Пролог
Как часто, не повинуясь отцовскому желанию, мы бунтуем и бежим прочь, гонимые ветром странствий. Но дороги, как бы не петляли, рано или поздно приводят нас назад. Оказавшись у родного порога, оставив свое измученное сердце где-то в иных мирах, прислушайтесь, может быть, чужое бьется за двоих.
Над горным хребтом медленно поднималось красное светило. Его лучи лениво ползли по камням, разгоняя тьму и превращая седую изморось, все чаще появляющуюся на жухлой траве, в искрящуюся росу.
Осенний ветер, не в пример небесному брату, носился по ущельям, рвал в клочья туман и теребил стяги на шпилях башен неприступной крепости, не одну сотню лет стерегущей путь в благословенный Агрид.
Горы, а вместе с ними и замок, просыпались.
В открытое окно доносились щебет птиц, крики пастухов, гонящих отару к реке, конское ржание, цокот копыт по мосту, который со скрежетом опускали для отряда, возвращающегося из ночного дозора.
Хозяин замка лорд Изегер Ханнор лежал на просторном ложе, положив руки под голову, и не мигая смотрел на перекрещивающиеся балки потолка. Но не рисунок на почерневшем дереве, и тем более не паутина, легкой вуалью взлетающая под порывами ветра, привлекали его взгляд. Мужчина размышлял. О прошлом, так зло посмеявшемся над ним, о будущем, которое могло оказаться еще злее.
Изегер был одним из богатейших людей в Агриде – мире, где владеющие магией составляли особую касту и смотрели свысока на обделенных даром. Природа щедро одарила лорда Ханнора и статью, и умом, и способностью творить редкие заклинания, но произошедшее несколько десятков лет назад событие низвело его до положения изгоя, запертого в родовом замке. Он стал тем, кому ни одно знатное семейство не отдаст в жены дочь, поэтому у него никогда не будет первенца, которому он смог бы передать свои знания. Вместе с Изегером умрет и магия древнего рода.
А все из-за пропавшего родового артефакта, в миниатюре повторяющего герб Ханноров – перекрещенные руки, запястья которых обвивает змея.
Без строна заключение брака невозможно, ведь амулет – хранитель магии. Его надевают на шею новорожденного, чтобы тот с детства впитывал знания предков. При совершении брачного обряда строн переходит от жениха к невесте, которая познает магию новой семьи и пополняет амулет магией своего рода, но носит она его лишь до тех пор, пока не родит сына. И тогда амулет занимает место на шейке новорожденного. Знания копятся, сила магов крепчает. И однажды могущественный род может сделаться королевским. Но стоит прервать связь поколений, утеряв строн, и древний род прекратит свое существование. Вот с какой бедой столкнулся лорд Ханнор – последний из магов Рвущих Пространство.
Изегер вздохнул.
Из-под простыни показалась женская рука, которая змеей скользнула по его груди и замерла у плеча.
– Эрди, тебе пора, – продолжая смотреть в потолок, мужчина мягко убрал руку.
– Милорд, можно, как стемнеет, я опять приду? – с кровати поднялась, отбрасывая простыню, светловолосая девушка. Ее растрепавшаяся коса и тело со следами поцелуев яснее ясного говорили о страстной ночи в объятиях хозяина.
Эрдис медленно, оттягивая момент расставания, собрала с пола вещи, и, не одеваясь, направилась к двери. У порога она обернулась, надеясь, что лорд провожает ее взглядом. Тем самым – горящим, жадным, каким он смотрел на нее в первый раз. Но нет. Лорд Ханнор уже забыл о ее существовании – скрипнула дверь, а он так и не отвел глаз от скрещенных балок.
– Ты женишься на дочери лорда Витро, иначе…
– Что иначе? – юный Изегер, которому только вчера исполнилось шестнадцать, зло смотрел на отца. – Свяжешь меня и заставишь произнести слова брачного обета? Да я лучше рот себе зашью, но не скажу этой старухе, что беру ее в жены.
– Дэйте всего лишь двадцать пять лет. Лорд Витро дает за ней такое приданное, о каком мечтает каждое знатное семейство Агрида. Венец, усиливающий магию, меч непобедимого Гестиха, десять зерен саара…
– Отец, зачем мне зерна саара, если я не представляю, как провести с ней одну ночь? Века рядом с нелюбимой женщиной, похожей на жабу?
– Магия ее рода передастся вашему сыну, и род Ханнор, наконец, будет равен королевскому.
– Вот и женись на ней! – сын упрямо тряхнул смоляными кудрями, доставшимися ему от матери. – Забери себе зерна саара и живи с этой ведьмой долго и счастливо!
– Мальчишка! – звук пощечины разрезал воздух. – Завтра же оденешь строн на шею Дэйте!
Дверь с грохотом захлопнулась, отрезая путь на свободу.
Изегер в бессилии опустился на пол. Он был еще слишком неопытен, чтобы самостоятельно раздвинуть пространство и покинуть темницу. Злость и обида душили его.
– Мама, – позвал Изегер тень своей матери, умершей при его рождении. – Помоги! Подскажи, что делать?
Она появилась перед ним как всегда безмолвная. Прозрачная рука тронула щеку сына, но не смогла вытереть слезы, которые он не замечал. Слабая улыбка мелькнула на почти стершихся чертах лица. Чем больше проходило времени со дня смерти, тем бледнее становилась тень. Год-другой и лишь дуновение ветра останется от той, что поддерживала сына даже после перехода в загробный мир.
Изегер закрыл глаза, отдаваясь ласкам матери.
Будь мама жива, она не позволила бы продать сына за десять зерен саара.
Как бы он хотел исчезнуть, раствориться в пелене пространства, чтобы отец понял, что сын и его счастье – вот что главное, а не место рядом с королевским троном.
Строн обжег кожу.
Изегер приложил руку к амулету и почувствовал, как тот пульсирует. Открыв глаза, юноша закричал от ужаса – тень матери таяла на глазах, а тянущиеся от нее серебристые нити обволакивали строн, заставляя его светиться.
– Не надо, мама! Нет!
Еще мгновение и в воздухе растаяла последняя нить.
– Что же ты наделала, мама?
Она отдала амулету те крупицы магии, что позволяли ей приходить из мира мертвых, в разы увеличив мощь родового артефакта.
Изегер усмехнулся. Он словно наяву увидел, как вытянулись лица его отца и приехавших на свадьбу лорда Витро с дочерью, когда они не нашли юного жениха в запертой комнате. В это время Изегер находился так далеко, что даже венец, усиливающий магию, не позволил бы отцу добраться до него.
Года летели со скоростью штормового ветра. Изегер научился разрывать ткань пространства так же легко, как если бы он резал подтаявшее масло ножом. Он вскрывал мир за миром. Где-то задерживался надолго, откуда-то бежал, не медля ни минуты, но ни разу у него не мелькнула мысль вернуться домой. Ровно до тех пор, пока он не попал в мир, где шла война.
Разрыв пространства и разрыв боевого снаряда случились одновременно, и контуженого мага отбросило в лужу, где уже лежал мертвый солдат.
Ночью на поле боя появились мародеры, и полумертвый Изегер лишился ботинок, куртки и штанов, которые приглянулись местным крестьянам. Они, стоя над ним, долго дивились, до чего хорошо научились шить лягушатники – одежка казалась не изнашиваемой.
Изегер помнил, как взрывалась болью голова, когда его вместе с раненными русскими солдатами везли на разбитой телеге в лазарет, где воинов выхаживали барышни из дворянок, в патриотическом порыве ставшие сестрами милосердия. Белый фартук с красным крестом на груди, длинная косынка, низко надвинутая на лоб, взгляд, полный сострадания. Верочка Ртищева не отходила от него ни на шаг, ласково называя Изей. Мягкие белокурые локоны, добрые, неожиданно темные, как летняя ночь, глаза и пухлые губы, которые она облизывала в минуты волнения – все Изегеру казалось необычным в этой чистой, немного наивной девушке. Неудивительно, что между ними вспыхнула любовь. Контузия пришлась как нельзя кстати – Изя мог сослаться на частично потерянную память, чтобы не выдумывать нелепицы о своем происхождении. Для нового мира Изя оказался кладезем всякой премудрости, все в его руках горело и спорилось, и через год он сделал на своих изобретениях состояние, а потому был принят и обласкан вдовой Ртищевой. Евдокия Кирилловна благословила молодых на брак.
В феврале семнадцатого года они сыграли свадьбу, где жених помимо приобретенного у придворного ювелира Кехли бриллиантового кольца, подарил невесте единственную вещь, что всегда была при нем – кулон в виде двух скрещенных рук, овитых змеей. Сделал это Изя торжественно, надев украшение на обнаженную невесту, лежащую на брачном ложе. Невеста тут же потеряла сознание.
Карета скорой помощи увезла Верочку в земскую больницу. Ее вызвалась сопровождать Евдокия Кирилловна. Больше жену Изегер никогда не видел. За ним, разрывая пространство, явился отец и применив самое сильное заклинание повиновения, вернул сына в Агрид.
На следующее же утро Изегера, находящегося в прострации, вывели к невесте. Девица Дэйте Витро, которой уже стукнуло тридцать два года, подпрыгивала от нетерпения, предвкушая, как окажется в объятиях статного красавца, каким стал Изегер за время своего отсутствия. Но когда пришла пора одеть на шею новоиспеченной невесты строн, его при Изегере не обнаружили. Мало того, маг пришел в себя и вспомнил, что он уже женат и подарил амулет своей избраннице из далекой России.
В этом месте воспоминаний Изегер нуждался в выпивке. Он резко встал с ложа и, не накидывая халат на нагое тело, выглянул в коридор, где у двери всегда дежурила охрана.
– Пришлите слугу с кремвилем.
Напиток, обжигающий горло, очень быстро затуманил мозг, и Изегеру стало не так больно вспоминать то, что произошло после того, как он, разрывая пространства, вернулся в Россию.
Если бы на нем был строн, он добрался бы гораздо быстрее, а так у дома Ртищевых Изя оказался лишь в декабре восемнадцатого года и застал там с десяток новых жильцов с кричащими младенцами, которые заподозрили в нем царского офицера и пригрозились сдать в ВЧК. Пришлось применить магию и провалиться сквозь пол. Так он очутился в подвале у дворника Латыпова, который вспомнил и барышню Ртищеву, и ее маман.
– Значится так. Когда жених Веры утек, а власть захватили голоштанники, Ртищевы начали потихоньку распродавать пожитки. А однажды ночью к подъезду подкатила бричка, и больше хозяйку и ее дочь никто не видел. Ходили слухи, что они подались до Парижу, а Кузьма с соседнего околотка клянется, что видел их в Одессе на Привозе, торгующими требухой.
Изя перевернул всю Одессу, Париж и Константинополь, но след Ртищевых затерялся. Как безумный рвал он подпространства, перебираясь из города в город, пока в одном из портов Средиземного моря к нему в гостиничный номер не пришел отец.
– Изегер, прости меня, – он сел на стул, с сомнением посмотрев на его хлипкие ножки. Изя расположился на узкой кровати, где листал газеты, которые скупал в каждом городе в надежде через них напасть на след женщин. Он так сосредоточился на чтении, что почти равнодушно отнесся к неожиданному появлению отца. – Это я виноват, что наш род остался без строна.
– Я найду Веру и верну тебе родовой амулет. Он мне не нужен. Я останусь в этом мире, – Изегер ни на минуту не оторвался от чтения. Он лихорадочно переворачивал страницы, по большей части останавливаясь на объявлениях, где мелькали русские фамилии.
– Сын, оставь газеты, – отец положил ладонь на руку Изегера. – Я никогда не говорил тебе, но строн имеет одну особенность. Его можно призвать.
Изя резко поднял голову.
– Да, его можно призвать, и он притащит с собой ту, на чьей шее висит. Твоя мать как-то пыталась от меня сбежать. Я не был ей верен, и она не захотела смириться. Касси уже носила тебя под сердцем, поэтому не сняла амулет. Вернув твою мать, я попытался сделать ее счастливой, но Касси отказалась жить. Родив тебя, она покинула наш мир.
Изегер и сейчас помнил, как его шокировали признания отца, но возможность вновь увидеть Веру отодвинула все терзания на задний план.
– Что я должен сделать?
– Приказать. Ты должен приказать строну вернуться. Закрой глаза, представь амулет до мелочей. Как перекрещены руки, на каком запястье лежит змеиная голова. Если не помнишь, подсказываю – на женском. Ты видишь, как вспыхивают камни на змеином теле? Услышь сердцебиение и заставь камни мерцать в том же ритме. Получается?
– Да.
– Теперь приказывай.
– Вернись.
– Громче.
– Вернись!
Изегер открыл глаза, но кроме отца в комнате никого не было, хотя ему показалось, что он почувствовал движение воздуха.
– Сын, я сожалею. Скорее всего, ее нет в живых. Сила заклятия столь велика, что будь твоя жена хоть полумертвая, она оказалась бы здесь.
– Я тебе не верю! – глаза сына потемнели, стали почти черными.
– Ты же знаешь, как для меня важно, чтобы строн вернулся. Без него ты никто. Маг без будущего.
Изегер тряхнул бутылку, в которой почти не осталось кремвиля. Отчего же так больно? Напиток из сушеных ягод с острова Безумных магов всегда справлялся с воспоминаниями, отупляя до равнодушия.
– Принесите еще бутылку.
Он глотал прямо из горлышка. Зеленые струйки текли по подбородку, намочили грудь, но Изегер глотал и глотал, лишь бы унять боль, которая мучает его до сих пор.
Он не поверил словам отца и еще долгих тридцать лет искал пропавших женщин. Измученный и отчаявшийся, он вернулся в Агрид, где застал старого лорда Ханнора при смерти.
– Сын, я сохранил для тебя зерна саара, – на ладонь Изегера упали три зерна, похожих на яйца мелкой птахи. – Ты должен дожить до того момента, когда твой строн вернется. Пусть пройдут века, но его найдут. Амулет невозможно ни сломать, ни расплавить, поэтому рано или поздно он окажется у какой-нибудь женщины, которая наденет его на шею. Строн притащит ее к тебе, выполнив давний приказ. Для заклятия призыва нет срока давности.
– А если это будет мужчина? – Изегер покатал зерна на ладони. Такие маленькие, а продлевают жизнь на десятилетия. – Или ребенок?
– Амулет на них не среагирует. Только на женщину. Он поймает ее сердцебиение и сработает.
Изегер закашлялся, глотнув слишком много. Подошел к окну, подставил лицо холодному ветру, тряхнул головой, отбрасывая длинные волосы за плечи.
Зерна саара позволили жить долго, а ежедневные занятия с оружием, вылазки в стан врагов Агрида оставили тело подтянутым, ловким. Ему нельзя стареть. Почти семьдесят лет Изегер ждет возвращения своего строна. И неважно, кого притащит амулет – женщину, девушку или старуху. Лорд, не задумываясь, разберется с любой преградой, вставшей на его пути. Обретя амулет, он женится и у него обязательно родится наследник. И тогда род Ханноров – магов, разрывающих пространство, продолжится.
Изегер отшвырнул пустую бутылку. Она разбилась о каменный пол на тысячу мелких осколков. Солнечные лучи, прикоснувшись к ним, отразились снопом зеленых искр.
«Совсем как глаза у змейки на амулете» – подумал он.
За спиной кто-то громко вскрикнул.
Мужчина медленно обернулся. На него смотрели широко раскрытые глаза незнакомки, на шее которой висел его строн. Изегер забыл, что он обнажен. Развернувшись всем телом, осклабился в хищной улыбке и произнес:
– Ну, здравствуй, жена.
Глава 1. Турецкие каникулы
– Юлька, какая ты счастливая! – мама сидела на кровати и, вытянув руки, рассматривала платье, которое ее дочери подарил жених. – Цвет изумительный и так подходит твоим глазам. Ты его наденешь, когда пойдешь знакомиться с родителями Арслана?
– Не знаю, – Юля нахмурила лоб. Мамин энтузиазм раздражал. Немного помедлив, новоявленная невеста все-таки сунула в полиэтиленовый пакет комплект кружевного белья и уложила в чемодан рядом с босоножками на высоком каблуке. – Боюсь, в нем будет жарко.
– Зато не мнется, – Ираида, крашенная блондинка неполных сорока лет, такая же миниатюрная как ее дочь, вытащила из чемодана белую юбку и встряхнула ее. – Смотри, словно в заднице побывала.
– Мам, сейчас все ходят в мятом. Особенно в городе, где полно туристов. Никто глажкой не парится.
– Юль, на пляже даже голые загорают, но в гости в мусульманскую семью лучше поприличнее одеться. Не зря же Арслан принес тебе именно это платье.
Юля наклонила голову к плечу и прищурилась. Зеленый шелк под солнечными лучами, проникающими через окно, выглядел богато. Рядом с ним белая юбка казалась тряпкой.
«Но она такая прохладная…»
Юлию смущал ворот-стойка, который благодаря молнии, идущей по спине от самого копчика, плотно обхватывал шею. Рукавов не было, а простой крой делал платье элегантным, намекающим на стиль шестидесятых, когда на подиум выходили девочки, похожие на Твигги и Одри Хепберн. Тонкие, плоскогрудые, невысокого роста.
Впервые примеряя подаренное платье, Юля заметила, что достаточно ей надеть черные перчатки по локоть, взять в руки длинную сигарету с мундштуком, и она станет вылитая Холли из культового фильма «Завтрак у Тиффани». Гладко зачесанные темные волосы, собранные в высокий конский хвост, ухоженные брови, подведенные глаза и бледная губная помада, гармонирующая с матовой кожей, делали Юлию как никогда похожей на хрупкую кинозвезду. Это заметил и Арслан, когда она, немного смущаясь, вышла к нему в новом наряде.
Жених ее баловал. Поначалу Юля даже думала, что для него, взрослого мужчины, она – игрушка, которой приятно дарить дорогие вещи, вдевать в уши серьги с крупными жемчужинами, сев на корточки, застегивать ремешки на босоножках, что так плотно обхватывали щиколотки, и потом целовать в острое колено. В этот момент Юля густо краснела и закрывала от смущения глаза, но дергать ногой и шептать «я сама» казалось еще более неловким.
Юлию с Арсланом познакомил отчим. Подспудно Юлия чувствовала, что Виталий, который был младше матери на целых пять лет, спихивал падчерицу, чтобы самому не заморачиваться воспитанием «дочери», тем более сейчас, когда Ираида ждала ребенка.
Юля мешала им, хотя мама успокаивала: «Ну что ты, милая! Места всем хватит!», но она забывала, что дочь далеко не глупа и видит, как у родительницы стекленеет взгляд, стоит Виталию «по-родственному» обнять ее взрослую девочку, шутя отпустить комплимент или погрозиться, что когда-нибудь всыплет ремня, если та не будет слушаться.
А однажды слышала, как мама разговаривала с подругой.
Юлька замерла у двери не специально, а лишь для того, чтобы достать ключи.
«Софа, я уже дважды была замужем! И всякий раз ссоры, слезы, расставание. И вот, наконец, Виталий, который во всем меня устраивает. А тут дочь девятнадцати лет. А ну как бес в ребро? Сколько таких случаев? Мамка стареет, а дочка в самом соку. Вуди Алена вспомни. Старую жену подвинул, а на приемной дочери женился. Вот и я о том же».
Юля ушла, так и не вытащив из рюкзака ключи. Сидела на улице до темноты. Плакала, жалела себя, вспоминая, как трудно ей жилось в последнее время. Стало невыносимо зарываться под подушку и одеяло, лишь бы не слышать, как скрипит в спальне кровать, неожиданно заставать «родителей» за этим делом на диване, когда притащилась из института раньше положенного, слышать, как они смеются в ванной комнате, а потом включают воду, чтобы заглушить стоны и торопливый шепот… Приходилось врубать музыку на полную мощь, и «родители» наверняка понимали, отчего вдруг ей захотелось оглохнуть. Мама прятала глаза и смущенно улыбалась, Виталий же, наоборот, словно поддразнивал, не вовремя расстегивая блузку жены и целуя оголившееся плечо.
С этим нужно было что-то делать. Это понимали и Юля, и ее мама.
Родственников, которые могли бы приютить, не нашлось, в студенческом общежитии места предоставляли только иногородним, а подруги… Что же, они были, и Юля иногда гостила у них, но… У всех своя жизнь. Поэтому предложение руки и сердца турецкого бизнесмена и старинного друга отчима хоть и ошеломило неожиданностью, стало тем выходом, который искали и нашли «родители».
Как-то вечером, когда мать с дочерью остались на кухне одни, состоялся разговор, который окончательно лишил Юлю выбора.
– Мама, а если снять мне небольшую квартиру? – она заглянула в глаза Ираиды, зная, что Виталий может позволить себе такие траты. Дела в компании шли неплохо, и недавно он купил новую машину, объясняя покупку как раз тем, что семья растет, и в прежнем седане им было бы тесно. – Я согласна даже на комнату в коммуналке…
– Юля, перестань! – взгляд матери потемнел. Она положила руку на едва заметный живот, словно защищая того, кто еще не родился. – Я не могу его просить тратиться на чужого ребенка. И потом, ты же знаешь, Виталий вложил все средства в их общий с Арсланом бизнес. Ему даже пришлось квартиру на Метлицкой продать.
– А если я переведусь на вечерний и поищу работу? Мам, я справлюсь…
– Нет! Ты уйдешь отсюда только под руку со стоящим мужчиной. Знаю я, что происходит с девочками, которые остаются без надзора.
Ираида действительно знала, иначе не родила бы Юльку в восемнадцать. Три месяца опьяняющей любви и жестокое пробуждение. Однажды будущий отец, оставив прощальный подарок – кольцо с драгоценным камнем, исчез. Кольцо, которое оказалось уникальным, а потому баснословно дорогим, Ираида выгодно продала и купила ту квартиру, в которой теперь они жили. Хоть что-то осталось от сбежавшего папаши.
– Мам…
– Не зли меня. Мне нельзя нервничать.
И опять это защищающее движение ладони по животу.
– Ты пойми, так будет лучше для всех. И для тебя в первую очередь. Да, он гражданин другой страны и принадлежит к другой вере, но все можно уладить, – настаивала Ираида, по сжатым губам видя, что дочь едва сдерживается, чтобы не расплакаться. – На время твоей учебы он снимет квартиру, о которой ты так мечтаешь. И работать не надо, будешь за мужем ухаживать.
– Да, конечно, мама. Так будет лучше, – вдруг согласилась Юля. – Не век же ему в гостинице жить. Можно совместить приятное с полезным: вот тебе квартира, юная жена и бесплатный секс. И вам хорошо: пристроили дурочку, от которой пользы нет. Пусть хоть здесь общему бизнесу послужит…
Ираида хлестко ударила дочь по лицу.
– Дрянь! Только попробуй что-нибудь учудить. Я не дам тебе разрушить будущее моего ребенка!
– Мама, – дочь держалась за горящую огнем щеку. Крупные слезы оставляли след на темной футболке. – Я тоже твой ребенок…
– Вот именно, – она тяжело поднялась. – Поэтому поступлю так, как считаю нужным. В конце концов, ты всего лишь едешь знакомиться с его родителями. Еще не факт, что они тебя такую строптивую примут. Нечего раньше времени в позу вставать.
Вечером маму увезли в больницу. Угроза выкидыша. Юлия чувствовала себя чуть ли не убийцей.
«Любовь? А что такое любовь?» – думала она, замерев перед стоящим на коленях мужчиной. Арслан уперся горячим лбом в ее живот, шепча, что полюбил с первого взгляда и не представляет без нее жизни. Юля до сих пор помнит, как его влажные от волнения ладони обхватили ее талию, а потом спустились ниже. Их след она ощущала очень долго. И он не смывался, сколько бы не стояла под душем.
Появилось чувство, что ее просто-напросто продали. Или использовали в качестве вклада одной из сторон в уставной фонд.
***
– Моя прабабушка была русской. Ты не знала?
В аэропорту их ждала машина.
Южное солнце испепеляло. Капельки пота блестели на лбу Арслана стеклянными бусинами, и он нервно промокал их кипенно-белым платком.
– Нет, – голос дрожал, и Юлия боялась, что вот прямо сейчас расплачется. Она почти не слышала жениха, все мысли крутились вокруг предстоящей встречи с будущими родственниками.
«Понравлюсь или нет?»
Хорошо бы, если бы не понравилась. Тогда она вернется со спокойной душой. Пусть мама разозлится, пусть кинет презрительное «неудачница» и успокоится лишь тогда, когда доведет до слез. И себя, и ее.
Но появится шанс, что Юле разрешат уйти из дома.
«Заочное обучение – тоже отличный выход. Живут же как-то девушки, приехавшие из другого города или даже из деревни. И я смогу. Хоть бы не понравилась, хоть бы не понравилась…»
– Джаным, не переживай, – Арслан успокаивающее похлопал ее по колену. – Мои родители встретят тебя как родную. Мама будет счастлива, что в нашу семью опять войдет русская. Она помнит свою бабушку. Говорит, та в молодости была красивой. И доброй. Иначе дед не влюбился бы в нее и не привел в дом. Им всем в ту пору было тяжело. Он вдовец с тремя детьми, Вера-ханым без денег, слабая, только что переболела тифом…
– В тебе течет русская кровь? – Юля с сомнением посмотрела на смуглого темноглазого жениха. Волосы иссиня-черные, черты лица типично восточные.
– Нет. Вера-ханым так и не родила. Все время болела.
Дом встретил прохладой и пустотой.
Арслан занес чемоданы и, подхватив Юлькин, пошел по широкой лестнице на второй этаж.
– А где родители? – Юля растеряно топталась в огромном холле.
– Они все приедут вечером. Решили дать нам возможность отдохнуть. Ступай за мной, я покажу тебе комнату.
– Ты живешь здесь один?
– Ну, не совсем. Иногда приезжает младший брат, – Арслан поставил чемодан у двери и опять вытер лоб. – Когда родители его допекут. А вообще это дом той самой русской прабабушки.
Комната оказалась просторной. Большая кровать, плательный шкаф, столик с зеркалом. Все белое. Даже ковер на полу. Едва слышно шипел кондиционер.
После уличной жары по телу Юли пошел озноб. Или это близость Арслана так на нее действовала?
Юлия думала, что в доме будет много людей, а оказалась с женихом наедине.
Он почувствовал ее страх, ободряюще улыбнулся.
– Располагайся. Я зайду через пару часов, помогу тебе приготовиться.
– Я сама…
– Я помогу, – настойчиво повторил он. – Мне есть чем тебя удивить.
Удивил. Надел на палец кольцо с бриллиантом.
– Оно старинное. Принадлежало той самой Вере-ханым. Мама сказала тебе отдать.
– А вдруг я ей не понравлюсь? – Юля попыталась снять кольцо. Не нужны ей подарки, она все еще надеялась, что не придется ко двору.
Жених остановил.
– Ты нравишься мне, джаным. Это главное.
Арслан обошел девушку по кругу, осмотрел как село зеленое платье, цокнул языком от удовольствия.
Юля засмущалась. Сжалась, когда почувствовала руку жениха на спине.
– Молнию не до конца застегнула, – сказал он. Теплые пальцы дотронулись до шеи. Ворот платья плотно обхватил горло. – Сюда бы хорошо подошло еще одно прабабушкино украшение, но…
Перед Юлей появилась шкатулка, в которой поблескивали драгоценности. В них однозначно угадывалось время. Потянув за цепочку, Арслан извлек довольно крупный кулон – то ли из белого золота, то ли платиновый: запястья двух скрещенных рук обвивала змея.
В свете настольной лампы ее чешуя ярко блеснула изумрудами.
Юля перестала дышать. Она еще никогда не видела столь искусно выполненного изделия.
– Такие украшения должно быть носили короли…
– Или королевы, – поправил Арслан. – Но…
– Но я не королева…
Жених поморщился.
– Джаным, ты королева. Только сама не понимаешь этого, – Арслан немного помялся. Кулон качнулся на длинной цепочке. Змея, чья плоская голова лежала на женской руке, хищно сверкнула глазом. – Но это украшение… как бы помягче сказать… какое-то странное. Мама говорит, оно ненавидит женщин.
– Как это?
– Никто из моих родственников женского пола не смог взять его в руки. Ни бабушка, ни мама, ни кузины… Дед рассказывал, что его нашли после смерти Веры-ханым. Она, видимо, очень дорожила кулоном, потому что никогда и никому его не показывала.
– Он бьет током? – наивно спросила Юля. А что еще могло случиться?
– Нет. Мама говорит, стоит его взять в руки, как накатывает дикий страх. Я сам проверил действие кулона на младшей сестре.
– И что?
– Завизжала и бросила. Я потом, когда хотел напугать Камиллу, бегал с ним за ней по дому. Маленький был, глупый. Отец потом ругал.
Кулон вернулся в шкатулку.
– Давай помогу застегнуть босоножки?
– Нет, Арслан, спасибо. Я еще не надела чулки.
Ираида напутствовала, что чулки должны быть обязательно. Так положено в светском обществе. Голые ноги – моветон.
– Давай помогу надеть чулки? – голос жениха вкрадчивый, уголки узких губ поднялись в улыбке. – Джаным, ну чего ты так побледнела? Я пошутил.
Последовал поцелуй в щеку. Юля напряглась, стала деревянной.
На ее счастье (или несчастье, она уже не могла понять) внизу, во дворе, послышался шум. Хлопали автомобильные двери. Арслан выглянул в окно.
– Сестра с семьей приехала. Пойду встречу. Спускайся сразу, как наденешь чулки.
Юля села на пуфик. Выдохнула. Потянулась за приготовленной коробкой с чулками и нечаянно задела шкатулку. Зашелестела цепочка, проваливаясь между другими старинными украшениями.
«Удивительно, как русская эмигрантка сумела сберечь кулон! Видимо, он действительно был ей дорог, раз она не продала его, хотя сильно нуждалась в деньгах».
Раскрыв коробку, Юля вытащила дымчатые чулки. Тонкие с красивой резинкой.
Вспомнив, что все-таки надела тот кружевной комплект, поругала себя. Наверняка Арслан видел бюстгальтер, когда застегивал платье.
«Еще подумает, что я специально оставила молнию не застёгнутой, чтобы соблазнить его. Дура. Надо было надеть спортивное белье».
Уже натянув один чулок, Юля прислушалась. Цепочка от странного кулона опять напомнила о себе, стукнувшись о деревянное дно шкатулки.
«Живая она, что ли?»
– И чего они боятся? – спросила Юлия у самой себя, осторожно вытаскивая украшение. Никакого накатывающего ужаса. Никакого удара током.
Цепочка потянулась легко, словно только и ждала, чтобы ее извлекли на свет. Кулон ослепил искрами зеленого цвета. А как еще объяснить иллюзию, когда змейка, скользнув по запястьям, перенесла голову с женской руки на мужскую?
– Точно показалось, – улыбнулась Юлия своему отражению в зеркале. Кулон на фоне зеленого платья смотрелся невероятно.
– Обалдеть! – «невеста» не удержалась и накинула цепь на шею. Поправила конский хвост, чтобы тот не запутался в витиеватом узоре, и разместив кулон по центру груди, прижала к нему ладонь.
«Он что, нагрелся?»
Сердце испуганно забилось.
В голове вдруг появился шум, словно далекие волны бились о берег. Не веря своим ушам, Юлия открыла окно.
«Ну кончено, где-то рядом море!» – находя оправдание своим страхам, она вдохнула теплый влажный воздух. Курортный город тонул в сумерках. Зажглись рекламные огни, слышался смех.
«До чего же тесен этот воротник!» – Юля раздраженно засунула палец под ткань, оттянула ее.
Не помогло. Стало трудно дышать.
В панике Юлия рванула молнию и обожгла руку о цепь.
Опустила взгляд на кулон. Изумрудная змея зашипела и, приподнявшись, расправила капюшон.
– Ой, мамочки! – закричала «невеста» и… оказалась в незнакомой комнате.
На ее крик обернулся обнаженный мужчина.
– Ну, здравствуй, жена…