Старый тулуп
– Кто-то в дверь стучится, выйди, посмотри! Ты что, оглох? – сквозь сон услышал Берик голос Галии. Он так сладко спал! И какой-то сон ему привиделся, а тут, – вставай, ты что, вдруг что случилось, Берик?! – жена уже настойчиво толкала его в бок.
– Ладно, ладно, встаю! – недовольно огрызнулся Берик и с полузакрытыми глазами пошёл к двери, на ходу сняв с вешалки и накинув на себя свой тулуп. Выйдя на веранду, он ясно слышал настойчивый стук в дверь и Тарлана, уже охрипшего: видать, давно лает.
– Кто там? Чего надо?! – крикнул Берик, подойдя к двери.
– Это я, Света! Открой, Боря, слышишь! Открой срочно!
«Какая, к чёрту, Света, и который час?» – думал Берик, но голос был знакомый, и поэтому он открыл. Как только дверь распахнулась, в неё ворвалась женщина, закутанная в шубу, и вся в клубах морозного пара с улицы прямиком побежала к печке:
– Полчаса стучусь, аж окоченела вся! Ну ты спишь! – бормотала она, грея у печи руки и растирая ими лицо и уши. По шепелявости Берик теперь узнал Светлану, жену Калтая.
– Ты чего, Светка, который час? Ты что? Что стряслось-то? – наконец придя в себя, начал расспрашивать Берик.
– Коленька мой умер, Боря, Коля умер! – и Света залилась слезами, рыдая во весь голос – Как жить-то теперь? Господи, за что? Ой Боря, Боря, помоги нам! – причитала она, вытирая слёзы грязным от сажи рукавом старой шубы.
На плач вышла встревоженная Галия и, услышав новость, застыла, широко распахнув глаза и прикрыв ладонью рот:
– Как? Сегодня же видела его в магазине, ужас какой! – налив воды, Галия поднесла кружку Светлане – на, попей и садись, сейчас я чай подогрею.
Светлана немного успокоилась. От неё как всегда несло перегаром. Отёкшая, с растрёпанными волосами, она достала из кармана потушенную половинку сигареты и, зажав фильтр дрожащими губами, начала искать спички. Берик дотянулся до коробка, постоянно лежащего возле печки, и подал ей. Света закурила, и, глубоко вдохнув, выпустила тонкую струйку табачного дыма.
– Как это случилось? – начал разговор Берик, пока жена ставила на стол хлеб и масло.
– Да быстро как-то получилось всё. Серёжа же приехал, вот они попарились в бане, потом он прилёг, сказал, что устал, и мы с сыном немножко выпили, – после баньки же святое! – ну я и зашла его к чаю позвать и смотрю, он лежит как-то странно. Подхожу, а он не дышит! Я давай орать, вызвали скорую, а она разве приедет с райцентра-то? Я к бабе Маше, она ж медсестрой тут работала, когда поликлиника здесь была. В общем, пока то да сё – потеряли мы Кольку нашего… Ой, что теперь делать-то! Что делать?
– Ничего, Света, что-нибудь придумаем, похороним по-человечески. Родственникам сообщили? – включилась Галия.
– Ой, Галя, о чём ты! Дочка сразу же приехала с мужем, Андрюша должен к утру подъехать. Буранит ведь, трасса закрыта, чёрт бы её побрал!
– Ладно, Светка, главное – крепись! С деньгами у нас туговато, сама знаешь, но чем можем – поможем, – попытался успокоить соседку Берик.
– Да какие деньги, Боря? У кого тут они есть? Все живём кто на что. Пенсии да пособия. Я не за этим пришла к тебе. Коля ведь с тобой общался часто. Вот он мне всегда говорил: умру, позовите Берика и похороните меня по мусульманским традициям или обычаям, хрен его знает, как правильно. Я всегда его материла за такие слова, вот и накаркал! Вот и пришла к тебе по просьбе твоего дружка, Боря, помоги теперь. У нас в посёлке кроме тебя-то никого из мусульман не осталось.
– Я тебя понял, Светка, сейчас, подожди, я переоденусь – ответил Берик и пошёл в свою комнату.
Они шли к дому Калтая – так по-настоящему звали Колю. Посёлок давно уже умирал, и жили в нём всего 17 семей. Освещая дорогу фонариками, они двигались по тёмной улице. Стоял трескучий мороз, и в темноте был слышен лишь громкий скрип снега под ногами. Дорогу совсем замело, ориентиром служил еле заметный след единственного трактора в посёлке. Слава богу, всё ещё есть свет, и то каждый раз приезжают с райцентра люди и грозятся отрезать за долги. А чем платить-то? Иногда удаётся оплатить часть долга, а так – всегда приходится просить и умолять. Многие давно уже отказались платить и живут при свечках да керосиновых лампах.
Они зашли в дом Калтая. Тот был хорошим хозяйственником. Всегда чистый двор, в гараже каждый инструмент на своём месте. Его машине было уже чуть ли не 20 лет, а она всё ездила и выглядела как новая. Все дразнили его, называя «Колей-немцем» за его аккуратность.
С порога Берик почувствовал резкий запах алкоголя и табачного дыма. Зайдя на кухню, даже не смог разглядеть, кто сидит за столом.
– Вот, привела Борьку, как он просил, еле разбудила! – сказала Света.
– Заходи, дядя Боря, как жизть? – спросил знакомый пьяный голос сына Калтая. По документам он был Сержан, но в посёлке все его звали Серёжей. Да и он сам всегда представлялся так.
– Заходите, дядя Боря, как вы? – поздоровалась дочь Калтая – Акмарал.
– Вы бы хоть проветрили, а то дышать нечем! Хоть топор вешай! – возмущённо выругалась Света и открыла форточку.
Берик поздоровался со всеми и попросил Свету проводить его к покойнику. Они пошли в зал, где у них стоял старый диван. Калтай лежал на спине, накрытый одеялом.
– Света, мне нужны вода, тазик и белая простыня, а лучше две. Найдётся у тебя? – обратился он к Свете.
– Алка! Ты помнишь, где чистые простыни наши? Белая нужна! – через весь дом крикнула Света.
– Там, в шкафу, мам, в нашей комнате! А кому надо? – крикнула дочь в ответ.
– Да кому, кому?! Отцу твоему надо! – зло выкрикнула Света.
– Мать, ты чё, они же новые! 2000 тенге стоят! Бери старые!
Света взглянула на Берика. Он молча покачал головой.
– Нельзя, дочка! Надо, хотя бы одну! – всё кричала Света.
На кухне возник какой-то спор, после чего недовольная дочка, громко протопав через весь коридор, зашла в свою комнату и принесла белую простыню в упаковке.
Берик набрал в тазик воды, взял чистые тряпочки и, проходя через кухню, взглянул на сидящих там. Серёжа и зять были пьяны и о чём-то спорили, стуча кулаками по столу, дочь копалась в своём сотовом телефоне, Света допивала рюмку водки.
«Тут, значит, у меня помощников не будет» – подумал он и зашёл к покойнику один. Надо было по всем законам произвести омовение тела усопшего, прочитать все необходимые молитвы. Он вышел на улицу. Мороз обжигал лицо, глаза моментально покрывались инеем. Зайдя в амбар, Берик собрал охапку сена и вернулся в дом.
– Это ещё на хрена? – еле выговаривая слова, спросил Сержан – ты чё, дядь Боря, сено бате хочешь дать? – и начал смеяться, хлопая по плечу зятя, который подхватил шутку и стал противно хихикать.
Берик молча зашёл в комнату, постелил сено на пол, поверх которого положил одеяло и, подняв Калтая на руки, бережно уложил на его последнее ложе. Берик много раз помогал имамам совершать этот обряд, когда хоронили друзей и близких, и поэтому знал практически всё. Но самостоятельно делал это впервые. Прочитав молитву и раздев догола Калтая, он присел у его изголовья. Лицо соседа было спокойным, и казалось, что он просто спит, улыбаясь.
– Ну привет, Калтай, вот я и пришёл к тебе, как ты просил, – начал разговаривать Берик, поливая из кувшина водой и омывая лицо и волосы друга, – что ж ты так решил уйти-то? Ты же любил всё планировать заранее и быть готовым ко всему? А тут вот взял и умер внезапно. Ну ты даёшь! – Берик тщательно омывал водой тело Калтая, периодически набирая воду в кувшин из тазика. – В этом году тебе исполнилось бы 62 года, если не ошибаюсь? Планировали отпраздновать на природе, помнишь? На рыбалке… А теперь вот что произошло, эх, Калтай, Калтай… Считай, мы прожили всю свою жизнь на глазах друг у друга. Сколько мы пережили вместе! Много чего можно вспомнить.
Помню, как впервые приехал сюда по направлению. Молодая семья, такие радужные перспективы были! Тогда тут был процветающий колхоз. Имелись даже свой кинотеатр и музей. Тут жили немцы, русские, чеченцы, татары, казахи – много кого ещё. Колхоз-то передовой. Сколько скота тут было! А техники сколько, помнишь, Калтай? Вся страна приезжала убирать урожай. С Кавказа, России и даже из Москвы студенты приезжали, чтобы помочь сельчанам. Жизнь ведь совсем другая была тогда, совсем другая… Я был молодым зоотехником, только что женился на Галиюше, и она работала в школе учительницей начальных классов. Хорошо было, скажи? Кто тогда делился на нации или на что-то ещё? Ну обзывались дети, случалось, когда играли в войнушку или подерутся… И всё. А так всё было общее: и праздники, и беды. Дети наши учились вместе. Ты у нас был начальником тогда, помнишь? Целый управляющий колхоза! Мы часто встречались на собраниях. Тогда и познакомились. Ты был старше меня на 2 года, вот и взялся учить меня уму-разуму. Сейчас смешно вспоминать про это. Но я тебя слушался, ведь ты был партийный! Вечно в своей кепке и с папкой. Сажал кукурузу, разводил канадских бычков, мотался по участкам с утра до ночи. Мы и виделись изредка – на свадьбе у кого-то или на похоронах. И то так – привет, как дела и всё. Лишь изредка мы вырывались на рыбалку или охоту и там, сидя у костра, прикуривая сигаретку от искрящейся сухой веточки, после сытного супчика из утки или фазана, долго беседовали с тобой обо всём на свете. Ты как всегда ругал своё начальство от председателя колхоза до генерального секретаря в Кремле, а я всегда смеялся над твоими идеями и планами. Да, было время…
Потом началась перестройка, всё стало разваливаться. Всё, что было в колхозе, продали, и мы остались с тобой у разбитого корыта, помнишь? Ты оказался прав, друг мой. Откуда нам было знать, что делать? Как зарабатывать? Ты начал заниматься землёй, я стал разводить скот. И что? Становилось всё хуже и хуже. Уехали все наши друзья и знакомые. Кто в Россию, кто в Германию или Израиль, а кому некуда было – те махнули в город.
Я бы тоже уехал, если бы не сын. Эх, сыночек, мой бедный сыночек! Помнишь его? Спортсмен, активист, постоянно выступал на концертах. Мой Талгатик… Поехал учиться в город вместе с твоим Сержаном, ведь они были не разлей вода, и всё, пропали там. Изредка звонил и всегда говорил, что всё у них хорошо. Пару раз в год приезжал с дружками. Машины новые, всегда при деньгах. Говорили, что работают в какой-то фирме. Я всегда замечал у них в багажнике оружие. Наверное, охранная фирма, думал я. Тогда мы с тобой в первый раз купили цветные телевизоры, помнишь? Обмывали сколько дней! Потом холодильники они привезли – это было чудо! Беззвучные. А мы с тобой всё работали и работали. То пахали, то сеяли, то за скотом ухаживали. Остальные дети тоже разъехались кто куда. Колхоз-то наш совсем обезлюдел. Я уже было собрался тоже переехать ближе к городу, и тут тот самый случай… Тот самый случай…
Не знаю, что произошло и как. Я теперь только понимаю, что он был рэкетиром или чёрт его знает, как они назывались. Что-то не поделили, и в него выстрелили. Прямо в сердце.
Я с имамом омывал его тело, точно так же, как тебя сейчас. Молодой совсем и красивый мой сынок лежал на моих руках с простреленным сердцем. Ему бы жить да жить… И всё как-то оборвалось у меня тогда внутри, Калтай. Ты, наверное, помнишь, как я начал заливать своё горе проклятой водкой. Я пил без перерыва! Не помню ни одного дня тех лет, когда бы я не пил! Вроде становилось хорошо сначала, боль отпускала. Галия начала ругать, а мне было плевать, я пил и пил. Да и водка какая тогда была, вспомни? Вонючая, китайская какая-то, и спирт этот «Ройяль» вроде. Сколько людей тогда померло! Просто-напросто травились и умирали. Кто-то гнал самогон дома, и в этих «точках» мы брали это пойло по ночам. Пить же запрещали тогда! Пропаганда. А что было нам делать? Работы нет, жить не на что. Когда спиваешься, всегда находишь повод. Каждый день. Это вроде как свой кружок по интересам. Ищешь членов своего клуба, находишь и ставишь цель – выпить. Я же был комсомольским лидером, помнишь? Мог любого уболтать. Вот моя команда и слонялась по колхозу целыми днями… Я стал лидером наших алкашей. Вожаком! Я распределял, кому и сколько надо наливать, замучил бедную Галию, требуя закуски. А где её брать-то ей? Я же ничего не зарабатывал!
Эх, Калтай, Калтай! Все свои грехи на этом белом свете я совершил тогда. В той своей запойной жизни. Бедные мои жена и дочь! Они всё вытерпели и выдержали. Даже тогда, когда от меня отвернулись все! Никто со мной не общался, с алкашом. Я бы так и умер давно, если бы не ты, Калтай. Если бы не ты…
Помню, как ты отвёз меня в райцентр, убедил главного врача больницы пролечить меня. Помню, я сопротивлялся и материл тебя. Я сейчас понимаю, что у меня тогда была белая горячка. Я видел везде сусликов и козлов всяких. Тогда, находясь на лечении, я познакомился с имамом, который приходил туда, чтобы поговорить с такими, как я. Я много с ним говорил, Калтай, очень много и долго. Не соглашался с ним, ругался часто, а он просто улыбался и давал мне ответы на мои вопросы. Почему забрали сына? В чём его вина? Почему умирают дети? Эти и многие свои обиды я ему высказывал в лицо. Я был агрессивен. Мне хотелось рушить всё кругом, я ненавидел весь мир за несправедливость. За то, что у нас с тобой, Калтай, всё отобрали! Я обвинял судьбу, людей и весь мир в том, что я несчастен, и от этого мне хотелось выпить! И чем больше, тем, казалось, будет лучше. И знаешь что, Калтай? Однажды я посчитал, что из 15 пацанов, с кем я учился в школе, оказывается, в живых остались лишь четверо. А в нашем посёлке только я один. Все спились и умерли, представляешь? Все! А у меня дочь заканчивала школу тогда, жена без работы, скот я весь почти продал и пропил…
Я сам пошёл к этому имаму. Дархан его звали. Он был святым человеком! В посёлке тогда все говорили, что я на реабилитации, а на самом деле я каждый день ходил к нему и лечил душу. Читал и учил наизусть суры из Корана. Перед моими глазами, как кадры из фильма, прошли все мои грехи. Ты даже не представляешь, как мне тогда было стыдно! Я не спал ночами и часто просто рыдал, прося прощения у Всевышнего!
Ты знаешь, Калтай, мы всегда начинаем искать бога тогда, когда нам трудно. Мы просим помощи. Кто хочет власти, кто денег, кто ребёнка – да мало ли кого или чего? Все просят. Если это не случается или не сбывается, мы начинаем злиться и сомневаться. Дархан меня научил быть благодарным. Просто быть благодарным Всевышнему за всё. Даже за потерянного сына. Это трудно понять, но так надо. Так нужно, понимаешь? Если хочешь хорошего будущего, не стоит, оказывается, жить в тёмном прошлом. Вот это всё я там понял и принял…
А через год посадили твоего сына. Это и неудивительно, ведь он тоже занимался чем попало. Помню, как ты переживал, друг мой! Ты тогда продал всё, чтобы его вытащить. Адвокаты, судьи, полиция. Вытащил, и что? Полгода он поболтался тут у тебя и уехал в город, а там новый срок. И всё.
Моя дочь поступила в училище, затем в институт. Ты же знаешь, какая она у меня умная! Затем решила выходить замуж. Тут и твоя Акмарал тоже засобиралась, помнишь? Мы почти одновременно сыграли свадьбы нашим дочерям. Тогда свадьбы были попроще, чем сейчас. Палатки, музыка, салаты и водка. Всё было просто. И люди тоже были гораздо проще.
Да, Калтай, много воды утекло с тех пор. Я много раз хотел уехать, да Галия не соглашалась, хотела быть рядом с сыном. Она всегда молилась на Талгата. Я больше как-то тянулся к дочке, ты знаешь. Даже на рыбалку только с ней, а ты с Акмарал. Хорошие были времена…
А жизнь мчалась мимо. Что-то менялось, страна уже стала другой, а мы все так и жили в этой дыре. И осталось-то тут всего 17 дворов, и то все ищут, куда бы переехать. А нам всегда было некогда. С утра до ночи мы в поле или со скотом. Что день, что ночь, зима-лето – без разницы. Мы даже ни разу не отдыхали, оказывается, по-человечески. Так, чтобы на курорт какой-нибудь или в санаторий. Ни разу…
Я всегда чувствовал твою поддержку и сам всегда относился к тебе с уважением, ты знаешь. Ты был для меня как брат. Нас-то и было всего 2 семьи казахов на весь посёлок. Вот так и прошла целая жизнь! И ничего не вернуть назад…
Берик закончил омовение, сшил рубашку из белой простыни, надел на Калтая и после прочтения молитвы вышел из комнаты.
В доме стоял всё тот же смрад. Света, немного пошатываясь, мыла посуду, зять спал за столом, а Сержан сидел и курил. Он остался в одной только майке, и было видно, что всё его тело в татуировках. Он всегда ими гордился, когда выпьет.
– А, ты закончил, Борька? – еле выговаривая, спросила Света – садись, щас я чай дам.
Но, видя их состояние, Берик вежливо отказался и пошёл домой, сказав, что придёт утром пораньше.
На следующий день Берик с женой занимались похоронами. Галия пекла хлеб, баурсаки, варила мясо, а Берик помогал резать бычка и готовил место для погребения. Выкопать яму достаточного размера зимой было очень трудно. Когда все было готово, он с парнями вернулся домой к Калтаю. Теперь нужно было достойно проводить друга со всеми почестями. Берик объяснял Светлане и детям, что и как надо делать. Он лишь просил всех воздержаться от выпивки хотя бы до вечера. И вроде все держались.
Похоронив Калтая, все мужчины посёлка, всего 12 человек, большинство из которых были пенсионерами, инвалидами или просто алкоголиками, пришли на поминальный обед в дом Калтая. За столом никто не пил, но всё же все периодически заходили в гараж и оттуда выходили уже с запашком. После поминального обеда все разошлись по домам. Многие уже шатались. Сержан тоже был изрядно пьян, Ануар или Андрей, – как в посёлке звали второго сына Калтая – держался, но запах перегара шёл и от него. Когда Берик уже хотел идти домой, его остановила Акмарал и попросила попить чайку вместе со всеми. Берик согласился.
За столом собралась вся семья. Когда Берик сел за стол, говорить начала Акмарал:
– Вчера ночью рылась в папиных вещах и нашла блокнот, где отец написал что-то типа завещания. Мы с мамой решили зачитать его всем, когда гости уйдут.
– И чё там пишет батя, читай, сестрёнка! – закуривая сигаретку, процедил сквозь зубы Сержан.
– «Дорогая Света, дети! Если вы читаете моё письмо, значит, меня уже нету в живых. Простите, что так получилось, но, чувствую, давление и сердце меня скоро доконают. Знаю, что после этого у вас будет много вопросов, поэтому решил заранее всё распределить между вами и очень прошу не ругаться, особенно тебя, Сержан! У меня машина «Нива» на ходу и в хорошем состоянии, вы знаете. Оставляю её Ануару, так как он работает в городе и имеет должность. Сержан, ты не обижайся! И не ругайся! 5 бычков возьмёшь себе. Было бы лучше заниматься ими и растить дальше, но вряд ли это тебя заинтересует, поэтому продай их и делай, что хочешь. Как раз сможешь купить машину, если она так тебе нужна. 5 бычков и корову оставляю Акмарал. Ты очень хорошая, моя девочка, и я тебя очень люблю, как и внучку. Всё остальное я оставляю Светлане моей. Если кто из детей решит забрать к себе тебя, соглашайся, но вряд ли. Если так, то оставшегося скота и денег на моём счёте тебе хватит, чтобы купить квартиру в городе. Надеюсь, дети тебе помогут. Вы сейчас, наверное, сидите на кухне и хотите выпить? Помянуть, наверное, хотите? Берик, надеюсь, пришёл? Спасибо ему!
И теперь самое главное. Как память о себе оставляю вам свой старый зимний тулуп. Он очень старый, но я всегда ходил в нём, вы знаете. Он мне очень дорог, потому что я его купил на свою первую зарплату. Я его надевал, когда мне было плохо, и он всегда приносил удачу. Я в него укутывал всех вас, когда вы болели. Там запах каждого из вас. Я его всегда берёг. А кому отдать – решайте сами! На этом всё, целую всех! Ваш отец». Вот такое вот послание всем нам, – закончила Акмарал и заплакала. Света тоже присоединилась. Все молчали.
– Ма, ну дай теперь выпить, а! – умоляюще начал разговор Сержан – мулла наш не против наверно? – обратился он к Берику.
– Дело ваше, пейте на здоровье, если хотите – ответил Берик и уже поднялся, чтобы уйти, но Света остановила его:
– Ты что, Боря! Большое спасибо тебе за всё! Как так? Нет, никуда ты не уйдёшь, сейчас попьём чаю, и только потом! Алка, слетай за Галей мигом!
Акмарал оделась и побежала к Берику домой. Собрав на стол всё, что осталось после поминок, все сели и вспоминали Калтая. Пили всю ту же вонючую водку, и разговор становился всё громче и громче. Вспоминали много чего. По всему было видно, что распределением наследства все довольны. Сержан уже выбирал себе марку машины, вспоминал одноклассника, который торговал на базаре мясом, чтобы продать ему бычков. Остальные тоже планировали своё будущее и пили за него.
Берик молчал и просто наблюдал за всем происходящим. О Калтае уже все позабыли. Будто его и не было. Даже жена. Он её сильно любил и всегда говорил о ней только хорошее. Это в последние годы она стала прикладываться к бутылке, а раньше была строгой хозяйкой. Потом проблемы сыновей, болезнь мужа или что ещё, но она всё чаще стала появляться на улице выпившей. И от некогда статной и знойной красавицы посёлка, на которую заглядывались все, ничего не осталось. Она потеряла передние зубы, совсем перестала ухаживать за собой. Почти каждый вечер Калтай находил её в гостях у кого-то и увозил домой. Иногда помогал Берик, когда встречал её на улице. Что же её так сломало? Кто знает, кто знает…
– Ну, мам, колись, чё батя для тебя запрятал? Сколько там у тебя заныкано? Небось, миллионы?! – вроде как шутя, но с явным интересом в голосе спросил всё тот же Сержан.
– Да кто его знает, сыночек. Бычки, коровы, техника кое-какая, вроде и всё. Я же не знаю, дети! Потом разберёмся, давайте, доедайте мясо, я ещё положу!
– А что тебя это так интересует, Серёжа? – вмешался Ануар – это её деньги. Папа же написал, если никто не захочет с ней жить. Может, ты останешься тут на хозяйстве? – и он ухмыльнулся.
Сержана это явно задело, у него сразу же вздулись жилы на лбу, и стало учащённым дыхание:
– Андрюша, не лезь, ой прошу, не лезь! Ты не знаешь, через что я прошёл, пацан, пока ты сиську мамкину сосал тут! У меня три ходки, ты знаешь, так что, Андрюшенька, не надо!
– Да ты что, братан, я ж пошутил – быстро исправился Ануар, зная свирепый характер своего брата.
– Да чё ты постоянно своими ходками пугаешь, Серёжа? – громко выкрикнула Акмарал – ты чё, за нас сидел? Или нам помогал? Ты сам не знаешь, как мы с отцом бегали по базарам и продавали всё, что есть, лишь бы тебя, дурака, вытащить оттуда! Так что сам не лезь!
Сержан хотел встать, но вместо этого просто повалился на бок. Он был опять пьян.