Действительно ли пропорция 50:50 лучше отражает реальный состав населения Ливана, чем соотношение 6:5, установленное в 1943 году? Возможно, это и так, но на самом деле никто не знает, какова численность той или иной общины, да и не хочет знать. Общество предпочитает оставаться «нечитаемым» для государства, чтобы последнее не было захвачено одной из конкурирующих групп, и чтобы этого не произошло, оно следит за тем, чтобы Левиафан продолжал спать. А груды мусора на улицах между тем продолжают расти.
Узкий коридор
Это книга о свободе. Свобода зависит от различных типов Левиафана и от их эволюции – от того, живет ли общество без эффективного государства, смиряется ли оно с деспотическим государством, или же ему удается создать баланс сил, открывающий дорогу для возникновения Обузданного Левиафана и постепенного расцвета свободы.
В отличие от представлений Гоббса, согласно которым общество подчиняет свою волю Левиафану – с чем согласны большинство социологов и что современный мир считает само собой разумеющимся, – для нашей теории фундаментально важен тот факт, что Левиафана не всегда встречают с распростертыми объятиями и что путь его развития может быть весьма тернистым – и это еще мягко говоря. Во многих случаях общество сопротивляется усилению государства, причем весьма успешно, как мы видели на примере тив и современных ливанцев. Но результатом такого сопротивления становится отсутствие свободы.
Если же сопротивление разваливается, дело может кончиться возникновением Деспотического Левиафана, похожего на описанное Гоббсом морское чудовище. Но этот Левиафан, пусть он и предотвращает «войну всех против всех», необязательно делает жизнь своих подданных более богатой и менее «беспросветной, тупой и кратковременной», какой она была при Отсутствующем Левиафане. А подданные, в свою очередь, далеко не полностью «вручают свою волю» Левиафану – во всяком случае, не в большей степени, чем жители Восточной Европы, до падения Берлинской стены распевавшие «Интернационал» на улицах, «вручали свою волю» Советскому Союзу. При разных режимах последствия для граждан бывают разными, но все же свободы тут нет ни в одном случае.
Иной тип Левиафана – обузданный – возникает, если появляется баланс между его мощью и способностью общества контролировать эту мощь. Этот Левиафан может решать конфликты справедливо, предоставлять общественные услуги и экономические возможности, предотвращать доминирование и закладывать основания свободы. Если люди верят, что всегда смогут удержать под контролем своего Левиафана, то они доверяют ему, сотрудничают с ним и позволяют ему расти и увеличивать охват и полномочия. Такой Левиафан способствует расцвету свободы, ломая различные клетки норм, которые до этого строго регулировали правила поведения в данном обществе. Но в фундаментальном смысле это не Левиафан Гоббса. Его определяющая характеристика – оковы, узда; он не доминирует над обществом, как морское чудище Гоббса; он неспособен игнорировать граждан или заткнуть им рот, когда они пытаются повлиять на принятие политических решений. Он не возвышается над обществом, но стоит вровень с ним.
Схема 1. Эволюция Деспотического, Обузданного и Отсутствующего Левиафанов
Эти идеи и силы, определяющие, согласно нашей теории, эволюцию различных типов государств, иллюстрирует следующая схема. Чтобы сосредоточиться на основных принципах, мы упростили схему и сократили ее всего до двух переменных. Первая переменная (горизонтальная ось координат) – это сила общества, воплощенная в традиционных нормах, практиках и институтах, особенно когда дело касается коллективных действий, координации усилий и сдерживания политической иерархии. Эта переменная демонстрирует способность общества к мобилизации и его институциональную силу.
Вторая переменная (вертикальная ось) – это сила государства. Она тоже имеет несколько аспектов, в том числе мощь политических и экономических элит, а также дееспособность государства и его институтов. Конечно, схема игнорирует общественные конфликты (в том числе конфликты элит между собой и конфлиты между элитами и государством), и это огромное упрощение. Тем не менее наше определение слабости и силы уже в определенном смысле включает в себя эти конфликты, а упрощение позволяет нам яснее обозначить несколько ключевых составляющих нашей теории и сделать несколько новых выводов. Позже в книге мы снимем эти упрощения и обсудим более детальную схему во всей ее сложности.
Большинство досовременных государственных образований начинают свое развитие в точке, находящейся где-то ближе к нижнему левому углу схемы, то есть и государство, и общество в этом случае слабы. Стрелочки, ведущие из этого нижнего левого угла, представляют собой расходящиеся со временем варианты путей государств, обществ и их взаимоотношений. Один из этих типичных путей (нижняя стрелка) приблизительно соответствует тому, что мы видели у народности тив: он начинается в точке, где общество сильнее государства и способно заблокировать развитие мощных централизованных государственных институтов. В результате возникает ситуация, когда Левиафан преимущественно отсутствует, потому что ростки государства и элити изначально были слабее общественных норм, противостоящих развитию политической иерархии. Страх перед скользким склоном подразумевает, что общество по возможности постарается ограничить власть элит и возникновение политической иерархии; сила протогосударственных структур и дальше будет угасать, то есть Левиафан продолжит отсутствовать. Бóльшая сила общества сравнительно с силой государства объясняет также, почему клетка норм в данном случае настолько прочна: в отсутствие институциональных средств урегулирования конфликтов их функцию исполняют нормы (которые при этом тоже порождают социальное неравенство и различные формы ограничений индивидуальной свободы).
Рядом с вертикальной осью графика мы видим другой путь, начинающийся в точке, где государство и элиты изначально были сильнее общества; тут можно вспомнить наши рассуждения о Китае, где подобная конфигурация способствовала возникновению Деспотического Левиафана. Стрелка ведет в сторону еще большего увеличения силы государства, а общество тем временем слабеет и уже не представляет для государства серьезного соперника. Такая тенденция обостряется, поскольку Деспотический Левиафан обессиливает общество, оставаясь необузданным. Как следствие, со временем Деспотический Левиафан обретает подавляющую мощь в сравнении с покорным обществом, и изменившийся баланс сил приводит к тому, что перспективы обуздания Левиафана становятся еще менее вероятными.
Но на схеме также показано, как могут возникать государства, мощь которых сдерживается способным обществом (средняя стрелка). Это происходит в узком коридоре посередине графика, где мы наблюдаем возникновение Обузданного Левиафана. Именно в этом коридоре действует эффект Красной королевы, и борьба государства и общества способствует усилению обеих сторон и может – пусть это и происходит лишь каким-то чудом – помочь установлению стабильного равновесия между ними.
По сути дела, эффект Красной королевы – «бег наперегонки» между государством и обществом – может дать даже больше, чем просто усилить обе стороны сразу. Он также преобразует природу институтов, и в результате Левиафан становится более подотчетным своим гражданам и более чутко реагирующим на их запросы. А тем временем этот эффект преображает и жизнь людей – не только потому, что устраняет доминирование государств и элит над простыми гражданами, но и потому, что ослабляет или даже полностью разрушает клетку норм, увеличивая пространство личной свободы и допуская гражданина к эффективному участию в политике. Как следствие, только в этом коридоре возникает и развивается истинная свобода, не сдерживаемая политическим, экономическим и социальным доминированием. Вне этого коридора свободу ограничивает либо отсутствие Левиафана, либо его деспотизм.
И все же следует признать риски, с которыми связан эффект Красной королевы. При всех этих действиях и противодействиях одна сторона может обогнать другую и вырваться из коридора. Эффект Красной королевы также требует такой конкуренции между государством и обществом, между элитами и неэлитами, которая не превратилась бы в игру с нулевой суммой, когда каждая из сторон пытается уничтожить и лишить влияния другую. Поэтому в таком состязании крайне важны пространство для компромиссов и понимание того, что на каждое действие последует противодействие. В главе 13 мы увидим, что процесс поляризации общества иногда превращает эффект Красной королевы в игру с нулевой суммой и в результате процесс с большей вероятностью может выйти из-под контроля.
Стоит обратить внимание и на другую особенность этой схемы: в нижнем левом углу, где очень слабы как государство, так и общество, коридор отсутствует. Это иллюстрация одного важного аспекта наших рассуждений о народе тив. Вспомним, что у тив не было норм или других институтов, способных контролировать политическую иерархию, если уж она возникнет, и поэтому они с таким усердием подавляли любые признаки возникновения такой иерархии; выбирать им приходилось не между Обузданным и Отсутствующим Левиафаном, а между деспотизмом и полным отсутствием государства. Это часто происходит в случаях, когда государство и общество в равной степени степени слабы, и следует подчеркнуть тот факт, что переход в коридор возможен только после того, как обе стороны в борьбе обретут хотя бы рудиментарную дееспособность и возникнут базовые институциональные предпосылки для баланса сил.
Доказательство пудинга
Теория наиболее полезна, когда она предлагает новые способы размышлений о мире. Подумаем, какие же следствия можно вывести из только что представленной нами теории. Главу 1 мы начали с вопроса о том, в каком направлении движется мир. К идиллической версии западной демократии, не имеющей соперников? К анархии? Или же к цифровой диктатуре? Согласно нашей теории, каждый из этих путей представляет собой одно из направлений, представленных на схеме 1. Но наша теория говорит также и о том, что нет никаких оснований предполагать, будто все страны последуют по одному и тому же пути. Следует ожидать не схождения, а расхождения.
Более того, не все страны могут безболезненно перейти с одного пути на другой. Существует определенная «зависимость от пути». Как только вы попадаете на орбиту Деспотического Левиафана, государства и контролирующие государственные институты элиты становятся сильнее, а общество и нормы, призванные удерживать государство в узде, становятся еще слабее. Взять для примера Китай. Многие политологи и комментаторы продолжают делать прогнозы, согласно которым по мере роста богатства и интеграции в глобальную экономику Китай станет все больше походить на западные демократии. Но путь Деспотического Левиафана на схеме 1 не приведет со временнем, как мы видим, в коридор свободы. В главе 7 мы увидим, что доминирование китайского государства над обществом обусловлено историческими условиями и что такие отношения вновь и вновь воспроизводятся определенными действиями лидеров и элиты КНР в целях ослабления общества, чтобы оно не смогло бросить вызов государству и сдержать его. Таким образом историческое наследие страны еще более затрудняет переход в коридор.
Тем не менее это не означает, что это наследие раз и навсегда предопределяет дальнейшее развитие. Отсюда мы переходим ко второму следствию из нашей теории, а именно к большой роли агентности – то есть к тому, что действия лидеров, элит и политических деятелей могут ускорять коллективные действия и создавать новые коалиции, меняющие траекторию общества. Вот почему зависимость от пути не отменяет случающихся время от времени переходов с одного типа пути на другой. Такое сосуществование особенно верно для обществ, уже находящихся в коридоре, поскольку баланс между государством и обществом всегда очень хрупкий и его легко разрушить, если общество утрачивает бдительность или если государство теряет часть своей дееспособности.
Третье следствие вытекает из предыдущих и касается самой природы свободы. Вопреки взгляду, согласно которому западные институты и хороши сами по себе, и всегда склонны к последовательному развитию, наша теория показывает, что свобода – результат сложного, запутанного процесса, предсказать который нелегко. Свободу нельзя насадить и упрочить с помощью разумной системы сдержек и противовесов. Она требует мобилизации общества, его бдительности и настойчивости. Для развития свободы необходимы все эти факторы сразу.
Вспомним (мы говорили об этом в предисловии), что в Уруке стратегия сдерживания Гильгамеша посредством системы сдержек и противовес (в виде его двойника Энкиду) не сработала. Нечто похожее происходило и в других странах, в том числе в Соединенных Штатах – пусть даже систему сдержек и противовесов, введенную в действие Конституцией США, часто называют столпом американской свободы. В 1787 году Джеймс Мэдисон и его сторонники сумели навязать Конституционному конвенту в Филадельфии свой «Виргинский проект», который и лег в основу Конституции. Однако в результате институциональная архитектура новой страны отличалась от «Виргинского проекта», потому что общество (или хотя бы определенная его часть) не полностью доверяло федералистам и хотело, чтобы его свобода была защищена лучше. Как мы уже видели, Мэдисону пришлось пойти на уступки и представить в Конгресс свой Билль о правах. Именно бдительность и настойчивость общества обеспечили защиту прав в момент основания американской республики.
Четвертое следствие из нашей теории состоит в том, что существует много входов в коридор, а в самом коридоре могут существовать различные типы обществ. Представьте себе все пути, которыми та или иная страна может войти в коридор. И в самом деле, создание условий для свободы – это многогранный процесс, включающий установление контроля над конфликтами и насилием, уничтожение клетки норм и обуздание силы и деспотизма государственных институтов. Вот почему свобода не возникает в тот же момент, когда то или иное общество входит в наш коридор, но постепенно эволюционирует со временем. Некоторые общества долго идут по коридору, не умея добиться полного контроля над насилием, другие достигают лишь частичного прогресса в ослаблении клетки норм, а для некоторых борьба с деспотизмом и принуждение государства откликаться на нужды граждан – постоянная, непрерывная работа. Исторические условия и коалиции, которые позволяют обществу войти в коридор, влияют и на отдельные компромиссы, которые достигаются уже внутри коридора, – и часто это влияние имеет значительные и долгие последствия.
Конституция США иллюстрирует и этот момент нашей теории. Билль о правах стал не единственной уступкой, которая оказалась необходима для ратификации Конституции. Вопрос о правах штатов стал лакмусовой бумажкой для элит Юга, желавших во что бы то ни стало сохранить институт рабства и свою собственность. Из-за этого основатели согласились на то, чтобы Билль о правах действовал только в федеральном законодательстве, но не был обязателен в законах отдельных штатов. Этот принцип породил множество злоупотреблений на уровне штатов, особенно против чернокожих американцев. Сама Конституция допустила серьезное нарушение свободы большой части населения, включив в себя положение о том, что при подсчете численности населения того или иного штата (а значит, и его представительства в Конгрессе) раб засчитывался лишь как три пятых свободного гражданина. Дискриминация не просто была вплетена в ткань Конституции; она практиковалась благодаря традиционным нормам, которые глубоко укоренились во многих частях страны. Способ, которым США вошли в коридор и продолжали двигаться по нему, подразумевал, что федеральное правительство не будет пытаться ослабить эти нормы и их институциональные основы на Юге. Поэтому жесткая дискриминация чернокожих американцев и доминирование над ними сохранялись еще долго даже после окончания Гражданской войны и отмены рабства в 1865 году.
Одним из многих проявлений вопиющих дискриминационных норм были так называемые закатные города (sundown towns), в которых чернокожие (а иногда также мексиканцы и евреи) не имели права появляться после захода солнца. Америка – страна автомобилей, в которой люди, выражаясь словами популярной песни, «ловят кайф от Трассы 66». Но не всем было доступно такое развлечение. В 1930 году в 44 из 89 округов, по которым проходило Шоссе 66, существовали закатные города. Что делать, если, допустим, вам захотелось поесть или в туалет, но все эти услуги в городе предназначены только для белых? Даже на автоматах по продаже кока-колы красовалась надпись «Только для белых». Ситуация была настолько плохой, что в 1936 году Виктор Грин, почтовый служащий-афроамериканец из Гарлема, счел необходимым выпустить «Зеленую книгу негритянского автомобилиста» (Negro Motorist Green Book) – путеводитель с подробными инструкциями для чернокожих водителей о том, где они имеют право находиться после захода солнца или сходить в туалет (последнее издание вышло в 1966 году). Таким образом, пример США показывает, насколько глубокими бывают последствия того, каким именно образом общество входит в коридор. В главе 10 мы увидим, что эти последствия определяют не только степень свободы, но и многие развилки на пути социального и политического развития.
Довольно неожиданное пятое следствие из нашей теории имеет отношение к эволюции дееспособности государства. На схеме 1 стрелка, идущая вдоль коридора, достигает более высокой точки на шкале силы государства, чем левая стрелка, иллюстрирующая Деспотического Левиафана. Так происходит потому, что состязание между государством и обществом приводит к усилению государства. Этот постулат противоречит многим аргументам, часто встречающимся в социологии и в политических дебатах, особенно в том, что касается критически важной роли сильных лидеров: согласно этим аргументам, для увеличения дееспособности государства необходимы полный контроль над безопасностью государства и мощные вооруженные силы. Именно такое убеждение заставляет многих утверждать, что Китай может стать хорошей ролевой моделью для других развивающихся стран (и возможно, даже для развитых): в ситуации, где доминирование коммунистической партии никем не оспаривается, управляемое ей государство может достичь высокого уровня дееспособности. Но присмотревшись внимательнее, мы замечаем, что китайский Левиафан, каким бы деспотическим он ни был, обладает меньшей дееспособностью по сравнению с Обузданным Левиафаном США или Скандинавских стран. Так происходит потому, что в Китае нет сильного общества, что могло бы подталкивать государство, сотрудничать с ним или оспаривать его власть. Без этого баланса сил между государством и обществом эффект Красной королевы не наступает и Левиафан в конечном итоге окажется менее дееспособным.
Для того чтобы заметить ограниченные возможности китайского государства, достаточно взглянуть на его систему образования. Образование – приоритет для многих государств, и не только потому, что нации добиваются большего успеха с помощью образованной рабочей силы. Образование – это также эффективный способ для воспитания в гражданах «правильных» убеждений. Следовало бы ожидать, что обладающее значительной дееспособностью государство сможет предоставлять гражданам доступное, высококачественное и меритократическое образование, а также мобилизовывать своих общественных служащих ради достижения такой цели. Но реальность Китая совсем иная: в китайской системе образования продается буквально все, в том числе места на первых рядах у доски или должность старосты класса.
Когда Чжао Хуа пришла записывать свою дочь в пекинскую начальную школу, ее приняли чиновники из районного комитета образования, у которых уже был список семей с указанием суммы, которую должна заплатить каждая семья. Характерно, что встреча проходила не в школе, а в банке, где Чжао пришлось сразу разместить депозит в 4800 долларов, чтобы ее дочь была записана в школу. Официально школьное образование в КНР бесплатное, поэтому эти «взносы» незаконны, и правительство запрещало их уже пять раз начиная с 2005 года (что само по себе уже о многом говорит). В другой элитной пекинской школе ученики получают дополнительный балл за каждые 4800 долларов, которые их родители пожертвуют школе.
Если же вы захотите отдать своего ребенка в очень престижную школу, например в школу при Китайском народном университете в Пекине, то взятка может достигать 130 000 долларов. Учителя также ожидают от родителей подарков – много подарков. Китайские средства массовой информации сообщают о том, что многим учителям в наше время дарят дизайнерские часы, дорогие сорта чая, подарочные карты и даже туристические путевки. Другие, более практичные учителя предпочитают кредитные карты, привязанные к банковскому счету, который постоянно пополняется родителями. В интервью газете The New York Times одна бизнесвумен из Пекина объясняет:
Если вы поскупитесь на хороший подарок, а другие родители окажутся более щедрыми, то, скорее всего, учителя будут уделять вашему ребенку меньше внимания.
Как же общественные служащие могут быть настолько корыстными? Разве Китай не родина первой в мире меритократической бюрократии? И да и нет. Как мы увидим в главе 7, Китай имеет долгую и сложную историю эффективной бюрократической системы, но также и в равной степени долгую историю всепроникающей коррупции, при которой должности достаются не самым достойным, а тем, у кого есть политические связи или кто больше заплатит.
Эта история продолжается и в настоящее время. Опрос, проведенный в 2015 году среди 3671 функционера Коммунистической партии, показал, что две трети из них считают наиболее важным критерием при получении государственной должности «политическую лояльность», а не личные достоинства или заслуги. Окружив себя «верными людьми», можно смело унижать бизнесменов и граждан. Послушного подчиненного можно получить и в результате продажи должностей. Политолог Миньсинь Пэй проанализировал 50 судебных процессов по делам о коррупции в среде партийных функционеров, проведенных в 2001–2013 годах. В среднем каждый из обвиняемых продал за деньги 41 должность. На нижнем уровне находились уездные руководители, такие как Чжан Гуйи и Сюй Шэсинь из уезда Уху провинции Аньхой. Чжан продал 11 должностей по средней цене в 12 000 юаней (сегодня примерно 1700 долларов) каждая. Сюй продал 58 должностей по средней цене в 2000 долларов. Но на более высоком уровне, например в префектурах, должности стоили гораздо больше, и некоторые чиновники получали за каждую более 60 000 долларов. В выборке Пэй средний коррумпированный чиновник заработал примерно 170 000 долларов на продаже должностей.
Но люди вроде Чжана и Сюя – лишь мелкая рыбешка. Когда в 2011 году был арестован министр железных дорог Лю Чжицзюнь, в обвинении фигурировали 350 записанных на его имя квартир и более 100 миллионов долларов наличными. Во многом такой размах объясняется тем, что система высокоскоростных поездов Китая предоставила беспрецедентную возможность для коррупции. Но такие возможности предоставляют и другие сферы растущей китайской экономики. В 2012 году 160 из 1000 богатейших человек Китая были участниками съезда Коммунистической партии. Их общее состояние оценивалось в 221 миллиард долларов, что в двадцать раз больше общего состояния 660 высших государственных служащих во всех трех ветвях власти США – страны, среднедушевой доход в которой в семь раз превышает показатель Китая. И все это не так уж удивительно. Контроль над коррупцией, будь то в государственном аппарате или в системе образования, требует сотрудничества со стороны общества. Государству необходимо доверять людям, которые могут рассказать ему правду, а людям необходимо доверять государственным институтам до такой степени, чтобы рисковать, делясь с государством информацией. Но этого не происходит под суровым взглядом Деспотического Левиафана.
Можно подумать, что проблема в данном случае – это в основном проблема коррупции. Может быть, в Китае просто терпимо относятся к коррупции, несмотря на высокую дееспособность государства? Но такому выводу противоречит не только тот факт, что китайское государство постоянно ведет упорную (и лишь отчасти успешную) борьбу с коррупцией, но и то, что, помимо искоренения коррупции, китайскому Левиафану нелегко даются и другие государственные функции. Говоря о Ливане, мы уже упоминали о том, что, по всей видимости, одна из главных целей уважающего себя государства – сделать общество «читаемым». Это же верно в отношении читаемости экономики. И в самом деле, принимая во внимание тот факт, что комммунистическая партия использует экономический рост как главный аргумент в пользу собственного доминирующего положения, было бы вполне логично сделать вывод о том, что оценки и анализ экономической активности должны быть в числе основных приоритетов партии. Но читаемость, как и контроль над коррупцией, требует сотрудничества со стороны общества. А когда последнее воздерживается от такого сотрудничества, возникают проблемы; не захочет ли бизнес искать убежище в неформальном, незарегистрированном секторе? Не станут ли граждане скрывать информацию о себе от государства, которому они не доверяют? Не станут ли чиновники манипулировать данными, чтобы выслужиться? Ответ на все эти три вопроса – да, особенно в Китае. Вот почему никто в Китае не верит в национальную статистику доходов, и даже бывший премьер Ли Кэцян в 2007 году описывал показатели ВВП страны как «искусственные и ненадежные». Ли предлагал игнорировать официальную статистику и ориентироваться на потребление электроэнергии, объем грузоперевозок и банковского кредитования как на более надежные показатели состояния экономики. Вот что нужно знать о способности китайского государства «прочитать» собственную экономику.