Счастье Муры

Благотворительному фонду «Созидание» – за добрые дела

© Наринэ Абгарян, текст, 2015

© Ольга Громова, иллюстрации, 2015

© ООО «Издательство АСТ», 2018

Глава 1
Бабушка

– Бабуль! «Баранки» от слова «барашки»?

Мура смотрит сосредоточенно и требовательно. На круглой щеке, чуть ниже скулы, длинная неглубокая царапина.

– А нечего заводить себе такие растопыренные щёки! – приговаривал вчера Гришка, аккуратно обрабатывая царапину йодом. – Щиплет?

– Щиплет, – шмыгала носом Мура, но стоически терпела. А потом всё-таки не удержалась и сладострастно разревелась: – Я же не виноватая, что у кустика такая колючая ветка!

– Так тормозить надо вовремя! Разбежалась и полетела. Вот и напоролась, – зудел Гришка.

Гришке девять с половиной, Муре пять. Гришка почти совсем взрослый, ест как не в себя, и руки стали длинные-предлинные. Мама Тоня говорит, что мальчики растут как попало – неравномерно, скачками. Сначала шея вытянется, потом руки. Гришка при ходьбе размахивает ими так, что думаешь – сейчас оторвутся.

– Ишь, гоблин, – ласково говорит о нём бабушка.

Бабушка три раза смотрела фильм про Властелина колец и теперь знает наизусть все нечеловеческие расы. Консьержка Римма Петровна у неё энт, потому что высокая, как дерево, и корявая – что нос, что локти. А голос такой, словно из дупла говорит. А вот дворника Касима бабушка называет хоббитом. Потому что маленький, уши врастопыр. И брови мохнатые – глаз не увидать.

– Поднимите ему брови, – говорит про дворника бабушка. Касим словно чувствует, что брови – главный камень преткновения в общении с бабушкой. Поэтому при встрече всегда приглаживает их указательными пальцами. А потом вытягивается в струнку, словно бравый солдат. Только метла сбоку криво торчит.

– Здравствуйте, Зинаида Андреевна! – говорит Касим.

– Салям алейкум, – отвечает бабуля.

Мура сначала думала, что она Касиму про колбасу салями говорит. С которой к завтраку делает вкусные бутерброды – тонкий кружочек колбасы, ломтик сыра и листик салата.

Но бабушка объяснила, что «салям алейкум» – это приветствие на языке Касима. Бабушка вообще очень умная и много непонятных слов знает.

– Бабуль. Ну чего скажешь? – торопит её Мура. – «Баранки» от слова «барашки»?

Бабушка гладит её по вьющимся льняным волосам.

– Нет, солнышко, «барашки» от слова «баран».

– А «баранки»? – не сдаётся Мура.

– А «баранки» от слова «баранка».

– Ага. Буду знать.

Гришка с бабушкой сегодня снова делали русский. Разбирали слова – где корень, где суффикс, где приставка. Мура ходила кругами, запоминала.

– Гриша, это же так просто! – терпеливо объясняла бабушка. – Давай, например, возьмём слово «пирог».

– Давай, – оживился Гришка (он всегда голодный, когда делает уроки).

– И подберём к нему уменьшительные суффиксы.

– Уменьшительные? Это что такое? Я уже забыл.

– Ну как можно забыть? Сын – сыночек.

– А, вспомнил. Значит, так. Пирожок подойдёт?

– Подойдёт. Ещё?

– Пирожочек.

– Хорошо. А ещё?

Гришка крепко задумался:

– Пирожо… пирожооооо… пик?

Бабушка даже не нашлась что ответить. Сидела молча и только выразительно моргала.

Мура всегда с волнением наблюдает, как Гришка с бабушкой делают уроки. Сначала бабушка терпеливая, а Гришка смирный и исполнительный. Но по ходу занятий бабушка начинает жаловаться на давление, а Гришка ёрзает и скрипит стулом. Если у бабушки совсем кончается терпение, она уходит на кухню – пить чай.

– Надо остыть, – приговаривает она, отхлёбывая из большой кружки кипяток.

Гришка тем временем тоже остывает. Скачет кубарем по комнате или корчит смешные рожицы в окно. Гришка вообще весёлый. Если не заставлять его делать уроки. Особенно русский. Русский у него совсем не идёт.

– Такой же неспособный к языкам, как его отец, – жалуется бабушка, обмахивается журналом «Траволечение» и пьёт чай.

Муре жалко и её, и Гришку. Поэтому она утешает обоих, как умеет. Сегодня подарила Гришке синий карандаш, а бабушке – красный. Карандашей в коробке много – двадцать восемь штук. Хватит надолго. Когда карандаши закончатся, она ещё что-нибудь примирительное придумает.

Пока бабушка пьёт чай, Мура развлекает её разбором слов. «Хлеб» у неё от «хлебницы», а «баранки» от «барашков». Она водит глазами по кухонным полкам, подыскивая новые предметы. Цепляется взглядом за глиняную фигурку козы, цепенеет.

– Бабуль, – пронзённая догадкой в самое сердце, шепчет Мура. – «Коза» от слова «козявки»?

Бабушка отставляет чашку с чаем и выразительно моргает. Потом тяжело встаёт, вытаскивает из холодильника пузырёк с валерьянкой и капает себе полчашки капель.

– Приехали, – говорит она. – И эта в Володю. Хоть он ей и не отец.

Володя – это бабулин сын. И Гришкин отец. Муре он не родной папа, а приёмный. Мама у Муры своя. А папы нет. Когда Муре было три года, её мама и Гришкин папа поженились. И у Муры от этого получилась большая семья – мама, папа, Гришка, бабушка и дедушка.

Папу своего Мура не помнит – она была слишком маленькой, когда родители расстались. Папа переехал в другой город и перестал отвечать на звонки и письма.

Бабушки с дедушкой у Муры тоже никогда не было. Потому что мама выросла в детском доме. Это такое место, где живут дети без родителей.

Гриша не понимает, как родители могут отказываться от своих детей. Мура тоже этого не понимает.

– Хорошо, что наши мама с папой поженились, да, Гришка? – говорит она.

Гришка щёлкает её по носу и улыбается:

– Конечно, хорошо.

Раньше у Гришки не было мамы. То есть она когда-то была, но потом заболела и умерла. И Гриша какое-то время жил у бабушки с дедушкой. Потом, когда папа Володя женился на маме Муры, они забрали Гришу к себе. И зажили большой семьёй. Гриша называет Мурину маму мамой Тоней. А Мура называет Гришкиного папу папой Володей. И свою маму называет мамой Тоней. Чтобы быть как Гришка.

А вот ещё про имена. Гришку на самом деле зовут Григорием. А Муру – Марусей. Но все их называют Гришкой и Мурой. Потому что так ласково звучит.

Родители сейчас в отъезде. Уехали на полгода в Тюмень – работать в большой компании. Правда, полгода почти уже прошло, осталось всего ничего до их возвращения.

За Мурой и Гришей всё это время приглядывали бабушка и дедушка.

Про маму Тоню, папу Володю и бабушку вы уже немного знаете.

А про дедушку в следующей главе написано, в этой не уместилось.

Глава 2
Дедушка и прочее хозяйство

Дедушка живёт в деревне, в одноэтажном деревянном доме. Дом старенький, но очень уютный. С пыльной мансардой и крохотной скрипучей верандой. Раньше бабушка тоже там жила, но, когда папа Володя с мамой Тоней уехали в Тюмень, она переехала к внукам. А дедушка остался в деревне. Кому-то ведь надо приглядывать за хозяйством.

Хозяйство у дедушки большое: огород, яблони, смородина. Ну и живности тоже много – восемь кур, петух Сергеич, коза Валентина и пёс Толик.

Если у Гришки случаются каникулы, бабушка отпрашивает Муру в садике, и они уезжают в деревню. И деду помочь, и свежим воздухом надышаться. Детям эти поездки очень нравятся. Гришке потому, что не надо в школу ходить. А Муре потому, что ей вообще всё нравится. Кроме манной каши. Но это можно как-то пережить.

Мама Тоня про дедушку с бабушкой говорит «нашла коса на камень». А папа Володя называет их «война и мир». Кто из них война, а кто мир, не очень понятно. Но ясно одно – врозь они друг по другу скучают, а когда оказываются рядом – начинают ссориться. По всяким пустякам. Притом ссорятся они по-разному. Бабушка выговаривает дедушке громко, с чувством, с расстановкой. Загибая пальцы и призывая в свидетели небесные силы. А дедушка молчит-молчит, потом не вытерпит, скажет «мхм» и выйдет из дому, оглушительно хлопнув дверью.

– Вот и весь разговор! – разводит руками бабушка и садится пить чай. Остывает. – Этот человек мне снова всю душу вынул! – говорит она про дедушку. Бабушка всегда называет его «этот человек», когда сердится. Если очень сильно сердится, называет «старый пень». А когда совсем не сердится, называет Ванечкой.

Зато дедушка называет бабушку по имени. Зиночкой. Ну или Зинаидой, если они совсем чего-то не поделили.

Мура с Гришей относятся к ссорам взрослых с пониманием. А как ещё относиться, когда каждый из них по-своему прав? Вот, например, дедушка. Поехал на птичий рынок за канарейкой. Нет, сначала они с бабушкой, по своему обыкновению, поссорились.

– Зачем канарейка в деревне? – выспрашивала у него бабушка.

– Хочу певчую пичужку, – объяснил дед.

– Кругом лес! Тебе мало пения лесных пичужек?

– Мхм!

– Не, ну ты мне объясни! – не унималась бабушка. – Зачем тебе, старому пню, канарейка? Ей ведь клетку надо купить, поилку. Витамины небось какие-то специальные. Тебе что, деньги некуда девать?

Дед помолчал-помолчал, потом сказал: «Зинаида!» – надел пиджак и уехал в райцентр.

Вернулся он оттуда смирный, без канарейки. Зато с козой.

– Нечаянно купил, – смущённо почесал он в затылке. – Даже сам не понял, как это получилось. Смотрю – стоит. Белая, с рожками. Ну я и не вытерпел.

Бабушка накапала себе валерьянки и пошла знакомиться с пополнением в хозяйстве. Коза глянула на неё своими жёлтыми глазами, вежливо мемекнула, покивала головой, здороваясь.

– Ишь какая, – хмыкнула бабушка.

Назвали Валентиной.

Теперь коза живёт в курятнике. Дедушка выделил ей небольшой угол, загородил сеткой, чтобы куры туда не ходили, подстелил опилок, чтобы мягко было спать. Одно время Валентина гуляла по деревне и паслась где ей вздумается, но после того, как она случайно обглодала крыжовник председателя сельсовета, одну её на выпас не выпускают.

Председатель, обнаружив обглоданные кусты, прямиком пришёл ссориться с бабушкой и дедушкой. Дедушка сразу перед ним извинился. Но председатель всё не мог успокоиться и требовал, чтобы козу забили. Чем вывел из себя бабушку.

– Я лучше тебя забью, ясно? – рассердилась она. – Ни стыда ни совести. Чисто Саруман ^[1].

– Какой Саруман? – опешил председатель.

– Известно какой! – отрезала бабушка.

Председатель поперхнулся на полуслове, пожевал губами и ушёл. С тех пор бабушка его недолюбливает. Не может простить, что он требовал забить Валентину.

Так вот, возвращаясь к ссорам взрослых. Гриша потом голову ломал, пытаясь сообразить, кто же всё-таки был прав.

– Наверное, бабушка была права? Ведь дед послушался её и не купил канарейку, – предположил он.

– Ага, – кивнула Мура.

– Но с другой стороны, он ведь не зря съездил в райцентр. Вон козу купил. Значит, и дед был прав?

– Ага! – с готовностью согласилась Мура.

Так и не поняли, чью сторону принимать.

– Пусть дед с бабулей сами разбираются, – решил Гриша.

Поездка к дедушке – не только удовольствие, но и работа. У каждого в хозяйстве свои обязанности. Дед носит из колодца воду, топит баню, копает огород. Бабушка хлопочет по дому – убирается, готовит.

У Гришки самая ответственная обязанность – выгуливать Валентину. Выгуливает он её в ошейнике пса Толика. Чтобы она нечаянно ещё чего-нибудь запретного не обглодала. Валентина от ошейника делается несчастной и тащится еле-еле, кося жёлтым глазом на крыжовник председателя сельсовета.

За Гришкой и Валентиной, повизгивая от счастья, трусит дворовый пёс Толик. У Толика солидное имя – Тлоке Науаке. Так его папа Володя назвал. В честь ацтекского бога дождя. Ацтеки – это такие индейцы, которые живут в Америке. У них было много разных богов, а бога дождя звали Тлоке Науаке. Вот папа Володя и назвал в его честь пса. Потому что нормальные собаки в сырую погоду нос из конуры не высовывают. А Толик бегает по двору и радостно облаивает каждую дождевую каплю.

Тлоке Науаке, конечно же, красиво. Но Толик звучит привычнее. Поэтому собаку все зовут Толиком.

Пока Гришка гуляет по посёлку с Валентиной, Мура занимается разными полезными делами. То за дедом хвостиком по огороду ходит, то бабушке истории рассказывает, пока та с обедом возится. А то вообще опыты над животными ставит. Например – кормит кур картофельными очистками. Правда, куры наотрез отказались есть сырую картошку. Они поклевали её, скривились и ушли гулять по участку, чего-то там клокоча себе под нос. В общем, опыт провалился.

С забора за курами наблюдает петух Сергеич. Сергеич настоящий зверь. Так его уважительно бабушка с дедушкой называют. По виду он, конечно, совсем обычный петух – гребешок там, клюв, большие крылья. Крепкие ноги со шпорами. Но характер у него о-го-го какой. Если Сергеич проснулся не в духе, соседям покоя не бывает. Потому что он склочно кукарекает с забора целый день. И затихает, только когда совсем охрипнет.

Иногда, правда очень редко, Сергеич просыпается в хорошем настроении. В такие счастливые дни он сидит на заборе нахохленный и зловеще молчит.

– Сил набирается, – говорит бабуля.

Жизнь в городе очень отличается от деревенской жизни. В городе находишься в постоянной беготне. А в деревне тишь да благодать. Ну кроме всполошенного «кукареку» Сергеича, но к этому понемногу привыкаешь.

Дом у деда совсем небольшой – спальня и кухня. В спальне стоят две кровати. На одной спят бабушка с Мурой. А на другой – дед с Гришкой.

Мура спит как мышка. Свернётся калачиком, подложит под щёчку ладонь и моментально проваливается в сон. Бабушка прижимает её к себе, подтыкает одеяло, чтобы спину не надуло. И слушает, как на соседней кровати бьются дед с Гришкой.

Дед говорит, что Гришка спит, словно воюет. То локтем в бок заедет, то ногой наподдаст. Или же ляжет поперёк тебя, раскинет длиннющие руки, одним кулаком в нос засветит, а другим в колено. А колени у деда больные. Скрипят и ноют в дождливую погоду.

– С тобой, как на минном поле, – бурчит утром дед, – шаг вправо или влево – конец.

– Чего конец? – виновато сопит Гришка.

– Не чего, а чему. Жизни конец!

Гришка смущённо хихикает.

Вечерами Мура с дедушкой сидят на крыльце. Провожают солнышко. Дед говорит, что у его предков поморов так принято. Поморы, объясняет дедушка, это люди, которые населяют север России, берег Белого моря. Оттуда они и поморы, что живут у моря.

– Скромные, работящие и достойные люди, – говорит дед.

Мура залезает к нему на колени, трётся щекой о колючую, пахнущую табаком бороду.

– Дед, а дед. Можно я тоже буду помором?

– Можно, – крякает дед.

Так и сидят, обнявшись, и провожают солнце.