Иллюзия закона. Истории про то, как незнание своих прав делает нас уязвимыми

Посвящается нашим четырем звездам и надежде на солнечное завтра

THE SECRET BARRISTER

Fake Law: The Truth About Justice in an Age of Lies

Copyright: © The Secret Barrister, 2020

This edition is published by arrangement with Aitken Alexander Associates Ltd. and The Van Lear Agency LLC

© Иван Чорный, перевод на русский язык, 2022

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

Вступление

20 февраля 2018 года, спустя 52 года, 3 месяца и 11 дней после отмены смертной казни в Великобритании, государство приказало предать младенца смерти (1).

КОММЕНТАРИЙ ОТ ЮРИСТА РФ:

В связи с вступлением 28.02.1996 Российской Федерации в Совет Европы и подписанием 16.04.1997 Протокола № 6 к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод от 04.11.1950 в Российской Федерации введен временный мораторий на применение смертной казни.

Назначенный (2) судья Высокого суда, заседающий в загадочном семейном отделе Королевского суда Лондона, стукнул молотком (3) и постановил, в соответствии с правительственной догмой, что жизнь нездорового ребенка не может быть оправдана в рамках бюджетных ограничений Национальной службы здравоохранения (4).

Следующие два месяца, пока родители ребенка тщетно пытались спасти жизнь своего сына, один за другим различные уровни британской и европейской судебной системы не менее восьми раз соглашались с тем, что, несмотря на наличие эффективного медицинского лечения (5), ребенок должен умереть.

Правительственная «Группа смерти» (6) высказалась, как и двенадцатью месяцами ранее, когда такому же больному младенцу было отказано в жизненно важном лечении из-за того, что правовая система поставила верность логическим выводам социализированной медицины выше базового уважения к человеческой жизни (7).

КОММЕНТАРИЙ ОТ ЮРИСТА РФ:

В России такая ситуация вряд ли представляется возможной. Охрана жизни человека начинается с момента его рождения, что закреплено в Федеральном законе № 323 «Об охране здоровья граждан», существует список орфанных заболеваний.

В другом году в другом британском суде такой же бесцеремонный судья удовлетворил апелляцию нелегального иммигранта, который выступил, чтобы оспорить свою депортацию после совершения им серьезных уголовных преступлений. Почему было принято решение позволить этому человеку остаться в стране? Потому что – и я это не выдумываю – у него была кошка (8). Настоящая победа закона Европейского союза о правах человека (9), подвергающего риску британских граждан ради того, чтобы кошки иммигрантов могли спокойно спать в своих корзинах.

Помимо судебных причуд, налогоплательщики вынуждены ежедневно оплачивать счета ненасытной культуры компенсаций нашей страны, в рамках которой муниципальные власти и Национальная служба здравоохранения выбрасывают миллионы фунтов государственных денег, оспаривая нелепые иски: от уборщиков, получающих девять тысяч за то, что споткнулись о швабру (10), до джек-потов (11), выплачиваемых сутяжным работникам у кормушки (12) индустрии дискриминации (13). Если добавить к этому наши неподъемные счета за бесплатную юридическую помощь малоимущим – самую дорогостоящую в мире (14) и пополняющую главным образом карманы нелегальных иммигрантов, преступников и их адвокатов – пособников джихадистов (15) – неудивительно, что финансы страны находятся нынешнем состоянии^[1].

Причем, что касается этих иностранных преступников и нелегальных иммигрантов, закон, конечно же, на их стороне (16). Статуя богини правосудия стоит с завязанными глазами на вершине Олд-Бейли^[2] (17) не просто так: наша малодушная система правосудия закрывает глаза на тех, кто вредит нам, тех, кто остается на свободе, несмотря на то что был осужден за самые ужасные преступления. Права жертвы стоят ниже, чем права преступника (18); попробуйте защитить свой дом от грабителя, и вы будете арестованы за нарушение прав человека, прежде чем успеете выковырять из бедра осколок пули (19). Те немногие преступники, которые все же попадают в «тюрьму», оказываются в месте, чем-то похожем на лагерь отдыха – курорте с решетками (20), – где они релаксируют перед телевизором с платными каналами, наслаждаясь условиями как в четырехзвездочной гостинице, прежде чем их досрочно выпустят на свободу.

Удивляться, конечно, не стоит. Когда судьи-активисты (21), стремящиеся навязать свои либеральные взгляды угнетенным жителям нашей некогда зеленой и приятной земли, открыто объявляют войну демократии (22), бросая вызов воле народа в угоду тайной политической программе судебной власти (23), просто чудо, что из нашей больной, разрушающейся правовой системы выплескивается наружу вообще хоть что-то, напоминающее правосудие. Враги народа (24) все они.

ЕСЛИ ВЫ В ЧЕМ-ТО И МОЖЕТЕ БЫТЬ УВЕРЕНЫ, ТАК ЭТО В ТОМ, ЧТО ЗАКОН, ЧТО БЫ ОН НИ ДЕЛАЛ, РАБОТАЕТ НЕ НА ВАС.

Скорее всего, вы слышали про некоторые из вышеперечисленных дел и проблем за последние годы, будь то в прессе, социальных сетях или в горячей риторике неравнодушного политика. Эти недовольства всем хорошо знакомы и раз за разом повторяются. Разверните газету или нажмите на какую-нибудь ссылку в интернете, и вы найдете предостаточно свидетельств. Закон, как однажды сказал один рассерженный блогер, не работает (25).

За исключением, разумеется, того, что каждая юридическая деталь в этих историях не соответствует действительности. Это примеры, которые маркетинговый магнат с острым взглядом на неологизмы мог бы назвать «псевдозаконом»: искажения юридических дел и судебных решений, переиначенные и переделанные для массового потребления. Они представляют собой явление далеко не новое, но в эпоху, когда ошибочный заголовок может дойти до миллиона пользователей Twitter с помощью одного «кликбейта»^[3], оно становится все масштабней и шире по охвату, а остановить его оказывается все сложнее.

Именно этим и тысячам подобных мифов посвящена данная книга. Ведь если большинство из нас в состоянии дать адекватную критическую оценку новым историям или комментариям во многих сферах жизни, юридические случаи подкидывают нам особые трудности.

Закон по своей природе – и зачастую без особой на это надобности – запутанный и непостижимый для обывателя. Чтобы найти ответ на такой, казалось бы, простой вопрос, как «Что говорит закон по поводу моих прав на самооборону?», недостаточно просто ознакомиться с текстом опубликованного в интернете законодательного акта с подходящим названием.

Во-первых, новые законы штампуются быстрее, чем правительство успевает их публиковать. Как следствие, к сожалению, официальный государственный сайт, отвечающий за публикацию свободно доступных версий законов – legislation.gov.uk, – уже десятки лет не успевают вовремя обновлять. Хотя за последние несколько лет ситуация и улучшилась (26), на момент написания данной книги два процента (27) законодательных актов и нормативных документов (законы, изданные министрами в соответствии с полномочиями, предоставленными актами парламента), размещенных на сайте, имели пометку «больше не действует». Другими словами, каждый пятидесятый закон, размещенный на официальном правительственном сайте, был совершенно не актуален. На сайте 6,5 миллиона страниц (28). Это огромное количество неточных законов, которые только и ждут, чтобы запутать обычного пользователя.

Но это только часть проблемы. В отличие от стран континентального права – таких как Франция, где практически все аспекты права закреплены законодательно, – мы, с тех пор как в 1166 году на Большом Королевском совете во дворце Кларендон Генрихом II была принята Кларендонская ассиза^[4], верны традиции общего права. Согласно Кларендонской ассизе высшие суды (на сегодня это Высокий суд, Апелляционный суд и Верховный суд) наделены властью «придумывать» законы. Когда при рассмотрении возникает необходимость интерпретации или разъяснения принятого парламентом закона, наши самые высокопоставленные судьи выносят решения, которые принудительно вступают в силу для всех нижестоящих судов (прецедентная система)^[5]. Таким образом, чтобы понять суть того или иного законодательного акта, недостаточно просто найти его актуальную версию. Когда вы справитесь с этой нелегкой задачей, вам будет необходимо еще и выяснить, каким образом этот закон был «приправлен» прецедентным правом. Причем разобраться в самих прецедентах – не говоря уже об их интерпретации и извлечении эзотерических правовых принципов, рассмотренных в судебном порядке, – оказывается не менее проблематичной задачей.

Официальным поставщиком бесплатного, актуального прецедентного права в интернете является Британский и Ирландский институт правовой информации (British and Irish Legal Information Institute, BAILII), благотворительная организация, выступающая в роли субподрядчика Министерства юстиции и публикующая описания новых прецедентов на своем сайте. BAILII выполняет героическую задачу, загружая сотни новых судебных решений ежемесячно из различных высших судов и трибуналов по всей Великобритании, однако, будучи благотворительной организацией, зависящей от пожертвований (боже упаси, чтобы Министерство юстиции полностью финансировало это начинание), имеет ограниченные возможности. Проведенный недавно анализ показал: в то время как ведущий коммерческий поставщик прецедентного права опубликовал 74 010 судебных решений в период с 2007 по 2017 год, BAILII смогла загрузить только 30 583, то есть прилично меньше половины (29). BAILII также не может предложить ни поисковые функции коммерческих правовых баз данных, используемых профессионалами, ни полезные комментарии к каждому делу, объясняющие актуальность и значимость решения. Поэтому, если вы не знаете точно, что ищете, вы быстро зайдете в тупик. Невероятно, но BAILII также ограничена авторскими правами на публикацию решений по делам до 1996 года, а сам текст наших законов, похоже, используется ради чьей-то личной выгоды (30).

Что же все это означает для обывателя? Если у вас нет доступа к коммерческой базе данных по праву, стоимость годовой подписки на которую достигает четырехзначной суммы, или к последним изданиям учебников по всем юридическим дисциплинам, даже поиск действующего закона оказывается практически невыполнимой задачей.

А если вам и удастся найти нужный закон и связанные с ним прецеденты, возникнет следующая, зачастую непреодолимая трудность – понять, как именно он применяется на практике.

ЮРИДИЧЕСКИЙ ЯЗЫК – КАК ЗАКОНОДАТЕЛЬНЫХ ФОРМУЛИРОВОК, ТАК И СУДЕБНЫХ РЕШЕНИЙ – МОЖЕТ ПОКАЗАТЬСЯ ЧЕЛОВЕКУ ТРЕТЬЕГО ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ НАРОЧИТО НЕПОНЯТНЫМ.

Хотя гражданские и уголовные суды официально поклялись воздерживаться от повсеместного использования латыни, некоторые участники судебного процесса продолжают за нее цепляться. Барристеры^[6] в уголовных процессах все еще могут вскользь вставлять фразочки вроде res gestae, mens rea или novus actus interveniens. Адвокаты по гражданским делам старой школы все еще активно орудуют такими терминами, как ex parte, mandamus и certiorari. Заумный юридический лексикон по-прежнему используется в судебном процессе^[7]. В уголовном праве сохраняется любовь к старым добрым викторианским законодательным актам для преследования большинства преступлений, связанных с насилием (31) (а также некоторых мелких нарушений общественного порядка (32) – быть «неисправимым негодяем» все еще считается уголовно наказуемым преступлением), а формальный диалог между судьей и адвокатом неизменно звучит словно из другой эпохи. «Позвольте, Ваша честь, мой ученый друг и я рассмотрели позицию, и мнение адвокатуры таково, что это подпадает под исключение из res gestae» – фраза, которая может прозвучать из уст адвоката по уголовным делам, но при этом не имеет совершенно никакого смысла для собравшейся на суде публики. Во втором десятилетии двадцать первого века мы так и не справились с тем, чтобы протащить судебную систему хотя бы в век двадцатый.

Наша система образования только усугубляет проблему.

НЕСМОТРЯ НА ТО ЧТО ЗАКОН ЛЕЖИТ В ОСНОВЕ ВСЕХ АСПЕКТОВ НАШЕГО СУЩЕСТВОВАНИЯ, НАЧИНАЯ С МОМЕНТА РОЖДЕНИЯ И ЗАКАНЧИВАЯ СМЕРТЬЮ, ИСТОРИЧЕСКИ ТАК СЛОЖИЛОСЬ, ЧТО В ШКОЛАХ НЕ УДЕЛЯЕТСЯ НИКАКОГО ВНИМАНИЯ ОБРАЗОВАНИЮ В ОБЛАСТИ ПРАВА.

Как создаются законы? Какие у нас права? Как работает система правосудия? Как устроена иерархия судов? (33) В чем разница между солиситором и барристером? (34) Или судьей и магистратом? (35) Подобные темы, если они вообще изучаются, втискиваются в учебные программы таких непопулярных предметов, как гражданское образование или обществознание, а не рассматриваются в качестве ключевого, не менее важного, чем родной язык или математика.

Отчасти в этом виноваты и мы, представители юридической профессии, сетующие на то, что общественность не понимает, чем мы занимаемся, и в то же время ревностно оберегающие свои знания. Хотя эпоха социальных сетей и породила поколение писателей, блогеров и ЖЖ-шников, идущих на всевозможные ухищрения в попытках выбить двери в зале суда и пролить свет на таинство происходящего там, из-за нашей исторически сложившейся репутации отстраненных ключников, облаченных в черные одеяния и несущих какую-то тарабарщину, многие граждане чувствуют себя безнадежно оторванными от правовой системы и ее участников.

Так сложилось, что юридические профессии с давних лет считаются уделом элиты Оксбриджа^[8], выходцев частных школ и представителей высшего среднего класса – с неизменно звучным голосом и белыми лицами, – что привело к появлению барьеров для доступа и понимания, которые только сейчас, с запозданием, начинают восприниматься всерьез представителями нашей профессии.

Если учесть все вышесказанное, перестаешь удивляться, что, как показало проведенное в 2019 году исследование, британская общественность демонстрирует «опасное невежество» в правовом поле: более трети опрошенных не знают разницы между уголовными и гражданскими судами (36). Как следствие, причем неизбежное, согласно докладу Citizens Advice, только два человека из пяти доверяют нашей системе правосудия (37). Столь же неудивительно и то, что многие люди полагаются на вторичные – и при этом, что для них неведомо, ненадежные – источники в попытках хоть как-то систематизировать свое понимание закона.

Я согласен, что эта оторванность обывателя от закона представляет серьезную опасность. Потому что закон принадлежит всем нам. Общество может нормально функционировать только тогда, когда мы все соблюдаем единые, согласованные правила.

Если мы не понимаем систему правосудия, если наше ее понимание испорчено дезинформацией, мы не можем должным образом участвовать в обсуждении ее работы. Мы не можем критически оценивать эффективность, выявлять недостатки, предлагать разумные реформы или даже просто принимать осмысленное участие в повседневных разговорах об освещенных в новостях случаях.

Наша неосведомленность также делает нас уязвимыми перед теми, кто захочет воспользоваться пробелами в наших знаниях для достижения своих скрытых целей.

Я рассчитываю, что именно с этим и поможет данная книга. Изучив основные принципы нашей правовой системы в действии на примере скандальных дел, попадавших в заголовки новостей за последние семь лет, мы сможем узнать, где всеобщее «понимание» расходится с реальностью. Мы рассмотрим, как на самом деле устроен закон и почему он устроен именно так, с тем чтобы в будущем, столкнувшись с чьими-то возмущенными воплями, мы были лучше подготовлены к тщательному анализу чужих заявлений.

НЕ НУЖНО ВОСПРИНИМАТЬ ЭТУ КНИГУ КАК ОПРАВДАНИЕ НАШЕЙ СУДЕБНОЙ СИСТЕМЫ. ЗАКОН НЕ СОВЕРШЕНЕН.

Я никоим образом не являюсь яростным заступником нашей системы правосудия, ее участников или принципов работы. В том, как мы вершим правосудие, есть много неправильного. Историй о сбоях в судебной системе в одном только уголовном праве, на котором я специализируюсь, хватило бы на отдельную книгу. Проблема в том, что, когда мы направляем свое внимание и энергию на возмущение существующим законодательством, мы отвлекаемся от реальных проблем, пронизывающих нашу систему правосудия.

Именно так зачастую и происходит: посреди дыма и хлопушек, сопровождающих истории о попранном законе, мы перестаем слышать жалобные крики тех, кого закон действительно предал или подвел.

Это, как я полагаю, не случайно. Скармливаемые нам истории о том, как и почему закон не работает – о чем кричат с первых полос, а о чем умалчивают, – служат своей определенной цели. Иногда они нужны, чтобы увеличить тираж или расширить охват аудитории, однако порой все гораздо глубже. Иногда мы имеем дело с расчетливой попыткой корыстных интересов подорвать и разрушить наши индивидуальные права и защиты, связывающие нас вместе первостепенные принципы, а в конечном счете и сами основы нашей правовой системы.

ЭТА КНИГА ПОСВЯЩЕНА ИМЕННО ЭТИМ, ИСТИННЫМ ВРАГАМ НАРОДА – СМИ.

Какую же правду о нашей системе правосудия они так усердно пытаются скрыть? Что именно они рассчитывают получить за счет скоординированного распространения полуправды, ловкости рук и откровенной лжи? И, главное, что мы, простые люди, рискуем потерять?

В рамках одной книги невозможно охватить все грани закона, однако в ней рассмотрены одни из самых обсуждаемых аспектов системы правосудия, действие и толкование (порой неправильное) закона в некоторых важных сферах нашей жизни. Что же на самом деле говорит закон о нас? О наших детях? О нашей работе? О нашем обществе?

Аналогично, не каждый миф о законе, прорвавшийся в эфирное пространство, может быть развенчан. Тем не менее я надеюсь, что мы сможем охватить достаточно материала, чтобы, когда дело дойдет до обсуждения различных громких юридических историй, мы были лучше вооружены, смогли правильно понять реальность, скрывающуюся за заголовками, распознать мифы, ложь и тайные замыслы, а также определить мотивы людей, стремящихся поживиться за счет нашей неосведомленности.

А если такие цели звучат слишком амбициозно, то позвольте мне, по крайней мере на самом раннем этапе и с такой энергией, какую только могут передать слова на странице, от имени всех практикующих юристов по всей территории нашей справедливой страны донести следующую главную правду нашей системы правосудия: В СУДАХ АНГЛИИ И УЭЛЬСА НЕ ИСПОЛЬЗУЮТСЯ И НИКОГДА НЕ ИСПОЛЬЗОВАЛИСЬ МОЛОТКИ (38).

Глава первая. Вы и ваш дом

Владельцы домов, которые действуют инстинктивно и честно в целях самообороны, являются жертвами преступления, и к ним следует относиться именно так. Мы должны раз и навсегда развеять сомнения в этом вопросе.

Крис Грейлинг, министр юстиции, 8 октября 2012 года (1)

Час ночи. Вы лежите в постели, ваше сознание кокетливо танцует на грани сна, а ваш партнер успокаивающе урчит рядом с вами, как вдруг вы подскакиваете от громкого стука. Вы собираетесь с мыслями и прислушиваетесь, пока ваш мозг перезагружается и перерабатывает информацию. Это вам приснилось или случилось на самом деле? Это был стук или скорее полноценный удар? Донесся ли этот звук с улицы или снизу?

Пока вы думаете, ваш разум окунается в водоворот возможных вариантов. Усердно цепляясь за что-то обыденное – дети пошли попить и разбили стакан на кухне, – вы тыкаете пальцем в молчащий силуэт рядом с вами. Нет, ваш партнер ничего не слышал. Ложись спать.

Любопытство осталось неудовлетворенным, пульс учащается, и вы хватаете с крючка на двери свой халат и выходите к лестнице. Щелкнув выключателем, вы заливаете светом весь первый этаж – кажется, все тихо, но по мере того, как вы заглядываете поочередно в детские спальни и видите детские контуры под одеялами, ваше беспокойство неуклонно нарастает.

БАБАХ.

Вот это уже ни с чем не спутать. Вы бегом устремляетесь обратно в спальню – на этот раз ваш партнер тоже это услышал. Он уже вылезает из постели, в то время как вы инстинктивно направляетесь к шкафу в поисках чего-нибудь для защиты – чего угодно, – и вам под руку попадается маленькая деревянная вешалка. Страх не оставляет шансов оценить всю нелепость ваших действий, и вы хватаетесь за нее. Ваш партнер идет следом, с мобильным телефоном в руке, на лестницу, и вы вместе осторожно спускаетесь вниз.

Чем ближе вы к кухне, тем отчетливее слышится звук открываемых и закрываемых ящиков. Когда ваш партнер инстинктивно поворачивается, собираясь бежать обратно наверх к детям, он спотыкается. Это лишь легкий стук, но он оказывается достаточно громким. Дверь кухни распахивается, и оттуда выходит мужчина. Первое, что вы видите, – и единственное, что вы вспомните, когда будете давать показания позже, – это бейсбольную биту в его руках.

Когда люди описывали подобные события, происходящие словно в замедленном действии, вам всегда это казалось банальным клише, однако теперь каждая миллисекунда растягивается так, что это кажется просто нереальным. Единственное, что сейчас имеет значение, – это ваши дети. Ваш партнер на четвереньках взбирается наверх, с каждым шагом словно преодолевая гору. Когда он наконец добирается до вершины, то оглядывается на разворачивающуюся внизу сцену, где вы, размахивая своей хлипкой вешалкой, противостоите куда лучше вооруженному взломщику. Только вот он видит уже несколько иную картину: вешалка валяется на полу, а бита каким-то чудом вырвана из лап злоумышленника. Теперь вы стоите на первой ступеньке лестницы, оказавшись тем самым в более выгодной позиции по отношению к вашему противнику, и замахиваетесь бейсбольной битой.

Следом за треском, с которым она ударяется о череп грабителя, сразу же слышится глухой стук – противник, поверженный, падает на пол и больше не двигается. Вы толком не помните, что было дальше, только как вы со своим партнером в недоумении уставились друг на друга, после чего перевели взгляд на лужу крови вокруг распростертой на полу фигуры, а потом снова друг на друга. И обратно на лужу крови, туда-сюда, туда-сюда, пока в какой-то момент кто-то не побежал к детям, а кто-то не позвонил в службу спасения.

После приезда полиции и скорой, забравшей на носилках взломщика, вы сидите в гостиной с нетронутой чашкой чая в руках и пытаетесь пересказать события последних двадцати минут, в то время как ваш партнер делает то же самое на улице. Все ваши действия, настаиваете вы оба, были инстинктивной реакцией в пылу момента. Вы не искали этой конфронтации – она ворвалась через окно вашей кухни в святая святых вашего дома. Столкнувшись с немыслимым, один из вас выбрал бежать, в то время как другой – драться, но ни за то ни за другое решение вас, без сомнения, нельзя осуждать.

Без сомнения?

Мысль о том, что вас могут обвинить, – не говоря уже о том, чтобы привлечь к ответственности за травму, нанесенную вооруженному человеку, ворвавшемуся в ваш дом, настолько же оскорбительна, насколько смехотворна.

ПОЧЕМУ ЖЕ ТОГДА ВО МНОГИХ ПОДОБНЫХ СЛУЧАЯХ ПЕРЕД СУДОМ ОКАЗЫВАЕТСЯ ИМЕННО НЕВИННЫЙ ХОЗЯИН ДОМА, А НЕ БЕССОВЕСТНЫЙ ГРАБИТЕЛЬ?

Возьмем для примера фермера из Норфолка по имени Тони Мартин, которого в 2000 году осудили и заключили в тюрьму после того, как он застрелил вторгшегося к нему в дом подростка. Неудивительно, что это дело прогремело по всей стране, а на первом слушании вокруг суда собрались толпы людей, требующих его освобождения (2). Когда его признали виновным в убийстве (позже по психиатрическим показаниям в результате поданной апелляции приговор был смягчен до непредумышленного убийства), Мартина стали называть «народным героем» (3) и «героем для жертв преступлений» (4). Норман Бреннан, директор фонда «Жертвы преступлений», раскритиковал приговор, назвав его «опасным прецедентом». Он заявил: «Это еще один пример того, как система уголовного правосудия делает из жертв преступников» (5).

Политики и журналисты объединились в поддержке. После освобождения из тюрьмы Мартину заплатили 125 тысяч фунтов стерлингов за эксклюзивное интервью газете Mirror. Комиссия по жалобам на прессу постановила, что общий запрет на вознаграждение преступникам за освещение их историй можно обойти на том основании, что Мартин обладает «уникальным пониманием проблемы, вызывающей большую общественную озабоченность» (6).

Уильям Хейг, будучи лидером оппозиции, пытался говорить от имени «миллионов законопослушных британцев, которые больше не чувствуют, что государство на их стороне», обещая, что правительство консерваторов «пересмотрит закон», чтобы «государство встало на сторону людей, которые защищают свои дома и свои семьи от преступников» (7).

Если верить телевизионному опросу, он сеял на благодатной политической почве – после вынесения приговора Тони Мартину 85 процентов избирателей высказали мнение, что присяжные вынесли неправильный вердикт (8). Просочившаяся в прессу записка премьер-министра Тони Блэра позже обозначила его опасения, что, отказываясь участвовать в общественных дебатах, он создал впечатление, будто он «не в ладах с британскими инстинктами» (9).

ИДЕЯ, ЧТО ЗАКОН СКЛОНЯЕТСЯ В СТОРОНУ ГРАБИТЕЛЯ И ПРОТИВ ДОМОВЛАДЕЛЬЦА, ПРОДОЛЖАЛА ГУЛЯТЬ В МАССАХ НА ПРОТЯЖЕНИИ ВСЕГО СЛЕДУЮЩЕГО ДЕСЯТИЛЕТИЯ.

Она подпитывалась периодически всплывающими в таблоидах новостями – вроде дела Мунира Хусейна, посаженного в тюрьму вместе со своим братом в 2008 году за нападение на взломщика с битой для крикета – и достигла своей кульминации, когда и лейбористы, и консерваторы пообещали внести изменения в существующее законодательство.

Между тем даже тех изменений в законе, которые были внесены в 2012 году, оказалось недостаточно, чтобы успокоить народ, что и было продемонстрировано в 2018 году, когда семидесятивосьмилетний Ричард Осборн-Брукс был арестован за то, что смертельно ранил ножом грабителя на своей кухне. Этот «героический пенсионер» (10), которого прославляла газета The Sun, стал очередной жертвой законов, которые продолжают натравлять «профессионального преступника, намеренно врывающегося в чужие дома» на «испуганного владельца дома, чьи действия направлены исключительно на защиту себя и своего жилища» (11), и раз за разом оказываются направлены против последнего.

Почему же, несмотря на все усилия политиков, англичанин или англичанка не могут предпринять разумные шаги для защиты своей крепости?

Если мы не можем защитить себя и своих близких в собственном доме, как, спрашивается, мы можем утверждать, что наши законы вообще работают? Прежде чем мы вернемся к нашим опороченным героям Мартину, Хусейну и Осборн-Бруксу, для начала неплохо было бы разобраться, что на самом деле говорится по этому поводу в законе^[9].