Стальные боги

Моей жене Дженалин

Zamil Akhtar

GUNMETAL GODS

Copyright © Zamil Akhtar 2020 / 2021

© Р. Сториков, перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

1. Кева

От приглашения Тени бога не отказываются, даже если ты ветеран двадцати сражений и на твоем счету больше смертей, чем волос в бороде у шейха. Несколько недель назад я покинул свою кузницу и отправился в экипаже до Костани, резиденции царя всех царей. Вот, наконец, я проехал через ворота – и тут же содрогнулся от рыбного смрада на улицах. Но этот город, когда тут не несет рыбой, пахнет домом: здесь я вырос, научился любить и ненавидеть.

От прогулки по большому базару звенело в ушах. Здесь стоял постоянный гул – люди спешили купить ковры с геометрическим узором из Аланьи, яркие кашанские специи и уродливых металлических идолов. Крики, беготня и толчки пробудили воспоминания о поле битвы; мне уже хотелось сбежать куда-нибудь подальше. Чтобы снять напряжение, я хотел было зайти в кофейню, покурить кальян со вкусом вишни и выпить наперсток крепчайшего черного кофе, но решил, что шах уже и так меня заждался.

Тронный зал Небесного дворца не был самой высокой точкой в городе, эта честь принадлежала Голубым куполам, но он стоял на холме над Костани и взирал на город, как взирали бы многие воображаемые боги. Зеленый купол дворца напоминал тюрбан, а остальная часть переливалась под полуденным солнцем жемчужным блеском.

Площадь была заполнена садами и фонтанами и отделана белым мрамором. Над воротами возвышались грозные шпили. У ворот несли караул преданные солдаты-невольники шаха – янычары. Однако юный янычар в одежде из ярко-желтого и розового хлопка не поверил, что я и есть знаменитый герой Кева, явившийся по приглашению шаха.

– Ты тот самый янычар, который пешим бился сразу с двенадцатью рыцарями в доспехах? – спросил он, недоверчиво вытаращив глаза. – Они что, были пьяны?

– Нет, зато твоя мать, когда увидит, что я собираюсь с тобой сделать, напьется до одурения. – Это старая янычарская шутка, совершенно безобидная, ведь мы не знали своих матерей. – В шестнадцать я тоже охранял эти ворота. А к восемнадцати уже пролил кровь в семи сражениях. В двадцать лет… Да ты и сам знаешь. Я не собираюсь болтать тут с тобой попусту, когда меня ждет Величайшая звезда.

Юный янычар прикусил дрожащую нижнюю губу и выдавил улыбку.

– Легенда возвращается, – сказал он. – Его величество ожидает тебя.

Он проводил меня в огромный зал, где на золотистой оттоманке сидел шах. Сверху взирал на все происходящее глазами из настоящих рубинов золотой павлин Селуков.

– Кева Кузнец, – сказал шах. – Даже некоторые евнухи имеют титулы получше.

Он был в лавандовой парче с рисунком из павлинов – символом Дома Селуков. Его золотой тюрбан, опущенный почти до точеных бровей, украшали настоящие павлиньи перья. Однако борода у него была как у воина – подстриженная, но достаточно густая, чтобы вызывать уважение. Несмотря на всю напыщенность, в нем чувствовалась твердость.

– Ваше величество. – Я склонил голову. – Бывший раб ценит любой титул.

– Чушь. – Шах встал с оттоманки, и в воздухе раздалась пронзительная трель цикады. – Я освободил тебя и дал достаточно золота, чтобы ты до конца своих дней мог бездельничать, а вместо этого ты день-деньской грохочешь молотом. Ты единственный неблагодарный на моем пути.

– О вас можно сказать то же самое.

Шах засмеялся так, что затрясся живот.

– Вот это старый добрый Кева. Сабля остра, но язык острее.

– Я рад снова с вами увидеться.

– А напрасно. Лучше бы у меня не было причин тебя вызывать. – Шах Мурад вздохнул с таким звуком, словно из кожаного мешка выпустили воздух. – Очередной маг разжигает смуту. Ты должен принести мне его голову.

Совсем не то, чего я ожидал, но моя спина и голос не дрогнули.

– Никакого приветственного пира. Никакого парада. Сразу к делу.

– Прошу прощения, я принял тебя за воина. Но, если тебе нужны церемонии, давай пройдемся.

Мы вышли из тронного зала в сад наслаждений. Ветер колыхал прекрасные цветы. Над верандой порхала птица-носорог, так быстро хлопая золотисто-зелеными крыльями, что не уследишь.

– Я повелел каждому послу привезти с его родины птицу. Теперь здесь обитают певчие птицы со всех восьми уголков света, – сказал шах.

Похожий на копье клюв пушистой круглой птицы, сидящей на ветке над нами, мог запросто выколоть глаз.

– А они не могут просто улететь?.. – спросил я.

– Ха! Даже птицы знают, где самая великая страна. Они куда умнее тебя.

– Надеюсь, у вас хватит ума придумать другой план, – сказал я. – Я не могу убить мага.

– Но одного ты уже убил. И ты единственный в мире человек, оставшийся после этого в живых.

– Мне повезло.

– С помощью одного везения магу голову не снесешь. – Шах изучающе посмотрел на меня. Уж конечно, он заметил поредевшие с годами волосы и брюшко, которое уже не мог скрыть даже самый тугой кушак. – Скажи-ка, Кева, чего ты хочешь?

– У меня есть все, что мне нужно, благодаря вам.

– После Лунары прошло почти десять лет. Пора взять новую жену.

– Мы до сих пор женаты.

– Нельзя быть женатым на покойнице.

Я сжал за спиной кулак. Как он смеет так говорить?

– Она не умерла.

Над головой пролетела стайка черных птиц с серебряными клювами, их темные глаза сверкали красными всполохами. Шах поднял брови и посмотрел на меня с жалостью.

– Если женщина уже десять лет не дает о себе знать, она все равно что умерла. Источник говорит, что муж должен выждать всего пять лет, ты прождал вдвое дольше. Тебе ведь почти сорок, верно?

– Исполнится сорок через семь лун.

Я разжал кулак, надеясь, что шах наконец перейдет к делу.

– У тебя седина в бороде и нет детей. Тебе нужна юная жена, готовая рожать. У меня при дворе таких множество, из одной надоедливой семьи или из другой. Убей мага, и можешь выбирать любую.

– Чтобы сражаться за вас, мне не нужна награда. Вам достаточно попросить.

Шах Мурад усмехнулся, совсем не царственно, и этим напомнил себя в юности, когда ел кожу своих сапог во время осады Растергана.

– Ты думаешь, что я посылаю тебя на смерть.

– Я готов умереть ради вас. Всегда был готов.

– Вот же болван! Мне не нужно, чтобы ты умирал за меня! Я хочу, чтобы ты тряхнул стариной и убил мага!

– По правде говоря, я не знаю, как мне удалось убить того мага, – признался я. – Сам всегда удивлялся. И постоянно об этом думаю. Маг заставил тучи засыпать нас острыми, как алмазы, градинами. Одна рассекла воина пополам, от шлема до паха. Столько человек полегло. – Я с трудом удержался от дрожи. – А затем Лунара отвлекла мага как раз в тот момент, когда я занес меч. Раз! И его отсеченная голова в маске уже лежит у моих ног.

Описывая все это, я воскресил кошмарный сон, после которого никак не мог проснуться.

– Нет-нет-нет, – с царственным презрением воззрился на меня шах. – Помню, как ты бахвалился, что отсек ему голову одним махом. И маску его выставлял напоказ, как будто это отрезанное ухо, которое ты повесил себе на шею. Слишком поздно скромничать.

– Может, и так, но тогда я был проворнее и сильнее…

– Ты просто трусишь! – Крик шаха вспугнул стайку попугаев, и они вспорхнули в небо. Стражники-янычары выпрямили спины. – Я не прошу. Я приказываю. Ты убьешь мага. А после вернешься ко двору и выберешь самую молодую, самую светловолосую девушку с самыми большими титьками и навсегда выбросишь из головы Лунару. Откажешься выполнять приказ, и я скормлю твою голову своим птицам.

Неужели я покинул свой деревенский домик и проехал сотни миль, чтобы умереть?

Я заставил себя склонить голову.

– Я никогда не отказывал шаху, не откажу и сегодня.

Нельзя просто явиться к магу и снести ему голову. Сначала нужно подготовиться. А потому я отправился к человеку, который тренировал меня, когда я был еще мальчишкой.

Крепость Тенгиса выглядела в точности так, как я ее помнил: три этажа из песчаника, пыльный двор и казармы, навевающие сладкие и горькие воспоминания. Не считая порхающих в небе голубей, стояла тишина. Во дворе не тренировались янычары, никто не ловил рыбу на берегу озера. Я проглотил нервный страх, наполнивший меня при мысли о том, что я увижу семью, которую покинул десять лет назад. Я отряхнул кафтан и дрожащей рукой постучал в большую деревянную дверь.

Сделав глубокий вдох, я приготовился увидеть потрясенное лицо Тенгиса, но мне открыла девушка.

Она прикрыла рот рукой.

– Папа?

Я понятия не имел, кто она такая.

– Это я, Мелоди, – сказала она.

И тогда я понял – ее лицо стало худым, а курносый нос заострился. Она обняла меня прежде, чем я успел вставить хоть слово.

А потом отпрянула и дала мне пощечину с такой силой, что у меня зазвенело в ушах.

– Ты не приезжал и не писал. И вдруг являешься откуда ни возьмись и даже не узнаешь свою названую дочь.

Когда боль отступила, я потер саднящую щеку. Мелоди топнула ногой и скрылась в крепости. Прежде чем дверь успела захлопнуться, я проскользнул внутрь. Прихожая сильно изменилась – теперь пол покрывали выцветшие разномастные ковры, из-под ног поднималась пыль, от запаха плесени я даже закашлялся. Неужели никто не смотрит здесь за порядком? На стене рядом с нечищеной саблей висела покрытая каллиграфическими надписями аркебуза с фитильным замком. Когда я стал подниматься по лестнице, ступени заскрипели.

Тенгис сидел за низким столиком на полу главного зала и выстукивал по печатному прессу. Такие привозили из Шелковых земель, написать что-то так было быстрее, чем пером. Старик разбросал по комнате металлические детали и хитроумные приспособления, устроив страшный беспорядок. Он уставился на меня, разинув рот от удивления, и сказал:

– Ах ты козлиное дерьмо!

Старик – это мягко сказано. Когда речь заходит о Тенгисе, слова просто меркнут. Его усыпанная пигментными пятнами кожа напоминала ковер, сотканный слепцом.

– И что, будешь просто стоять тут и таращиться? – сказал он. – Ты призрак? Если так, то знай: толстым призракам не рады в моем доме. – Он встал и погрозил мне пальцем. – Убирайся, не то я сию же минуту позову экзорциста!

Когда я убедил его, что реален, мы вышли на террасу за глотком свежего воздуха. Я сел на лежавшую на полу подушку.

– Лунара была слишком хороша для этого царства, – сказал Тенгис. Он вручил мне кружку с ячменной бражкой и плюхнулся рядом. – Быть может, ей лучше там, где она сейчас…

– Я не сумел ее уберечь.

В доме, где я вырос, меня одолела ностальгия, растекаясь в крови, словно яд.

– Она в этом не нуждалась, – с отвращением фыркнул Тенгис. За десять лет его спутанные волосы совсем поседели. – Я учил и тренировал ее по той же причине, что и тебя. Сила и ум – это ступенька, если ты раб. Если бы я не научил Лунару думать и сражаться, она, такая красавица, в итоге оказалась бы в гареме. А где оказался бы ты со своими огромными ручищами? Стал бы кузнецом?

Его сарказм больно ранил.

– Да брось, это неплохое ремесло.

– Я так много видел в вас обоих. День вашей свадьбы стал самым счастливым в моей жизни. Мелоди прекрасна, но я хотел больше внуков.

– Прости, что разочаровал.

– Ты меня не разочаровал, – сказал Тенгис. – В отличие от Лат. Как бы мы ни вымаливали у нее благословения, она дарует, и она отнимает.

– У меня по большей части отнимает. А вскоре может отнять и жизнь.

Тенгис сделал большой глоток и снова сел на подушку. Морщины вокруг его глаз никогда не разглаживались.

– За десять лет твоего отсутствия шах стал… мягко говоря, беспокойным. Разногласия с магом нужно разрешить миром. Нечестивая империя Крестес собирает силы на западе и готова вторгнуться при малейших волнениях. Конфликт с магом Вайей и его последователями нас подкосит.

– Значит, мне не следует его убивать?

– Убивать? Даже тебе это вряд ли удастся. Этот маг, как говорят, внушает гораздо больше страха, чем тот, которого ты убил.

Я буквально ощутил холод града, скосившего мой отряд. Что может быть страшнее?

Я потер руки.

– И как, по-твоему, я сумею ослушаться приказа шаха всех шахов и уйти из Костани с головой на плечах?

– Пока я тебя потренирую, а тем временем пусть его вразумят визири. Через одну луну он пересмотрит свой приказ.

– Надеюсь, его визири способны выполнить эту задачу.

Тенгис кивнул.

– Великий визирь Эбра – мудрый человек. Он всячески противится этому конфликту. В прошлом году шах Мурад хотел вторгнуться на острова Джезия, потому что они перестали поставлять его любимый сыр. Он слишком импульсивен, и визири научились с этим справляться.

– Эбра стал Великим визирем? Быстро. – Я глотнул бражки. – Мы что, посадили на трон не того человека?

– Конечно нет. Брат Мурада стал бы настоящим кошмаром для всех. Уж лучше немного глупости и импульсивности, чем жестокость и безумие в самый неожиданный момент.

– Так, значит, – сказал я, – я месяцок отдохну тут с тобой и Мелоди.

– О нет, отдыхом это не будет. – Своим ехидным смешком Тенгис мог разрушить любую надежду. – Мы будем тренироваться. Война не за горами. А ты не так стар, как я, ты не имеешь права быть слабым.

Мелоди стояла на топком берегу озера, которое, как я теперь заметил, отступило и превратилось в грязный пруд. Раньше и почва была тверже. На моей названой дочери было то же желтое платье, как и когда она открыла дверь, только сейчас она держала над головой шамшир, приготовившись к бою. Клинок был шире, чем обе ее руки. Судя по ее позе, в девочку-подростка вместилась свирепость целой армии, а взгляд грозно сверкал гневом сотни брошенных дочерей.

– Ты же не думаешь, что я буду с ней драться, – сказал я с самонадеянностью, не сумевшей скрыть мой страх.

Коварный смех Тенгиса выбил меня из колеи.

– Я обучил ее обращаться с саблей. Обучил ее обращаться с копьем. Она освоила булаву и арбалет. И даже аркебузу, которая тебе никогда не нравилась.

– Терпеть не могу огнестрельное оружие.

– Защищайся! – крикнула Мелоди.

Зазвенела сталь – моя названая дочь врезалась в меня и оттеснила назад. Она оказалась на удивление сильной.

– Полегче, Мелоди, – сказал я, запыхавшись. – Я не дрался много лет.

– Дедушка говорил, что ты вечно ноешь.

Она бросилась в атаку, ударив снизу, и я покачнулся. Если бы я не отпрыгнул, она бы пустила мне кровь.

Держать в руках саблю и драться было так… непривычно. С тем же успехом я мог размахивать гигантским огурцом. Неужели я так деградировал за десять лет? Что случилось с навыками, которые превратили меня в героя янычар?

Тенгис стоял, скрестив руки, как дервиш во время медитации.

– Гордишься своей медлительностью? Твой противник сейчас – баба на сносях.

Мелоди шагнула вперед и полоснула саблей мне по ногам. Я отпрыгнул, чуть не угодив в муравейник, споткнулся и рухнул коленями в грязь.

– А мы можем потренироваться там, где почва потверже? – спросил я, когда Мелоди приставила саблю к моей шее, поставив точку в поединке.

– Ты, наверное, устал, папа. – Она со звоном сунула саблю в ножны и поворошила чернильно-черные волосы. – Надеюсь, завтра ты будешь в лучшей форме.

Ее разочарование добавилось к унижению и окончательно меня добило.

Уже через несколько минут я оттирал сапоги на берегу озера.

– Что за девчонку ты воспитал? – спросил я Тенгиса.

Он внимательно посмотрел на меня, и его ноздри раздулись от отвращения.

– Девчонку, которой плевать, что на ее любимые сапоги налипнет немного грязи.

Я протер подошву.

– Мне их только что сделали. По-твоему, я должен оставлять следы по всему Небесному дворцу?

– Ты стал изнеженным и откормленным простофилей. Когда ты в последний раз постился?

От этого вопроса меня чуть не вывернуло. Тенгис заставлял нас поститься с рассвета до заката, как постились святые, как минимум десять дней в месяц. Лишь пару вещей я ненавидел сильнее. Думаю, именно из-за тогдашнего голода я сейчас и растолстел – никак не могу компенсировать это и наесться.

– Однажды я провел три дня без еды в пещерах Балаха.

– Значит, десять лет назад, когда совершил все свои подвиги.

– Я спас шаха. Убил мага. Сместил другого шаха, покончив с войной за престол, и короновал его брата. Этих достижений и до конца жизни хватит. Благороднее будет позволить и кому-то другому заработать славу. Кто знает, вдруг Мелоди станет следующей.

Мои глаза закрывались. Мне нужно было поспать. Я заплатил восемь золотых монет кучеру, чтобы добраться до Костани, и за это получил лишь тряску на ухабах и клопов в караван-сараях по пути, так что просыпался посреди ночи от зуда.

– Тенгис, она ведь твоя последняя ученица? Или будут и другие, похожие на нее?

Старик вздохнул и присел на корточки у озера.

– Шах отправил меня на покой, я больше не тренирую янычар, а Источник запретил женщинам служить в войсках, так что Мелоди никогда не принесет присягу. Вот я и думаю, что теперь с ней делать…

Мимо проплыла стайка уток, крякая при виде сапога, который я полоскал в воде. Мать семейства клюнула сапог, и я поспешил достать его, пока не испортили. Какая-то птица не разорвет мою обувь, даже вкусная утка. В животе заурчало. В крепости Тенгиса прилично не пообедаешь, а я не собирался питаться костным бульоном с ячменем. Завтра нужно будет купить на базаре что-нибудь поприличнее.

Я похлопал сапоги друг о друга, чтобы обсушить. У подошвы красная кожа потеряла цвет, но золотисто-зеленая вышивка блестела как новая. Правда, воняли они отвратно. Прямо как Костани – рыбой и дерьмом. Ничего, от этого спасет паровая баня. Завтра надо заняться этим, сразу поутру.

Тенгис предложил мне поселиться наверху, в комнате для гостей: это было самое уютное место в доме, с перьевым матрасом и хлопковыми простынями вместо соломы и шкур, как обычно в казармах, где я раньше ночевал.

Мелоди все в том же желтом платье, грязном после нашей драки, сидела на лестнице. Это платье было самым ярким пятном во всей отсыревшей крепости. Взгляд Мелоди показывал, что ей хочется поговорить, и я не мог отвергнуть дочь, которую не видел десять лет. В крепости Тенгиса все мы были друг другу сыновьями, отцами и братьями – считается, что для янычар кровные узы не имеют значения, но это мнение только укрепляет нашу связь.

Она погрустнела.

– Могу я попросить тебя об одолжении?

Я мечтал затянуться кальяном перед сном. Гашиш со вкусом вишни подарил бы мне отдых.

– Достань мне кальян, и я отдам тебе весь мир.

– Дедушка много лет назад бросил курить. И все выбросил.

Я вздохнул.

– Что ж, еще одна причина для разочарования.

Мелоди поковыряла фальшивый топаз на бронзовом браслете.

– Ты расстроен, что приехал?

Я сел на ступеньку ниже ее и прислонился к стене.

– Прости, что не навещал вас и не писал. По правде говоря, я сам на себя не похож, уже давно.

– Я знаю. Дедушка всегда говорит, что ты не виноват. Просто здесь тебе слишком больно находиться. Прости за то, что я тебя ударила. – Она взяла меня за руку. – Я тоже скучаю по Лунаре.

После моего ухода Тенгис не красил стены. Раньше они были белыми, а теперь посерели. Наверное, дома стареют вместе со своими хозяевами.

– Лунаре тоже нравилось быть твоей матерью, – сказал я, чтобы немного взбодриться. – Удивительно, что ты вообще нас помнишь. Тебе ведь было всего пять.

– Вот бы она была здесь, как в старые времена. – Мелоди сжала мою руку. – Ты молишься за нее?

– Я многие ночи стоял от зари до заката и не смыкал глаз, умоляя Лат ее вернуть, – ответил я охрипшим от горя голосом. – А в результате получил лишь отекшие ноги. Хотя они уже распухли после долгих поисков по лесам и горам в сельской местности. Когда человек вот так исчезает посреди ночи, не оставив ни намека на то, куда пошел… и искать-то негде.

– И одновременно с этим везде.

Я выдернул у нее руку и почесал бороду.

– И о какой же услуге ты меня просишь?

Мелоди вздохнула и потеребила мягкие темные волосы. Что бы это ни было, она никак не могла решиться попросить.

– Научи меня всему, что умеешь.

Я засмеялся.

– Сейчас ты умеешь больше меня.

– Я моложе и проворнее; может, даже сильнее. Но я никогда не буду такой же умной и опытной. Я ведь выросла в мирное время. А ты когда-то спал с кинжалом под подушкой, помнишь?

Кстати, если подумать, я просто чудом не порезался, ворочаясь во сне. Но так было проще выхватить кинжал и вонзить в того, кто пришел за мной. Во время противостояния шаха Мурада и его брата другие янычары часто пытались зарезать меня во сне, настолько все запуталось.

– Надеюсь, больше никогда не придется этого делать, – сказал я. – Мир сам по себе достаточная награда.

– Мир сделал нас слабыми.

– Ты говоришь так, потому что скучаешь.

Я погладил ее по голове.

– Нет, потому что видела, как живут люди в городе. Все лишь хотят хорошо проводить время, ничего для этого не сделав. – Она поморщилась и хлопнула меня по руке. – Почему ты уехал в такую глушь?

– Потому что имею право «хорошо проводить время». Мне нравится скучная жизнь. После всего, через что я прошел, можно только мечтать о скуке. Скука – это отсутствие войны и сражений. Она значит, что призраки тех, кому пустила кровь моя сабля, больше не вернутся и не спляшут передо мной.

Глаза Мелоди потухли. Как же неприятно было видеть ее уныние.

Я погладил ее по спине, по торчащим лопаткам. Надо сводить ее на базар, накормить фазанами, маринованными в кислом молоке, или пирогами на квашеном тесте с говядиной.

– Послушай, Мелоди. Старик воспитал тебя так, чтобы у тебя хватило сил получить то, что захочешь. Он научил тебя всему, что нужно.

Я встал, чтобы пойти поспать.

– А как же ты, папа? Чего хочешь ты?

– Хочу лежать на мягком матрасе до конца своих дней.

Хотя бы сегодня у меня такой будет.

Лежа на матрасе, я надеялся лишь на то, что шах поймет свою ошибку, помирится с магом и отправит меня домой. Я молился богине Лат, чтобы позволила мне до конца дней ковать подковы и разные безделушки и умереть поседевшим и морщинистым. И все же, уставившись на незнакомый серый потолок гостевой комнаты, я знал, что она посмеется и над этой моей молитвой и в очередной раз отмахнется от меня, как от птицы-носорога, пролетающей мимо ее небесной веранды.

Утром я с жадностью поглощал миндальный суп и говяжье рагу в самом дорогом заведении большого базара, и тут какой-то напыщенный придворный вызвал меня в Небесный дворец. Поэт-воин Таки называл его «дворцом на берегу времен», потому что он пережил десяток династий и завоевателей. Зеленый купол ярко выделялся на фоне белого мрамора. Мои сапоги оставляли грязные следы по пути через сад шаха, где в прохладе у каменного фонтана благоухали бархатцы. На верхушках тенистых деревьев щебетали черные дронго.

На веранде в центре сада на деревянной оттоманке сидел худощавый мужчина в окружении янычар в ярких одеждах. Его голову украшал переливающийся тюрбан с восьмиконечной звездой богини Лат на нем. Борода и усы были пострижены аккуратней, чем сад, – скорее дань моде, чем попытка придать себе грозный вид. Я чуть не закашлялся от терпкого аромата мирры, исходящего от его халата. Великий визирь Эбра стал жалкой тенью того Эбры, которого я знал в юности.

Но напротив него, склонив голову, стоял человек, одетый еще более щеголевато. Его глаза были подведены фиолетовым колем, а бордовые иноземные шелка с узором в виде лоз были даже тоньше, чем шелк Великого визиря.

– Мы непременно разберемся с этими головорезами, не беспокойтесь, – сказал ему Великий визирь Эбра. – Шах из личной казны возместит вам потерю… Как вы его назвали?

– Дворец желаний, ваше превосходительство. Место, откуда ни один человек не выйдет без улыбки, потому что все его желания будут исполнены. А теперь это просто развалины. Сварен, обуглен, сожжен дотла. Мечты превратились в дым. А мое состояние – в пепел. – Он задрожал, и по щекам растеклись фиолетовые разводы коля. – Мы предлагали двенадцать вариантов карточных игр, вина из самого Лемноса, безбородых мальчиков и девочек для утех, владеющих премудростями кашанской сутры. Вам бы понравилось…

– Нет-нет. – Великий визирь вспыхнул и заерзал на оттоманке. – Я почитаю Лат и следую указаниям Источника. Некоторым это нравится, но для меня путь в подобное место закрыт. – Он скрестил ноги и сглотнул. – Никто не погиб, так что за кровь деньги не выплатят, но будет компенсация. Для вас и других, кто потерял такое утонченное заведение из-за оголтелых фанатиков. Шах не позволит преступлению остаться безнаказанным. – Эбра посмотрел на меня и поднял брови, по его лицу расплылась фальшивая улыбка. – А вот и живая легенда, которая этим займется. Благодарение Лат, что мы встретились после такой долгой разлуки, Кева. Ты сделал так много, я и теперь многого жду от тебя.

– Ваше превосходительство. – Я склонил голову. – Как я и сказал его величеству, я делаю то, что приказывают.

Эбра жестом велел владельцу дома наслаждений удалиться. Как только заплаканный человек побрел прочь, он сказал:

– После моих настойчивых уговоров шах мудро отменил предыдущий приказ. Вместо этого ты должен отправиться на переговоры с магом Вайей.

Я с облегчением расслабил плечи.

– Переговоры? Я не дипломат.

– Ты уважаемый и грозный воин. Ты достоин передать ему требования шаха, потому что можешь заставить с ними согласиться.

– Уверен, в городе полно уважаемых воинов.

– Но только один убил мага.

Хвастовство всегда оборачивается боком. Я с сожалением вздохнул.

– Ваше превосходительство, человека, который десять лет назад убил мага, больше не существует. Я уже не прежний воин. Вчера во время тренировочного боя меня победила моя дочь, которую я когда-то таскал на плечах. Переговоры могут окончиться неудачей, ведь вы посылаете к самому могущественному магу в нашем царстве «откормленного простофилю», как выразился мой отец.

– Мы, янычары, обожаем называть тех, кого любим, дочерями, отцами и братьями. – Великий визирь гортанно рассмеялся. – Быть может, однажды и я назову тебя братом.

Эбра тоже обучался у Тенгиса. Я знал его в те дни, он был застенчив и мало говорил. Потом его отправили в дворцовую школу для элиты янычар, чтобы учить не боевым искусствам, а государственному управлению.

– А вы не любите человека, который тренировал вас и научил всему, что вы знаете?

– В отличие от большинства янычар я помню своих настоящих родителей, – желчно ответил Эбра. – Помню тот день, когда они продали меня за горсть серебра. Поэтому мне трудно называть кого-либо этими словами…

– А мне трудно не называть. Кем был бы человек без семьи?

Эбра глотнул красной жидкости из драгоценного кубка и покачал пальцем.

– Ты человек прямой и умеешь убеждать – превосходные качества для разговора с кем-то вроде мага Вайи. Ты отбываешь через час.

Прежде чем меня выпроводили стражи, я успел сказать:

– Я не нужен для того, чтобы начать войну, и сомневаюсь, что нужен вам для заключения мира. От Томбора до Костани – долгая дорога в экипаже. Признайтесь прямо, зачем я проделал такой путь?

Эбра так удобно устроился на оттоманке, что я удивился, когда он встал, подошел ближе и склонился к моему уху.

– У шаха есть свои причуды, – прошептал он, как будто мы обменивались дворцовыми сплетнями. – Сегодня он хочет одно, а завтра другое. Не буду делать вид, что понимаю его. Сыграй свою роль, и он отбросит тебя и забудет, как надоевшую игрушку.

Эбра сел на оттоманку, с прямой спиной и высоко подняв подбородок, и взмахом ладони велел мне уйти.

Маг Вайя проповедовал в святилище города Балах, в десяти милях к востоку от Костани. Я ехал в экипаже по Долине святых, окруженной горами Зари-Зар. Именно там когда-то я выжил после града и убил мага. Я закрыл глаза, чтобы не вспоминать об этом и еще немного поспать. Источник настаивал на том, чтобы путешественники испытывали тяготы на священной дороге, поэтому весь путь карету трясло на камнях и ухабах. Уверен, лошади ненавидели эту дорогу не меньше, чем я.

Через час у склона горы показались лачуги Балаха. Дорога к святилищу святого Низама, единственному впечатляющему сооружению среди груды камней, поднималась в горы. Она была слишком крутой для экипажей, поэтому мы с сопровождающими меня янычарами продолжили путь пешком. Мы миновали пещеру, где скрывался святой Низам, которую какой-то неизвестный ученый назвал Ванной камней. К тому времени как мы очутились перед святилищем Низама, я понял, что слишком много об этом знаю. И все благодаря Тенгису, который дал нам всестороннее образование и следил за тем, чтобы наш ум был таким же отточенным, как наши умения.

В святилище никогда не прекращались завывания просителей. Святые мужи читали молитвы, а нищие взывали к заступничеству святого Низама. Все входящие в святилище были в белом, кроме меня и янычар в своих ярких одеждах.

Подносы с благовониями не могли скрыть человеческий дух, вонь от кожи и пота ударила в нос, проникнув прямо в мозг. Протискиваясь сквозь людское море, янычары крепче схватились за аркебузы. А я даже саблю с собой не взял.

Мы прошли мимо мавзолея святого Низама, где в металлической клетке покоился его гроб. Просители прижимались к клетке и протягивали внутрь руки – лишь бы приблизиться к святому. Я быстро помолился, попросив только здоровья для Мелоди.

Помещение за мавзолеем охраняли крепкие стражи с булавами. Значит, это и есть те самые громилы, учинившие беспорядки в Костани (они сжигали таверны и дома наслаждений, якобы по приказу мага). Я показал печать с павлином Селуков, и они пропустили меня.

На плитах пола в пустой комнате сидел молодой человек со светлым и свежим лицом. В его правой руке клацали молитвенные четки, он шепотом восхвалял богиню Лат. Его поза со скрещенными ногами выглядела непоколебимой, как у якоря на морском дне. Он словно вдыхал само время, замедлял его и выдыхал безмятежность.

Юноша жестом пригласил меня сесть. Он щелкнул пальцами, и пожилой слуга принес маленькие каменные чашки с чаем.

– Значит, ты и есть маг Вайя. – Я отхлебнул чая. Он был жидким, как простой кипяток. Слабый вкус куркумы ничуть меня не взбодрил. И все же… Стоило глотнуть, и комната как будто накренилась. – Скажи, ты мирный человек?

Юноша встретился со мной взглядом. Я не мог прочесть, что скрывается под его безразличием. И видит ли он трепет, скрывающийся под моим?

Маг закрыл глаза.

– Все, кто служит милостивой Лат, должны стремиться к миру.

– Тогда позволь нам установить мир.

– Какой может быть мир без справедливости?

– Какая, по-твоему, была допущена несправедливость?

Маг распрямил спину.

– Под Небесным престолом, в том месте, которое называют Лабиринтом, держат в плену нашу шейху. Раньше каждый четверг я навещал ее, чтобы записать проповедь. Так по пятницам во время молитвы я мог повторить проповедь, словно говорил ее устами. Завтра будет третья луна с тех пор, как я ничего не слышал о нашей шейхе.

Я вздрогнул от неожиданности. Никто мне об этом не сообщил. Неужели меня послали сюда только показать Вайе, что у шаха есть убийца мага? Неужели моя жизнь настолько мало значит, что меня заставили проехать через всю страну ради такого ничтожного спектакля? Я понадеялся, что маг не заметил удивления и возмущения в моих глазах. Я затолкал эти чувства поглубже.