– И вообще, для меня секс – сублимация творчества, – неожиданно сказала она, раскладывая коробки с пастелью перед мольбертом. – Если есть возможность выразить себя, интим становится не нужен.
– М-да? У Фрейда, кажется, как раз наоборот, – смущенно отозвался я.
– Раздевайся! – повелела художница.
В роли обнаженной модели я был впервые, да и одетой тоже быть не приходилось. Но как отказать огненной девушке (её рыжие кудри словно взрывались фонтаном брызг в лучах июльского солнца), если она подходит к тебе на пляже и предлагает побыть моделью? Упустить такое предложение, да ещё и на глазах приятелей, равносильно социальному самоубийству. Такой шанс выпадает нечасто. Хотя сложён я был недурно, чего скрывать. Зря, что ли, родители таскали меня на плавание и на теннис? Причём, на секциях я появлялся значительно чаще, чем у репетиторов… Ни известным пловцом, ни маститом теннисистом я так не стал, да и атлетическое тело не слишком помогло набрать приличное количество баллов на ЕГЭ, поэтому родители, признав свою вину и посыпав голову пеплом, запихнули меня на регионоведение – весьма странную обтекаемую специальность, касательно которой можно было смело говорить не только о сублимации, но и о профанации, и о прокрастинации – суть студенчества от этих умных слов и глубоких понятий не менялась.
Зато там была атмосфера беспечности и инфантильности, как в любом месте, которое является случайным и ни к чему не обязывает. Мы легко сходились, менялись подругами, трепались с преподами на парах и, эксплуатируя их снисходительный пофигизм, легко сдавали ненужные экзамены. Никто не ждал от нас подвигов или хотя бы усилий, не предрекал нам ни взлетов, ни провалов и не вписывал наше поколение в судьбу страны.