Скрываясь от гуронов

– О, ты жив ещё, старый греховодник, не умер?

Папаша мелко затрясся от смеха, широко раскрывая рот и показывая капитану свой единственный зуб, по-прежнему торчащий во рту. Прошамкал:

– Да когда умирать-то, Дэниэл?.. Зимою – холодно, а летом – обидно, разрази меня в корму…

Капитан засмеялся и, продолжая балагурить, воскликнул:

– Тогда женить тебя надо! Во имя Пресвятой девы!

Папаша опять довольно захихикал и передал капитану письмо. Капитан бросил ему в ялик монетку и распечатал конверт. На листе почтовой бумаги почерком Сильвии было написано: «Ты красивый. Я тебя люблю!»

И морщины на лбу капитана разгладились.

Вечером Сильвия спросила мужа:

– С чего ты взял, что сын банкира Саввинлоу стыдится своего отца?

– Я это знаю, – ответил капитан.

Он знал это совершенно определённо: незадолго до ссоры с Сильвией к нему на борт «Архистар» неожиданно поднялся Роберт Саввинлоу, сын банкира Александра Саввинлоу. С первых же своих слов юноша поразил капитана.

– Я пришёл к вам, капитан Линч, потому, что вас ненавидит мой отец, – сказал Роберт Саввинлоу вместо вступления.

Капитан поднял брови в немом вопросе и, склонив голову на бок, с деланным вниманием уставился на Роберта. Молодой человек молчал, и капитан с интересом принялся разглядывать его: юноша был красив нарождающейся мужественностью, казалось, что вот-вот – и мужчина явственно проступит в нём.

– Я хочу стать моряком, – сказал Роберт, справившийся со своим волнением. – Возьмите меня на корабль.

Тут губы его задрожали, с него моментально слетел весь его строгий, взрослый вид, и дальше он уже совсем стал походить на ужасно расстроенного мальчишку.

– Прошу вас, – прошептал он и добавил как-то совсем уж по-детски: – Ну, пожалуйста.

– С чего вы взяли, что ваш отец меня ненавидит?.. Это – во-первых, – выговорил капитан и откинулся на спинку стула. – А во-вторых… Он вас, кажется, готовит в банкиры?

– Я не хочу быть банкиром!.. Это стыд, а не профессия! – вскричал Роберт и насупился, готовый разрыдаться, губы его опять дрогнули.

– Хорошо-хорошо, – поспешно сказал капитан и предостерегающе поднял руку. – А с чего вы взяли, что ваш отец меня ненавидит?

– Я знаю… У него даже лицо меняется, когда он слышит ваше имя, – сказал Роберт и вдруг выпалил: – И вообще, он за вами следит!

– Следит? – удивился капитан. – За мной?

– Я видел и не раз. Отец думает, что я ещё мальчишка и не скрывается от меня… А к нему ходят всякие люди и рассказывают ему о вас, а потом отец бегает по кабинету и скрипит зубами… И письма к нему про вас приходят.

– Письма? Какие письма? – спросил капитан настороженно.

– Если я вам их принесу – вы возьмёте меня на корабль? – с надеждой воскликнул юноша.

Капитан встал.

– Видите ли, Роберт… Если я возьму вас на корабль, то совсем не из-за писем, –ответил он. – И не надо мне ничего приносить.

– Так вы возьмёте? – спросил тот, и голос его опять задрожал.

– Не знаю… Юнга на судне, конечно, нужен, а на следующий рейс у меня его пока ещё нет, – сказал капитан и вдруг улыбнулся. – Вам ведь уже больше шестнадцати лет?

– Мне – семнадцать! – с пылом воскликнул Роберт. – И моя мама поддерживает моё решение.

– Что же… Я подумаю. А из маленьких желудей вырастают могучие дубы, – сказал капитан и протянул Роберту руку.

Но всего этого капитан Сильвии не рассказал, а только нежно поцеловал ей запястье и ушёл к доктору Леггу.

А теперь вы спросите меня, дорогой читатель, изменял ли капитан Линч своей жене?

Ну, понимаете… Как вам сказать… Капитан, конечно, любил свою жену! И она у него была, безусловно, очень красивая женщина! Но… Боже мой! Но не могло же его пылкое сердце перестать биться! Это, может быть, когда-нибудь, конечно, и случится … Но не сейчас. Нет-нет, сейчас капитан был ещё жив!

И вообще, зачем вы об этом спрашиваете? Ведь вы же умный человек!

****

Вечером этого шумного и такого насыщенного разными происшествиями дня доктор Легг, капитан, мистер Трелони и Платон сидели вчетвером в кабинете доктора, попивая португальское вино.

После рассказа доктора Легга о погибшем матросе и его странном имени, джентльмены какое-то время потрясённо молчали, потом капитан решительно сказал, вставая:

– Я завтра же попрошу разузнать об этом матросе одного ловкого человека – некого мистера Эрроу… Вы его, наверное, помните, господа. Он мне иногда оказывает кое-какие услуги.

Мистер Трелони утвердительно покивал, а потом почему-то вдруг спросил у всех:

– Джентльмены, а вы помните нашего гвинейского телёнка?.. Ну, которого капитану подарили?

– Ещё бы, Джордж, не помнить, – ответил доктор Легг. – Ведь он был к вам так нежно привязан.

– Кто нежно привязан? Капитан или телёнок? – спросил Платон со своего места в дальнем кресле.

Доктор первый прыснул от смеха, а когда общее оживление утихло, он ответил:

– Телёнок, конечно… У него сейчас, наверное, огромные рога… Лирообразные.

Тут доктор посмотрел на Платона и сказал ему строго:

– Я говорю о телёнке, принц… Рога – у телёнка.

Платон, как обычно, улыбался во весь толстогубый рот, а капитан сказал спокойно, не обращая внимания на разъяснения доктора про рога:

– Да, у него огромные рога могли вырасти.

Потом он потёр пальцами порезанный бритвой подбородок и добавил отрывисто, перекатившись с носок на пятки:

– Если его не съели, конечно.

– Нет, фульбе совсем не едят говядину, – авторитетно заверил всех мистер Трелони. – Они её копят на чёрный день.

– Ну, тогда его продали кому-то или променяли, и те его съели, – сказал капитан, он сел и пригубил вино из своего бокала.

– Нет, Кузнец не продаст, – уверенно отрезал доктор.

– Если его самого не съели, – сказал капитан, снова сделав глоток из своего бокала.

Все замолчали, вспоминая события почти пятилетней давности. Потом капитан спросил у мистера Трелони:

– Вы давно не получали известий от дона Родригу?

– Он недавно писал ко мне, – ответил сквайр. – Он полюбил ходить с капитаном Перэ на скалы и наблюдать чаек.

Потом сквайр произнёс в тишине, нарушаемой лишь потрескиванием свечей:

– Вы ещё не знаете, Дэниэл… Но у меня опять началась лихорадка.

Капитан встревоженно посмотрел на сквайра, пытливо вглядевшись в его бледное, почти восковое лицо.

– И какая-то странная лихорадка, я не знаю, как это понимать, – огорчённо пояснил доктор и тоже замолчал.

– Столько лет было всё тихо, а этой весной начались приступы, – опять заговорил сквайр. – Причём странная такая регулярность – как увижу воду.

– Какую воду? – ошеломлённо спросил капитан.

– Любую… Пруд, реку, озеро… Как увижу пруд, например, – пояснил мистер Трелони.

– А море? – спросил капитан. – После моря лихорадка начинается?

– После моря – нет, – ответил сквайр задумчиво.

– А после океана? – быстро спросил капитан и хитро прищурился.

– А после океана – не знаю, надо попробовать, – ответил сквайр и тоже хитро заулыбался.

– Что это вы собрались попробовать, джентльмены? – спросил доктор Легг подозрительно.

– Океан, дорогой доктор… Атлантический океан, – ответил ему капитан.

Но ответил он так щемяще, что у доктора Легга перехватило дыхание.

– На проверку очередной координаты? – низким, взволнованным голосом спросил он.

– Да, доктор, – выдохнули капитан и сквайр почти одновременно.

Сквайр порывисто отставил свой бокал на столик, стоящий рядом с ним. Бокал звякнул о пепельницу, и доктор Легг невольно перевёл на неё взгляд: на краю пепельницы цветастые пастушок с пастушкой танцевали жигу – им было весело.

– Куда мы пойдём в этот раз? – вдруг спросил доктор и тоже отставил свой бокал.

– Так вы с нами, Джеймс? – спросил мистер Трелони и откинулся на спину кресла. – А мы с Дэниэлом всё спорили-спорили.

– С вами… Конечно же, с вами… И чёрт с ним, с сокровищем! Главное, что с вами, – ответил доктор и пояснил: – Я думаю, нам будет весело.

****

На следующий день капитан встретился с мистером Эрроу в портовой таверне Усатой Пруденс, которая была жива и здорова и даже раздобрела ещё больше.

Нрав её с возрастом не поменялся, а был всё так же гневлив. Подлетев к капитану, своему любимцу, она улыбалась железными зубами, среди которых явственно чернели дыры от выпавших своих зубов.

Капитан сел напротив мистера Эрроу и пытливо вгляделся в него. Ловкий человек был всё такой же высокий и поджарый, только, может быть, бритое белое лицо его, длинное и узкое, стало ещё суше, а колючие глаза – ещё более колючими. Когда капитан рассказал, ради чего он пригласил его на встречу, глаза мистера Эрроу хищно блеснули и тут же прикрылись веками. Выслушав задание, ловкий человек обещал в скорости за него взяться.

Через неделю мистер Эрроу известил капитана письмом, что о канонире с «Белого Орла» Джо Илиума никто ничего не знает: на «Белый Орёл» канонир нанялся совсем недавно, писем никому не писал и ни от кого не получал, с собутыльниками был неразговорчив, постоянной женщины на берегу не имел. Где он служил ранее – тоже не было известно, а наняли его на «Белый Орёл» без рекомендации вместе с кучей таких же бродяг в виду острой нехватки матросов.

Прочитав письмо, капитан приподнял белёсые брови, отчего на лбу его образовалась продольная морщина и, порвав письмо на мелкие кусочки, бросил в мусорную корзину.

Через два месяца шхуна «Архистар» после сборов, – по саркастическому выражению доктора Легга, – неудержимых и стремительных, как понос, подняла якорь и ушла из Бристоля. Перед самым отплытием капитану Линчу на борт доставили письмо от жены.

В письме было написано всего две строчки: «Ты уплываешь и увозишь с собой моё сердце. И всё время, пока тебя не будет, я в Бристоле буду мёртвая… Возвращайся скорее. Всегда твоя С. Л.»

****

Глава 2. Снова вдаль

«Архистар» бежала по волнам.

Было пасмурно, и только далеко на горизонте, среди свинцовых туч, ярко светилась длинная щель заката. Где-то на высоте, там, где ветер дул сильно и вольно, хлопал парус. Шхуна скрипела и била корпусом в волну. Доктор Легг и Платон тихо разговаривали о медицине, стоя в стороне на квартердеке³. Мистер Трелони молча слушал их и, особо в разговор не вникая, изредка поглядывал на капитана.

– Привозят к нам недавно пожилую леди, семьдесят один год, – вдруг сказал доктор таким безжизненным голосом, что сквайр невольно прислушался. – Боли в правом подреберье, тошнота, одноразовая рвота, температура тридцать семь и восемь. Заболела двенадцать часов назад, и как она думает, в связи с нарушением диеты… Говорит, что желчнокаменная болезнь мучает её уже лет шесть… Умеренный дефанс в правом подреберье.

– Болезненность? – спросил Платон.

– А как же… В той же области, – ответил доктор и утвердительно склонил голову. – Симптомы Мерфи и Кера.

– А Ортнера? – поинтересовался Платон.

– Слабоположительные… Пузырь не пальпируется, – ответил доктор и угрюмо посмотрел на небо в сторону заката. – Ну, начал консервативное лечение… Никаких улучшений, даже хуже. Еле-еле уговорил леди на операцию.

– Прооперировал? – удивлённо переспросил Платон.

– Угу, – брюзгливо подтвердил доктор и, ухватившись за свой рыжий бакенбард, добавил: – Пошёл правым подрёберным доступом. И под печенью, в спайках, нашёл гангренозный аппендицит. Ещё бы чуть-чуть – и леди финиш.

– Ну и… – переспросил Платон, по тону доктора понимая, что это ещё не конец истории.

– Ну, и потом бабуля неделю меня костыляла по-всякому… Почему я ей не удалил желчный пузырь, – ответил доктор.

Платон захохотал. Доктор Легг угрюмо, исподлобья смотрел на него какое-то время, а потом расхохотался тоже, присев в коленях и хлопнув себя по ляжкам. Так они и стояли, и смеялись всё громче и заливистей.

Мистер Трелони сдержанно улыбнулся и подумал, что координата № 7 (13°22′40″W, 49°59′47″N – север Атлантического океана у берегов Ирландии), которую они сегодня прошли, им тоже ничего не дала. Океан у берегов Ирландии не таил в себе никакой видимости кладов… Ну, если только на дне, как сразу и предупреждал капитан… Так что никто ни на что особо не надеялся, вот только доктор Легг ещё больше помрачнел, но все понимали, что это он скучает по своей больнице и своим больным.

Мистер Трелони пытливо посмотрел на море. Он только сегодня вышел на палубу: первые дни плаванья море было неспокойно, и он предпочитал отлёживаться в своей каюте, опять с непривычки испытывая приступы морской болезни.

Капитан от штурвала покосился на него и спросил:

– Как вы себя чувствуете, сэр?

– Я чувствую себя викингом, плывущим по северной части Атлантического океана, – бодро отрапортовал сквайр.

Доктор и Платон, всё ещё от души улыбаясь и переглядываясь между собой, приблизились к капитану, ожидая его ответа.

– По моему глубокому убеждению, они плавали именно в этих водах и первыми открыли Гренландию, Лабрадор и берег Американского континента, который назвали Винландом, – сказал капитан. – Мы фактически плывём их маршрутом…

– На Винланд, – уточнил доктор.

– Да, джентльмены, – подтвердил капитан. – Но в залив святого Лаврентия через пролив Кабота мы не пойдём. Там очень много французов… Ну, а про Джона Кабота вы, конечно, знаете.

Мистер Трелони и доктор кивнули головами, а Платон сказал:

– Я не знаю.

Мистер Трелони оторвал взгляд от моря и спросил:

– Я расскажу?

Никто не возражал, и сквайр стал рассказывать:

– В мае 1497 года генуэзский капитан Джованни Кабото, на английский манер именуемый Джоном Каботом, был нанят бристольскими купцами для исследования северного пути в Китай… Его корабль назывался «Мэтью». На борту было всего восемнадцать человек экипажа – судно было явно разведывательное. Почти через месяц Кабот достиг Северной оконечности острова Ньюфаундленд…

– То есть, территории современной Новой Франции⁴, – подсказал доктор Легг и с поклоном протянул руку к сквайру, приглашая его продолжить свой рассказ.

– Кабот высадился на берег и объявил открытую им землю достоянием английской короны, – сказал мистер Трелони, неодобрительно глянув на доктора. – Продолжив свои поиски, он ни золота, ни пряностей не нашёл…

– Открытая земля была сурова и неприветлива, – замогильным голосом произнёс вдруг развеселившийся доктор Легг.

Сквайр опять неодобрительно посмотрел на доктора, потом сделал шаг мимо него, взял Платона за руку, потянул его в сторону и, встав к доктору спиной, стал торопливо рассказывать дальше:

– Но в этой экспедиции и была открыта знаменитая ньюфаундлендская банка – огромная отмель с неисчислимыми запасами рыбы. Проведя около месяца на новых землях, Кабот повернул корабль назад в Англию, куда благополучно и прибыл в начале августа того же года…

Тут доктор Легг поднялся на цыпочки и, потянувшись через мистера Трелони как мог дальше, быстро сказал Платону:

– Но докладывать королю Генриху VII было особо нечего: населения почти не было, никаких китайских сокровищ тоже… Была одна рыба и пушнина. И всё-таки вторая экспедиция Кабота состоялась, правда сам Джон Кабот вскоре умер при туманных обстоятельствах, и командование флотилией перешло к его сыну, Себастьяну Каботу… И эта экспедиция прошла фактически до Флориды и даже вернулась обратно.

Мистер Трелони, уже давно повернувшийся к доктору лицом, стоял и молча сверлил его глазами.

– Мистер Легг, – наконец, тихо выговорил он. – Соблаговолите посмотреть вон в ту сторону.

Сквайр указал на горизонт, где дневное светило почти коснулось края моря.

– А что такое, мой друг? – удивлённо спросил доктор, оглядываясь. – Ну, солнце почти село.

– А то, что я не буду с вами пить сегодня вечерний чай, – проговорил сквайр обиженно и поджал губы.

На лице доктора Легга появилось явное огорчение.

– Да ладно вам, Джордж, – сказал он примиряюще. – Я же пошутил… Ну, что вы, право.

Мистер Трелони с тем же обиженным видом решительно стал спускаться с квартердека. Доктор Легг, постояв мгновение, бросился его догонять.

– Джентльмены! – крикнул им в спину Платон, чёрное лицо которого выражало крайнюю досаду. – Но почему же всё-таки открытые земли теперь называются Новая Франция?

Мистер Трелони и доктор даже не обернулись в его сторону. Платон с возмущением повернулся к капитану, который смеялся, на всё это глядя.

– Давай, Платон, я тебе доскажу эту историю, – сказал капитан и крикнул рулевого Скайнеса себе на смену.

Когда рулевой подбежал к ним, капитан задал ему курс и отошёл с Платоном от штурвала.

– А надо сказать, что в те времена все открытия новых земель были страшной государственной тайной, – стал рассказывать капитан. – Их хранили в секрете от нежелательных конкурентов… Вот почему так мало документальных источников и о плавании Колумба, и об открытиях Каботов. К тому же в Англии, узнав, что открытые земли – это не сказочный Китай, испытали разочарование… Но постепенно это чувство сменилось живейшим интересом, ведь португальцы и испанцы приводили с Карибских островов корабли, гружёные золотом и серебром.

Повторное открытие ньюфаундлендских земель произошло во времена правления французского короля Франциска I. В 1534 году французский мореплаватель Жак Картье воздвиг крест на мысе Гаспе и провозгласил эти земли французскими. Первые французские попытки колонизации этих земель оказались неудачными… Но постепенно французские рыбаки, плавая вдоль северо-восточного побережья североамериканского континента и заплывая в реку Святого Лаврентия, наладили контакты с местными индейцами алгонкинами и монтанье, которые воевали с ирокезами.

В 1608 году французы основали здесь поселение-порт Квебек. Желая приблизить Новую Францию по значимости к английским колониям в Америке, кардинал Ришелье в 1627 году даже создаёт Компанию Новой Франции, но в 1663 году король Людовик XIV упраздняет Компанию и приступает к управлению колонией сам… Историю с «дочерями короля» ты, наверняка, слышал?

Платон заулыбался и кивнул, и капитан продолжил:

– Так вот, вопреки молве, женщины, посланные королём-Солнце для того, чтобы они вышли замуж за французских колонистов, не были ссыльными проститутками… Тех ссылали на Гаити… А «дочери короля» были очень достойные женщины и девушки. Среди них была даже одна дворянка.

Какое-то время капитан и Платон многозначительно улыбались друг другу, потом капитан добавил:

– И всё это время английские колонисты с юга устраивали набеги в долину реки Святого Лаврентия. Так что и сейчас, ты знаешь, там идёт война между нашим государством и Францией, которая неизвестно, когда кончится… В народе её уже прозвали «война короля Георга».

– Ну, а мы? – настороженно спросил Платон.

– А мы действуем по уже утверждённому плану, – ответил капитан. – Идём в Гудзонов залив… Там обосновалось много английских поселенцев. А Гудзонов залив, не гляди, что называется заливом – он в два раза больше Балтийского моря. Сам увидишь. В него выходит множество рек западных земель Новой Франции, не имеющей выхода к морю.

Капитан замолчал, задумчиво погладил подбородок, потом опустил руку и сказал:

– Нам бы, конечно, надо высадится восточнее, где-нибудь у Нью-Йорка, но ты сам понимаешь… Вдруг нас там всё ещё ищут?.. Хотя времени прошло много.

Капитан мрачно улыбнулся и замолчал.

Между тем совсем стемнело. Юнга Роберт Саввинлоу принёс на квартердек зажжённый фонарь, а следом за ним кок Пиррет, доктор Легг и мистер Трелони вынесли на палубу подносы с чаем и поставили их на ступеньках мостика – по сложившейся уже давно традиции вечерний чай был с ромом. Тут как раз подошёл штурман Пендайс, и джентльмены разобрали кружки.

Неожиданно доктор Легг, словно продолжая прерванный разговор, спросил у капитана:

– А если он нас не будет ждать в той бухте?

– Будет, – уверенно ответил капитан. – А если не будет – придумаем что-нибудь… Не волнуйтесь, доктор, всё будет хорошо. Быстро придём на место, быстро посмотрим – и быстро назад… Всё очень легко и просто.

Доктор упрямо переспросил:

– Нет, капитан! А если всё же он нас не будет ждать в той бухте?

– Ах, доктор, не нервничайте, – успокоил его сквайр. – Вы всегда и во всём полагаетесь только на себя и считаете, что всё в этой жизни зависит только от вас.

– Конечно, а как же иначе? – спросил доктор.

– Вы совсем не думаете о Провидении, – ответил сквайр. – Успокойтесь и предоставьте Провидению позаботиться о вашей жизни.

Доктор скептически фыркнул и отвернулся.

****

Капитан стоял на каменном островке у самого гребня огромного водопада.

Прямо у его ног широкая река разделялась на две протоки и гигантским уступом надламывалась в сторону какого-то индейского озера, едва различимого за клубами брызг. Он стоял и смотрел, как река падает в бездну, каждую секунду сбрасывая на дно колоссальные массы воды, как она, достигнув выбитой за миллионы лет каменной чаши, беззвучно беснуется там сумасшедшими пенными водоворотами. Воздух вокруг, словно туманом, был пронизан водяной пылью, и в этом тумане почти перед его лицом висела, вырастая из пропасти, бесконечная разноцветная радуга, и он словно бы плыл в ней, паря над водопадом – его плащ и волосы, и вся его одежда были насквозь мокрыми… «Грохочущая вода⁵. На индейском наречии эта река называется Грохочущая вода», – подумал он и проснулся.

Капитан встал и пошёл проверить вахтенных. Небо уже посветлело. Открытая Атлантика мерно качала шхуну на своей широкой груди. Бушприт ритмично вздымался и опускался, брызги и клочья пены взлетали до полубака. Ветер был такой, что шхуна несла на себе почти все паруса, но вот ветер стал заходить навстречу «Архистар»… «Надо пойти другим галсом⁶», – машинально, всё ещё находясь во власти сна, подумал капитан.

Держать ветер и не терять ни одной мили, шхуна должна идти так, чтобы всё время приближаться к своей цели – в этом и заключалось для капитана высочайшее искусство хождения под парусами. Он никогда не медлил в ожидании, что ветер опять поменяется и снова зайдёт с прежних румбов⁷. Конечно, это означало для команды более частые манёвры парусами, но команда знала, что капитан ведёт их намеченным курсом, а значит, у них обязательно будут заработки: капитан Линч считался у матросов баловнем судьбы.

Вот и сейчас на палубе раздались крики команды и приглушенный топот многочисленных ног. Скоро «Архистар» сменила галс.

Капитан пошёл к себе.

****

…каждый матрос знает, что, когда корабль лежит на курсе, и команде делать особо нечего, боцман всегда найдёт матросам занятие. Черновая отрожка палубы, разделка швов под конопатку, перекрутка и витьё прядей работы, как известно, производятся матросами под руководством опытного корабельного плотника.

Каждый матрос знает: корабельный плотник всегда объяснит ему, что бимсы изготавливаются по шаблонам, а площадки, настилы, рыбины в трюмах, подмостки, подушки на буи, подножные решётки делаются из твёрдых пород древесины и никак не иначе…

Сейчас с самого утра ветер дул неизменный, и боцман Гант выделил корабельному плотнику несколько матросов, чтобы те помогли плотнику сделать ватервейсы и прямые планшири, и матросы строгали и пилили на палубе, причём с большим удовольствием, потому что испокон века работа с деревом у всех без исключения мужчин вызывает особое удовольствие.

За работой матросы пели и рассказывали всякие байки о торговых портах и гаванях всего Мирового океана, о штормах и гигантских морских чудовищах, так что вскоре вокруг них собралась вся незанятая часть вахты. Даже джентльмены, стоя у квартердека, невольно прислушивались к разговорам команды, с интересом поглядывая в ту сторону.

Доктор Легг первым заметил, как разговор от Мирового океана резко вильнул в сторону и перешёл к вопросу, который всегда интересует всех без исключения мужчин – к вопросу о женщинах. Он прислушался и подошёл поближе, увлекая за собой капитана и сквайра: матрос Дик Ривз, высокий и статный малый, балагур и любимец команды, делился со всеми своими впечатлениями о своём последнем свидании.

– Мой дружок уже был в её руке, – говорил матрос Ривз под общий хохот. – Как вдруг…

Мистер Трелони растерянно заулыбался. Доктор нахмурился. Капитан увидел, как юнга Роберт, стоявший в толпе вместе со всеми, поморщился и посмотрел в сторону.

– Дик! – позвал капитан матроса, а когда тот подбежал к нему, сказал тихо: – Совсем не обязательно об этом рассказывать в таком духе. Ведь там, на берегу, в это время с женщиной, тебе было не до смеха? Зачем же ты теперь себя порочишь, рассказывая всякие скабрёзности?.. А теперь позови боцмана.

Матрос, на котором лица не было от смущения, бросился со всех ног за боцманом. Джентльмены молча смотрели на капитана, и тот, отведя взгляд, пояснил неохотно:

– Мне не хотелось бы, чтобы наш юнга испортился раньше времени.

– Корабль – не место для прогулок стыдливых барышень, – напомнил капитану сквайр.

– Согласен, только мальчишка уж больно славный, – ответил капитан, почти оправдываясь. – Пусть таким и останется, как можно дольше.

Юнга Роберт Саввинлоу в этом своём первом плавании нёс тяготы морской службы почти наравне со всеми матросами – боцман Гант ему поблажек не давал, ну, если и давал, то самую малость. Юнга Роберт стоял вахту на руле, был вперёдсмотрящим, учился определять компасный курс и выполнять команды на швартовку и постановку на якорь. Навыки работы с такелажем⁸ и парусами он осваивал под присмотром Платона, и тот скоро стал говорить капитану, что салага их во время шторма не подведёт. Ещё Платон учил Роберта стрелять из лука, но основная работа юнги была всё-таки вахта на камбузе, где по-прежнему командовал кок Пиррет.

Кок Пиррет в этот рейс собрался с трудом, да и то только потому, что ему был обещан в помощь юнга. Было Пиррету уже лет шестьдесят – немаленький возраст для моряка на парусном судне, и штурман Пендайс не раз напоминал капитану про это. С возрастом кок растерял последние волосы, похудел и осунулся, и уже никто из матросов не называл его Обжорой. Но кормёжкой его команда была по-прежнему довольна.

Штурман Пендайс, правая рука капитана, был всё такой же – коренастый и загорелый, с бритым лицом и двумя серебряными потемневшими серьгами в ушах. Тёмные волосы и брови штурмана уже тронуло сединой, но из-под этих бровей по-прежнему жёстко смотрели серые глаза, а твёрдо очерченный рот так же редко улыбался, и так же упоённо штурман любил разные финансовые, как он говорил, «манипуляции», честные и не очень.

Сейчас штурман стоял у правого борта с юнгой Робертом и рассказывал ему про море Лабрадор, которое они пересекали.

– Море Лабрадор – это часть Атлантического океана, и отделяет оно полуостров Лабрадор от острова Гренландия, – говорил штурман. – И это море открывает путь на север. Сначала через Девисов пролив, а затем через море Баффина можно добраться до самого окраинного моря Северного Ледовитого океана, разрази меня гром.

– А вы там плавали? – спросил Роберт ломким от волнения голосом.

Штурман Пендайс посмотрел в восторженные карие глаза юнги и ответил веско:

– Много раз.

Тут штурман покосился направо и налево, ошарашенно потёр свою массивную нижнюю челюсть, крякнул и продолжил как-то не вполне уверенно:

– Да и климат, что ты скажешь, здесь удобным для навигации не назовёшь… Море Лабрадор покрыто льдом с декабря по июнь, а с Гренландии в море спускаются тысячи айсбергов… И тут уж смотри в оба, чтобы не попасть айсбергу по курсу… Ведь тогда – кричи «палундра»⁹ морским гадам.

Глаза Роберта расширились, он покраснел от возбуждения и закусил губу.

– Да не дрейфь, юнга, – сказал штурман Пендайс низким голосом и шутливо ткнул Роберта в живот большим пальцем. – Это корабль на дно майнует¹⁰, а не экипаж.

Роберт тряхнул головой и спросил:

– А вы с айсбергами сталкивались?

Штурман Пендайс открыл, было, рот и опять глянул в глаза Роберту. Глаза юноши смотрели на него доверчиво, но в то же время так пытливо, словно спрашивали они у собеседника: а ты честный человек?

Штурман решительно закрыл рот и отрицательно покачал головой.

– Нет, мне не приходилось, – проговорил он сдавленно. – Бог миловал.

Какое-то время он молчал, скрёб ногтями свою щетинистую щеку, потом пробормотал вдруг удивлённо себе под нос:

– Вот чума!

Но когда штурман снова заговорил, то голос его уже звучал спокойно и раскованно.

– Но рыбы зато здесь – великое множество, – сказал он. – Лосося, атлантической сельди и трески… В лабрадорских водах тьма-тьмущая тюленей и сейвалов. Ивасёвых китов… Сам увидишь… Их легко узнать по очень высоким спинным плавникам.

– А мы с ними не столкнёмся? – спросил Роберт.

– Нет, куда там, – ответил штурман. – Они к себе не подпускают… За сейвалом измотаешься гоняться. Он мало времени бывает на поверхности, к тому же быстр и изворотлив… Просто скаковой жеребец, а не кит.

Тут раздался голос вперёдсмотрящего, который закричал:

– Киты по левому борту!

– А ну, посмотрим… Сейчас я вынесу трубу, – сказал штурман Пендайс Роберту и враскачку, не держась за рейлинги руками, поспешил к себе в каюту.

Вернулся он к юнге с трубой довольно быстро. Они встали по левому борту, скоро к ним присоединились мистер Трелони и доктор Легг со своими зрительными трубами. Незанятые матросы вахты сгрудились по соседству. Все изучали море. Первым китов обнаружил штурман Пендайс:

– Вон там фонтан, видите? – крикнул он и показал всем рукой направление. – Да это же сейвалы, будь я проклят!

– А не финвалы? – с видом знатока спросил доктор Легг и со значением прищурил кошачий глаз, повернувшись к штурману.

– Никак нет, сэр, – ответил штурман укоризненно. – По фонтану же видно, что сейвалы.

– Ну, если по фонтану, – согласился доктор и опять уставился в море.

И тут штурман Пендайс сказал Роберту, протягивая ему трубу:

– А ну, юнга, дуй на фок-мачту¹¹!.. Из бочки всё лучше видно!

Роберт схватил зрительную трубу, закрыл её, закинул на ремне через плечо и бросился к фоку. Матросы тоже полезли на мачты.

Море сегодня было почти спокойное, небо чистое, и когда сейвалы проплывали рядом со шхуной на поверхности, Роберт видел в трубу все детали их мощного тела – удлинённой формы рыбовидное туловище, сухощавое, поджарое, с тёмно-серой спиной, с изящной и гибкой линией хвоста и заострёнными грудными плавниками. На спине китов ясно виднелся, красиво выделяясь над водой, правильно изогнутый и довольно высокий, – более двух футов, – плавник, который был темнее, чем спина. По спине и бокам сейвалов шли белые и светло-серые пятна. Роберт различил даже, что у одних брюхо было розоватое с белым, а у других – голубое. И они глубоко ныряли – Роберт видел на глубине их большие тела, несущиеся под водой, как стремительные призрачные тени.

– На них охотятся? – спросил он у вперёдсмотрящего.

– Не-а, – ответил матрос, не переставая вглядываться в море впереди по курсу. – Жира у них мало, меньше, чем у других китов, а попасть в них гарпуном труднее… Уж больно быстры.

– Ну и славно, – ответил Роберт, снова вглядываясь в резвящихся сейвалов. – Уж очень они хороши.