bannerbannerbanner
Название книги:

Завтра война

Автор:
Александр Зорич
Завтра война

00148

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

Глава 1
Три шага вперед

Май, 2621 г.

Северная Военно-Космическая Академия, Новая Земля

Российская Директория

– Академия… ра-авняйсь!

Тысяча триста кадетов, выстроенных по факультетам и учебным курсам, в едином порыве рванули головы вправо.

– Сми-ирна!

Головы повернулись на пятьдесят градусов влево. Теперь кадеты смотрели прямо перед собой.

– Подъем флагов начать!

Из динамиков хлынула расплавленная медь духовой секции Большого Национального оркестра, полилась гремучая ртуть Сводного Хора Армии и Флота.

Гимн был один, флагов – три.

По центральной мачте карабкался флаг России. Справа и слева от него, с небольшим, почтительным отставанием, подымались флаги Военно-Космических Сил и Объединенных Наций.

Российский орел, всемирный голубь и межзвездный грифон достигли своих насестов одновременно.

«…К звездам грядущего нас приведет!» – обнадежил Сводный Хор. Музыка оборвалась.

– Кураторам групп к приему рапортов приготовиться!

Старшины групп отчитались кураторам о больных, командированных и самовольно отсутствующих. Разумеется, в последней категории содержался традиционный ноль. Самоволка – и не просто самоволка, а прокидон утреннего построения! – была серьезнейшим ЧП.

На моей памяти – а я в Академии без малого три года – такое ЧП случалось лишь однажды. После быстрого разбирательства проштрафившийся был отчислен.

Чтобы «выбарабанить» его прочь, к нам на Новую Землю специально привезли две сотни кадетов с выпускного курса Киевской Военно-Музыкальной Академии. Бедолагу с кулечком пожитков, в форме с сорванными кадетскими «орликами» прогнали через строй под барабанную дробь. Погрузили на вертолет и вышвырнули в Мурманске.

Иди куда хочешь! Но в армию тебе дорога заказана. До самой смерти.

«Вдумайтесь, товарищи кадеты! До. Самой. Смерти».


– Старшим кураторам к приему рапортов приготовиться!

Теперь уже кураторы групп – офицеры в звании капитан-лейтенантов – сдавали рапорты командирам факультетов.

Всей волынки рапортов снизу доверху – примерно пятнадцать минут. Не так-то много. Но выстоять по стойке «смирно» все это время, выстоять по уставу, не шелохнувшись и не проронив ни звука, могут только гвардейцы, чоруги и статуи на Аллее Героев.

Строй украдкой переступал с ноги на ногу. По задним рядам даже перекатывались короткие разговорчики. А разговорчики в строю – целое искусство, это уметь надо.

– Ты вчера «Фрегат „Меркурий“ досмотрел? – спросил я у своего соседа слева, Володи Переверзева. Спросил, почти не шевеля губами. Не вполне шепот, скорее без двух минут чревовещание.

– Да.

– Чем кончилось?

– Они выбросили с корабля генератор щита и взлетели. Потом разогнали целую эскадрилью «гончих» и удрали.

– Удрали от истребителей? На фрегате? Без щита?

– Ага.

– Руки оторвать сценаристу.

– Во-во.


Итак, жалеть о том, что я не досмотрел эту галиматью до конца, не приходилось.

Вчера меня, прямо из кинозала, выдернул вестовой. И приволок ни много ни мало к командиру нашего родного истребительного факультета капитану первого ранга Федюнину.

В кабинете Федюнина, кроме хозяина, сидели два незнакомых мне флотских офицера. У одного были три серебряных звезды каперанга, у второго – золотая звездища эскадр-капитана.

Знак «Двадцать боевых вылетов» на груди первого офицера орал во всю золотистую глотку: «Перед тобой матерый волк палубной авиации, салага!»

Это ж когда он успел двадцать боевых сделать, а? В нашем мирном космосе-то? Во времена всеобщего созидательного сотворчества?

У эскадр-капитана значка с «огневой двадцаткой» не было. Зато на кокарде фуражки, которую он держал на коленях, красовался штурвал с крылышками. Что означало принадлежность эскадр-капитана к авианосным силам флота. Но только не к пилотам, а к командному составу авианосца. Ударного или эскортного – о том судить точно я не мог.

Однако, пораскинув мозгами, пришел к выводу, что ударного.

Почему? Резонно было предположить, что оба служат на одном авианосце. Эскадр-капитан – скорее всего один из заместителей командира корабля, а может, и сам командир. А пилот в высоком чине капитана первого ранга – из командного состава отдельного авиакрыла, базирующегося на борту.

Но каким же по численности должно быть авиакрыло, чтобы в его командный состав входил каперанг? Никак не меньше шестидесяти единиц. Столько на эскортный авианосец не поместится. Значит – ударный.

Эскадр-капитану было с виду под полтинник. По обычаям ударного флота он носил пушистые бакенбарды и длинные волосы, собранные на затылке пучком. Через грудь тянулась перевязь парадного меча. Натуральная кожа, между прочим.

Каперанг с «огненной двадцаткой» выглядел значительно моложе. В отличие от эскадр-капитана, он был гладко выбрит и стрижен вполне уныло: коротким ежиком. Но парадный меч у него, разумеется, тоже имелся. Такой же точно, как и у сослуживца.

Офицеры в ответ на мое приветствие небрежно кивнули. Федюнин – воплощенные дух и буква устава – отдал мне честь, как положено.

Командир факультета задал три вопроса: «Как настроение? Как самочувствие? Что вы думаете по поводу малоразмерных целей, сохраняющих произвольную маневренность в конусе шестьдесят градусов по оси движения при скоростях 100–115 М?»

Мои ответы лучились оптимизмом.

Настроение – боевое.

(На самом деле, кислое: я снова не успел толком выучить заданные параграфы по спецкурсу «Статуты орденов». А спать хотелось уже так сильно, что не оставалось никакой надежды зазубрить первоначальный статут полководческого Ордена Победы семивековой давности и все его последующие редакции вплоть до свежайшей, прошлогодней.)

Самочувствие – отличное.

(Спать! Спать хочу! Какое еще может быть «самочувствие»?!)

Относительно целей с заданными параметрами… Целей… Я думаю… (Да ничего в голову не лезет, если честно. Дьяволята, а не цели! Разве такие бывают?)

Я подобрался и решил косить под психа:

– Я думаю, товарищ капитан первого ранга, что готов выполнить любое задание – как учебное, так и боевое! Если поступает приказ работать по таким целям – значит, надо работать!

– А если я скажу, что цель может менять вектор движения на противоположный в течение восьми секунд? Не теряя скорости?

– Товарищ капитан первого ранга! Если вы проверяете мои знания, я вам отвечу: военной науке такие цели неизвестны. Наши флуггеры таких показателей не имеют. Нет таких аппаратов ни в истребительных, ни тем более в ударных авиакрыльях. Конкордия тоже подобными машинами не располагает. Чоруги – и подавно. Но если вы проверяете мой боевой дух…

– Отставить. Боевые летательные аппараты с такими параметрами существуют. Что скажешь?

– Они созданы Объединенными Нациями?

– Нет.

– Это плохо.

– Совершенно верно. Вот тебе полная вводная. Ознакомься.

Федюнин протянул мне планшет. Я быстро пробежал глазами содержимое первого скролла. М-да…

– Ступай в соседнюю комнату, пораскинь мозгами. Через пятнадцать минут представишь нам свои тактические соображения. Как, по-твоему, можно уничтожить прикрытие из таких истребителей и вывести на объекты ударные группы?

Через четырнадцать минут и пятьдесят две секунды я вернулся в кабинет и возвратил комфакультета исписанный планшет. Подозреваю, с точки зрения военспецов я сочинил ворох ужасных и притом непатриотичных глупостей.

Федюнин, пробежав глазами первые строчки, недобро улыбнулся.

– Можешь идти.

Что я и сделал. «Фрегат „Меркурий“ остался недосмотренным. Настроение – окончательно испорченным.


Наконец рапорты были сданы. Все подтянулись в ожидании привычного «Вольно! Разойдись по аудиториям!».

Но вместо этого…

– Вольно! Первый и второй курсы – по аудиториям… Бегом! Третий и четвертый курсы разведывательного, ударного и общетехнического факультетов – по аудиториям… Бегом!

Что еще за штучки? «Бего-о-ом»…

– Остальные – смирно!

«Остальными», таким образом, оказались истребители старших курсов. Нашего, третьего, и четвертого, выпускного.

Плац вокруг нас стремительно опустел.

– Равнение на начальника Академии!

Из неприметной дверки в правом крыле появился редкий гость утренних построений, начальник Академии контр-адмирал Туровский. И не он один: его сопровождали Федюнин и два вчерашних флотских капитана.

Когда они оказались в аккурат напротив нашего правофлангового, то есть посередине между двумя курсами – третьим и четвертым, – командующий утренним построением отдал наконец команду «Вольно».

Ясные очи контр-адмирала воинственно пылали. Флотские капитаны выглядели злыми и помятыми. С недосыпу, что ли? А может, и с перепою.

И только лицо Федюнина не выражало ничего определенного. Как обычно.

Раз уж на плацу контр-адмирал, ему и говорить первым.

– Здравствуйте, товарищи кадеты!

– Здравия желаем, товарищ контр-адмирал!

– Командование Военно-Космических Сил предоставляет вам редкую возможность отличиться. Требуются добровольцы для участия в боевых действиях. Задание опасное и ответственное. Конфликт засекречен, информация о нем не распространяется по открытым каналам. Однако вылеты, совершенные в зоне конфликта, будут засчитаны как боевые, учтены в ваших аттестационных документах и впоследствии внесены в ваш офицерский послужной список. Три вылета в зоне конфликта для третьего курса засчитываются как сдача экзамена по летной подготовке. Два боестолкновения с противником – как экзамен по огневой подготовке. Для четвертого курса за выпускной экзамен по летной подготовке будут засчитаны четыре вылета. Выпускной экзамен по огневой – три боестолкновения. Итак, добровольцы – три шага вперед!

 

Нужно ли говорить, что в результате оба наших потока в полном составе приблизились к контр-адмиралу на три шага?

На старших курсах случайных людей не оставалось. Все мы хотели только одного: поскорее вырваться из ледяных пустошей Новой Земли в ледяные пустоши Дальнего Внеземелья.

А бои с реальным противником? Разве не страшно?

Не страшно. О такой чести еще вчера мы могли только мечтать! А с кем придется воевать – не имеет значения.

И хотя в этом «не имеет значения» я был почти честен перед собой, недобрые подозрения меня посетили сразу же. Неспроста задавал вчера Федюнин свои вопросы о противодействии фантастическим истребителям. Очень даже неспроста!

– Я вас предупреждал, Владислав Аркадьевич, – сказал Туровский эскадр-капитану. – В нашу Академию никого силком не тащат. Каждый, кто выдержал экзамены и надел форму кадета, готов идти в огонь и в воду. В плазму и кипящую сталь, если угодно!

После столь патетической ноты нельзя было не выдержать значительной паузы. Что Туровский и сделал. А затем закончил, уже будничным тоном:

– Оставляю своих орлов на ваше попечение. Выбирайте сами.

Контр-адмирал небрежно козырнул и удалился.

Эскадр-капитан и Федюнин принялись шептаться – о чем-то своем, о командирском. Пока они совещались, пилот с «огневой двадцаткой» на груди подошел к нам и прошелся взад-вперед, пристально вглядываясь в наши лица.

– Товарищ капитан первого ранга, разрешите обратиться! – удивительно, я оказался первым и единственным, кому хватило наглости завязать разговор.

– Разрешаю.

– С кем воюем?

– Это узнают только те, кто будет отобран для операции.

– Еще вопрос разрешите?

– Имеете право.

– Потери ожидаются… большие?

Не хотелось, очень не хотелось мне краснеть в ту минуту! И все-таки я зарделся. Вопрос был, как бы это сказать… неправильный.

– Война не прогулка, – сухо сказал пилот, помолчав.

Понимайте, товарищи кадеты, как хотите – вот что значил его ответ. Можно понимать так, что победа ожидается легкая, а он не хочет нас расхолаживать. Можно и по-другому…

В этот момент Федюнин с эскадр-капитаном, похоже, о чем-то договорились.

Наш командир зачитал одиннадцать фамилий.

– Остальным – разойтись по аудиториям!

Видя, что все, чьи фамилии названы не были, как-то неловко мнутся с ноги на ногу и даже пытаются заискивающе улыбаться, Федюнин рассвирепел:

– Па-автаряю! По аудиториям! Бегом!

Я не шелохнулся. Одиннадцатой была названа фамилия Пушкин.

Моя фамилия.


Эскадр-капитан представился Тоцким, руководителем полетов ударного авианосца «Три Святителя». Каперанг с «огневой двадцаткой» – Шубиным, командиром 19-го отдельного авиакрыла, базирующегося на «Трех Святителях». Не ошибся я в кабинете у Федюнина! Оба были сослуживцами, оба занимали именно те должности, которые я вычислил.

Времени на сборы нам дали… Семь минут. Строго-настрого запретили проносить с собой еду или спиртное, а вес личных вещей ограничили тремя килограммами.

Покормить и снабдить всем необходимым пообещали уже на борту авианосца.

Сломя голову мы бросились по своим комнатам.

Что взять? Что? И стоит ли брать хоть что-нибудь?

Древний солдатский принцип «запас карман не тянет» возобладал над ленью, и я все-таки прихватил с собой кое-что: свою счастливую зажигалку, новые джинсы цвета электрик и пару гражданских рубашек.

Не успели мы отдышаться после сборов и бегов по Академии туда-обратно, а служебный монорельс уже домчал нас до космодрома Колчак. Там наш пассажирский модуль был выхвачен загребущими лапами мехпогрузчика прямо из вагона и задвинут в тяжелый флуггер типа «Андромеда», в одну из восьми стандартных грузовых ячеек.

В остальных ячейках, как стало ясно уже на авианосце, покоились модули с запакованными истребителями.

Модульная система работает четко и эффектно, как моя счастливая зажигалка. Двадцать минут назад мы еще стояли на плацу, а сейчас наша «Андромеда» уже выруливала на стартовый стол.

На наши плечи с медвежьей нежностью опустились лапы автоматических фиксаторов.

– Легкого старта! – пожелал Тоцкий.

– Легкого старта, товарищ эскадр-капитан!


Ради горстки кадетов и нескольких новых флуггеров авианосец, конечно же, приземляться на космодром не стал. Он ожидал нас на геосинхронной орбите, куда «Андромеда» и прибыла через полчаса после взлета.

Так мы впервые в жизни очутились на настоящем боевом авианосце. «Дзуйхо» – приписанное к нашей Академии учебное корыто японского производства и иначе как «Муха» кадетами не именуемое – боевым авианосцем, увы, называться мог лишь в целях стратегической дезинформации противника.

Сутки кадета расписаны по часам и минутам. Опоздал на девяносто секунд в столовую – ходи весь день голодным. Опоздал в аудиторию – сутки карцера. В военное время, кстати, отсутствие на занятии приравнивается к дезертирству. Со всеми вытекающими.

Впервые за три года – не считая редких поощрительных увольнений и коротких летних вакаций – расписание было скомкано и выброшено на мусорку. Из-за этого среди самых-самых дисциплинированных началась своеобразная ломка. В самом деле: по расписанию у нас сейчас были «Статуты орденов», а у ребят с четвертого курса – «Боевое применение ракет».

Они готовились, они зубрили. Может, во сне бриллианты на Ордене Победы пересчитывали и перевзвешивали, «Овода» применяли по активно маневрирующей цели на больших дальностях, а «Мурену» – по линкору, в упор.

И вот, вместо того, чтобы получить заслуженные десять баллов, зубрилы оказались в каком-то сумрачном помещении, где контейнеры с этими самыми «Оводами» и «Муренами» лежат штабелями безо всякого видимого интереса к ним со стороны экипажа. А с Орденами Победы и того хуже. Ни одного Ордена Победы на офицерах не замечено.

Мимо нас по направлению к площадке с «Андромедами» провезли несколько контейнеров, в каких обычно транспортируются разобранные на части истребители. Груз на этот раз был нестандартный. Кое-какие детали в контейнер не вписались и торчали из-под неплотно прикрытых верхних створок.

Чтобы створки не болтались, контейнер обмотали в несколько витков длинным обрезком кабеля. Проявили, так сказать, смекалку и находчивость в боевой обстановке.

Собственно, в контейнере, как и положено, находился разобранный на части истребитель.

Только был он демонтирован не на стенде, а в бою. Не техниками, а внутренним взрывом.

При этом смятая носовая плоскость и кусок главного радара, можно сказать, еще неплохо сохранились. Видимо, флуггер развалился уже на полетной палубе, иначе как бы удалось собрать обломки? Интересно, а пилот…

Быстров, сосед по комнате моего приятеля Володи Переверзева, оставшегося на Новой Земле, попятился и прислонился спиной к «Оводам». Несколько раз зевнул. Потянулся, похрустел костями. Присел на корточки. Поднялся. Снова зевнул.

Быстров нервничал. Хорошо, когда начальство тебе доверяет. Но плохо становится, когда примечаешь, как из-за абстрактной скульптуры «Доверие начальства» тебе делает ручкой Костлявая.

А Колпин, кадет с выпускного курса, старательно не замечая содержимого контейнера, разочарованно протянул:

– Тю, «авианосец»… В альбоме он покраше будет.

– Так и девушка, если снаружи смотреть, покраше будет, – философически заметил Вахтанг Арташвили, его одногруппник. – А мужик все внутрь лезет.

– Вахтанг, тебе когда-нибудь за непочтительное отношение к женщине – женщине-подруге, женщине-матери – набьют рожу. И очень даже может статься, что набью ее я.

Мне даже не потребовалось оборачиваться, чтобы узнать зануду космических масштабов, старшину четвертого курса Андрея Белоконя.

– Почему непочтительное?! Почему обижаешь?! – завелся Вахтанг. – Что я такого сказал?

– Остынь, к нам офицеры идут. А ты, Колпин, имей в виду, что это не «тю, авианосец», а ударный авианосец «Три Святителя», один из лучших кораблей нашего флота.

Белоконь, конечно, не упустил случая выслужиться. Последнюю тираду он произнес, торжественно возвысив голос. Чтобы каперанг Шубин услышал.

Подошедший к нам каперанг улыбнулся одними глазами и в высшей степени серьезно спросил:

– А почему вы, кадет, считаете, что «Три Святителя» – один из лучших? Где вы лучше видели?

Белоконь не на шутку струхнул.

– Виноват, товарищ капитан первого ранга! Лучший, конечно же лучший!

– Как, кстати, ваша фамилия?

– Белоконь!

– Кадет Белоконь, почему вы во всем идете на поводу у начальства? Разве не знаете, что «Три Святителя» служит десять лет и уже успел морально устареть? Так в аттестацию и запишем: «Кадет Белоконь безынициативен, не разбирается в основных типах современных кораблей…» Да расслабьтесь вы, я шучу.

– Кадет Власик, что вы знаете о джипсах?

Голова двухметрового Власика, надёжи и опоры нашего факультета в баскетбольных битвах, подлетела к самому потолку комнаты оперативных совещаний. Он вскочил столь стремительно, что сила тяжести в ноль пять «g», создаваемая силовым эмулятором авианосца, не справилась с его служебным рвением.

Ступни Власика легко оторвались от пола, он взмыл ввысь и стукнулся макушкой о пластиковую обшивку потолка.

Баскетболист и драчун Власик еще не успел опуститься на пол, но уже бодро тараторил:

– Товарищ капитан первого ранга, джипсы – это внеземная раса…

– Можно сидя. И без уставных длиннот. Отвечайте по существу.

– Слушаюсь. Джипсы – внеземная раса. Разумная. Попытки вступить с ними в контакт успеха не имели. Метрополия не установлена… Внешний вид неизвестен…

Власик на глазах скисал. Оно и неудивительно: о джипсах нам рассказывали в самых общих чертах. Пара слов в курсе астрографии, ползанятия – на факультативной «Технологии внеземных рас».

– Еще.

– М-мм… Приоритет в списке потенциальных противников – низкий… Кажется.

– Достаточно. Кому есть что добавить?

– Разрешите мне, товарищ… – вызвался, конечно же, Коля.

Коля, он же кадет Николай Самохвальский – мой друг. «Задушевный», как говорили в старину.

– Да.

– Первый визуальный контакт с джипсами состоялся восемьдесят шесть лет назад. Конкордианский линкор «Кир Великий» обнаружил в системе Дромадера подозрительный космический объект. Компактная группа астероидов диаметром от сорока до полутора километров двигалась, в нарушение законов небесной механики, точно по орбите второй планеты навстречу ей. Вместо ожидаемого импакта экипаж линкора наблюдал загадочные эволюции астероидов, в результате которых они плавно перешли с траектории, совпадающей с орбитой планеты, на орбиту вокруг нее, став, таким образом, ее спутниками. На первый взгляд – естественными, но, учитывая обстоятельства, фактически искусственными. Линкор связался с базой, приблизился к крупнейшему астероиду роя на расстояние синхронного выстрела и приступил к наблюдениям. Чтобы уточнить обстановку внутри роя, линкор выпустил отдельное звено палубной авиации: два разведывательных и два боевых флуггера. Флуггеры проникли внутрь роя и быстро обнаружили на поверхности астероидов следы разумной деятельности. Один из флуггеров пытался совершить посадку рядом с непрозрачным красным конусом, обнаруженным на крупнейшем астероиде. Но с поверхности астероида внезапно поднялась и устремилась навстречу истребителю плотная туча пыли и мелких камней. Учитывая скорость взаимного сближения, это было равнозначно обстрелу неподвижного флуггера твердотельными зенитными снарядами. К счастью, туча резко потеряла скорость – снова же, вопреки законам небесной механики. Только благодаря этому флуггер избежал бомбардировки каменным градом. Так уже при первой встрече проявилась основная интенция джипсов: не совершая прямых агрессивных действий, всеми средствами избегать прямого контакта. На следующий день капитан «Кира Великого»…

– Довольно, кадет. Все вы правильно рассказываете, но так мы с вами до самой Флоры будем в истории копаться. Обобщения можете сделать?

– Так точно. Всего за эти годы имели место девять рассекреченных визуальных контактов с джипсами. Собственно, засекретить их было невозможно, поскольку свидетелями появления астероидных роев или, как их впоследствии назвали, «караванов» становились экипажи десятков, а иногда и сотен кораблей. Не только военных, но и гражданских, на борту которых находились репортеры, ученые, богатые туристы. Четырежды астероидные рои джипсов – судя по всему, всякий раз разные – выходили на орбиты вокруг колонизированных земной расой планет. Летательные аппараты джипсов – их было выделено несколько типов, среди которых наиболее часто встречались так называемые «тюльпаны» и «лемехи», – совершали продолжительные полеты над нашими городами, заводами и военными объектами. Садились на планеты, брали пробы воды, грунта, воздуха. Несколько раз производили лучевое бурение, оставляя после себя очень глубокие скважины с крохотным входным отверстием. На многократные попытки связаться с ними в различных диапазонах не реагировали. Объединенные Нации и Конкордия регулярно высылали навстречу джипсам мощные эскадры. Звенья и даже эскадрильи истребителей отряжались на сопровождение «тюльпанов» и «лемехов». В некоторых случаях велся заградительный огонь. Джипсы реагировали корректно. Попыток прорваться через зоны заградительного огня не предпринимали, к нашим флуггерам относились спокойно. Кроме, как я уже сказал, тех случаев, когда флуггеры пытались вплотную подойти к караванам джипсов. Взаимный вооруженный нейтралитет – так можно коротко охарактеризовать отношения между нами и джипсами.

 

– Отлично, Самохвальский. Если в бою у вас голова работает так же хорошо, как за партой, мне остается только позавидовать ведущему вашего звена.

– Служу России!

– И последний вопрос, товарищи. Откуда берутся и куда исчезают астероидные караваны джипсов?

– Разрешите? – поднял руку Власик. Ему было, конечно, обидно, что любимчик всех преподов Самохвальский снова щегольнул своей безразмерной памятью, а он, Власик, вроде как первый раз в жизни о джипсах слышит.

Капитан кивнул.

– Караваны совершают межзвездные переходы скорее всего по X-матрице, как и наши корабли. Во всяком случае, дематериализация и рематериализация караванов наблюдалась неоднократно.

– Верно. А теперь, товарищи курсанты, даю ориентировку. Та самая планета, возле которой линкор «Кир Великий» впервые обнаружил караван джипсов, тридцать лет назад была колонизирована Конкордией и названа Наотар. Первого мая сего года караван джипсов объявился в окрестностях Наотара. Караван, как обычно, вышел на средневысотную орбиту над планетой. Кроме уже известных типов летательных аппаратов, у джипсов оказались новые. А именно так называемые «домна» и «гребешок». Домна – крупный объект цилиндрической формы длиной восемьсот метров, диаметром сто семьдесят. Представляет собой нечто среднее между десантным кораблем и, вероятно, мобильным перерабатывающим заводом. Гребешки – боевые аппараты. Их можно условно причислить к флуггерам, хотя по конструкции и примененным технологиям они значительно отличаются от всего, чем располагаем мы. Для определенности, чтобы легче схватывалась суть, буду их называть по назначению: десантными кораблями и истребителями.

– Разрешите вопрос?

– Все вопросы потом. Итак, десантные корабли джипсов опустились на поверхность Наотара под прикрытием истребителей. Высадка была произведена на морском побережье, в районе экватора. Там находится аграрная зона конкордианских колонистов. Плотность населения невысокая, по преимуществу – отдельно стоящие фермы, которые являются центрами управления автоматической сельхозтехникой. В районе высадки был только один городишко – Рита. Десантные корабли самозакопались в грунт примерно на треть своей высоты. Они высадили множество наземных агрегатов, которые – снова же, условно – можно назвать комбайнами. Конечно же, и частная охрана аграрной зоны, и вызванные с ближайшей военной базы истребители вели съемку. Внимание на экран.

Фальшпанель на дальней стене отъехала вверх. За ней открылся обычный двумерный телеэкран. Оно и понятно: съемки-то на Наотаре велись безо всяких лазерных примочек. Подавляющее большинство кадров в таких военно-полевых условиях делается простым и надежным пассивным оптическим оборудованием, без активного построения объемных лазерных голограмм.

– Ситуация на второе мая, – анонсировал Шубин.

На экране появилась картинка.

Поля каких-то фиолетовых помидоров. По ним перекатываются помидоры побольше. И не фиолетовые, а ядовито-зеленые.

Камера поднимается и меняет фокус. Похоже, оператор лежал посреди поля, прятался. А потом, пренебрегая опасностью быть замеченным, поднялся в полный рост.

Теперь взаимный масштаб объектов проясняется. Видно, что ядовито-зеленые «помидоры» – это шаровые колеса инопланетных машин. Размеры у них порядочные: с трехэтажный дом. Трудно понять, как шары-колеса соединены вместе и находится ли что-то между ними. Кабина, скажем, или боевая башня.

– Это комбайны джипсов. Вот что они делают с планетой.

Съемка с воздуха. Скорее всего – с борта вертолета.

За связкой из шести шаров, расположенных по три в два ряда, тянется глубокая канава. На глаз невозможно оценить, что видишь перед собой: дно канавы или заглушенный густой черной тенью земляной откос.

Общий план. Комбайны – повсюду. Поле не просто изуродовано канавами. С него срезаны все растения, но вместе с растениями – и плодородный слой почвы, и суглинок, и… что там на Наотаре под суглинком? Надо разбираться в почвоведении. Видно, короче говоря, что все органические и даже частично неорганические слои почвы уничтожены.

– Ситуация на третье мая, – продолжает Шубин. – Город Рита.

Возмущенные фермеры на площади размахивают карабинами. Почти все – на одно лицо. Клоны. Чего от Конкордии еще ожидать?

Звуковой фон – какой-то дребезжащий гул, довольно громкий.

Мордоворот в военной форме – кажется, полевая жандармерия – успокаивает толпу. Его не слушают, наседают. Жандарм стреляет в воздух.

В этот момент что-то происходит с человеком, ведущим съемку. Он роняет камеру. При падении камера разворачивается объективом в другую сторону и дает картину поперечной улицы. Там клубится густая черная пыль. Разглядеть ничего нельзя, но при виде этой зловещей пыли на душе сразу же становится неспокойно.

Гул усиливается.

Оператор тем временем подхватывает камеру и куда-то бежит. Спрятавшись в кустах – таких же фиолетовых, как и не узнанные мной сельхозкультуры на полях, – он продолжает съемку.

Фермеры ведут огонь с колена. Куда – не понятно, в этом мешает разобраться громоздящийся в левом углу кадра дом.

На стене дома плакат, перечеркнутый двумя лозунгами на конкордианском языке. На плакате – страшное чудовище, с которым лихо расправляются бодрые молодцы, вооруженные огнеметами. Надписи наверняка значат нечто вроде «Наша армия нас бережет. Крепи оборону страны!»

– Рита спустя два часа.

Съемка с флуггера. Разнообразные метки в углах кадра и великолепная, «промытая» картинка указывают на то, что съемки ведутся специализированным разведчиком. Может, он идет на высоте десять, а может, и все сорок километров над Ритой. Так не понять – даже обычная пассивная оптика, разработанная для военных целей, способна творить чудеса.

Но понимать и не хочется. Потому что на наши молодые, оптимистичные мозги обрушивается тако-ое…

Рита полностью сметена. О том, что на ее месте когда-то находился город, можно судить только по нескольким приметным кускам кровли, выглядывающим из-под напластований ярко-оранжевой субстанции.

Субстанция шевелится. О господи! Неужели это пресловутая протоплазма, биомасса, живое тесто – может быть, даже мыслящее! – из которого, по одной гипотезе, состоят джипсы? Из которого они лепят сами себя и которым теперь решили наводнить весь Наотар?

Но нет. Над поверхностью субстанции показываются зеленые колеса-шары инопланетного комбайна, и я понимаю, что, к счастью, все прозаичнее. Риту, как и поля, джипсы просто срезали до глубинных пластов глины, которую развезло под только что прошедшим дождем. И в ней, в этой глине, как гиппопотамы в грязевой ванне, ворочаются комбайны. Фактически мы созерцаем огромный котлован, оставшийся на месте города.

М-да… Никакой биомассы. «Все прозаичнее, – оторопело повторяю я. Мой мыслительный аппарат заклинило. – Прозаичнее, прозаичнее…»

Но «прозаичнее» не значит «легче» или «лучше». А если во время разрушения Риты погибли люди? Как отреагировали джипсы на стрельбу фермеров? За каким чертом проклятых звездных кочевников вообще понесло на Наотар, да еще прямиком в город? Видно же, что тут на каждом шагу следы разумной деятельности! Ну как так можно, братья-сапиенсы?

– Вандалы! – вторит моим мыслям идеологически выдержанный выкрик Белоконя.

– Спокойно, кадет. – Шубин временно выключил экран. – Это еще цветочки. Самое интересное будет дальше. Как вы видите, джипсы перешли к ярко выраженным агрессивным действиям. В Рите получили ранения по меньшей мере двадцать семь человек. К счастью, комбайны перемещались медленно, а застройка там одно– и двухэтажная. Население города успело разбежаться и утащить с собой тех, кто был ранен падающими обломками. А такие категории населения, как инвалиды, грудные дети и старики, напоминаю, для молодых колоний Конкордии совсем не характерны. В ответ на агрессию, дежурившая в виду каравана эскадра начала действия по вытеснению джипсов с поверхности планеты. Смотрите.


Издательство:
Автор
Книги этой серии: