Глава 12
Рига. Июнь 1210 года
Пара ремесленников заделывала пролом в крепостной стене. Один из них пытался втолкнуть в щель слишком большой для нее камень, а его напарник, наблюдая за усилиями сотоварища, озадаченно почесывал русоволосую голову. Щель не расширялась, камень не уменьшался, мастеровые, не обращая внимания на окружающих, громко переругивались на неизвестном епископу языке, упорно пытаясь преодолеть природу вещей. Мудро ли это, доверять фортификационные работы иноверцам, усомнился Альберт и подозвал поджидающего в стороне городского зодчего Вартбуха – уже немолодого, заметно погрузневшего за последние годы человека с мясистым лицом. Зодчий был нарасхват – стройки шли повсюду, новые улицы возникали одна за другой, и каждое строение должно было возводиться исключительно с его согласия. Поговаривали, что и мзду он за это требовал немалую, но и про пожертвования для церкви не забывал, поэтому относился к нему епископ вполне благосклонно. До тех пор, пока во главу угла ставились интересы города.
– На последнем капитуле было сказано, что работы по укреплению крепостной стены должны быть первоочередными. Почему пролом до сих пор не заделан? – раздраженно бросил епископ. Настроение было скверным: Эрих фон Бред на Готланде с солидным запасом янтаря, который он должен был обменять с тамошними купцами на звонкую монету, так и не объявился, хотя Ригу покинул две недели назад, никаких известий о его пребывании не поступало, предположить можно было самое худшее. В результате на острове епископ оказался с пустой мошной, и склонить к походу в Ливонию удалось лишь двоих пилигримов, хотя и достаточно знатных родов, чтобы при них Иоганн уже не так уверенно распинался о подвигах своего именитого, но уж очень, очень отдаленного родственника. Хуже было, что и городская казна сильно оскудела. С тех пор как по требованию покойного магистра Винно фон Рорбаха и с соизволения Римского Папы треть завоеванных земель стала отходить ордену, поток поступлений в церковь заметно иссяк. Пришлось даже отложить на время покупку церковной утвари, приостановить постройку часовни. Да бог с этим! Не ему, слуге Господня, роптать на недостаток мирских благ! Все еще будет – и походы новые, и добыча великая, это еще только начало пути. Главное, не споткнуться бы на нем сейчас!
Вартбух почтительно склонил голову.
– Пока вы отсутствовали, ваше преосвященство, с Божью милостью, прошли проливные дожди, стену подмыл ручей и часть кладки рухнула. Людей не хватает. И не только.
– Что? Божьей милостью стену подмыл ручей?!
– Извините, если неудачно выразился, ваше преосвященство, но ремесленникам надо платить, а казна…
– Мне известно, что за работу полагается оплата, – оборвал его епископ. – Но мы только что прошли мимо твоего нового дома. Кажется, он заметно изменился.
Лицо Вартбуха побагровело.
– Мы найдем средства, ваше преосвященство. Не извольте беспокоиться.
– Я не буду беспокоиться, если это произойдет быстро. И еще. Сегодня я привез новых людей. Среди них есть каменных дел мастер Курт из Бремена. Найдите его и направьте сюда. Пусть хоть за спинами каменщиков стоит, но чтобы стена до завтра была в порядке!
Покинув Вартбуха, епископ со свитой двинулся дальше. Рига росла с каждым днем, строительство шло повсюду, куда ни повернись. Бременское архиепископство расширялось, повсюду требовался глаз да глаз. Внутренний, дарованный ему Господом огонь пылал в его груди, понуждая быть везде и всюду. Казалось, стоит ему остановиться на миг, и все вокруг замрет, засохнет на корню, как лишенное воды дерево, рассыпется в прах.
Между городской стеной и наружным защитным валом раскинулись кишащие народом торговые ряды. Среди них легко было распознать ливов по синим накидкам у мужчин и пестрым, украшенным бронзовыми бляхами наплечным платкам у женщин, и земгалов по их льняным, обвешанным кольцами одеяниям, немногочисленных куршей в нашейных гривнах. Кривичи в шерстяных, отороченных мехом рубахах и в меховых шапках продавали пушнину. Но чаще всего встречались купцы из Готланда и Голштинии. В порту на Рижском озере разгружался купеческий корабль. Прямо от укрепленного сваями берега к нему были проложены плавучие деревянные мостки, по которым с тюками на плечах перемещались портовые грузчики. Еще один корабль едва успел встать на якорь, а к нему уже устремились с предложением услуг лодки.
У питейной лавки на торговой площади он заметил Иоганна. Вид у пилигрима был помятый, взгляд растерянный. Казалось, молодой повеса только теперь вышел из пьяного дурмана последних дней и еще не вполне осознавал, где оказался. Кошель его был привычно пуст, а ни одного знакомого лица поблизости не наблюдалось. Епископ подумал, что Иоганн уж очень пристально присматривается к хорошо одетому, но изрядно подвыпившему горожанину и приказал Карлу:
– Приведи его ко мне. Только без рукоприкладства.
Уточнять для верного слуги, кого он имел в виду, не пришлось. Монах, тщетно скрывая разочарование после озвучивания второй части указания, склонил голову и тут же исчез, будто его никогда и не было рядом, но уже через миг появился вновь в укромном уголке возле городской стены вместе с даже не пытавшимся оказывать сопротивление Иоганном. Оставив свиту, епископ подошел ближе и жестом указал Карлу отойти в сторону. При виде епископа Иоганн заметно приободрился, даже раскинул в стороны руки, словно пытаясь обнять верховного священнослужителя.
– Слава богу! Еще чуть-чуть – и я тут высохну, как осенний лист. Брат…
– Ваше преосвященство, – поправил епископ, на всякий случай останавливаясь вне досягаемости неспокойных рук Иоганна. – Мы уже говорили об этом.
– Но это было…
– Здесь, в Ливонии, куда ты прибыл как пилигрим, это правило должно соблюдаться еще строже. Не забывай, сам император назначил меня ленным князем Ливонии. И ты обязан выказывать мне должное почтение.
– Хорошо, бра… ваше преосвященство. Пусть будет по-вашему. Но не одолжите ли вы мне, вашему покорному слуге, несколько монет, чтобы я мог привести себя в достойный вид. Ведь не подобает брату…
– Я помню, что ты мой сводный брат, – вновь остановил его епископ. – И ты знаешь, что отец оставил нам немногое, а я, как старший в семье, взял на себя отеческую заботу об остальных. Покойный брат Энгельберт был пробстом Рижского конвента. Остальные наши братья тоже достойные и уважаемые люди в церковной иерархии. Но это не дорога в один конец. Мне нужны люди, на которых я могу положиться.
– У меня нет сомнений в остальных наших братьях и ваших целях, ваще преосвященство. Но вы же знаете, я никогда не был силен в богословии и предпочитал больше времени проводить не в служении Иисусу, а в ратных забавах и…
– Не богохульствуй! – гневно прервал его Альберт. – Я знаю, где ты предпочитал проводить время в грехе и разврате. Я с трудом уладил твои дела в Бремене. В его окрестностях ты уже заслужил славу забияки, пьяницы и мошенника. И что ты знаешь о моих целях! Сам Римский Папа и император доверили мне великую миссию: расширить границы Священной Римской империи, создать новую страну и обратить в истинную веру язычников! И мне нужна в этом помощь каждого истинного христианина, твоя в том числе.
– Я всегда был рад тебе помочь как старшему брату, ты же знаешь, ваше преосвященство. Но, согласись, все произошло как-то неожиданно и…
Иоганн замолк, завороженно глядя на гневно потрясающего жезлом Альберта.
– Ты называешь это неожиданным? Еще в Бремене ты дал согласие вступить в орден братьев рыцарства Христа. Останься ты в Бремене еще хоть на день – и тебя, несмотря на всю твою родословную, бросили бы в темницу. Послужи верой и правдой – и через год получишь отпущение всех прежних грехов. Я даю тебе такую возможность и поддержу в нужный момент. Но все остальное будет зависеть только от тебя. Треть завоеванных земель отходят к ордену, и нам нужны новые опорные пункты, новые замки и их ленные правители. Треть! И кому они достаются? Этим грабителям с большой дороги под названием рыцари! Я дал обет целибата, у меня никогда не будет детей. Кому, если не своим братьям, я могу доверять целиком и полностью?
– Я никогда не мог соперничать с вами в риторике, ваше преосвященство, – склонил голову Иоганн. – И я обязательно обдумаю ваши слова. Но сейчас, пока я не дал тягостного обета послушания, всего несколько пфеннигов могли бы…
– Нет, – твердо ответил епископ. – Мужчина, тем более родственник самого Генриха Саксонского – извини, но я стал невольным слушателем твоего выступления перед простолюдинами на корабле – должен отвечать за свои слова. Ты питаешься на монастырской кухне, у магистра Фольквина ты получишь предусмотренное уставом ордена боевое снаряжение. Но не пфеннига более. И ты должен будешь строго следовать уставу. Рыцарский дормиторий сейчас переполнен. Поживешь пока в монастырской келье. Достойно, как подобает монаху. Никто не должен знать о наших родственных связях. Мне нужен свой человек в ордене. И помни: что бы ни предлагал магистр, правитель Ливонии я, и могу дать больше.
Глава 13
Ярмарка в Ире
На следующий день оставшуюся до Ире дорогу проделали молча. Голоса в лесу разносятся дальше, чем стук копыт. Меченосцы в поиске пропавших товарищей могли объявиться в любой момент. Больше всего Уго беспокоило исчезновение рыцаря, которого скоморох называл Рудольфом. Искать его в лесу в темноте было безнадежно, а до рассвета он мог уйти слишком далеко. Хорошо еще, что схватка их произошла не возле Мустанума или Мергеры, а в глухом лесу, где повстречаться можно было с кем угодно. Отсюда недалеко до границ воинственных куршей и земгалов. Да и коварные литвины не брезговали набегами на дальние территории, особенно когда было чем поживиться у стекающихся на ярмарку купцов. Что он сможет рассказать, если доберется до своих?
Ночью спали мало, сменяя друг друга в усиленной охране, тревожно всматривались в темноту, и на переходе не выпускали из рук оружия. У Уго разболелись натертые накануне ноги, оставшийся путь он проделал верхом. Рядом, иногда придерживаясь за стремя, легкой походкой вышагивал скоморох Вальтер – единственный в отряде, в руках которого вместо оружия была флейта и музыкальный инструмент, который Вальтер называл гитерн. После вчерашней схватки Кирьянс вернулся к своему отряду, к Уго больше не приближался, разговоров о дочери не заводил. На миг у Уго при взгляде на Вальтера мелькнула мысль о женихе для Даны, но он тут же отбросил ее как вздорную. Разве такого зятя и воина в Мергере ожидал он?
Утренний туман быстро рассеялся, над лесом поднялось солнце, воздух прогрелся, по дороге все чаще попадались знакомые приметы. До Ире добрались к полудню, когда ярмарка была в самом разгаре. На площади перед защитным земляным валом длинными рядами растянулись повозки. С них продавали дичь, напитки, орехи, мешки с мукой, зерном, копченую рыбу, мед, сыр, воск. Купцы предлагали заморские товары – пряности, неведомые лакомства. За ними были расставлены несколько шатров с мастеровыми – кузнецами, гончарами, ткачами, швеями. Прямо на месте можно было заточить кинжал или нож, подправить сбрую, подогнать по фигуре праздничный наряд. Отдельным рядом на расстеленных прямо на земле шкурах продавали украшения из кожи, дерева, кости, металла, диковинные камни и амулеты. Особую площадку занимали продавцы янтаря. Кусочки морского камня вбирали в себя полуденное солнце и сами сверкали крохотными лучиками. Бородатые купцы брезгливо ворошили кучки камней с вкраплениями насекомых или растений и скупали их целыми мешками в обмен на заскорузлые серебряные монеты или беличьи и куньи шкурки. Забор из опирающихся на крестообразные козлы березовых стволов огораживал площадку с домашним скотом.
Сам Лембит вышел встретить Уго и Кирьянса. На плечах старейшины Ире поверх белой туники была дорогая, искусно отороченная мехом по краям синяя накидка, светлые кудрявые волосы, схваченные серебряным обручем, рассыпались по плечам. Он был еще молод и не успел покрыть себя воинской славой, как его отец, покинувший недавно мир живых из-за неведомой болезни. Высокий, но не слишком широкоплечий, как большинство ливов, с мягкими, как у недавно поверженного меченосца, чертами лица, старейшина вряд ли был самым могучим воином Ире. Но в его властном взгляде было нечто такое, из-за чего многим, и не только его соплеменникам, хотелось склонить перед ним при встрече голову.
– У вас был успешный год. – Лембит кивнул на повозки с товарами. – Похоже, не только Мать охоты была к вам милостива. Сейчас, наверное, у вас хватает хлопот с вашими людьми, да и на ярмарке есть на что посмотреть. А к заходу солнца жду вас за моим столом.
– Мы придем с радостью, – принял приглашение Уго.
О Лембите говорили разное. Язык земгалов и куршей понимали многие ливы, но молодой старейшина Ире, подобно Вальтеру, знал еще и германский, мог говорить с эстами и кривичами. Два года провел в доме его отца германский монах, обучив юношу умению читать и писать. Что за послания посылал он в сопредельные территории? Для Уго каждый чужак был соглядатаем, от которого надежней избавиться так, словно его никогда в краю ливов и не было. А здесь, в Ире, по ярмарке спокойно разгуливали в странной одежде щуплые малорослые люди с узкими, раскосыми глазами, коварные кривичи с огромными окладистыми бородами, даже какие-то совсем удивительные люди из дальних стран, темные кожей, как ночь.
Прежде всего Уго направился к шатру ювелира. Люди почтительно расступались на его пути. Поначалу ему казалось, что каждый узнает в нем грозного старейшину Мергеры, но потом он заметил, что встречные больше смотрят на свисающую с его груди бляху. Ювелир, худой темноволосый мужчина преклонного возраста с большим горбатым носом, при виде Уго вскочил на ноги, низко поклонился и сказал что-то на незнакомом ему языке.
– Я думал на нашей земле говорят по-ливски, – недовольно ответил Уго и от досады едва не развернулся назад, но его внимание привлекла расчерченная на бело-черные клетки доска, на которой напротив друг друга выстроились два крохотных войска – белое и черное.
– Извините, ваше украшение… – Ювелир говорил на языке ливов свободно, но в речи его ощущалась примесь какого-то иного, чуждого Уго языка. – Я подумал, вы из германцев. Хотя ни одного из них я здесь до сих пор не видел. В наше время опасно ходить с такой штукой на шее без охраны. Хотя, извините, охрана у вас как раз есть. Но если вы готовы это украшение продать, я готов его купить. Если сторгуемся.
Уго озадаченно проследил за взглядом ювелира и понял, что речь идет о не отстающем от него Вальтере. Недавний пленник с интересом всматривался в происходящее вокруг, вслушивался в разговоры, то и дело сам задавал вопросы, но больше всего оберегал от случайных толчков в толпе свой инструмент со струнами. Какой из него охранник?
– Я среди своих. Мне нечего опасаться, – назидательно ответил старейшина и ткнул пальцем в сторону костяных фигурок, подумав, что они могли бы стать отличным подарком для младших детей. – Что это у тебя за штуковины?
– О! – ювелир многозначительно покрутил пальцем в воздухе. – Это магическая арабская игра. Играть в нее могут только шахи, короли и особы королевских кровей, великие вожди и…
– Это шахматы, – подсказал Вальтер. – Их действительно называют игрой королей.
– Совершенно верно, – подхватил ювелир. – Не думал, что ваш охранник разбирается в…
– Я не охранник!
– Что ваш спутник, такой еще молодой человек, – мгновенно сориентировался ювелир, – разбирается в таких вещах.
– А германцы? – спросил Уго. – Германцы тоже могут в нее играть?
– Конечно! – замахал руками ювелир. – Я же говорю – с помощью такой игры они захватили больше земель, чем можно охватить взглядом за целую жизнь.
– С помощью игры? – Уго недоверчиво покачал головой. – Сколько ты за нее хочешь?
– За магическую игру королей? Она не продается.
– Все, принесенное на ярмарку, продается. – Ювелир начинал раздражать старейшину. Попался бы он ему в чистом поле… или лучше в темном лесу, без свидетелей. – Магическая игра, захват земель… – эти фигурки что – боги?
– Это божественная игра. Но я готов ее обменять.
– Ты похож на германского пастора. Он тоже рассказывал о чудесах, которые творит их бог, один на всех, словно один может видеть все и всюду, день и ночь. Но ни одного чуда так и не показал.
– Если обменяем шахматы на бляху, я покажу, как ходят эти фигуры и как ими можно управлять, – вмешался Вальтер.
– Ты сказал, – изумился Уго, – они ходят и ими можно управлять? Управлять богами?
– Я знаком с искусством этой игры и могу помочь.
– Что?!
Уго с удивлением уставился на скомороха.
– Ты знаешь, как управлять богами?
– Я бы сказал по-другому – как с ними ладить, чтобы они вовремя приходили на помощь, – скромно ответил недавний пленник.
Глава 14
Келья
Иоганн был разочарован. Через неделю-другую отслужившие свой срок пилигримы уедут, и он должен будет принести обет послушания. Только тогда достанется ему снаряжение рыцаря, состоящее из тяжелых доспехов и оружия, а также белого плаща с вышитым на нем крестом и красным мечом, отчего обладателей плащей чаще называли меченосцами, двух пар сапог, пары рубашек, одной простыни, спального мешка, молитвенника, ножа, меча и булавы. Если не считать трех лошадей и оруженосца, ничего другого, согласно уставу ордена, рыцарю в течение всего года иметь не полагалось. Даже иметь деньги или принимать подношения было запрещено! День проходить должен был в молитвах и воинских упражнениях, пища, по слухам, была скудной, не лучше нынешней, монастырской, участвовать в охоте или вступать в контакт с женщинами, даже смотреть на их лица, не дозволялось.
Не такой представлялась ему рыцарская служба, в которую заманил его всемогущий братец. Обычно в Крестовых походах за войском крестоносцев тянулся огромный обозный шлейф веселых девиц, торговцев, бродячих артистов и прочего сброда, прекрасно скрашивающий тяготы дальнего пути. Здесь же без денег о подобном не приходилось и мечтать. Одна надежда была, что жизнь как-то изменится к лучшему, когда начнется сам поход на язычников. Поэтому в упражнениях с мечом он усердствовал, сколько хватало сил. Деревянное, изрубленное мечами чучело на отгороженном от мирян и орденского замка стеной епископском подворье представлялось ему тем самым язычником, прячущим от него, младшего отпрыска благородного, но обнищавшего рода, предназначенные для него сокровища. Спал Иоганн в келье на узкой деревянной лежанке, других рыцарей видел нечасто, и общаться больше приходилось с определенным для него в оруженосцы Куртом. Правда, до вручения полагающегося орденскому рыцарю оружия дело никак не доходило. Курт целыми днями занимался строительными работами на городской стене, в келье появлялся лишь по вечерам и сразу укладывался на свою лежанку у противоположной стены. Иногда истосковавшийся по человеческому общению Иоганн затевал по вечерам со своим «оруженосцем» беседы. Длились они недолго. В городе Курт был нарасхват, подрядчики изо всех сил старались угодить мастеру, к которому благоволил сам епископ, и Курт часто возвращался усталый, но сытый и чрезвычайно довольный, отказываясь от скудной монастырской пищи. В такие дни он пытался хоть как-то угодить своему «господину», но надолго его не хватало: уже после нескольких фраз на не связанные со строительством темы он начинал зевать, и в ответ на затянувшуюся тираду Иоганн часто слышал лишь довольное сопение, переходящее в продолжительный, ничем не остановимый храп.
– Часто ли удается тебе видеть епископа Альберта? – спросил Иоганн у Курта, и тот, в полумраке кельи пожимая широкими и мощными от ежедневной работы с камнем плечами, ответил:
– Случается. Его преосвященство освящал сегодня новую сторожевую башню на городской стене, а перед тем лично осматривал кладку и спрашивал меня, какой силы должны быть удары извне, чтобы пробить или разрушить такую стену. А перед тем он рядом с местом, где я работал, расспрашивал заморских купцов о том, какой товар покупают ныне больше всего в местах, откуда они родом. С утра он служил мессу в церкви Святого Петра, а после проследовал на собрание капитула. Иногда кажется, что он вездесущ, почти как Господь Бог.
«Только не для того, чтобы навестить сводного брата, прозябающего в келье, словно в каземате», – мрачно подумал Иоганн, стараясь не выказать зависть к беседующему с ним простолюдину, и равнодушно бросил:
– Когда пьешь эликсир из золотого кубка, чего не полюбопытствовать, какого цвета камешки инкрустированы в его обод.
– Не знаю, – отвечал Курт. – Я такого кубка и в руках не держал никогда, не то чтобы из него пробовать.
– Именно! – исподволь развивал больше всего интересующую его тему Иоганн. – А вот сам Ричард Львиное Сердце и его ближайший соратник Генрих Саксонский, кстати говоря, обожающий меня родственник по материнской линии, делил в священном Крестовом походе все тяготы со своими рыцарями и вассалами, сам врывался в гущу самой ярой схватки и всегда с честью выходил победителем. Если бы не коварный выстрел отравленной стрелой… Кстати, а не говорил ли епископ часом о походе против язычников?
– Об этом не слыхивал. Воинские дела забота магистра. А в Риге на сегодня и без того столько дел…
– Так ведь наша священная задача как раз в том и состоит, чтобы донести слово Господне до каждого уголка этого дикого края. А для этого самое время выступить в новый поход. Вот и погода для того самая стоит подходящая. Ты что об этом думаешь?
– Хр, хр, хр, – раздавалось в ответ с соседней лежанки.