Врата скорби. Следующая остановка – смерть

Вам…

может быть одна

из падающих звезд,

Может быть

для вас

прочь от этих слез,

От жизни над землей

принесет наш поцелуй

домой

И

может на крови

вырастет тот дом,

Чистый для любви…

Может быть потом

Наших падших душ

не коснется больше

зло…

Мне страшно никогда так не будет уже,

Я – раненное сердце на рваной душе.

Изломанная жизнь – бесполезный сюжет.

Я так хочу забыть свою смерть в парандже.

Лишь

солнце да песок

жгут нам сапоги,

За короткий срок

мы смогли найти

Тысячи дорог

сложенных с могил

нам с них не сойти…

И

может быть кому

не дадим своей руки,

Может потому,

что у нас внутри

Все осколки льда

не растопит ни одна

звезда…

Кукрыниксы

День отцов. Порт Саид. 19 июня 1941 г

Флота капитан – лейтенант Белкин – по национальности еврей. Хотя, если так разобраться – скверный он еврей. Жрет трефное, а водку – только так хлещет. В его личном деле записано: «Флота капитан-лейтенант Абрам Белкин лучший офицер, которого я только видел в море, но, несомненно, худший в порту». Подпись была заверена личной печатью капитана первого ранга Эбергарта, сына адмирала Эбергарта, командовавшего на тот момент крейсером Громобой. С тем – тогда еще не капитан-лейтенант, а просто лейтенант Белкин и прибыл на остров Змеиный, на котором таких же отморозков было – пруд пруди. С тем же – через семь лет, флота капитан – лейтенант Белкин прибыл – уже в должности командира спецотряда – в порт Хефа, свободный порт на Средиземном море, где в первый же день устроил пьяную драку с колонистами из немецкого Мошавы Германит. Драка – закончилась перестрелкой, в которой никто не пострадал… наверное. По крайней мере, русские моряки точно не пострадали. Все закончилось облавой по всему порту, в ходе которой кого-то поймали, а кого-то нет. На следующий день – пришедший в себя после семи чашек крепкого, горького бедуинского кофе и получаса матерного ора в кабинете капитан рейда, флота капитана первого ранга Бучницкого – капитан-лейтенант Белкин прибыл в полицейский участок высвобождать своих с соответствующей бумагой от военных властей. Попавшихся было четверо, и каждому, на глазах у изумленной полицейской публики капитан-лейтенант Белкин с размаху врезал по морде. Не за то, что натворили, а за то, что попались. Заповедь любого моряка из подводных диверсионных сил флота, первая и она же последняя – «Не попадайся».

Но все это было несколько дней назад, а сегодня…

Темный отсек средней океанской подлодки Щ-239 – мерцает зловеще-красным светом плафона, больше никакого освещения нет. Подводная лодка пахнет тем, чем она должна и пахнуть – мочой, затхлой водой, потом, несвежей пищей, металлом. Поскрипывает время от времени корпус – это с учетом того, что они совсем на небольшой глубине идут, что будет, когда они на расчетную погрузятся? Узкие, тесные отсеки, в которых за что-нибудь, да запинаешься. Команда, которой совсем не по нраву присутствие на борту чужаков, да еще таких. Не раз сходились в драках и в Севастополе, и в Константинополе, и в Одессе: ПДС – практически единственная часть на флоте, откуда не отчисляют за дисциплинарные нарушения, а выговоров, отсидок на губе, даже и порок^[1] на каждом – как блох на собаке. Однако приказ есть приказ, и если приказано вывезти этих отморозков в море – будет сделано. Отморозки тоже ведут себя тихо… понимают, где можно бузотерить, а где нельзя. В подразделении – поддерживалась невидимая для других, но жесточайшая дисциплина – и если бы кто, к примеру, пропустил хоть каплю вчера – его избили бы свои же. Потому как все понимаются: идут по самому краю. Любое их задание – может стать последним, в каждом – они ставят на кон свои жизни – свою и других бойцов группы. Поэтому, за три – пять дней до выхода – устанавливается железный закон: ни капли спиртного, никаких драк, только уход за оружием, изучение карт жесточайшие тренировки…

Каждый – сейчас занят своим делом. Места совсем мало, у каждого – в проходе висит гамак, часто самодельный, и под ним – увязка с личными вещами и снаряжением. Так тесно, что если любой из них встанет – то соседу напротив уже не встать, пока первый не уйдет – да и ему будет тесно. Каждый занимается своим делом. Снайпер их – по кличке Кукан – в который уже раз, угнездившись в своем коконе и подвесив к переборке маленький офицерский фонарик – летучую мышь – перебирает винтовку. Винтовка его – «богемка», богемская самозарядка под германский винтовочный патрон 7,92 и с богемской же копией четырехкратного прицела Цейс с самосветящейся подсветкой – Меопта выпускает отличные копии немецких прицелов за две трети цены, при том, что богемское оптическое стекло ценится не менее знаменитого «Цейс в Йене». Богемская самозарядка – участвовала в конкурсах на пехотное оружие и в России и в Священной Римской Империи. И там и там проиграла по чисто политическим соображениям. Но мелкие страны, которым надо вооружать армию, наемники и солдаты удачи, даже казаки – помнят и любят богемское оружие. Эта винтовка – снабжена германским двадцатипятиместным магазином, сошками от ручного пулемета и ложем с отдельной рукояткой, а не охотничьим. Тоже армейский заказ.

Турок читает. Он собственно такой же турок, как Белкин еврей – когда шашлыки жарят, первый свинину трескает, да нахваливает, мол, куда нежнее, чем говядина. Так то – морские диверсанты могут и кошатиной и собачатиной питаться, и змеиным мясом – на курсах по выживанию даже личинки жуков ели. Но это край, а так – по пятницам они собираются у так называемого «дизельного пирса» и жарят шашлык, в ожидании мотобота, который отвезет их в Одессу.

Турок, как и многие, кто только перешел в русское подданство – очень любит читать. Он всегда читает по-русски. Его отец – нищий феллах, а он сам – офицер флота, в Османской Империи чтобы попасть на флот нужно было такую взятку дать… что никаких сбережений не хватит у нищего феллаха. А его – взяли в училище, научили всему, что должен знать офицер. Он же едва ли не единственный, который тут по доброй воле, а не изгнан с корабля. На вопрос, зачем это надо он пожимает плечами и отвечает – кровь кипит…

Гасила что-то как всегда жрет. У него в карманах всегда что-то есть. Сухари, орехи, иногда шоколад, который он ест неопрятно, пачкая руки. И еще он ленивый как вол – за то и прозвали «гасила», на сленге так называют тех, кто стремится уклониться от выполнения служебных обязанностей любой ценой. Но при всем при этом – он силен как бык, вынослив, практически нечувствителен к боли. Потомок волжских бурлаков, одним словом. Пулемет и одну тысячу патронов в лентах – он кряхтит, но тащит, если нужно – даже бегом. У них в пулеметном расчете – один пулеметчик, второго номера нет, станка нет, весь боезапас – должен носить сам, равно как и оружие. Оружие у него тоже богемское – лентовый ZB30 под немецкую ленту машингевера, сама лента – в мешке со стальным каркасом, на североамериканский манер. Из своего оружия – он может короткой очередью расколотить бутылку с полукилометра. К пулемету – на самодельном кронштейне присобачен примитивный, 3,5 кратности дневной оптический прицел.

Остальные тоже – кто чем занимается. Случайных людей в отряде нет. Нужны авантюристы, которые не могут сидеть на месте – но в то же время и люди, умеющие ждать. Тянуть лямку здесь не получается, их служба – это череда вот таких вот походов, монотонной тягомотины, невостребованности – и взрывной экспрессии ближнего боя, когда – или ты или тебя. Про ближний бой – они знают все или почти все. Они тренировались в недостроенных зданиях, они даже снаряжали патроны нагана отлитыми из воска пулями, перемешанными с краской, и стреляли друг по другу, переодевшись в тулупы. Все они – совершенные отморозки, психологически готовые пойти одному на сотню, на две сотни, на столько, сколько нужно. Как говорит Белкин, когда вспоминает свои еврейские корни: хуцпа, господа, это когда ты убил свою мать и отца, а потом идешь за пособием и плачешься, что сирота. Вот именно так и действуют они…

Колокол громкого боя – срывает их с мест. Но только половину – тех из них, что лежат по левую сторону прохода. Остальные – лежат, даже не делая попытки встать. Соберутся эти – встанут и они. Даже в таких мелочах – они проявляют недостижимую ни в каком обычном подразделении сыгранность, когда несколько человек – действуют как один. Что говорить, если у них полуофициальным методом подготовки является… массовая драка. А что – не так? В драке партнера научишься не то, что с полуслова – без слов понимать…

Подобрав массивные тюки со снаряжением – они идут в сторону рубки. Протискиваются через узкие люки, подают друг другу снаряжение. Протискиваются мимо матросов-подводников, глядящих кто с недовольством, кто со злобой, кто с завистью…

В узкой рубке – подрагивает свет. Расчет поста управления занят своим делом: кто смотрит за показаниями локатора, сканирующего глубину, кто, надев наушники, вслушивается в морскую толщу, пытаясь не пропустить в криках китов скрип корпуса чужой подлодки, а то и шум затапливаемого торпедного отсека. Кто на связи с машинным, кто пытается проложить курс. Под перископ всплывали прошлой ночью, невязка^[2] наверное миль пять уже.

Капитан третьего ранга Мищенко, выше среднего роста, что нетипично для подводника – смотрит то на часы, то на прилепленный магнитами к стальной доке список. Расписание электричек – маршрут и периодичность патрулирования противолодочных сил. Британцы для патрулирования используют летающие лодки, шлюпы, но самое опасное – недавно появившийся Сандерленд. Тяжелый, противолодочный самолет, переделанный из стратегического бомбардировщика, у него по слухам есть радар, способный засечь даже перископ подводной лодки. А это очень опасно. Раньше всплывать ночью было практически безопасно, только посмотреть, чтобы рядом никого не было. А тут… не знаешь, то ли это байки, то ли всплывешь – и тебе с небес уронят под бок торпеду…

– Здравия желаю…

Мищенко не отвечает – он производит в уме расчеты, пытаясь решить – безопасно или нет…

– Гидроакустик, доклад…

– Чисто, господин капитан. Надводных, подводных целей не слышу…

– Всплытие под перископ – наконец командует он – дифферент три на нос, ход пять узлов…

– Есть всплытие под перископ, пять узлов ход…

Подлодка – шумно продувает цистерны. Медленно всплывает, готовая нырнуть при малейшем признаке неприятностей…

– Перископная глубина, перископ поднят!

Капитан – сам подходит к перископу, представляющему теперь сложный и точный инструмент. Осматривается по сторонам. Такое – настоящий капитан не доверит никому…

– Всплытие, дифферент два на нос, ход самый малый… – командует капитан, и только тогда обращает внимание на командира отряда боевых пловцов – у вас будет двадцать пять минут, господа. Не больше…

* * *

Подлодка идет самым малым ходом, напоминая неведомого зверя, вынырнувшего из океанских глубин. Из ноздрей – шпигатов – стекают остатки воды. Работает на полную дизель, заряжая батареи, готовя лодку к новому переходу на глубине. Кстати, в фильмах, обычно, изображают неподвижную лодку, застывшую на воде – но так не бывает. Лодка должна идти, хотя бы малым ходом – иначе она начнет тонуть…

На палубе – мечутся черные как в аду тени, им подсвечивает прожектор с красной линзой, дающий очень скудный свет. Шесть лодок принайтовлены к корпусу лодки… точнее уже пять. В таких случаях всегда берут с запасом, минимум три, но желательно иметь четыре. Их все отцепляют, сбрасывают на воду. Через узкие люки – передают моторы^[3], на руках – их спускают и устанавливают на лодки. По махом наведенной канатной дороге – спускают снаряжение.

Через двадцать две минуты – подводная лодка ныряет. Оставшиеся на плаву резиновые лодки – берут курс на зюйд-вест. Там, в паре десятков миль – порт Суэц, главный порт Британии в регионе. Главный не по тоннажу, а по своему политическому и военному значению. Как изволил выразиться в сердцах Государь: Средиземное море – это бутылка, а пробка не у нас.

Но пробку можно и вышибить…

Средиземное море. Тремя часами ранее

Примерно в это же самое время – британский эсминец Казак типа Трайбл – средним ходом шел к устью Суэцкого канала…

Тип Трайбл – относился к числу новейших кораблей британского ВМФ. Сама серия – была заложена только в 1936 году как новейшая – в числе прочего предусматривалось наличие радара типа ASDIC для охоты на подводные лодки. Эсминец – имел существенное артиллерийское вооружение – восемь стодвадцатимиллиметровых орудий в закрытых спаренных установках типа Мк. XIX. Существенно слабее было зенитное вооружение – пара счетверенных Виккерсов по бортам, плюс устаревший сорокамиллиметровый пом-пом, что по меркам русского, флота, к примеру – совершенно недостаточно. Торпедная часть – четырехтрубный аппарат калибра 533 миллиметра. Ходовая часть – три трехколлекторных адмиралтейских котла, что позволяло развивать мощность сорок четыре тысячи лошадиных сил и поддерживать, хотя и довольно короткое время скорость в тридцать шесть узлов. Экипаж – двенадцать офицеров и сто семьдесят восемь нижних чинов.

Несмотря на то, что корабль числился в новейших – вооружение на нем, плод компромисса – было все же ошибочным. Вместо десяти труб ТА как у предшествующей серии – четыре и совершенно недостаточное ПВО. Так, например, на русских эсминцах серии «Новик-М» – четыре двадцатимиллиметровых Эрликона, два сорокамиллиметровых Бофоррса и на некоторых, предназначенных для решения задач ПВО – по три – четыре спарки ДШК или М2 Браунинг с водяным охлаждением. И всего четыре артиллерийских орудия. У британского же эсминца – оказалось недостаточное артиллерийское вооружение, чтобы противостоять пяти и шестидюймовкам крейсеров потенциального противника – но недостаточное зенитное вооружение, чтобы прикрывать корабли первого ранга. И, тем не менее – британский корабль был грозным противником…

Само название корабля – было откровенной наглостью. Британцы – называли все свои корабли в соответствии с чем-то: например, крейсера получали названия в соответствии с графствами метрополии (оттого их так и называли – графства). Эсминцы новой серии получили название Трайблс, что значит – племена. Одним из первых, причем в модификации лидера, с дополнительными штабными помещениями и передающей аппаратурой – сошел со стапелей Виккерс-Армстронг корабль с названием Казак. Казаки – никогда не были племенем, жившим на британской земле, и не собирались становиться таковыми. Тем не менее – наименование такое было, и делалось ясно, что Британия называет корабли не в честь тех племен, которыми правит – а тех, которыми СОБИРАЕТСЯ править. Существенная разница, не правда ли…

Этот корабль – после спуска на воду и ходовых испытаний – был вполне ожидаемо приписан к Британской Средиземноморской эскадре и получил приписку – Порт Гибралтар – проклятая скала, которая не давала покоя многим флотоводцам мира. Еще один британский «пункт» – ничтожный по территории, но способный дать о себе знать в случае неприятностей. Наверное, не случайным был и выбор капитана корабля – коммандер Пакенхэм, дядя которого, адмирал Пакенхэм, будучи военным советником в Японии в 1905 году участвовал в легендарном Цусимском сражении. В британском флоте семейственность развита, поэтому – адмиральские погоны наверняка ожидали и племянника. Но при этом – никто не собирался давать ему ни малейшей поблажки: по пути к адмиральству он должен был пройти все ступени лестницы. Казак – первый, относительно крупный корабль, в командование которым он вступил, и что немаловажно – с дополнительными, «адмиральскими» каютами. Значит, будущий адмирал Пакенхэм будет лично знать многих из тех, с кем ему придется вести Британию к прежней славе и величию.

Правь, Британия, морями!

Переход, который совершал сейчас Казак, был несколько необычным: предписывалось выйти в Средиземное море, пройти Суэц, в Индийском океане – присоединиться к эскадре, базирующейся на Карачи, основу которой составлял авианосец Фьюриес. Дальнейшие указания – следует получить на месте. На эскадру – следовало доставить группу офицеров в звании до капитана первого ранга включительно. Почему нельзя было отправить летающую лодку, если уж так срочно требуется это сделать – непонятно. Возможно, боялись, что лодку собьют, возможно – в эскадре требовался именно лидер эсминцев. В любом случае – одномоментное усиление эскадры опытными офицерами, включение в ее состав лидера эсминцев, видимо для организации набеговых операций – наводило на совсем невеселые мысли…

Тем не менее – коммандер Пакенхэм, не задумываясь над лишним – вот уже третьи сутки вел корабль к цели ходом чуть выше экономического – восемнадцать узлов. Экономический – пятнадцать. Восемнадцать узлов – вероятно, идеальный компромисс между скоростью хода и потреблением топлива – а он не хотел оказаться с пустыми баками, если придется, к примеру, рейдерствовать.

Хотя можно захватить какой-нибудь торговый транспорт и слить топливо с его цистерн, благо это не уголь…

Поскольку, ничего серьезного не ожидалось – капитан Пакенхэм доверил управление кораблем совсем молодому капитану-лейтенанту Стоуну, а сам – спустился в офицерскую кают – компанию. Скажем так… расписать банчок. Пока время есть.

Компания подобралась соответствующая, опытная, люди лихие. Разговор – все время сворачивал на одно…

– Нет, господа, вы как хотите… – лейтенант-коммандер Олдос спасовал, не желая дальше рисковать – а лучше женщин, чем в Танжере не найти. Берберская, африканская, азиатская кровь… мда… шик, господа, шик…

Хм… конечно же шик. Капитан врал, и все это понимали – на действительно шикарных женщин денег у капитана третьего ранга Королевского флота явно не хватило бы, оставались проститутки в борделях. Конечно, есть и приличные бордели, офицерские…

– Нет, лично мне подавай нашу, английскую кровь. Белая кожа и рыжие волосы, что может быть шикарнее…

– И сифилис…

– Перестаньте, в двадцатом веке живем. Господин Кондом не зря жил, осчастливив нас своим изобретением…

Тут уместно было бы поднять бокал за память г-на Кондома, изобретшего то, что потом начало называться его именем, заменив старое деликатное название «мужской щит». Только желающих не нашлось…

– А помнишь ту индианку? – поддел другой офицер, капитан – лейтенант Ганн

– Это же был мальчик…

– Да заткнись ты…

Тема была запретная. В Британском королевском флоте процветал гомосексуализм, сам Уинстон Спенсер Черчилль, будучи еще не Первым морским лордом, а острым на язык летописцем и военным корреспондентом изрек: британский военный флот – это ром, плеть и содомия. Это было и сейчас, только поддерживать разговоры на такие темы – не было принято. Хотя все знали даже адмиралов, сделавших первые шаги по карьерной лестнице исключительно благодаря своей смазливости.

– Господа, а как считаете, к чему такая срочная командировка? – лейтенант-коммандер Симмс умело перевел тему – вам не кажется, что что-то готовится…

– Давно пора…

– Да, эти русские давно заслуживают того, чтобы им вломили как следует. Еще немного – и у них будет не меньше авианосцев, чем у нас. Азиаты проклятые…

Русских почему то называли «азиаты», хотя азиатская часть страны была одним из наиболее свободных от человеческого населения и малоизученных мест мира, а жители Европейской России мало чем отличались от обычного европейца, и даже бород уже почти не носили.

– Хорошо, что не казаки – подколол Ганн

– А что, господа – сказал коммандер Пакенхэм – выпьем же за то время, когда и казаки станут подданными Его Величества…

– Виват, виват, виват!

Но кричали не все.

– Симмс, ты что-то хочешь сказать?

– Господа, зачем нам казаки? Вы же видели, какие это дикари. Это же прирожденные убийцы, их невозможно призвать к цивилизации…

– Ну, тех же масаев и матабелов мы призвали к цивилизации, верно? Да и гуркхи – вовсе не воспитанники воскресной школы.

– Ай, бросьте, господа – подключился капитан-лейтенант Нолидж – сколько сил и энергии мы тратим на перевоспитание этих дикарей. А результат? Одни восстания? Не проще ли загрузить в самолеты хлор и…

Ответить никто не успел – подошел вестовой, четко козырнул. Каждый капитан устанавливал свои правила на корабле: некоторые требовали сообщать им о мельчайших проблемах и в любое время, некоторые наоборот – считали, что пока капитана на мостике нет, дежурная смена должна решать свои проблемы сама, привлекая капитана лишь при крайней необходимости. Коммандер Пакенхэм относился к второй категории.

– Господин капитан, господин капитан-лейтенант Стоун просит вас подняться на мостик…

Значит, что-то серьезное. Пакенхэм встал, согреб горсть меди – играли по мелким ставкам, только чтобы интерес поддержать

– Прошу прощения, господа…

* * *

– Что там?

Капитан – лейтенант Стоун протянул подзорную трубу. Он был достаточно умен, чтобы вовремя уходить в тень – и Пакенхэм, ценя его за это, намеревался при следующем продвижении по службе взять его с собой. Его звание и должность уже обязывает иметь команду – преданных и компетентных людей, которых он будет продвигать с собой при собственном продвижении – а они ему будут платить преданностью и тихой и незаметной работой на тех постах, куда он их поставит…

– Два румба справа, сэр…

Коммандер отклонил трубу, расчехлил собственный бинокль. Этот бинокль с шлифованными вручную линзами – был в руках отца, когда они шли наперерез русской эскадре в Желтом море.

Впрочем, неладное можно было увидеть и без бинокля…

– Вот… черт.

На горизонте – виднелся дым. Не такой четкий, какой бывает из труб идущего полным боевым ходом корабля – а размытый, сероватый с черным. Такой бывает, когда судно горит…

Само судно было видно плохо – но явно, судно гражданское. Судя по надстройкам – сухогруз, относительно небольшого водоизмещения. Такие во множестве чапают в прямой видимости берега, редко отваживаясь на что-либо иное, нежели каботаж^[4] В отличие от более крупных судов – такими владеют всякие проходимцы, они экономят на всем, нанимают экипаж, состоящий из самых отвратительных забулдыг, которых можно найти в любом порту. Иногда даже не за деньги – а просто за кормежку. Такой корабль может перевозить все что угодно, в том числе и контрабанду и случиться на нем тоже можно всякое…

– Гражданское…

– Оно самое, сэр.

– Сигнал бедствия подавали?

– Радист говорит – не слышно ничего, сэр.

И тут – ничего удивительного. Сама судовая рация, равно как и радист – тоже стоят денег. Могли выйти в море и без них.

– Вот… черт.

– Темнеет, сэр…

Да, темнело. Солнце, словно напитавшись кровью и превратившись из ослепительно желтого в багровое – падало в воды за кормой. Где-то там был Гибралтар – а этим придуркам ночью точно конец. Если они даже не знают, как привлечь внимание, если попали в беду.

– Сэр!

Над терпящим бедствие судном вдалеке – взлетела одна маленькая, белая искорка. Взлетела – и канула вниз…

– Они подают сигнал. Кажется, увидели нас…

Черт бы их побрал. Конечно, приказ есть приказ, а этих придурков если и жаль, то мало – но все-таки морское братство есть морское братство.

– Право на борт два румба. Ход двадцать два узла.

– Есть, право на борт два румба, ход двадцать два узла.

– Поднимайте на палубу свободную смену. Возможно, потребуется помощь…

– Так точно…

* * *

С близкого расстояния – горящее корыто оказалось еще более жалким. Вблизи – оно было больше, чем казалось, тысяч шесть – семь водоизмещения, то есть больше их корабля в несколько раз. Судя по задымлению – горел не груз, пожар бы в машинном отделении, они потеряли ход и не смогли самостоятельно справиться с пламенем. Такие вот сухогрузы – нередко брали на борт нефть или продукты первичной переработки прямо в трюмы в бочках. Если бы загорелись или взорвались они – эти бедолаги были бы уже на дне…

Красили его, наверное, несколько лет назад – и то не факт, краска буквально отваливалась с бортов. Красный борт и белый колер надстроек – обычное сочетание. Флаг тоже французский торговый. В районе надстроек – суетились несколько человек, трое. Суетились совершенно бестолково.

– Франсуаза… – прочел надпись Стоун – господи, из какой дыры они вылезли?

– Вестовой! – окрикнул коммандер

Розовощекий вестовой подлетел к нему

– Принесите Ллойдовский регистр. В моей каюте, вторая полка сверху, справа. Вот ключ…

– Есть! – вестовой побежал исполнять поручение.

– Что тут у нас… о, Боже

Лейтенант – коммандер Олдос без разрешения появился на открытом мостике.

– Вообще то, за спасение судна или груза полагается награда… – задумчиво сказал Стоун

– А если мы нашли брошенное судно с грузом… – подхватил Олдос

– Перестаньте… – оборвал Пакенхэм – какая награда за такое дерьмо? Оно и без пожара вот – вот пошло бы ко дну…

Увидев британский дестроер – моряки с судна бросили работу и замахали руками. Сначала допустили пожар в машинном – а теперь ждут, что их спасут…

– Лейтенант – коммандер Олдос – скомандовал Пакенхэм – организуйте людей на палубе. Стоун, а вы – подготовьтесь к швартовке по правому борту.

– Есть. Ход самый малый…

Британский дестроер – подваливал с левого, подветренного борта судна, чтобы ветер не сносило на них, и не осложняло спасательную операцию. Моряки из первой спасательной партии – переодевались в брезентовые робы.

– Машинам стоп.

Горе-моряки с Франсуазы – наконец то догадались, что от них требуется, и бросили конец. На Казаке – его немедленно приняли. Мелькнула мысль – почему сухогруз сидит так высоко на воде, он что – без груза? – но сразу и пропала. А почему нет – может, и без груза…

– Конец принят. Разрешите…

И тут – что самое жуткое, совершенно неожиданно – засвистели пули.

– Что?!

С хлопком раскололся поисковый прожектор, кто-то крикнул «Ложись!» но коммандер Пакенхэм не успел это сделать. Пулеметчик на терпящем бедствие судне оказался опытным, и первой же очередью, без пристрелки накрыл мостик. Коммандера ударило в грудь – и он сполз вниз, из последних сил цепляясь за ограждение мостика и сжимая в руке отцовский, еще помнящий Цусиму бинокль…

– Пираты… – последнее, что он услышал в жизни…

* * *

Это была не Цусима…

И атакующие – конечно же, не были пиратами. Хотя обладали сравнимыми навыками абордажного боя. Неформенная черная одежда, вымазанные сажей лица, нагрудники с запасными магазинами и гранатами. В качестве основного оружия – богемские пистолеты пулеметы нового образца, с которыми легко управляться одной рукой, благо магазин у них вставляется в саму рукоятку. Вместо короткого, кургузого ствола – длинная труба глушителя, самодельного, выточенного в неизвестной флотской мастерской – благо, ничего тут хитрого и нету. При стрельбе – держишься прямо за глушитель, чтобы не обжечь руки – он обтянут частой панцирной сеткой, а поверх – еще и обмотан тряпкой^[5]. У некоторых – на самодельных кронштейнах к оружию приделан еще и фонарь на батарейках. Кроме этого – по два, у некоторых по три пистолета, в основном Маузеры с обрезанными стволами и Кольты североамериканского образца – и тот и другой образец одобрен Главным артиллерийским управлением для ношения вне строя. Наконец, еще у кого-то – короткие, похожие на обрезы, с передней рукояткой похожей на рукоять рубанка, пистолеты – пулеметы Маузер 715^[6], как нельзя лучше подходящие для абордажного боя.

Три пулемета Дарна^[7], каждый из которых питался от уложенный в большой короб стопатронной ленты – в три ствола быстро и жестоко очистили палубу британского дестроера, посекли на месте не менее шестидесяти человек. Гибельную роль сыграло то, что все свободные от вахт моряки – высыпали на палубу, чтобы увидеть горящий сухогруз, а возможно – и помочь при пожарной тревоге. Шквальный пулеметный огонь был для них совершенной неожиданностью, британские моряки не знали, как себя вести при абордаже и просто не предполагали, что пираты могут напасть на британское судно. За то и поплатились – полегли на палубе как снопы под косой, лишь считанным единицам – удалось броситься в воду или скрыться в корабельных отсеках.

С разбойным посвистом – с горящего сухогруза (пропитанное солярой старое тряпье и мусор в двухсотлитровых пустых бочках – горит просто волшебно) на британский дестроер полетели пиратские кошки, цепляясь за леера ограждения и за все, за что можно зацепиться. Миг – и по ним поехали, один за другим, съезжая прямо на палубу, неизвестные в черных комбинезонах и вооруженные до зубов. К тому моменту, как первый из пиратов двадцатого века – коснулся палубы подошвой рифленых ботинок – британцы уже потеряли треть экипажа корабля, а его капитан был смертельно ранен.

Первые группы штурмовиков – заняли палубу. Организованного сопротивления не было – вообще никакого. Под ногами – было море крови, крови было столько, что она покрывала палубу всю, без остатка, рифленые подошвы ботинок липли к ней. Везде валялись тела. Две штурмовые команды – без команд – собирались у люков, пулеметчики исчерпали боезапас, прекратили огонь и перезаряжались. На каждом из штурмовиков – была черная вязаная шапочка, которая раскатывалась и превращалась в маску. Маски – отлично скрывали и респираторы, поверх них были надеты очки, примерно такие, какие используют мотоциклисты. Никаких знаков различия…

Один из боевиков – активировал дымовую шашку и бросил ее внутрь. Шашка – покатилась по полу, извергая тяжелый, мутный и режущий глотку дым.

– Авант^[8]!

Один за другим – боевики проникли внутрь. Внутри – все хорошо знакомо, не раз и не два они тренировались на списанных судах. Узкие проходы, переборки, трубы, об которые можно здорово треснуться башкой или обвариться паром, если пробьешь. Стальные люки с кремальерами – пройдет совсем немного времени, прежде чем британцы придут в себя и, задраив все возможные люки в тех зонах, которые они контролируют – приступят к беспощадной борьбе за выживание. А что-что – но бороться британцы умеют…

* * *

Несмотря на первоначальный успех – было еще далеко от того, чтобы считать корабль захваченным. Две трети экипажа – были еще способны драться…

Офицеры, откомандированные в распоряжение эскадры вице-адмирала Бойда – продолжали расписывать на себя банчок, только Олдос – решил, что с него хватит и пошел посмотреть, что происходит. Это кстати его типичная отговорка – слабоват, слабоват уроженец севера Англии, слабоват. Нервы не те. Настоящие нервы – это когда флотскую кассу проиграешь, и усом не поведешь. А этот… нет, этот не такой. Сын буржуа, одним словом, попавший на флот, чтобы доказать что-то самому себе…

Остальные продолжали играть, трепаться про женщин, про порты, в которых побывали, и в которых только надеялись побывать. И так до того, как услышали какие-то странные звуки. Дополнительные помещения – были размещены в глубине надстроек эсминца, так что несмотря на отсутствие бронирования надстроек – пулемет их кают-компанию не достал.