Меч, подобный распятью

Приключения Ричарда Корнелия, крестоносца из Йорка

Может, я для того и поехал в Святую землю, чтобы узнать, есть ли Бог…

I. Ричард и Аделина

Над палестинской пустыней ветер развевал флаги. Тысячи людей пеших и конных, множество обозов, знамен и хоругвей предстали бы перед взором случайного наблюдателя, окажись он тогда в тех краях. Прибывшее из дальних стран христианское войско медленно шло сквозь пески. Раскаленное солнце горело, сверкая на копьях и мечах. Армия крестоносцев приближалась к Иерусалиму.

Люди различных наций и из разных государств, говорящие на разных языках и принадлежащие к разным сословиям, составляли это воинство. Бретонцы и лотарингцы, пивовары и рыцари были перемешаны меж собой и скреплены в единую силу духом эпохи, провозгласившей свободу Святых земель. Каждый из пилигримов мог бы поведать свою историю о том, как он попал сюда и почему, оставив плуг и родную деревню, опоясался мечом и стал искать счастье в далекой стране, забыв мирный удел и готовясь отдать жизнь за освобождение Иерусалима – полуреального города из сказок паломников да проповедей приходских священников, города, лежащего где-то далеко-далеко на Востоке, так далеко, что никто из простых крестоносцев и не знал наверняка, существует ли он. Эти люди, по собственной воле отправившиеся проливать свою и чужую кровь, сознательно приняв все опасности и тяготы Крестового похода¹, были интереснейшим явлением в истории Человечества. Кто-то из них был движим верой, кто-то алчностью, кто-то отчаянием, а кто-то любовью…

Одним из таких искателей приключений был шедший по каменистой пустыне в составе христианского воинства Ричард Корнелий из Йорка. Дик-крестоносец, как называли его тогда, покинувший туманную северную родину ради песков и камней Востока, ради славы и бранной сечи, увлекаемый долгом и верой, а на самом деле… Но обо всем по порядку, вот его история…

Ричард родился в городе Йорке, в те забытые благословенные времена, когда настоящие сражения еще случались гораздо чаще турниров, когда рыцарская слава еще существовала не только как предание седой старины и когда проявить себя проще всего удавалось на поле битвы. Его отец был бедным рыцарем, каким предстояло стать и Дику. Он участвовал в нескольких междоусобных войнах, но, в общем-то, тихо жил и тихо умер, завещав сыну ту же судьбу. Однако Ричарда Корнелия ожидала иная участь.

Убогое имение Ричарда не могло даже прокормить его, поэтому молодому рыцарю приходилось охотиться в угодьях герцога, где водилась прекрасная дичь. А еще у герцога была красивая дочь. И это случайное совпадение послужило толчком ко всем последующим событиям этой захватывающей повести.

В июне года, точную дату которого сэр Ричард Корнелий, с чьих слов записан этот рассказ, позабыл за старостью лет, погода стояла отличная. Солнечные умеренно теплые дни чередовались с дождями, омывающими свежую зелень и насыщавшими растения и водоемы живительной влагой. Пышные травы на лугах давали приют кроликам и пищу коровам. Сытые козы и овцы паслись на тучных пастбищах, а в лесах бродили стада оленей и косуль. Казалось, лишь Ричарда Корнелия обошло стороной изобилие. Его неплодородные скудные земли, из года в год не родящие хлеба, да падеж и без того немногочисленного скота привели к тому, что Дик большую часть времени проводил, браконьерствуя в окрестных лесах, рискуя быть схваченным и повешенным, как придорожный разбойник. К этому рыцарь в какой-то степени был готов, но он и не подозревал, что охота во владениях герцога перевернет всю его жизнь.

…Погожим летним днем молодой всадник ехал через зеленый лес. Это был Дик, отправившийся проверить капканы, поставленные им недавно на зайцев. Он чутко прислушивался к звукам леса, чтобы, издали услышав лесничих герцога, успеть скрыться. Но вокруг лишь шумела на легком ветру листва да пели птицы, словно говоря ему, что опасаться нечего. И Дик ехал, весело насвистывая и с удовольствием вдыхая воздух, пахнущий мхом и лесными цветами. Он почти добрался до своих капканов, как вдруг громкий крик женщины нарушил царящее в лесу спокойствие и заставил его остановиться.

В следующее мгновение на поляну, где стал конь Ричарда, выскочила, вся в пене, гнедая лошадь, в седле которой находилась испуганная юная девушка, пытающаяся ее остановить, изо всех сил натягивая поводья. Промчавшись мимо Дика, она скрылась в чаще. Видимо, испугавшись чего-то, лошадь понесла, и всадница не смогла с нею справиться. Мгновенно поняв это, Ричард пришпорил своего коня и погнался за ними, чтоб спасти девушку.

Гнедая кобыла ошалело мчалась по лесу, ломая ветви, но сильный конь Ричарда вскоре догнал ее. Рыцарь схватил под уздцы понесшую лошадь и, осадив своего коня, остановил и ее. Девушка от пережитых волнений лишилась чувств и непременно упала бы, не подхвати ее Дик. Он бережно опустил спасенную на траву и, облокотив о столетний дуб, всмотрелся в ее лицо, показавшееся ему смутно знакомым.

На нее и вправду стоило посмотреть, она без сомнений была красива. Длинные светлые волосы распушились от скачки, на щеках играл румянец, она тихо дышала, медленно приходя в себя. Легкие локоны, обрамляющие нежный овал лица, изящная шея и платье, подчеркивающее грудь и тонкую талию, делали ее очень привлекательной. Девушка открыла зеленые глаза, и Дик, взглянув в них, тотчас узнал дочь герцога, в чьем лесу охотился.

– Вот так встреча, миледи, подстерегал зайцев, а поймал вас, – рассмеялся Ричард. – Это большая удача!

– Для вас безусловно, – ответила девушка, взглянув на него чуть надменно, – за зайца вас бы повесили, а так отпустят с миром, идите себе куда шли…

– А вы не очень любезны, – весело заметил Дик. – В былые времена порядочные красавицы платили за спасенье любовью, но вы, я вижу, не из таких…

– Что?! – воскликнула дочь герцога, опешив от неслыханной наглости. – За такие речи вас четвертовать надо, а не просто повесить.

– Я польщен оказанной мне честью быть четвертованным за ваше спасение, Аделина, – галантно, но с легкой издевкой произнес Ричард.

Красавица на мгновенье задумалась, потом чуть смутилась и, чтоб переменить тему, сказала:

– Вы знаете мое имя, а я ваше – нет. Кто вы?

– Ричард Корнелий, бедный рыцарь из Йорка, – ответил Дик.

Девушка хотела сказать что-то еще, но в это время раздался собачий лай, послышался топот копыт, и, обернувшись, Ричард увидел слуг Аделины, спешащих к ним на лошадях в сопровождении своры гончих.

– Госпожа Аделина, – взволнованно закричал старичок, ехавший на забавной кургузой кобылке впереди всех, – госпожа Аделина, с вами все в порядке?

– Да, Оливер, – ответила девушка, – меня спас сэр Ричард.

– Сэр? – переспросил старичок, подъезжая поближе и подозрительно разглядывая Дика. – Он больше похож на браконьера…

– Так и есть, – подтвердила Аделина, – меня спас браконьер сэр Ричард Корнелий.

Она посмотрела на него. Почему-то именно в это мгновение она впервые ощутила, что ей нравится Ричард.

– Зря вы ему это сообщили, – негромко сказал ей Дик. – Мне, пожалуй, пора…

– Госпожа Аделина, – вновь заговорил Оливер, – поедемте скорее домой, на сегодня достаточно приключений, а вы, браконьер Ричард, поедете с нами, герцог решит, что с вами делать.

Вооруженные слуги окружили Дика. Он искоса глянул на Аделину, но та не возражала, по своим причинам она хотела, чтобы Ричард отправился с ними.

– Ну что ж, ладно, поехали, – промолвил молодой рыцарь, которому в данной ситуации не оставалось ничего иного. – Хотя, – сказал он, глядя Аделине в глаза, – это и не входило в мои планы…

Девушка отвела взгляд, слегка покраснев, и Дик, начавший кое-что понимать, уже не очень противился ехать с дочкой герцога.

В дороге Ричард узнал от нее, чего испугалась гнедая кобыла. Оказывается, сегодня Аделина выехала со слугами на прогулку и, отъехав от них чуть в сторону, случайно наткнулась на медведя, нашедшего в дупле старой липы гнездо диких пчел и евшего мед. Потревоженный медведь заревел, пошел на них, кобыла испугалась и что есть силы помчалась прочь, унося на себе Аделину. К счастью для дочери герцога, лошадь пробежала мимо Ричарда, который и спас девушку.

Тем временем они приближались к замку. Ричард, слушая всю дорогу доброжелательную болтовню ехавшей рядом с ним Аделины и ловя ее взгляды, уже не тревожился за себя, веря в благополучный исход происшествия. Он чувствовал, что девушка расположена к нему, и это обнадеживало рыцаря. Правда, надежды его не шли дальше того, что герцог в благодарность за спасение дочери выдаст ему кошель с золотом и отпустит с миром домой, что, впрочем, для бедного Дика было бы совсем неплохо. А о красавице Аделине он, честно говоря, в тот момент не задумывался. Вернее, думал, но, несмотря на всю ее возникшую к нему симпатию, он понимал, что девушки ее круга до свадьбы хранят невинность, а замуж выходят исключительно за богатых и знатных лордов, каким никогда не был Ричард Корнелий, бедный рыцарь из Йорка. Впрочем, как оказалось, он еще плохо знал жизнь…

Они проезжали по живописным местам. Дубы шелестели на ветру молодой листвой, клены, будто бы разговаривая с ольхами, вторили им на свой лад. На ветвях пели птицы, в кустах прятались рыжие лисы, под корягой спали ежи, а к маленькому лесному пруду пришел напиться воды олень и, обмакнув копыто в воду, замер, с тревогой смотря на проезжающих мимо путников. Внезапно лес кончился. Выехав из-под тени деревьев, они поднялись на холм, с вершины которого открывался прекрасный вид на окрестности. За спиной шумел вековой лес, а впереди до самого горизонта простирались, изредка перемежаемые рощами, зеленые луга и пашни, где бродил скот и работали крестьяне. Невдалеке стоял герцогский замок.

Суровый вид крепости внушал уважение. Ее мощные зубчатые стены, сложенные из больших камней, окружал глубокий ров, затянутый тиной. В воде плавали кувшинки. Замок имел три башни, шпили которых украшали знамена герцога. В стенах были проделаны бойницы, откуда в случае осады защитники крепости могли обстреливать неприятеля из луков и арбалетов. Перебираться через ров приходилось по узкому подъемному мосту, который сейчас был гостеприимно опущен, но поднимался во время штурма. Миновавшие ров оказывались во внутреннем дворе цитадели, где ее защитникам представлялся решающий шанс остановить противника перед входом в сам замок. Если же это не удавалось, нападавшие прорывались внутрь. И тогда битва шла за каждый этаж и даже за каждую ступеньку крутой винтовой лестницы, ведущей наверх самой высокой башни, где с приближенными воинами герцог с мечом в руках ожидал врагов для последнего боя. Надо сказать, что при жизни своего нынешнего хозяина замок не осаждался ни разу. И ни разу не смогли его взять в прошлом. Заложенный еще римлянами, перестроенный саксами и усиленный норманнами, он возвышался над окрестностями, как оплот и символ власти живущего в нем лорда.

Дик с Аделиной в сопровождении слуг и старичка Оливера не спеша спускались по пологому склону холма. У его подножия пролегала широкая дорога, ведущая к замку. Выехав на нее, они направились к крепости. Встречающиеся им по пути крестьяне приветствовали Аделину и с интересом смотрели на Ричарда, гадая про себя, кто этот бедно одетый молодой человек со смелым взглядом и почему он с дочерью герцога. Дик не обращал внимания на их любопытство и ехал, погруженный в свои мысли.

Через полчаса они добрались до стен замка. Вблизи крепость выглядела еще величественнее. Искусные каменщики, построившие ее когда-то, потрудились на славу. Увы, не сохранившийся до наших дней, этот шедевр оборонительной архитектуры раннего средневековья в те времена восхищал прочностью и сдержанной красотой романского стиля. Каждый камень был вручную вытесан и положен на раствор из известки и песка неизвестными мастерами, канувшими в Лету. Четкие линии тяжелых стен и громады башен создавали ансамбль, наполненный внутренней мощью и благородным спокойствием. Здесь жили Аделина и ее отец герцог Джонатан Лейстред.

Слуги, спешившись, повели лошадей в конюшню. Оливер остался стоять у рва, не то пригласив, не то приказав Ричарду идти в замок. Аделина отправилась с ним.

Пройдя мост и внутренний двор, они оказались перед закрытой дверью, ведущей в цитадель. Вход охранял вооруженный привратник. Подбоченясь, он стоял, опираясь на алебарду, и меланхолично жевал травинку, временами сплевывая через плечо.

– Пропусти нас, Сэм, – сказала ему девушка, – этот человек идет со мной.

Вынув изо рта стебелек, стражник молча поклонился им и запустил внутрь. Дверь закрылась за спиной, скрипнув на ржавых петлях.

– Сюда, – сказала Аделина, указав рукой в сторону лестницы.

Поднявшись по ступеням, рыцарь с девушкой очутились в просторном зале, где герцог временами устраивал пиры. Вдоль стен стояли дубовые лавки, над ними висели расшитые гобелены, служащие не только для убранства, но и защищающие от холода в промозглые дни. Столов в комнате не было, их ставили только к трапезе, такой порядок в те времена существовал повсеместно. Сквозь небольшие окна в залу вливался свет. Посередине противоположной от входа стены был сложен большой камин, около которого, спиной к вошедшим, стоял седой человек. Обернувшись на звук шагов, он внимательно посмотрел на Аделину, будто не сразу узнав дочь, и перевел взор на Ричарда.

Тяжелый взгляд герцога не понравился Дику, и, чтоб отвести глаза, он нагнул голову, как бы приветствуя лорда. Тот махнул рукой, обозначив, что принял поклон, и, выдержав небольшую паузу, поинтересовался у Ричарда, кто он и что ему нужно. У герцога был странный неожиданно тихий голос, который никак не вязался с его металлическим взглядом. За Дика ответила Аделина:

– Это Ричард Корнелий. Рыцарь. Сегодня он спас меня.

– От чего? – спросил герцог, все еще смотря на Ричарда.

– От лошади, – быстро сказала девушка, – верней, от медведя. То есть от лошади, которую напугал медведь, – закончила она, смешавшись и покраснев.

– Очень странно, – медленно произнес герцог, переведя взгляд на дочь.

– Это случилась в лесу на прогулке, – начала объяснять Аделина. – Медведь испугал мою лошадь, она понесла, и я никак не могла остановить ее. А Ричард Корнелий догнал нас и спас меня.

– Похвально, – сказал герцог, задумавшись. – А что ему было нужно в моем лесу?

На мгновенье повисло молчание. Не сразу сообразив, Аделина неуверенно вымолвила:

– Ему было надо… подышать свежим воздухом!

– Вполне естественно… – сказал герцог, уже сделавший свои выводы, – вполне естественно… – с минуту он помолчал, размышляя. – Хорошо, Ричард, вы можете идти.

– Но, папа, – воскликнула Аделина, – неужели мы не наградим сэра Ричарда за мое спасение?

Герцог уже уходил.

– Что? – спросил он, обернувшись. – Впрочем, можно… Дай ему сама что-нибудь… – закончил он на ходу и покинул залу.

Они остались вдвоем. Аделина улыбнулась Ричарду и залилась краской, быстро опустив глаза. Какое-то время они молча стояли друг перед другом. После чего девушка отошла к окну и с нарочитой непринужденностью стала смотреть во двор. Не оборачиваясь к Дику, она задумчиво произнесла:

– Что же вам подарить?.. Чего вам хочется? – не дожидаясь ответа, Аделина продолжила: – Сэр Ричард, сегодня вы снискали мое самое искреннее расположение. Заслуга ваша столь велика, что я не могу сразу решить, как наградить вас по достоинству. Знаете что, дайте мне подумать до завтра, а завтра вечером приходите к сирени, что растет за замком. Я принесу ваш приз.

Она вновь покраснела и смущенно засмеялась. Ричард был слегка удивлен таким поворотом событий, но не подавал вида. Он поклонился Аделине и собрался идти, однако девушка остановила его:

– Сэр Ричард, – сказала она, – поцелуйте мне на прощанье руку.

Исполнив ее пожелание, Дик ушел.

Выйдя из замка герцога, Ричард направился домой пешком, ведя своего коня под уздцы. Дику хотелось обдумать произошедшее, и он не торопясь шел по пыльной дороге, прикидывая, к чему все это может привести. Как бы то ни было, начало ему нравилось. Теперь предстояло узнать, что за этим последует. Аделина назначила встречу на завтрашний вечер. Это было заманчиво. «Впрочем, – подумал Ричард, – она может и не прийти…».

Аделина пришла. На закате она ожидала его за замком, укрывшись в густой сирени. Девушка сказала отцу, что хочет полюбоваться вечерней природой и посмотреть, как садится солнце. Герцог не возражал, и Аделина стала неспешно (чтоб не привлечь ничьего внимания) прогуливаться вдоль крепостных стен, медленно приближаясь к зарослям, где Ричарду была назначена встреча.

Погода стояла тихая. Ясное небо, озаренное последними лучами заходящего солнца, напоминало хрустальную чашу, освещенную яркой свечой. Вдалеке крестьяне гнали в деревню скот на ночь, слышалось мычание коров и лай овчарки. Мирный светлый вечер заворожил Аделину. Она смотрела на зеленые равнины, раскинувшиеся на юге, и на высокий лес, простиравшийся на севере, на дорогу, змейкой вьющуюся меж двух холмов и теряющуюся где-то у горизонта. Представшая перед Аделиной картина, исполненная простотой и естественностью природы, умиротворила ее, и на мгновение она забыла обо всем на свете, отдавшись красоте жизни.

Вскоре девушка дошла до сиреневой заросли, находящейся чуть больше чем в полумиле от замка. Весна в том году наступила поздно – снег сошел лишь в конце апреля, – и поэтому сирень еще цвела, благоухая сладким пьянящим запахом. Аделина скрылась меж кустов, с наслаждением вдыхая насыщенный ароматом цветов воздух, и, улыбаясь в предвкушении встречи, уже была готова броситься на шею Ричарду… Но Ричарда в зарослях не было.

Для нее все сразу потеряло смысл. Солнце садилось, и красота вечера стала медленно блекнуть. Все же Аделина надеялась, что Ричард придет попозже, она присела на большой камень и стала ждать. Прошло минут десять, а она все еще была одна. Ее отчаяние усиливалось, а надежда таяла как снег на жаре, но тем не менее Аделина решила подождать еще.

…А Дик тем временем шел по тайной, известной только ему, тропинке, насвистывая какую-то мелодию, слышанную им недавно от пастухов, игравших на дудочках и пасших коз. Он тоже радовался замечательному вечеру и летней поре. Цветущая природа и хорошенькая девушка, ждавшая его и, видимо, к нему неравнодушная, наполняли душу рыцаря особым задором и отвагой. Он был в прекрасном настроении и, хотя по-прежнему не знал наверняка, что принесет ему эта встреча, верил в лучшее и бодро шел к замку, к западу от которого и росла заветная сирень.

Добравшись до цели, Ричард, раздвинув густые ветви, пролез в заросли. Посреди небольшой полянки, окруженной со всех сторон кустами, на камне сидела Аделина, уже не рассчитывающая его дождаться и готовая заплакать. Подняв голову, она увидела Дика, и, хотя в глазах ее еще стояли слезы, лицо просияло улыбкой. Дик вспоминал впоследствии, что никто и никогда потом не сумел улыбнуться ему так, как она в тот раз. Довольно суровая от природы, но немного сентиментальная душа Ричарда в этот миг потеплела, и какая-то искренняя симпатия появилась в нем к ней.

– Я так долго ждала, Ричард, – сказала Аделина, – что думала уже, что жду напрасно, – в ее глазах на миг вновь показалась печаль. – Но я так рада, что ошиблась, – Аделина поднялась с камня и сделала шаг навстречу к нему.

– Я никогда не нарушаю данного мною слова, – ответил Ричард. – Кроме того, как я мог не прийти, Аделина, на закате вы так изящны…

Это была чистая правда. Она стояла легкая и стройная в лучах заходящего солнца, окружавших ее подобно золотому сиянию и красиво подчеркивающих ее силуэт. Аделина в этот миг была столь хороша, что Дик, залюбовавшись ею, забыл, что еще собирался сказать, и молча смотрел на нее, не тратя себя на слова. Девушка сама продолжила разговор:

– Почему ты так долго шел, Дик? – спросила она, еще на шаг сократив дистанцию. – Твой дом далеко? Где ты живешь, Дик?

– На берегу быстрой речки, что течет за лесом. Там моя вотчина. От отца мне достался развалившийся старый замок и фруктовый сад, отличная псарня, конь и несколько крестьян. Все вместе мы живем тем, что Господь пошлет нам от щедрот своих, и, бывает, довольствуемся малым, зато свободны почти как странники…

– Солнце так красиво освещает окрестности, – промолвила Аделина, приблизившись еще на полшага. – В твоем доме закаты тоже красивы?

– Да, – сказал Дик, – солнце везде прекрасно, так же как и дочери герцогов.

– О, Ричард, ты смущаешь меня, – засмеялась Аделина. Их разделяло еще шага три. – Как интересно ты говоришь, Дик, – продолжила девушка. – Дочери герцогов прекрасны везде, а кто же прекраснее всех из них, Ричард? – спросила она вдруг с внезапным волнением.

– Прекрасней всех та, что всех лучше, Аделина, а лучше всех та, которая передо мной, – ответил Дик.

Аделина расцвела от удовольствия. Их разделяло всего три шага, но она не смела сделать их. Внезапно ею овладела робость, она не решалась идти вперед. Передав это право Ричарду, Аделина замерла на месте, подавшись к нему, и тихо прошептала:

– Сэр Ричард, я принесла ваш приз, подойдите и возьмите его.

Мгновенно преодолев разделяющее их пространство, он привлек ее к себе и поцеловал… Закат смешивал краски. Природа и небо украдкой смотрели на них. Солнце опускалось все ниже, и полумрак постепенно окутывал землю, скрывая их ото всех. Заросли цветущей сирени потонули в ночной тишине, на небе показался месяц, озарив мир лунным светом…

– Мне надо идти, Дик, – прошептала Аделина, пытаясь высвободиться из объятий Ричарда.

– Когда я вновь увижу тебя? – спросил он.

– Завтра, может быть, завтра, жди меня вечером здесь, я приду, если получится тайно отлучиться из замка…

Аделина ушла. Легкая тень выпорхнула из зарослей и побежала, шурша, по траве в сторону крепости. Дик же, рассудив, что до дома идти далеко, остался ночевать в сирени, под ясной луной, с легким сердцем и на свежем воздухе.

С первыми лучами солнца Ричард проснулся. Утренняя прохлада сразу взбодрила его, стряхнув с него сон. Дик потянулся, вздохнул полной грудью и, выбравшись из кустов, пошел домой. Вокруг ярко зеленела листва, вовсю пели птицы, восходящее солнце, омывшееся за ночь в подземных водах колодцев и родников, проливало на землю свет, медленно поднимаясь над горизонтом. Дик посмотрел на восток, щурясь от слепящих лучей. Там за многими странами и морями лежала земля, за которую уже второй век насмерть бились Крест с Полумесяцем… Палестина… Но в то утро Ричард не думал об этом. В его душе, так же как и вокруг, пели птицы и светило солнце. Он весело шел сквозь высокие, покрытые тяжелой росой травы, мечтая о сегодняшнем вечере и не задумываясь о завтрашнем дне…

С тех пор Ричард и Аделина стали часто видеться. Чем больше они узнавали друг друга, тем сильней возникала меж ними привязанность, и Ричард бы непременно женился на ней, но в те времена это было не так-то просто.

…Прошло около года. Сезоны в свой черед сменяли друг друга. В окрестностях замка все было по-прежнему. Коровы давали молоко, крестьяне пахали землю, церковь молилась о благоденствии, и колокола на башне возвещали в свой срок о праздничных днях, а герцог справедливо судил и правил.

Ричард и Аделина провели этот год вместе, тайно встречаясь в зарослях заветной сирени или в запущенном доме Дика. Гуляя в лесу, они уходили подальше в чащу, где могли быть уверены, что будут одни. Они хранили в секрете свои отношения, понимая, что владетельный герцог никогда не позволил бы своей дочери встречаться с нищим рыцарем, каким по-прежнему оставался Ричард Корнелий. Несмотря на это, Дик с Аделиной любили друг друга и были счастливы вдвоем, дни их текли, не омрачаемые ничем, как вдруг неожиданно их безмятежное существование оказалось нарушено…

– Будет, как сказал я, и никак иначе, – гневно говорил герцог, он почти кричал. Аделина пыталась возразить, но он не давал ей вставить слова. – Дочь должна быть покорна воле отца, и я говорю тебе, что ты выйдешь замуж за графа Олдриджа, и не позднее чем через три месяца. Я так решил!

Не желая принимать никаких возражений, Джонатан Лейстред ушел, хлопнув дверью. Аделина осталась одна, сокрушенная этой новостью, как ударом. Уже немолодой граф Олдридж ей совсем не нравился. Владения его находились очень далеко от их дома, и, став его женой, ей пришлось бы уехать туда к нему и никогда больше не видеть Ричарда, которого она любила и который любил ее, с которым ей так хорошо было вместе… Но разве втолкуешь это герцогу? Как ни плакала она и ни противилась браку, отец ее был непреклонен, повелев ей готовиться к назначенному венчанию. Аделина всю ночь провела в слезах, а весь день в мыслях и к следующему вечеру придумала, как расстроить свадьбу.

…Солнце взошло и село. Когда часы на церкви, стоящей неподалеку от замка, пробили одиннадцать, Аделина бесшумно выскользнула из крепости через черный ход и побежала к сирени. Девушка спешила, потому что хотела скорее увидеть Ричарда, а еще потому, что ей было страшно одной в темноте. Она бежала босиком, чтобы шаги ее были меньше слышны в гулких коридорах замка, отчего трава и мелкие камешки кололи ее нежные ступни. Добравшись до сирени, Аделина скрылась в густой листве. Ричард уже ждал ее. Они не виделись несколько дней и потому не сразу заговорили о главном.

– Дик, – сказала наконец Аделина, – отец хочет выдать меня замуж за одного графа, который живет далеко-далеко отсюда, и я не в силах повлиять на него.

– Ты не выйдешь за него! – воскликнул Дик. – Я не допущу этого!

– Мне так приятно слышать это, Ричард, – промолвила Аделина, – но ты тоже не можешь этого изменить.

Повисло молчание. Дик был ошеломлен неожиданной новостью и не знал, что еще можно сказать. Аделина взглянула на него и неожиданно улыбнулась, хотя и печально:

– Ричард, – проговорила она, – есть один шанс избежать этой свадьбы. Но он потребует мужества. Для себя я уже все решила. А ты сможешь сделать свой выбор сам.

– Я надеюсь, ты предлагаешь не вместе повеситься, – с досадой рассмеялся Ричард.

– Нет, конечно, нет, Дик. Но, может, это ничем не лучше, милый, я не знаю… я не могу тебе этого предложить, просить тебя, чтобы ты…– Аделина запнулась, не решаясь сказать. – Приходи в это воскресенье в церковь, ты все увидишь сам… и сам примешь решение, а я… все равно буду любить тебя, – неожиданно заплакав, она убежала.

– Подожди, Аделина! – забыв всякую осторожность, закричал ей вдогонку Ричард. – Какое решение? О чем ты?

Но Аделина уже не слышала его.

…Это случилось в среду. Три дня, остававшиеся до воскресенья, пролетели быстро. В назначенный срок Ричард Корнелий пришел к обедне в церковь, посвященную архангелу Михаилу, и вместе с прихожанами стал слушать службу. Небольшой храм был построен в принятой тогда манере: прямоугольное, сложенное из серого камня здание, крытое двускатной крышей, внутри, как это заведено у католиков, скамьи для молящихся, изваяния святых и алтарь с золотым распятьем. Окна были украшены искусными витражами.

Ричард невнимательно слушал священника, читавшего что-то на латыни, и оглядывался, ища Аделину. Она сидела рядом со своим отцом и усердно молилась. Дочитав Писание, священник обратился к народу:

– Братья и сестры во Христе! – начал он. – Все ли вы знаете, как обстоят дела в Палестине?..

…В те времена, стремительно приближающиеся к началу Третьего Крестового похода, спасение христианской веры состояло в прямой связи с сохранением Иерусалима, освобожденного на сто лет раньше описываемых событий и недавно утраченного вновь. Давным-давно, на заре Крестовых походов, Готфрид Лотарингский² отвоевал у сарацин Священный город и создал Иерусалимское королевство, просуществовавшее почти век, вплоть до того момента, когда его последний король Гюи Луизиньян потерпел поражение от Саладина³, вернувшего Иерусалим под мусульманское владычество. Известие об этом повергло Европу в скорбь. И теперь, в легендарные времена Ричарда Львиное Сердце и Фридриха Барбароссы⁴, Рим вновь поднял знамя Креста, намереваясь идти на Восток…

– Братья и сестры! – голос священника отдавался от каменных стен гулким эхом, отчего казалось, что говорят несколько человек. – Все ли вы знаете, как обстоят дела в Палестине?.. Знаете ли вы, что сарацинские псы властвуют над градом Иисуса Христа и что христиане скитаются по Ливану и Анатолии, ища приюта и защиты от бессердечных собак? Величайшие святыни попраны, кровь христиан, пролитая по пустыне, вопиет о мщении…

Священник долго говорил в том же ключе, подробно описывая бедственное положение дел на Востоке и ужасы, с которыми столкнулось христианское население Святой земли. Многие из присутствующих в церкви со страхом внимали словам проповедника, который в красноречии мог потягаться с Петром Пустынником⁵, а то и с самим Иоанном Златоустом. Священник рисовал перед паствой картины, проникнутые высоким накалом страстей и драматизмом, словно перенося ее из мирного прихода на поля сражений и в разоренные сарацинами города. Он взывал к чувству долга и добродетелям, обещая прощение всех грехов и вечное блаженство в Царстве Небесном тем, кто поможет святому делу освобождения города Иисуса Христа.

Когда звучный голос священника смолк, церковь наполнилась взволнованными возгласами. Произнесенная речь возымела действие. Несколько мужчин сейчас же приняли крест и, благословленные пастором, принесли клятву принять участие в освобождении Иерусалима. Прихожане приветствовали их одобрительными выкриками. При любых других обстоятельствах такое эмоциональное поведение было бы невозможно в храме, но освобождение Святой земли было настолько особым по статусу событием, что правила, принятые обычно, не действовали сейчас.

После того как шум в церкви немного поутих, Ричард, наблюдавший вышеописанные события и все это время гадающий, зачем Аделина просила его прийти сюда, с удивлением увидел ее стоящей возле золотого распятья.

Она стояла возле креста, словно Мария Магдалина, и, сдерживая внутреннее волнение, смотрела перед собой, казалось, на всех, но видела только Ричарда. В глазах Аделины блестели слезы. С не меньшим удивлением, чем Дик, на дочь смотрел Джонатан Лейстред.

Справившись с чувствами, Аделина начала говорить. Ее голосок, звонкий и нежный, совсем не похожий на гудящий в сводах голос священника, странно и мелодично переливался в церкви, непостижимым образом вплетаясь в искрящиеся узоры цветных витражей:

– Добрые люди! – произнесла она. – Послушайте, что я хочу сказать! Великая миссия ниспослана всем нам: Святая земля должна быть освобождена! Я родилась женщиной и не могу принять участие в войне, но, чтоб внести хоть какую-то лепту в спасение Гроба Господня и чтоб не быть в стороне от угодного Богу дела, я в эту торжественную минуту перед народом и перед распятьем приношу обет, что стану женой лишь того, кто освободит Иерусалим!