алексей.

– Выходи на «Красных воротах», на Садовое кольцо, и сразу направо, в Боярский переулок…

Бояр в переулке не водилось века с восемнадцатого. Зато бойко работало частное кафе «Подвальчик». Расположилось оно действительно ниже уровня тротуара, и снаружи туда вела витая лесенка с треугольными порожками. Спускаться по ней в трезвом виде было еще можно, а подниматься, особенно навеселе, крайне проблематично.

«Подвальчик» представлял собой одну из иллюстраций благосостояния «сытых нулевых». Малый бизнес, который утвердился в легальном виде во второй половине восьмидесятых годов, помог населению пережить непростые девяностые, а с ростом цен на нефть тоже рванул в гору. Своим интерьером кафе отчасти напоминало заведения для среднего класса благополучных стран Европы, и ассортимент напитков и закусок подкреплял такое впечатление. Алексей, впрочем, из европейских стран лишь однажды посетил Болгарию в качестве туриста. Само собой, с одобрения парткома.

Девушка-администратор любезно проводила Гончарова за угловой столик. Ирина была уже на месте и, к некоторому удивлению Алексея, еле-еле пригубила апельсиновый сок из высоченного стакана. Запаха спиртного или медицинских препаратов он также не уловил.

– Будешь что-нибудь? – спросила она вместо приветствия.

– Дайте то же самое, – сказал Алексей официантке, чтобы не сидеть как бедный родственник.

Официантка невозмутимо приняла заказ и упорхнула.

– Слушай, может, обойдется еще, – начал Алексей, но Ирина перебила его.

– Не обойдется. Я чувствую!

«Держись, Алексей Николаевич!» – мысленно обратился он к себе. Глаза у Ирины были настороженными, как будто она ожидала окрика или падения чего-нибудь тяжелого. Под глазами ясно читалась сеточка морщин, белки чуть покраснели. Но для своих сорока лет жена Дениса выглядела в целом неплохо, разве что несколько прибавила в весе по сравнению с эталонами современной моды. Алексей видел свадебное фото приятеля и его супруги (оно висело у них на стене в гостиной), там студенты-молодожены смотрелись совсем юными.

– Я тебя понимаю, но ты уж возьми себя в руки, – вкрадчиво проговорил он. – С Денисом всякое может быть. Помнишь, как его в Париж выдернули, на конференцию по Ближнему Востоку? Дали десять минут на сборы, пока машина внизу ждала. Он тебе уже их Франции позвонил, из отеля.

– Лёша, в «Известиях» понятия не имеют, где он. У него два материала не сданы в срок, завотделом рвет и мечет, – сообщила она. – И не держи меня за дуру, пожалуйста.

Алексей сделал вид, что смутился.

– Да я не держу. С чего ты взяла?

– Разговариваешь, как с идиоткой или истеричкой.

– Тебе показалось.

– Возможно.

Гончаров и сам понял, что взял неверный тон. Спутница жизни Дениса Беляева не относилась к слабым представительницам своего пола. Всё, что касалось обустройства семейного гнезда и воспитания сына, она изначально держала в своих цепких руках. Муж делал карьеру, жена прикрывала тыл. Денис был практически лишен забот о пропитании и быте, даже общение с близкими и дальними родственниками Ирина полностью замкнула на себя. Алексей буквально сразу разобрался в их разделении труда.

Со стороны могло показаться, что они были идеальной или почти идеальной парой. Однако, пообщавшись с Денисом за пределами его трехкомнатного жилища на Садовом кольце, Алексей понял: реальная картина не столь однозначна. Начать, например, с того, что Денис всегда с энтузиазмом отзывался на малейший повод провести время подальше от дома.

– Ты меня слушаешь? – поинтересовалась Ирина.

– Конечно, слушаю.

– Я, наверное, правда покажусь тебе ненормальной, но у нас в квартире кто-то был, – понизив голос, сообщила она.

– Перестань, – небрежно обронил Алексей.

«Денис совсем спятил, к себе кого-то приводил», – подумал он.

– Не может такого быть.

– Может! – резко возразила Ирина. – Я сегодня отпросилась пораньше, вернулась уже в четыре. Кто-то вещи в его комнате трогал, точно тебе говорю.

Музыка в кафе играла довольно громко, и Алексей сначала решил, что ослышался.

– Сегодня? – переспросил он.

– А когда же еще?

– Сын, наверное.

– Ваня на занятиях с одиннадцати, а в обед я прибегала. Подумала, вдруг Денис объявится, – пояснила собеседница Алексея.

Она трудилась недалеко от дома, в Орликовом переулке, в издательском центре министерства сельского хозяйства РСФСР. Платили там, как говорил Денис, не слишком щедро, но главным добытчиком в семье был он.

– Ничего не пропало?

– В том и дело, что нет. Техника, ценности, посуда – всё на месте. Это не воры, Лёша, – сказала она уже конспиративным шепотом.

– Ты поэтому пригласила меня сюда?

– Да. Но знаешь, я не уверена, что и здесь безопасно.

Алексей непроизвольно осмотрелся. Публика в «Подвальчике» была приличная, со средствами. Судя по внешнему виду, культурно отдыхали в основном государственные служащие из союзного министерства путей сообщения и заодно с ними несколько лиц из предпринимательского сословия. В стране обновленного социализма бизнес больше не считался криминалом – разумеется, если был лицензирован и сертифицирован соответствующими органами.

За соседним столиком сидели, судя по обручальным кольцам, муж и жена, оба лет тридцати или около того. Жена что-то говорила мужу на ухо, отвлекшись от зеленого чая с пирожным. Рядом с посудой лежали зеркальце и косметичка, тут же стояла расстегнутая дамская сумочка.

На Ирину и Алексея никто не глазел, все были заняты исключительно собой.

– Чего тебе бояться?

– Вдруг это с Ваней связано, – очень тихо ответила она.

– Он что, вляпался куда-то? Насколько я могу судить, нормальный малый, не пьет, не курит, книжки умные читает, – Алексей был на самом деле удивлен.

– Дочитался, похоже.

– Не понял.

– Ты хотя бы в общих чертах в курсе, что в городе творится? Или дальше своей партийной жизни совсем ничего не видишь? – прошипела Ирина.

Расстались в начале девятого. Ирина велела не провожать ее, и Алексей покинул кафе спустя минут пять. Ближе к ночи потеплело, подул ветер. Пробок на Садовом уже не было, машины проносились на большой скорости, ярко светя фарами. Гончаров оставил свою «Ладу» на служебной парковке у здания «Правды» и прибыл сюда на метро. Теперь он решил прогуляться до Комсомольской площади.

Естественно, он был в курсе того, что творилось в Москве. На седьмое число так называемая оппозиция назначила большой смотр сил. Так называемой ее называла газета, сотрудником которой являлся Алексей. Сама она величала себя демократическими силами и сторонниками перемен. Через семнадцать лет после завершения перестройки борцы за свободу опять напоминали о себе. Впрочем, их состав заметно изменился: ярые трибуны краткой эпохи Горбачева в основном покинули страну. Власть не чинила им препятствий с выездом – более того, настойчиво предлагала всем несогласным воспользоваться такой возможностью.

Сейчас мало кто мог припомнить имена Афанасьева, Попова, Собчака, Станкевича, Старовойтовой и даже непреклонного Гдляна с его обязательным напарником Ивановым. Ни одного из этих людей не упоминали в учебниках истории. Только об академике Сахарове «Большая советская энциклопедия» в дополнительном томе скупо писала, что тот «подпал под влияние крайних антикоммунистических элементов, которые пытались использовать его как знамя».

Новые демократы выросли на ниве лояльных властям общественных организаций, существовавших и после упрочения социалистического строя. На местах к ним примкнули несколько десятков районных и даже городских депутатов, главным образом беспартийных. Наличие таковых допускалось в качестве одного из признаков подлинной демократии. Третьей составной частью оппозиции стали всяческие неформальные группы и клубы, которые объединяли главным образом городскую молодежь. Породила такое явление, как ни странно, сама КПСС, чье высшее руководство вдруг провозгласило беспощадную борьбу с коррупцией.

Конечно, партийными идеологами двигали самые лучшие побуждения. Девяностые годы с их дешевой нефтью не слишком стимулировали аппетиты ответственных лиц. То есть, аппетиты потенциально были, но почва для их применения оставалась скудной. За перестройкой последовало десятилетие сбалансированных госбюджетов, когда широкие массы выживали благодаря свободной торговле и земельной реформе. Землю давали всем желающим лишь с одним условием – обрабатывать ее.

Зато, когда «черное золото» принялось дорожать как на дрожжах, разом ожили и торговля, и сфера услуг. Помимо продовольственных рынков, пышно расцвели магазины и магазинчики, ателье, рестораны, кафе. На просторы Советского Союза с его растущей платежеспособностью населения живо подтянулся иностранный капитал, готовый заключать выгодные контракты и учреждать совместные предприятия. Как тут было устоять слабым людям перед могучими финансовыми потоками?..

– Мужчина, осторожнее! Красный горит.

Алексей вскинул голову. Милиционер указывал ему на светофор у перехода через Каланчевскую улицу. То был добродушный на вид, чем-то напоминавший олимпийского Мишку круглолицый парень лет двадцати пяти, в светоотражающей жилетке с надписью «ГАИ» поверх форменной куртки. Эти жилетки тоже появились недавно, как часть опыта, перенимаемого на Западе.

Журналист печатного органа ЦК благодарно кивнул в ответ.

– Извините, задумался.

Страж закона жестом показал, что всё, дескать, нормально.

Мы наступили на те же самые грабли, продолжал размышлять Алексей, ожидая зеленого света. «Краснодарское дело», «узбекское дело»⁴… нечто подобное уже было. Мы считали, что уроки извлечены, все надлежащие выводы сделаны, а снаряд в одну воронку дважды не падает. В итоге пожинаем плоды.

МВД и КГБ синхронно докладывали о небывалом росте всевозможных злоупотреблений в сфере экономики и финансов, и на самом верху, где регулярно ссылались на опыт Китая, решили творчески применить его на одной шестой части суши. Показательные суды над коррупционерами, однако, не поправили общую статистику преступлений. Да и уровень подсудимых заставлял предполагать, что в сети попадала далеко не самая жирная рыба. Поэтому силу своих карающих органов партия подкрепила воспитательной кампанией, призванной создать атмосферу нетерпимости к злоупотреблениям.

Тогда-то и поднялась низовая самодеятельность. Душить ее было как-то неудобно, ибо активисты наперебой ссылались на призывы Политбюро и выступали вроде бы за дальнейшее улучшение социализма. Их лозунг борьбы с ворами и жуликами собирал воедино всех недовольных существующими порядками, и вот вам, получите – в День конституции СССР⁵ оппозиция созывает митинг на Пушкинской площади. Радиоголоса на Западе уже окрестили его всесоюзной протестной акцией.

Иван Денисович Беляев, студент третьего курса факультета журналистики МГУ, был намерен принять участие в этой акции. На прошлой неделе Денис Беляев, его отец, имел с ним беседу.

– С ваших партбилетов кровь капает, – невозмутимо объявил Иван.

Денис аж зубами заскрипел, но сдержался.

– Хорошо, что ты дома это говоришь, но не вздумай где-то еще, – ответил он.

– Седьмого числа скажем на всю страну, – пообещал сын.

– И чего этим добьетесь?

– Посмотрим. Идеи материальны.

Специальный корреспондент международного отдела «Известий» встал с дивана и описал круг по гостиной. Жена молча слушала их спор, стоя в дверном проеме, который вел в прихожую.

– Ваня, – сказал он примирительно, – не пори чушь, пожалуйста. Ты знаешь сам, что никакого партбилета у меня нет. Это раз. Крови в прошлом хватало, но от таких методов отказались на самом высоком уровне много лет назад. Это два. Если сегодня начать снова тыкать в рану палкой, то кому станет лучше? Это…

– Предлагаете забыть?

Сын смотрел на него совершенно чужими глазами, и Денису стало страшно от того, что слова будто отскакивают от невидимого стекла.

– Лично я не предлагаю забыть. Ты и книги эти прочел – Солженицына, Шаламова, Солоневича, Гинзбург – только потому, что они у нас дома есть, – Денис предпринял еще одну попытку достучаться. – Но ведь надо же понимать: на дворе теперь совершенно другая эпоха. С тех пор поколения сменились! Страна только из затяжного кризиса выбралась, есть реальный рост, перспективы…

– Поколения сменились, а вожди всё те же? – издевательски прокомментировал Иван.

Денис чуть не треснул кулаком по столу.

– Наши вожди, конечно, засиделись в кабинетах. Тут я не спорю. Но предлагаю посмотреть с другой стороны. Они уже старики, им в любом случае осталось недолго. Ну, давай представим, что это премия такая за прошлые заслуги. Они ведь государство спасли от распада, от катастрофы. Этого ты не будешь отрицать?

Иван затянул с ответом. Отец почувствовал, что он тщательно подбирает слова. В дискуссию вмешалась Ирина.

– Может, пойдем ужинать?

– Подожди! – Денис предупреждающе поднял руку.

– Я отвечу, – кивнул Иван. – Меня учили думать. Мама учила, ты учил… на своем примере. Я и сам думал о том, что ты мне сейчас сказал. Читал стенографические отчеты тех съездов, речи Михаила Сергеевича про перестройку. Да, другая эпоха. Да, много там наивного, неверного, но была живая жизнь, а не ваша девяностолетняя мертвечина.

– Иван! – гневно воскликнула Ирина.

– Дай договорить, – повысил голос Денис.

Жена удивленно посмотрела на него.

– Не знаю, был бы распад страны или нет. Теперь это всё гипотезы. В остатке одно: семнадцать лет несменяемой власти. Естественно, отсюда и кумовство, и воровство. Как иначе, если нет конкуренции?.. Социализм с элементами капитализма? Капитализм под красным флагом? Я не знаю, как это чудо называется. Только построили его для узкого круга, для своих друзей-товарищей. И мы должны еще ждать, пока эти старики вымрут?