Элементали

Элементали

«Вначале был Дух. Скитался он во мраке, не чувствуя ничего и не заботясь ничем. И продолжалось так Вечность. А потом вдруг стало Духу скучно, и сотворил он Свет. А из Света сотворил Дух звезды и планеты. И понравилось ему творение. Дух выбрал одну планету, в самом дальнем и темном уголке своего только что сотворенного мира, чтобы в случае неудачи тут же об этом забыть и покрыл эту планету зеленью. Так появились растения. И так зародилась Жизнь. Но с растениями Духу было не интересно. Тогда привел он их в движение. Оторвал от поверхности земли, тех, что росли на ней, и сказал: «беги». А тех, что обитали в воде, оторвал от дна морского и сказал: «плыви». Тех же, кто цеплялся за скалы, оторвал от мертвого камня и сказал: «лети». Так началась Эволюция Жизни, и так было многие тысячи лет. И могло бы продолжаться Вечность…

Но Духу опять стало скучно. Ему не хватало дружеского общения. И тогда он сотворил из частей себя мыслящих существ, способных разделить его чувства. Но поскольку эти существа были частью его, то стали с ним на равных. Не заботились ничем и были ровны друг с другом и с Духом. И продолжалось так Вечность. Тогда уже им стало с Духом скучно. Они захотели сотворить свой собственный мир и населить его частями себя. И рассердился Дух. Решил он положить этому конец раз и навсегда. Одиночество предпочтительней раздора, пусть даже оно длится Вечность.

Разделил Дух тогда свой идеальный мир на части. Так получилось четыре стихии: Огонь, Вода, Земля и Воздух. Для каждой из стихий Дух из части себя сотворил Элементаль. Чтобы она охраняла свою стихию, в том числе и от нерациональных действий мыслящих существ, которые оказались не способны оценить дружбу самого Духа. И лишил их Дух своей дружбы, сделав смертными, отобрал вечную жизнь, поставив условие: ее еще надо заслужить. После чего существа стали земными, а Дух стал для них Создателем. И никогда уже больше не являлся им Создатель в истинном своем обличье и сделался, глух к их мольбам и жалобам. По его велению отныне неотъемлемой частью Жизни стали страдания и боль.

После чего Дух потерял к своему творению интерес. Но поскольку он не мог оставить созданных им существ совсем без покровительства, то поручил четырем Ангелам Стихий сохранять гармонию и поддерживать на зеленой планете существующий порядок вещей. Ангелу Огня, Ангелу Воды, Ангелу Воздуха и Ангелу Земли. А дабы Ангелы своими глазами увидели, что творится в мире, за который они в ответе, раз в две тысячи лет им давалась возможность прожить земную жизнь. Ибо элементаль лишена каких-нибудь чувств, и поскольку сама она вечна, то не знает цену жизни, следовательно, и Хранитель из нее равнодушный. Только пережив любовь, разочарование, боль, страсть, обиду, радость, ревность, зависть и восторг, пройдя через земные страдания, вкусив блаженство бытия и почувствовав весь ужас смерти, станешь отчаянно бороться за жизнь. Посему раз в две тысячи лет Ангелы Стихий обретали плоть и спускались из мира абсолютной гармонии, где царит полная идиллия, в мир земных страстей как смертные мужчина или женщина.

Поначалу жизнь была им в радость. И климат на зеленой планете был мягким, ни осени, ни зимы, а только весна и лето, еды в изобилии, а жизнь человеческая длилась веками. Ведь Ангелы ею дорожили и были счастливы. Пока один не предал всех. И тогда реки вышли из берегов, леса охватили пожары, планета содрогнулась от мощного землетрясения, потом по ней пронесся ураган, опустошая все. Первым закончилась земная жизнь Ангела Воды. На зеленую планету обрушился гнев Создателя, и человечество едва не погибло. Ведь братство четырех стихий имеет силу, лишь когда они все вместе.

И повелел Дух, что первым среди равных отныне будет Ангел Воды. После чего зеленая планета вновь обрела прежний климат и стала цветущей.

Но решение Создателя рассорило элементали. Получив новую жизнь, они тут же вспоминали прежние обиды. После одной из таких ссор планета опять погрузилась во мрак. Ударила молния, разразился гром. Ангел Воздуха пребывал в глубокой обиде на своих братьев-хранителей, и вновь последовало черное предательство. На этот раз первой закончилась земная жизнь Ангела Огня. Солнце навсегда скрылось за тучами, дождь все лил и лил, не переставая. Пребывающая вода поглотила и Ангела Воздуха, и Ангела Земли, и Ангела Воды. Человечество выжило чудом, но с тех пор не вернулись больше, ни прежнее изобилие, ни мягкий климат, ни долгая жизнь.

Дух рассердился на своих Ангелов, которые не могли управлять своей силой, становясь простыми смертными. И отобрал у них большую часть этой силы в обмен на земную жизнь, оставив одни только свойства. И повелел так: пока вы, Ангелы, храните зеленую планету, вы есть. Но как только ваша планета, планета Четырех Стихий исчезнет, и жизнь на ней прекратится, вы тоже уходите в Хаос. И будет один только Хаос, как было до того, пока я, Дух, не сотворил Свет. А потом наступит вечный Мрак.

И были Хранители сильнее, пока держались вместе, чуждые страстей, и пока была с ними вся их сила. Но раз в две тысячи лет Элементали становились простыми смертными, и для зеленой планеты это было нелегкое испытание. Ведь Дух почти потерял к своему творению интерес, отдав его на откуп Ангелам Стихий. И близилась новая Эра. Хаос, когда-то уступивший Духу, решил, что пришло его время. Теперь все вернется в тот момент, когда Дух еще не сотворил Свет. Надо лишь дождаться рождения Ангелов и освобождения стихий. И если в течение своей земной жизни четыре Элементали не встретятся и не поймут, что им надо сделать для того, чтобы предотвратить Хаос, неуправляемые стихии разорвут планету на части, и наступит Конец Света. Наступит вечный Мрак.

И пришел этот день…»

Америка

Газоны всегда стригла она. Хотя в семье кроме нее было еще две сестры и три брата. Но эту работу Тера охотно брала на себя, равно как и газоны соседей, которые могли позволить себе нанять садовника. В многодетной же семье Батлеров всегда не хватало денег. Какая уж тут прислуга! Отец Теры, Мэтью Батлер смог выбиться в люди, чем страшно гордился. Еще бы! Он, афроамериканец, сын ночного портье сумел получить высшее образование и стать совладельцем рекламного агентства! Пусть агентство это небольшое, а Мэтью всего лишь младший партнер, и в его многодетной семье всегда не хватает денег, но зато не он открывает двери для припоздавших постояльцев, а двери эти угодливо открывают перед ним, коли уж ему случится остановиться по делам в отеле. Доживи до этого времени отец Мэтью, гордился бы достижениями своего младшего сына. Ведь двое других так и не преуспели, и даже должность ночного портье была бы для них за счастье.

Острую нехватку денег Батлеры тщательно скрывали. Дети работают, потому что их с малолетства надо приучать к труду, а вовсе не потому, что из-за неоплаченных счетов Батлерам в любой момент могут отключить свет, или погрузить на эвакуатор их новенькую машину, взятую в кредит. Дети постоянно слышали о процентах по этим кредитам: за дом, за машину, за новую мебель, за аренду папиного офиса. Все в кредит, семья-то большая, мама едва успевает по хозяйству, какая уж тут работа. И маленькие Батлеры как могли, помогали своим родителям. Семья была небогатой, но дружной. Особенно старалась Тера. Она, казалось, успевала везде. И по хозяйству, и в учебе, и денег заработать. Словно чувствовала свою вину: после того, как, извлекая из чрева не захотевшую появиться на свет естественным путем Теру, ее матери сделали кесарево, детей у Батлеров больше не было.

Старательная, безотказная, неутомимая, – такой была Тера. Удивительно, но там, где ступала ее нога, земля словно расцветала. Газон у дома Батлеров казался в округе самым зеленым, розы цвели так пышно, будто для них не было ни засухи, ни жгучих ветров, живая изгородь радовала глаз своей густотой.

– Что ты с ними делаешь, Тера? – допытывались соседи, прекрасно зная, что в маленький садик с розарием кроме младшей дочки Батлеров никто и не заглядывает.

– Я с ними просто разговариваю, – смеялась та, и лицо ее удивительным образом хорошело.

Мэтью втайне считал младшую дочь самой большой своей неудачей. Он ей этого никогда, конечно, не говорил, жалея ее, но поневоле вздыхал, когда его взгляд останавливался на Тере. Некрасивая, с круглым лицом, огромным носом и тяжелым подбородком, вся какая-то приземистая, кургузая, полные ноги с широкими щиколотками прочно стоят на земле, так, словно пытаются в нее врасти. Меж тем две ее сестры хорошенькие, словно ангелочки! И в кого только уродилась такая?! Но Теру, с раннего детства имеющую избыточный вес, нисколько это не волновало, равно как и внешность. Младшая дочь Мэтью была равнодушна к модной одежде и украшениям, никогда не крутилась перед зеркалом, как ее сестры, не пыталась узнать у мамы рецепт ее фирменного пирога. Казалось, и парни ее совсем не интересуют, и это было еще одной головной болью Мэтью. Жена лишь рукой махала:

– Нас, Батлеров, и так слишком много. Оставь Теру в покое.

Но ведь положено женщине выйти замуж! Ее удел – рожать детей и вести домашнее хозяйство! А Тера… Странная она какая-то. В день, когда она родилась, вдруг повалил снег, чего в этих широтах не бывало вот уже лет двести! Или даже больше. Во всяком случае, старожилы такого снегопада не помнили. Снег был густой и липкий, и валил он с неделю! А потом был невиданный урожай. Земля цвела так, будто завтра должен был наступить конец света, и она торопилась отдать себя людям всю, без остатка! Фермеры еще по весне не знали, куда будут девать свой товар, когда урожай созреет, цветочники давали огромные скидки, торговые сети всерьез опасались разориться. В тот год фруктовые деревья все, как одно, оделись в белоснежную кисею, и свадьба эта была такой пышной, будто земля отдавала все свои соки, а солнце самолично венчало брачующихся, держа над их кронами сияющую золотую корону. Ох, что это был за год!

Тера как-то незаметно подросла. Удивительная вещь, но она почти не болела. Или совсем не болела? Мэтью не помнил, чтобы у младшей дочери хоть раз поднялась температура, или Тера слегла бы на неделю с гриппом. Впрочем, детей в семье так много, что они с женой этого, быть может, просто не помнят? Тера везде, где она нужна, и все у нее получается. Учителя не раз говорили Мэтью, что девочка очень цепкая, хотя и без фантазии. Но когда дело касается цифр, или законов, тут уж Тера на высоте. У младшей из Батлеров феноменальная память, а, главное, убедительная, грамотная речь. В общем, Тера Батлер – девушка серьезная и рассудительная, а что касается парней… Слава богу, романы ее не интересуют. Совсем.

Почему, слава богу? Да потому, что с такой внешностью запросто можно остаться с разбитым сердцем. Парни опасаются таких серьезных девушек, отчаянно некрасивых и не по-женски умных. Если только какой-нибудь гений, такой же умник…

Но видимо, в планы Теры это не входило. Она старательно училась и радовала своими успехами учителей. Мэтью в первую очередь делал ставку на сыновей, но способной к учебе оказалась именно Тера. Ей легко удалось поступить в один из лучших в стране колледжей и с блеском его окончить, после чего Мэтью ничего другого не оставалось, как взять кредит на образование именно для своей младшей дочери. Остальные Батлеры добровольно и без лишних уговоров уступили. И сделали это очень охотно, хотя Мэтью не видел, чтобы Тера их упрашивала. У нее был странный взгляд, всезнающий, можно даже сказать тяжелый, гипнотизирующий, порою Тере даже не надо было тратить слов, чтобы добиться своего. Просто посмотреть. И она получала все, что хотела.

Шли годы. Мнение Мэтью о младшей дочери менялось по мере того, как она взрослела. Тера всегда знала, чего она хочет. Она без колебаний, интуитивно отметала все лишнее, видя перед собой одну только цель. Но кто знает, что это была за цель? Похоже, и сама Тера этого пока не знала. Она просто не разменивалась на мелочи. Молодежные вечеринки, походы в кино, долгие разговоры с подружками по телефону, – все это ее не интересовало. Да и подружек у Теры не было, равно как и парней. Она была сама по себе, надежная, как скала, неулыбчивая, всезнающая, и рядом со своими ровесницами кажущаяся даже не старшей их сестрой, а, скорее матерью.

У Мэтью иногда возникало чувство, будто все, что происходит с Терой, предопределено заранее. Уж больно легко и уверенно она шла по жизни и была в семье Батлеров словно чужой. Ни на кого из них не похожая, очень уж умная и какая-то значительная. Ей суждено покорить большие вершины, а не жить интересами маленького рекламного агентства, хотя какое-то время Мэтью надеялся, что растит себе помощницу.

Что ж, большой человек должен выйти на заданную орбиту, а орбита эта гораздо выше, чем провинциальный городок, в котором живет семья Батлеров и едва сводит концы с концами их маленький бизнес. Взялась бы за него Тера, дела наверняка наладились бы. Но она не собирается возвращаться в родной город после того, как получит университетский диплом. В конце концов, на младшую дочь Мэтью махнул рукой. Ну не хочет она замуж, не собирается рожать детей, не интересуют ее маленькие женские радости. И рекламный бизнес не интересует. Взгляд у Теры такой, будто она смотрит мимо тебя. Не куда-нибудь, а в будущее. Интересно, что она там видит?

Дочь уехала в столицу, и с тех пор виделась Тера со своей семьей редко. Хотя деньгами всегда помогала. И дела у Мэтью действительно наладились благодаря ней. Девушка выучилась на юриста и как-то очень уж быстро нашла работу. Причем, работу высокооплачиваемую, в солидной юридической компании. Но и там Тера Батлер надолго не задержалась. Ее приглядел перспективный темнокожий сенатор и сделал своей помощницей. Вскоре уже Тера отвечала за его избирательную компанию. Писала сенатору речи, согласовывала график его встреч, заботилась об имидже. Нет, ничего личного. Мужчины Теру по-прежнему не интересовали, а она их. Ничего, кроме работы. Но зато работу эту Тера делала с блеском. Сенатор, не раз, ласково приобнимая ее за плечи, называл «душкой» и незаменимой. Хотя «душка», – это явно было не про Теру.

Она и сама удивлялась тому, как легко складывается ее политическая карьера. Когда была способна чему-то удивляться. Времени у нее катастрофически не хватало, график у сенатора был напряженным, а планы грандиозные. Когда поутру Тера наспех и без особого удовольствия причесывала свои густые непослушные волосы, похожие на мотки колючей проволоки, в зеркале отражалось широкое, некрасивое лицо, цвета эбенового дерева. Черные лоснящиеся щеки, тяжелый подбородок, мясистые губы. Но Тера не чувствовала при этом недовольства, хотя любая другая женщина легко пришла бы в отчаяние. Тере же нравилось ее лицо. Она даже что-то припоминала… Какие-то видения проносились в затуманенном дыханием стекле, пока Тера причесывалась, и они не имели ничего общего с этой, земной жизнью.

Слишком уж много Тере предстояло сделать, и она это чувствовала. Как чувствовала почти физически растущее напряжение во всем мире. Это началось в тот день, когда в южном штате вопреки всем законам природы повалил густой снег. Тера не могла этого помнить, ведь ее только что извлекли из материнского чрева при помощи кесарева сечения, но странным образом помнила. С этого момента что-то пошло не так. И это был знак. Существующий порядок вещей оказался нарушен: на юге, там, где росли пальмы и триста шестьдесят дней в году светило солнце, поднялась метель. И начался хаос. Это и был знак хаоса: невиданный доселе снегопад, и Тера это почувствовала. Ей надо было дождаться второго знака, чтобы окончательно в этом утвердиться.

И второй знак был ей дан…

Ближний Восток

Огромные колеса внедорожника утюжили барханы, поднимая маленькую песчаную бурю. Вкупе с дикой жарой это было похоже на конец света. Непривычный человек давно бы уже заблудился и умер от жажды, но для Биляла пустыня была родным домом. Она напоминала ему море, которое у Биляла почему-то ассоциировалось с родиной. С той стихией, которая нянчила его в своей колыбели, и из которой он появился на свет. Именно из воды, хотя настоящая родина Биляла на добрую половину состояла из песчаных барханов и мертвого камня.

Первый раз в пустыню совсем еще крохотного Биляла вывез отец. Шейх Абдулла всех своих сыновей с малолетства приучал к соколиной охоте, посвящая во все ее тонкости. Ведь соколиная охота была на Ближнем Востоке излюбленным развлечением шейхов, да и просто богатых людей. А последнее время на нее, словно на крючок, ловили туристов, охочих до всяких ярких, необычных зрелищ. Понятно, что главные деньги – это жидкое золото, которое добывают из нефтяных скважин, но и туризм доходы приносит немалые.

С туристами Билял на соколиную охоту не ездил никогда, даже если это были очень важные гости. Средний сын шейха Абдуллы вообще отличался строптивостью и какой-то дикой, необузданной независимостью. У Биляла были необычные глаза, вроде бы темные, как и у всех арабов, но если долго в них смотреть, возникало ощущение, будто они синие, как море. А скорее, чернильно-синие, словно океанские впадины, и также затягивают в бездонный водоворот. Кстати, имя Билял переводилось с арабского как «влага». И не считалось у шейхов популярным. Обычно они называли сыновей в честь пророков или героев. И вдруг: Билял.

В тот день, когда он родился, в знойной пустыне пошел проливной дождь. Это было так необычно, что мать Биляла, шейха Моза, настояла на своем. Сыну тоже надо дать необычное имя. Это будет для него знаком, и пусть, о Аллах, это будет знак удачи! Шейх Абдулла охотно потакал капризам своей любимой красавицы-жены. Билял так Билял. Все равно ему не быть правителем.

Наследным принцем считался старший сын, о чем официально и было объявлено, поэтому Билял, зная, что не имеет шансов на престол, позволял себе выходки, которые его отец откровенно не одобрял. К примеру, целыми днями пропадал в пустыне, в той ее части, которая считалась особенно опасной. Ее облюбовали для своих вылазок террористы, да еще бедуины промышляли в поисках заложников. Охота шла в основном на иностранных туристов, проявивших беспечность. Иногда Билял вплоть до самого возвращения домой не давал о себе знать, ведь в некоторых местах, которые он выбирал для своих многодневных прогулок, отсутствовала сеть. Постоянно натыкаясь на молчаливое неодобрение отца, принц Билял больше времени уделял спорту, чем наукам, презирал дипломатию и ненавидел заискивать перед богатыми соседями. В нем чувствовалась сила, а на Востоке, как известно, постоянно плетут интриги и строят заговоры.

Поэтому помимо воли Биляла при дворе сформировалась его партия. Наследник престола, старший сын шейха Абдуллы, принц Рашид, хоть и преуспел в дипломатии, но всегда был готов уступить пальму первенства королевской династии соседнего Эмирата. И продолжать политику миротворца, которую вел его отец. Билял же чувствовал, как в его груди подчас бушует стихия. И словно в ответ на его чувства, вокруг вздымались барханы. По пустыне пробегала волна, словно застывая у ног принца, и поднимался сильный ветер, который Биляла, впрочем, не пугал. Он только смеялся. Его, казалось, ничто не пугало.

Чтобы обуздать эту стихию, шейх Абдулла женил среднего сына на дочери члена их же династии, которая насчитывала тысячи две человек. Билял, второй страстью которого после соколиной охоты, стоящей, разумеется, на первом месте, были женщины, не стал возражать. Ведь шейх может иметь сколько угодно жен, и если для матери с отцом так уж важно родство, пусть первой будет эта девочка Валида. Хрупкая, пугливая, с огромными, похожими на спелые финики глазами, такими же вытянутыми, уходящими к самым кончикам бровей, с сочной янтарной мякотью. Тем более, Валида исправно рожала мужу детей. У Биляла уже было двое сыновей, и его жена снова была беременна. У Рашида же, как назло, родилось три дочери. Вот странность: от любимой женщины дочери, а от нелюбимой – сыновья. Да еще сентиментальный Рашид, втайне от отца опубликовавший сборник своих стихов (под псевдонимом, разумеется) считая свою супругу единственной и неповторимой, терпеливо ждал наследника, в то время как Билял то и дело пускался в новые приключения, а его Валида покорно терпела, когда же ее обожаемый супруг, наконец, образумится.

Так было и сегодня. Никого не предупредив, средний сын шейха Абдуллы отправился на соколиную охоту. Азиз, его наперсник, и первый учитель, с интересом следил, как принц играет с пустыней. Одним только взглядом вызывает песчаные волны, которые также взглядом легко и останавливает. На руке у Биляла сидел белый кречет, самый дорогой из соколов и самый престижный для охоты. Чем меньше примесей в окрасе, тем дороже птица, а этот кречет был настоящим красавцем! И стоил не одну сотню тысяч долларов! Но сын шейха мог себе это позволить.

На сокола покамест был надет колпак, и птица словно дремала, пристроившись на руке у своего хозяина. Они были настолько друг к другу привязаны, что, отпустив кречета, Билял прыгал в свой джип и мчался по пустыне с бешеной скоростью, ничуть не сомневаясь, что крылатый друг его найдет, да не просто найдет, а с добычей, которую непременно принесет. Азиз прекрасно знал, что стоит принцу снять колпак, как кречет взмоет ввысь, зорко высматривая добычу, и как только увидит, со скоростью спортивного болида ринется вниз. Мгновение – и зверек бьется в острых когтях. Поистине, захватывающее зрелище!

… Они появились неожиданно. Три джипа, полные вооруженных автоматами людей. У Азиза сердце упало. Бандиты! Пронюхали каким-то образом, что сегодня в пустыне охотится принц Билял бен Халиф аль Рашид и решили взять его в заложники, с целью получении огромного выкупа! Шейх Абдулла очень богат, он и миллиона долларов за сына не пожалеет. Да что там миллион! Хоть сколько проси!

Колонна меж тем приближалась. Те, что ехали в первой машине, сняли с плеч автоматы и наставили их на принца. Мужчины были в камуфляже, с почти, что полностью закрытыми лицами. Видны были только их глаза. И взгляды автоматчиков не предвещали ничего хорошего.

«Не очень-то они похожи на грабителей», – напряженно подумал Азиз, делая принцу знак. Слишком уж усилилось в последнее время влияние партии принца Биляла при дворе. Особенно после рождения второго сына у Биляла и третьей дочери у его старшего брата Рашида. Не его ли рук дело?

– Вижу, – одними губами сказал Билял и сдернул колпак с кречета.

Дальше все развивалось настолько стремительно, что никто ничего не понял. Кроме Биляла, разумеется. Кречет взмыл над машиной хозяина и тут же ринулся камнем вниз, на водителя головного джипа надвигающейся колонны. Вцепился когтями ему в голову и ослепил. Джип потерял управление и в него врезался тот, что ехал следом. Автоматчики в кузове попадали. Кто-то не удержался и нажал на курок. Автоматная очередь вспорола бархан. Пули увязали в глубоком песке, и было больше грохота, чем дела. Кречет же преспокойно взмыл в бездонную синеву, не задетый пулей. Из-за того, что головной джип от удара развернуло, образовалась небольшая пробка.

– Не теряй времени, – крикнул Билял Азизу и прыгнул в свою машину. Наперсник принца, мысленно читая молитву о спасении, поспешил за своим господином.

Тут же другая машина, с охраной принца, развернулась и преградила путь его преследователям. Билял, закусив губу, надавил на газ. Ему было жалко своих людей. За спиной слышались автоматные очереди, теперь уже беспрерывные.

– Их в три раза больше, – напряженно сказал Азиз.

– Знаю, – Билял смотрел прямо перед собой, стараясь сдержать эмоции. Откуда-то из глубины души поднималась волна. Это была волна ярости. Его люди, тщательно отобранные среди многих, люди, с которыми он был вместе вот уже с десяток лет, и которые служили ему верой и правдой сейчас гибли под пулями! Гибла личная охрана принца, без которой он чувствовал себя все равно, что голым. И Билял не выдержав, резко крутанул руль.

– Нет, – Азиз положил руку на плечо хозяина и с силой нажал. – Не надо возвращаться, мой господин. Это их работа.

– Как ты смеешь! – взвился Билял, сбрасывая его руку. – Я шейх!

– Они тебя убьют. У них приказ.

Билял вцепился в руль и, трясясь от ярости, погнал машину вперед. Азиз прав: это их работа. Если принц останется жив, значит, они сделали ее хорошо. Ценой собственной жизни.

– А если они нас догонят? – тревожно спросил вдруг Азиз.

Билял тут же ударил по тормозам. Джип остановился.

– Что ты делаешь, господин?! – отчаянно закричал Азиз, вцепившись в принца, который собирался выйти из машины.

– Не мешай! – зарычал тот.

Азиз в ужасе закрыл глаза. Когда он их открыл, Билял стоял на вершине бархана и смотрел в ту сторону, где все еще раздавались автоматные очереди. Да, его люди свою работу делали на совесть. Но судя по тому, что выстрелы постепенно стихали, в живых никого из них почти уже не осталось. Наконец, раздался последний одиночный выстрел.

– Добили, – понял Азиз и испуганно посмотрел на принца. Тот зарычал от ярости.

А дальше началось что-то невообразимое. Билял потемневшим взглядом смотрел на небо, и горизонт постепенно тоже начинал темнеть. Принц беззвучно шевелил губами, словно призывая на помощь стихию. Только какую стихию?

И пустыня вдруг заволновалась. Барханы пришли в движение и словно ожили. Билял смотрел на них, не отрываясь, и как будто гипнотизировал. Это снова была игра, но теперь уже игра смертельная. Туда где только что стихли выстрелы, теперь надвигался смерч. Азиз опять закрыл от страха глаза. Это же песчаная буря, которая сметет не только наемных убийц, но их самих! Принца Биляла и его наперсника! Уже видно, как с той стороны, куда неотрывно смотрит сейчас Билял, надвигается многометровая стена песка. Наверняка она уже погребла под собой все четыре джипа, и те, что с наемными убийцами, и тот, который они завалили трупами защитников принца. Теперь это их братская могила.

– Аллах, помоги, – в ужасе забормотал Азиз, непослушными губами пытаясь прочесть молитву.

Билял же, на которого надвигалась эта живая стена, способная сокрушить всё и всех, не тронулся с места. Уже не видно было неба, и солнце скрылось за тучей песка. Еще мгновение, и принц будет навеки погребен в одном из барханов. Вместе со своим джипом, и, разумеется, вместе с наперсником.

– Аллах, прими мою душу, – обреченно сказал Азиз.

И в этот момент стена песка рухнула к ногам Биляла. Замерла на мгновение в воздухе, а потом словно бы потеряла опору, натолкнувшись на почти что черный, мертвый взгляд принца. И в мгновение ока стала белой пылью. Облако этой пыли осыпало Биляла с головы до ног. Он, словно бы весь вывалявшийся в муке, стоял и мрачно улыбался. Потому что над его головой снова сияло солнце.

– Пустыня – это такое же море, Азиз, – сказал он, стряхивая белую пыль со своего бурнуса.

«Какой странный песок», – невольно подумал его наперсник. «Он совсем не похож на песок пустыни. Скорее на морской. Белый, как мука, и удивительно мелкий. Интересно, откуда он здесь?»

Азиз, взяв горсть песка, процедил его сквозь пальцы и почувствовал, как между указательным и средним застряло что-то острое и твердое. К его огромному удивлению, это был осколок раковины. Хотя, от ближайшего пляжа их отделяли сотни километров! Азиз тайком сунул находку в карман.

– Ну что, пришел в себя? – оскалил белоснежные зубы принц Билял. – Тогда поехали!

– Куда, мой господин? – Азиз тяжело вздохнул. – Мы, похоже, заблудились. И связи нет, – он показал принцу мобильник, на дисплее которого красовался красноречивый значок: сеть отсутствует. – Нас не скоро хватятся, а даже если и хватятся. Все давно привыкли к нашим долгим отлучкам.

– И кто-то этим воспользовался, – мрачно сказал Билял.

– Теперь мы погибнем от голода и жажды, – запричитал Азиз. – И бензин когда-нибудь кончится. И побредем мы пешком. Только куда?

– Вода там, – Билял указал рукой на восток.

Это была еще одна странность принца. Он удивительным образом чувствовал воду. Всегда. Если Билял говорит: «тут есть вода», смело можно было копать колодец, даже если вокруг была, лишь сплошная унылая пустыня, без единой тени от пальмы. Ни один голодный и изнывающий от жажды верблюд не чувствовал воду так, как чувствовал ее шейх Билял бен Халиф аль Рашид. По этому поводу при дворе шейха Абдуллы даже пытались шутить. Не был ли верблюд прародителем правящей династии?

Вот и сейчас Азиз не стал спорить с принцем. Они ехали на восток вот уже с полчаса, когда над их головами появилась крылатая тень.

– А вот и еда, – улыбнулся принц.

– Как ему удалось выжить? – пробормотал Азиз, глядя на белоснежного кречета и сжимая в кармане осколок раковины.

Билял лишь усмехнулся. Стихия, которая ему повинуется, не тронет его друзей. Кречет не просто вернулся, а с добычей. Потому и припозднился, что не считал себя вправе вернуться к хозяину, не порадовав его.

– Поистине ты, мой господин, заслужил быть наследником трона больше, чем твой брат Рашид, – с чувством сказал Азиз.

– Как видишь, мой брат вовсе не такой уж и мягкотелый, – напомнил ему Билял. – Интересно, ему пришло в голову убить меня в перерыве между двумя сонетами? – мрачно пошутил он.

Азиз вгляделся вдаль и, приложив ладонь козырьком к слезящимся от песка и солнца глазам, пробормотал:

– Или это мираж или оазис, мой господин.

– Наконец-то заметил! – рассмеялся Билял. – Стареешь, Азиз.

Это и впрямь был оазис. Билял почувствовал его, чуть ли не за десять километров. Точнее, не его, а воду. Оазис был крошечным, тем не менее, единственный житель его процветал. Сначала Билял подумал, что старик живет здесь один. Он да верблюды, да отара откормленных овец. Финиковые пальмы дают ему спасительную тень и обильный урожай, а проезжающие мимо туристы или охотники – деньги за приют и занимательные рассказы. А заодно и за возможность освежиться после утомительной гонке по знойной пустыне.

Отметил Билял и спутниковую антенну на крыше единственного дома. А еще баки с горючим.

– Слава Аллаху, спасены! – прослезился Азиз.

– Вызывай личную охрану отца, – велел ему Билял. – Больше я никому не доверяю. И пусть пока матери ничего не говорят.

К нему, почтительно семеня, спешил хозяин оазиса. Наметанный взгляд старика уже определил: гость важный, такие привыкли повелевать, ибо денег у них куры не клюют.

– Я вижу, вы с соколиной охоты, – мгновенно оценил старик белого кречета. И почтительно склонился.

– Охота была неудачной, – поморщился Билял. – Могу я купить у тебя немного еды и бензина для моей машины и отдохнуть до приезда моих людей?