Говорит Гитлер. Зверь из бездны

© Раушнинг Г. 2021

© Гайдук Д., перевод, 2021

© Егазаров А., перевод, 2021

© ООО «Издательство Родина», 2021

* * *

«Кто подобен зверю, и кто может сразиться с ним?»

Откровение Иоанна. Гл. 13; 4

Говорит Гитлер

Предисловие

Если Гитлер победит^[1]… Я полагаю, никто не имеет даже самого отдаленного представления о всемирном революционном перевороте, который произойдет после этого. Не в одной лишь Европе – во всем мире рухнут все внешние и внутренние порядки. Случится то, чего никогда не случалось прежде в истории человечества: всеобщее крушение Порядка как такового!

Сокрушить мир – вот цель недавно начатой войны. Гитлер убежден, что ему нужна лишь одна победоносная война, чтобы преобразовать всю Землю согласно своей воле. Безумная мысль. Но историческая сила, руководимая ложными творческими амбициями, способна, по крайней мере, на одно: превратить весь мир в руины.

В «Майн Кампф» не написано о том, чего на самом деле хочет Гитлер и что должен совершить национал-социализм. Эта книга – для масс. Но у национал-социализма есть и тайное учение. Оно преподается и разрабатывается в определенных кругах весьма малочисленной элиты. В СС, «Гитлерюгенд», в кругах политического руководства, во всех кадровых организациях есть слой обычных членов – и группа посвященных.

Только узким кругам посвященных известно, чего на самом деле хочет Гитлер и что такое национал-социализм. Только в узком кругу Гитлер более откровенно высказывался о своих политических и социальных целях. Находясь в одном из таких узких кругов, я слышал все это из его собственных уст.

Если бы эти «Разговоры» были опубликованы еще полгода назад, меня обвинили бы в злобных измышлениях и клевете. Даже намеки, не говорившие ни слова по существу, возбуждали удивление и недоверие. Выпустив в свет «Революцию нигилизма», автор этих строк снова вынужден был выслушивать упреки, будто его утверждения противоречат тому, что ясно сказано в «Майн Кампф» о целях национал-социализма. В частности, относительно союза между национал-социализмом и Советской Россией. То, что я недвусмысленно сообщал об истинных целях Гитлера, никто не принимал всерьез, пока в национал-социализме видели только немецкое националистическое движение, которое борется против некоторых наиболее тяжелых условий Версальского договора. Только сейчас мир созрел для того, чтобы увидеть Гитлера и гитлеровцев такими, каковы они на самом деле: апокалипсическими всадниками гибели мира.

Эти разговоры с Гитлером аутентичны. Они состоялись в последний год борьбы за власть и в первые два года (1933/34) господства национал-социалистов. Автор этих строк почти всегда делал свои записи непосредственно под впечатлением услышанного. Многие из них можно считать почти дословными. Здесь Гитлер в кругу доверенных лиц свободно высказывает свои истинные мысли, скрываемые от масс. Эти высказывания, конечно же, принадлежат человеку «ненормальному» в общепринятом смысле слова. Но какими бы дикими ни казались его идеи, они несут в себе некий отзвук, который мы расслышали только теперь, – отзвук демонического голоса разрушения.

Здесь один человек приводит к абсурду целую эпоху. Перед нами зеркало, в котором мы должны узнать себя – искаженными, но с долей нашей собственной сущности. И это касается не только немцев. Гитлер – это проявление не одного лишь пангерманизма, а всей нашей пораженной слепотой эпохи. Здесь один человек, весьма ограниченный, раб в глубине своих инстинктов, подобно Дон Кихоту, воспринимает буквально все то, что до сих пор было для прочих лишь духовным искушением.

Поэтому – если Гитлер победит – изменятся не только государственные границы. Исчезнет все, что до сих пор считалось смыслом и ценностью человечества. И поэтому война с Гитлером касается каждого. Это не европейская война из-за политических проблем. Это «Зверь из бездны» вырвался наружу. И мы все, к каким бы нациям мы ни принадлежали, и немцы в том числе, именно немцы в первую очередь, – связаны одной целью: закрыть эту бездну.

Будущая война

«Будущая война будет выглядеть совсем иначе, чем прошлая мировая война. Пехотные атаки и массовые кампании уже не представляют интереса. Больше не будем годами застревать в окопах по всему фронту. Я вам гарантирую. Это было вырождением войны. – Взгляд Гитлера сделался пристальным, с маленькой остекленной веранды своего дома он смотрел на крутые склоны гор. – Мы будем действовать свободно – и снова обретем превосходство».

«Господин Гитлер, вы полагаете, что Германия подготовила секретные изобретения, которые способны сломать любое сопротивление, перед которыми не устоит даже французская „линия Мажино“?» – Альберт Форстер, гауляйтер Данцига, подмигнул мне – сейчас Гитлер усядется на своего любимого конька.

«Секретные изобретения заготовлены у всех армий. Но я сомневаюсь, что они имеют какое-либо значение, – ответил Гитлер. – Но это едва ли относится к нашим новым бронебойным снарядам».

«И к применению электричества на войне – разве неправда, что оно создает принципиально новые возможности для атаки? – возразил Форстер. – А новые отравляющие газы, а бактериологическое оружие? Будут ли бактерии применяться в качестве оружия в будущей войне?»

«Народ, незаконно лишенный своих прав, может применять любое оружие, в том числе и бактериологическое. – Голос Гитлера стал громче. – Я не испытываю угрызений совести и возьму то оружие, которое мне нужно. Новые отравляющие газы ужасны. Но нет никакого различия между медленной смертью за колючей проволокой и предсмертными мучениями пораженных газом или бактериями. В будущем народ восстанет на народ, а не армия на вражескую армию. Мы будет ослаблять физическое здоровье нашего противника, так же как мы ослабляем морально его волю к сопротивлению. Я думаю, впрочем, что у бактериологического оружия есть будущее. Мы еще не так далеко продвинулись, но уже производятся опыты. Я слышал, что они проходят успешно. Но применение этого оружия ограничено. Его значение – в истощении противника ДО войны. Наша основная война, впрочем, должна закончиться еще ДО начала военных действий. Я считаю, мы победим таким образом враждебную Англию. Или Америку».

«Мой фюрер, вы полагаете, что Америка снова будет вмешиваться в европейские дела?» – спросил третий из нас, молодой командир данцигских штурмовиков.

Альберт Мария Форстер (1902–1952) партийный деятель НСДАП, гауляйтер Данцига (15 октября 1930 года – 7 октября 1939 года), гауляйтер и рейхсштатгальтер рейхсгау Данциг – Западная Пруссия (26 октября 1939 года – 8 мая 1945 года)

«Мы в любом случае будем препятствовать тому, чтобы она снова делала такие попытки. Есть новое оружие, которое на них подействует. Америка уже давно стоит на грани революции. Мне будет легко вызвать в Соединенных Штатах мятежи и беспорядки, так что у этих господ будет достаточно хлопот с собственными делами. Нам они в Европе не нужны».

«Вы сказали, противник будет заражен бактериями еще до войны. Как это можно сделать, когда кругом мир?» – спросил Форстер.

«С помощью агентов, безобидных туристов, это все еще самое надежное средство, единственно действенное в настоящее время, – продолжал Гитлер. – Кстати, вам следовало бы иметь в виду, что пройдет несколько недель, если не больше, пока размеры эпидемии станут заметны. Очевидно, бактерии могут применяться и в разгар войны, а именно когда сопротивление противника пошатнется».

Наша беседа коснулась некоторых подробностей будущей газовой и бактериологической войны. Мы сидели на тесноватой веранде дома Вахенфельд на Оберзальцберге. Великолепный волкодав Гитлера лежал у его ног. Над приветливым зеленым косогором по ту сторону долины мерцали силуэты гор. Волшебное августовское утро дышало той терпкой, напоминающей о близкой осени ясностью, что всегда бодрит в Баварских горах. Гитлер напевал мотивы из опер Вагнера. Мне казалось, что он рассеян, лишен внутреннего равновесия. Едва собравшись что-то сказать, он тут же погружался в угрюмое молчание. Впрочем, время было трудное: национал-социализм приближался к своему самому тяжелому кризису. Партия попала в отчаянное положение. Но в каждом слове Гитлера звучала твердая убежденность в том, что он скоро будет у власти и поставит немецкий народ перед лицом новой судьбы. Мы говорили об окончании первой мировой войны – о том, какой трагедией обернулись для Германии все ее победы.

«Мы не капитулируем никогда, – воскликнул Гитлер. – Может быть, мы погибнем. Но мы возьмем с собой весь мир. „Муспилли. Мировой пожар“».

Он напел тему из «Гибели богов». Наш юный друг из СА прервал молчание: по его мнению, наши противники тогда имели превосходство в вооружении – именно поэтому война закончилась для нас столь неудачно.

«От вооружения ничего не зависит, все и всегда зависит от людей», – указал ему Гитлер.

«Однако же новые изобретения и более совершенное оружие решают судьбы целых наций и классов. Не из этого ли вы исходили, мой фюрер, когда только что сказали, что будущая война будет происходить совсем иначе, чем предыдущая? Новое оружие, передовая техника изменят сам ход войны. Они отправят всю стратегию на свалку. А Германия сейчас как раз имеет превосходство в вооружении и передовой технике».

«Нет, стратегия не изменяется. По крайней мере, из-за новой техники. Это не так. – Гитлер оживился. – Что изменилось со времен битвы при Каннах? Что изменилось в законах стратегии в средние века благодаря изобретению пороха? Я сомневаюсь, что технические новшества имеют значение. Не бывало еще технических нововведений, способных надолго изменить законы ведения войны. За каждым изобретением по пятам идет следующее, которое сводит к нулю воздействие предыдущего. Конечно, военная техника развивается, и она еще создаст много новинок, пока не достигнет абсолютного верхнего предела разрушительности. Но все это может обеспечить только временное превосходство».

Адольф Гитлер – солдат Западного фронта, ноябрь 1914 года

Адольф Гитлер уклонился от службы в австрийской армии, поскольку она была «негерманской». Но когда в августе 1914-го в войну вступила Германская империя, Гитлер записался добровольцем в Мюнхене. Война была для него великим, решающим событием, но он едва ли мог поделиться своими чувствами с однополчанами. Они высмеивали его за недружелюбность, нелюдимый характер, за то, что он не принимал участия в обычных развлечениях и проводил целые часы в одиноких мечтаниях

Подошел Гесс, в то время личный секретарь Гитлера, который отлучился в начале беседы.

«Очевидно, господам не совсем ясно, каким образом Германия в будущем избежит многолетней позиционной войны, если технических новшеств для военного дела столь мало», – разъяснил Гесс.

«А кто сказал, что я вообще начну войну, как те идиоты в 1914-м? Разве все наши старания не направлены как раз на то, чтобы этому помешать? У большинства людей просто нет фантазии. – Лицо Гитлера исказилось презрительной гримасой. – Они могут представить себе грядущее только в образах, взятых из собственного мизерного опыта. Они не видят ничего нового, ошеломляющего. Генералы тоже бесплодны. Они запутались в своих профессиональных познаниях. Творческий гений всегда находится вне круга специалистов. Я обладаю даром сводить проблему к ее элементарной сущности. Из войны сделали тайную науку. Ее окружили торжественной суетой. Война – это самое естественное, самое повседневное. Война – всегда, война – повсюду. Ей нету начала, в ней нет перемирия. Война – это жизнь. Война – это любая борьба. Война – это древнейшее состояние. Вернемся к примитивным действиям тех же дикарей. Что есть война, как не коварство, жульничество, обман, как не атака и удар из засады? Люди убивают друг друга только тогда, когда они не могут найти другого выхода. Купцы, разбойники, воины – прежде все было едино. Есть расширенная стратегия, есть война духовными средствами. В чем цель войны, Форстер? Чтобы противник капитулировал. Если он это сделает, у меня будет возможность уничтожить его целиком. Зачем мне деморализовать его военным путем, если я могу сделать это другим способом, дешевле и лучше?»

И тут Гитлер развил перед нами основы своей военной стратегии, которые он затем многократно опробовал на практике. В то время это было необычное и не очень ясное учение. Было заметно, что он долго и тщательно занимался этим вопросом. Он ощущал себя новым великим стратегом, будущим полководцем – в новом и до сих пор неслыханном смысле этого слова.

«Если я возьмусь воевать, Форстер, то в один прекрасный мирный день я просто введу войска в Париж. На них будет французская форма. Они будут маршировать по улицам средь бела дня. Никто не задержит их. Они промаршируют к зданию Генштаба. Они займут министерства, парламент. За несколько минут Франция, Польша, Австрия, Чехословакия лишатся своих лидеров. Армия – без Генштаба. Все политическое руководство – в отставке. Возникнет небывалое замешательство. Но я уже давно связан с людьми, которые образуют новое правительство. Правительство, которое мне подходит. Мы находим таких людей, мы находим их в любой стране. Нам не приходится их покупать. Они приходят сами по себе. Их толкают к нам честолюбие и слепота, невежество и внутрипартийные склоки. Мы заключим мир прежде, чем начнем войну. Я вам гарантирую, господа: невозможное всегда выигрывает. Невероятное – надежней всего. У нас будет достаточно добровольцев, таких как наши штурмовики, – молчаливых и готовых к самопожертвованию. Мы перебросим их через границу в мирное время. Конечно, никто из них ничем не будет отличаться от обычного туриста. Сегодня это кажется вам невероятным, господа. Но я буду проводить эту линию, шаг за шагом. Возможно, мы высадимся на аэродромах. Мы будем перевозить по воздуху не только бойцов, но и вооружение. Нас не остановит никакая линия Мажино. Наша стратегия, Форстер, – уничтожать врага изнутри, чтобы он сам себя побеждал».

«Две недели назад, – прошептал Форстер, – он представил генералам в Восточной Пруссии новый план обороны от нападения Польши. Они приняли этот план. Гитлер – гений, он специалист во всех сферах».

Линсмайер, наш командир штурмовиков, попросил Гитлера сфотографироваться с нами. Мы встали и вышли на косогор перед домом. Гесс сфотографировал нас, с Гитлером в центре. Мы немного прошлись по дорожке, в то время еще узкой, сразу за домом уводившей в близлежащий лес. Я взглянул на гостиницу «У турков», стоявшую напротив. Там собрались постояльцы, они направляли вверх свои бинокли. Гесс указал на зеленый склон, увенчанный мягким округлым куполом. Здесь следует устроить посадочную площадку для самолетов, чтобы не спускаться каждый раз в долину на автомобиле. Кстати, Гесс недавно успешно участвовал в авиационном соревновании. Форстер заговорил с ним об этом.

«Впредь оставьте эти полеты, – сказал Гитлер. – Вам это ни к чему. Вы нужны мне, Гесс».

Гитлер снова вернулся к прежнему разговору: «В авиации мы, несомненно, будем лидировать. Она дает много возможностей. Мы будем иметь превосходство надо всеми. В этой области у нас только один серьезный противник: англичане. Славяне никогда не умели вести воздушные бои. Это мужское оружие, это германский способ борьбы. Я построю самый большой воздушный флот в мире. У нас будут самые отважные пилоты. Конечно же, у нас будет еще и большая армия».

Рудольф Вальтер Рихард Гесс (1894–1987) – государственный и политический деятель Германии, заместитель фюрера в НСДАП и рейхсминистр. Фото 1936 года

«Вы введете всеобщую воинскую обязанность?» – спросил Линсмайер.

«Не просто обязанность, а всеобщую воинскую повинность, против которой Гинденбургова „обязанность содействия армии“ – всего лишь необработанная заготовка. Нам нужны армии: не просто хорошо обученные спецподразделения, а массовые армии. Но мы будем использовать их не так, как в 1914 году. Как в „окопной войне“ артподготовка проводилась перед фронтальной атакой пехоты, так в будущем, перед тем как задействовать армию, мы будем вести психологическое ослабление врага посредством революционной пропаганды. Враждебный народ должен быть деморализован и готов к капитуляции, его следует психологически вынудить к пассивности, и только потом можно думать о военных действиях. Как достигнуть моральной победы над противником еще до войны? Вот вопрос, который меня интересует. Кто сражался на передовой – тот не захочет новых кровавых жертв, если их можно будет избежать. Хороши все средства, которые позволяют сберечь драгоценную немецкую кровь. Мы не побоимся даже разжигать революции. Вспомните сэра Роджера Кэзмонта и ирландцев в мировую войну. Во вражеской стране у нас повсюду есть друзья, которые помогут нам; мы знаем, как их приобрести. Смятение, внутренняя борьба, нерешительность, панический страх – вот наше оружие. Вы же знаете историю революций, – обратился Гитлер ко мне. – Всегда одно и то же: господствующие классы капитулируют. Почему? Потому что они впадают в пораженчество; у них больше нет воли. Революционное учение – вот секрет новой стратегии. Я учился у большевиков. Я не боюсь говорить об этом. Люди в большинстве своем всегда учатся у собственных врагов. Знакомы ли вы с учением о государственном перевороте? Займитесь этим предметом. Тогда вы будете знать, что делать».

Мы слушали его, и никто не знал, насколько близко мы все находились к осуществлению этих идей. Я думал об эксперименте с большевистскими вождями, который затеяло Верховное главнокомандование Германии в мировую войну. То, что тогда казалось импровизацией, призванной сделать врага небоеспособным с помощью революции внутри страны, теперь было систематизировано, сформулировано в виде общего правила.

Антисемитизм наиболее извращенно выразился в еженедельной газете «Штюрмер», издававшейся Юлиусом Штрайхером, гауляйтером Франконии. Травля евреев, проводившаяся национал-социалистическим «Боевым листком», часто сопровождалась порнографическим подтекстом, как, например, в печально известных «Историях о ритуальных убийствах». Печатались с продолжением и выходили отдельным изданием «Протоколы сионских мудрецов», содержанием которых был вымышленный еврейский план завоевания мирового господства – то, что «Протоколы» были явной фальшивкой, не мешало их распространению в органах антисемитской прессы.

Юлиус Штрейхер (1885–1946) – гауляйтер Франконии, главный редактор антисемитской и антикоммунистической газеты «Штурмовик» (нем. Der Stürmer – Дер Штюрмер), идеолог расизма. Казнён по приговору Нюрнбергского трибунала за антисемитскую пропаганду и призывы к геноциду.

«Я никогда не начну войны, не зная наверняка, что деморализованный противник сразу рухнет от одного гигантского удара. – В глазах Гитлера блеснула непреклонность, он начал кричать. – Если враг внутренне деморализован, если он стоит на пороге революции, если ему угрожают народные волнения – тогда время пришло. Один-единственный удар уничтожит его. Авиационные налеты неслыханной массированности, внезапные атаки, террор, саботаж, покушения, убийства лидеров, удары превосходящими силами по всем слабым местам обороны противника, молниеносные, одновременные, без учета резервов и потерь, – вот будущая война. Гигантский удар, сокрушающий все. Я не думаю о последствиях, я думаю только об одном.

Я не играю в войну. Я не позволю, чтобы „полководцы“ командовали мною. Я САМ веду войну. Я САМ определяю момент, благоприятный для атаки. Такой момент бывает только раз. Я буду ждать его. С железной решимостью. И я не упущу его. Я приложу всю свою энергию, чтобы этот момент наступил. Вот моя задача. Если я добьюсь этого момента, я имею право посылать молодежь на смерть. Тогда я сберегу столько жизней, сколько можно сберечь.

Господа, мы хотим не играть в героев, а уничтожать противника. Генералы, несмотря на свои военные доктрины, хотят вести себя по-рыцарски. Они считают, что войны следует вести как средневековые турниры. Мне не нужны рыцари, мне нужны революции. Я положил учение о революции в основу моей политики».

Гитлер на мгновение прервался.

«Ничто меня не испугает. Никакие так называемые нормы международного права, никакие договоры не удержат меня от того, чтобы использовать предоставившееся мне преимущество. Грядущая война будет неслыханно кровавой и жестокой. Но эта жесточайшая война, не делающая различия между военным и штатским, будет одновременно и самой милосердной, потому что она будет самой короткой. И вместе с полным применением всего нашего оружия мы ослабим противника психологической войной. Мы так же наверняка будем иметь революцию во Франции, как мы на этот раз НЕ БУДЕМ иметь ее в Германии. Будьте уверены. Я приду к французам как освободитель. Мы придем к маленьким людям среднего достатка как носители справедливого социального устройства и вечного мира. Ведь никто из этих людей не желает ни войны, ни великих подвигов. Но Я хочу войны. Мне годится любое средство. И мой девиз – не просто „не торговаться с врагами“, а уничтожать их самыми откровенными средствами. Эту войну веду Я!»