000
ОтложитьЧитал
Этот замок – привилегия по праву рождения, от которой нельзя отказаться.
© k/ф Багровый Пик
Советую послушать композицию Людовико Эйнауди «Nuvole Bianche». Это своего рода OST к «Мелодии тумана».
Часть Графства Беркшир, Англия
Пролог
Лето 1997 года
Туман, как ватное одеяло, окутал Англию и погрузил страну в неуютную тишину и покой. Часы показывали полдень, но жители графства Беркшир уже готовы были отложить все дела и провалиться в крепкий сон. Дождливое лето нагоняло на всех тоску и усталость, от которых вылечить могли только красочные сновидения.
– Эдвард, мне срочно нужно в Лондон, – в комнату к десятилетнему мальчику зашел высокий молодой мужчина скандинавской внешности – с волевым подбородком, длинной шеей, широким лбом и пронзительными, светло-голубыми глазами. На вид ему было не больше тридцати лет и звали его Рональд Феррарс.
Мужчина прошел в помещение, заставленное дорогой и старинной мебелью в стиле ренессанс, сел на край кровати рядом с сыном и погладил его по белой макушке. Мальчик устало зевнул и посмотрел на отца.
– Пап, не уезжай, – попросил Эдвард, откладывая в сторону пластмассовые фигурки лошадок, с которыми играл последние два часа. – Мне страшно одному оставаться в замке.
– Эдвард Рональд Феррарс, тебе уже полных десять лет, будь мужчиной. Я в твоем возрасте очень часто оставался один и ничего не боялся. Тем более ты будешь с нашей экономкой – Мэри. Вы поиграете, почитаете книги. Ну, ты чего раскис?
– Не хочу! – загнусил мальчик. – Мне все равно страшно! Та девушка опять ко мне приходит.
Тяжело вздохнув, Рональд погладил сына по худощавому плечу и посмотрел на часы, которые висели над просторной кроватью. Тонкие позолоченные стрелки показывали первый час. В Лондоне Рональда ждали к четырем.
– Эд, не бойся ее. Девушка не причинит тебе боли.
– Нет, папа, я ее боюсь!
Лазурные глаза мальчика распахнулись от ужаса и налились слезами. Со стороны казалось, что начал таять вековой лед.
– Она ведь не страшная, – ласково протянул отец в надежде успокоить перепуганного сына. – Я в детстве даже играл с ней. Твой дед и прадед – тоже. Мы все находили в ней своего друга.
– А я не хочу! – пискляво крикнул Эдвард – Я не хочу ее видеть! Не хочу! Не хочу! Не хочу!
Звон мальчишеского голоса заставил дребезжать все хрупкие предметы в его комнате – трельяжное зеркало, мелкие безделушки, коллекцию фарфоровых игрушек, которые Рональд привез из Германии в прошлом году. Казалось, даже высокие продолговатые окна заходили ходуном. Терпению Феррарса пришел конец.
– Прекрати! – рявкнул Рональд и встал с кровати, на которой визжал и извивался его сын.
– Это твой замок! Он будет принадлежать тебе после моей смерти! Не забывай, ты наследник всего, что здесь находится. Тебе некуда деваться!
– Нет! – вновь опроверг мысли отца Эдвард. – Я никогда не буду здесь жить! Ни за что!
– Ты уже здесь живешь, – процедив сквозь зубы, напомнил Рональд. Его лицо стало покрываться красными пятнами, руки то и дело сжимались в кулаки, а ноздри раздувались от гнева. Рональд больше не кричал, но весь его вид говорил только об одном – мужчина взбешен. Казалось, даже его грудная клетка из-за глубокого и частого дыхания увеличилась в несколько раз.
– Помни, Эдвард, ты – мой сын. Ты – наследник всего, что я имею. И тебе некуда идти. Ты будешь жить в замке Беркшир со мной и с ней!
– Я тебя не просил об этом. Я не просил тебя привозить меня сюда. Я вообще не просил тебя быть моим отцом! – выкрикнул Эдвард и отвернулся от отца.
Бросив на мальчишку грозный взгляд, Рональд вышел из его комнаты и с грохотом захлопнул за собой высокую, деревянную дверь.
Рональд шагал по длинному коридору и делал вид, что не слышит, как надрывается в истерическом вопле его десятилетний сын. Феррарсу надоели эти ежедневные концерты – он твердо решил перестать обращать на них внимание, надеясь, что таким образом воспитает из сына сильного мужчину, который больше не будет распускать сопли и наконец примет свою судьбу.
Рональд сидел в столовой за большим, квадратным столом и потирал ладони друг об дружку. Время от времени он ковырял на них кожу, но, казалось, совсем этого не замечал. Его действия были неосознанными и рефлекторными. Даже тиканье часов не отвлекало внимание задумчивого мужчины.
Когда в помещение зашла экономка, Рональд не сразу заметил ее. Только когда услышал позвякивание сервиза – Мэри принесла обед, – дернулся всем телом и вернулся из своих мыслей в реальный мир.
– Мэри, сегодня я не буду обедать. Сделай мне травяной чай. Голова болит, сил нет.
– Как же так? Впереди долгая дорога до Лондона. Когда же Вы пообедаете? – удивленно воскликнула женщина. Она уже поставила на стол жаркое и хлеб.
– Я недавно пил кофе, не успел проголодаться.
– Хорошо, как пожелаете, – вздохнула экономка и вернула обед на посеребренный поднос. – Жалко, еда очень вкусная.
На это Рональд ничего не ответил. Прижав правый локоть к столу, он запустил худые пальцы рук в свои блондинистые волосы и тяжело вздохнул.
– Мне нужно вести себя с Эдвардом строже, тогда он перестанет плакать и примет все, что положено ему по наследству, – вслух размышлял Рональд, наблюдая, как Мэри наливает ему травяной чай в фарфоровую чашку, обрамленную позолоченным рисунком.
Мэри, не ожидая, что хозяин начнет делиться с ней своими делами, замялась. Она стала главной экономкой только несколько месяцев назад и еще не привыкла разговаривать с Феррарсом на темы, которые не касались хозяйства. Хотя знала от прошлой домовладелицы, что Рональд не делил людей на классы и общался со всеми на равных. Мог даже совета попросить, если посчитал бы это уместным.
– Да, наверно, – подтвердила Мэри и пододвинула чашку с чаем Рональду.
– А что ты думаешь по этому поводу? Ты ведь женщина, мать. Как ты воспитывала своих детей?
– Как и все. Я просто их очень любила, – мягко улыбнулась Мэри. Она была среднего возраста – не больше сорока пяти лет. Хотя у висков прослеживались первые признаки старения – белые пряди волос. – Моему первому сыну двадцать пять лет, он успешный семьянин, работал на ферме у Вашего отца, сейчас перебрался в Лондон. Дочке всего пятнадцать. Она у меня красавица и умница. Мне сложно сказать, почему они такие. Наверно, на то воля Божия.
Рональд вздохнул и отпил немного чая.
– Я не знаю, как воспитывать сына. Мы переехали в замок два года назад, сразу после смерти отца, и все эти пять лет Эдвард только и делает, что хочет удрать отсюда куда подальше. Я устал, Мэри, я очень устал.
– Он у Вас очень нежный, – сказал Мэри. – Тем более не мне Вам говорить, что он пережил. Поймите его – он рос без матери, без…
Мэри внезапно замолкла.
– Да, я помню. Но должен же он быть мужчиной!
– Рональд, к нему нужен особый подход. Обнимите его, скажите, что любите и хотите, чтобы он принял наследство. Ему сейчас очень сложно. Он ведь вырос не здесь. Прислушайтесь к его желаниям, Рональд. У него они не такие, как у Вас в его возрасте. Его не готовили. Психологически он слаб.
В столовую проник один единственный луч летнего солнца. Он еле-еле пробился через серые тучи, добрался до обеденного зала и, как маленький ребенок, начал играть с чайным сервизом в руке Рональда.
Замок окутывала атмосфера спокойствия и блаженства. И только в душах его обитателей царил хаос, и бушевала снежная вьюга.
– Знаю, – вздохнул мужчина и провел ладонью по гладко выбритому лицу. Рональд набрел на тупик. Ни ласка, ни грубость не помогали воспитывать Эдварда. Все попытки наладить отношения с мальчиком неизменно заканчивались трагедией. Эдварду не нужны были ни дорогие игрушки, ни вкусные угощения, ни лучшие учителя и постоянные развлечения. Рональд старался бить в одну точку, желая расположить Эдварда к себе, но постоянно промахивался, попадая куда-то «не туда». А после этого злился, кричал и делал только хуже. Иначе Рональд просто не мог. Еще с юных лет у него сформировалась привычка: быть нежным только тогда, когда этого требовала ситуация. В других случаях мужчина напоминал пробудившийся вулкан или хитрую лису.
– Мэри, принеси, пожалуйста, аспирин. Голова раскалывается. Сегодня Эдвард превзошел себя по громкости. Надо же так орать! Даже травяной чай не справляется с этой тяжестью в висках. Я не могу ехать в Лондон в таком состоянии.
– Конечно, – Мэри подошла к двухметровому серванту, который находился в нескольких шагах от обеденного стола. На фоне массивной мебели экономка выглядела Дюймовочкой – она была такой же маленькой и хрупкой, как двадцать лет назад, когда только устроилась на работу рядовой прислугой к отцу Рональда Уильяму Феррарсу.
Открыв нижнюю дверцу серванта, Мэри вытащила красную аптечку и уже через минуту стояла рядом с Рональдом, протягивая ему стакан воды и таблетку. Когда мужчина выпил лекарство, Мэри также быстро убрала все на место и начала прибираться на столе.
– Думаю, перед отъездом Вам нужно прилечь, – предложила Мэри, когда все было убрано. В центре стола осталась только белая вазочка с полевыми цветами, которые Бернард – садовник замка Беркшир – приносил каждые два дня. На бледно-персиковой скатерти они сразу бросались в глаза.
– В доме всегда должны быть цветы. Они напоминают нам о жизни, которая также хрупка, как и их листья. Жизнь нужно беречь, – говорил Бернард, когда протягивал экономке ромашки, васильки или луговые гвоздики.
Рональд поднялся из-за стола и разгладил руками черный пиджак.
– Нет времени на отдых. Мне пора ехать.
– Ваш портфель у входа. Я собрала все необходимое.
– Спасибо, Мэри, – Рональд кротко улыбнулся и скрылся за дверью.
А в это время в комнате Эдварда появилась худощавая, белокурая девушка. Она грустно смотрела на плачущего мальчика, не зная, как его успокоить и нужно ли вообще это делать.
Незнакомка была одета в кремовое платье, которое струилось вниз по узкой фижме. Легкую ткань наряда обрамляла ручная вышивка из коричневых нитей с позолоченными вставками.
Но не только наряд девушки казался странным. Стянутая корсетом грудная клетка не вздымалась, а лицо прекрасной незнакомки казалось прозрачным. Только когда девушка отошла от естественного света в тень, ее кожа стала почти такой же, как и у обычных людей. Единственное, в ней не было ни капли крови. Щеки отдавали смертельной белизной, губы напоминали две синеватые льдинки, но при этом ее голубые глаза и белокурые волосы притягивали словно магнит. Они пугали, но в это же время завораживали. Незнакомка казалась хрустальной куклой.
– Проваливай! – Эдвард запустил пластмассовой лошадкой в девушку, отвернулся к стенке и с силой сжал пуховую подушку. Его ладони вспотели, а спина покрылась стаей мурашек. Они напоминали муравьев, которые бегали от шеи до поясницы, желая выиграть мнимые гонки.
– Я сильный, я не буду плакать. Я просто уеду из этого замка и все, – просипел юнец и закусил губу до крови. Мурашек становилось все больше. Но уже не от страха – комната начала покрываться инеем. Становилось холодно до костей.
– Когда же ты провалишь? – пропищал Эдвард, не смея повернуться к незнакомке лицом. Девушка стояла у окна, а прямо за ней на подоконнике лежала пластмассовая лошадка, которую недавно запустил мальчик.
Уже через секунду Эдвард остался в комнате один. Его незваная гостья растворилась, не оставляя после себя даже дымки. Она исчезла, словно ее и вовсе не было в комнате. Только лютый холод напоминал о недавнем присутствии призрака.
В комнате стало теплее уже через несколько минут. Когда Эдвард почувствовал, что его больше не колотит от холода, он сел на кровати и стал смотреть, не моргая, в одну точку – на дверь, которая разделяла его и длинный коридор замка на втором этаже. Именно в тот момент мальчик поклялся, что уедет из отцовского имения навсегда: выйдет за пределы своей комнаты и уже больше никогда не переступит ее проклятого порога.
Когда Эдвард Феррарс принял это решение, его сердце колотилось как у спортсмена, пробежавшего марафон. Мальчик был воодушевлен идеей побега как никогда – ему хотелось заливисто смеяться и танцевать. Счастье переполняло его до краев!
– Когда-нибудь я сбегу, дайте только узнать, где находится моя мать.
В эту же минуту Эдвард спрыгнул с кровати и подошел к окну. Выглянув в парк, он сразу заметил, как его отец идет к черным воротам, за которыми стояло такси. Когда машина уехала, Эдвард отошел от окна, а после снова лег на кровать и задумался. Если еще пару дней назад мальчик не знал, покинет Беркшир или нет, то сейчас сомнения перестали давить на него тяжким грузом. Эдвард знал, что делать.
Глава №1
В июле 2017 года я впервые покинул Южную Корею и отправился на короткие каникулы к своему другу детства Арону Ли в Англию – в старинный родовой замок семьи Феррарс. На тот момент хозяином нескольких сотен комнат был Рональд Феррарс – мужчина пятидесяти лет с лазурно голубыми глазами и легкой проседью на макушке и висках. Он был давним другом матери Арона еще с молодости, поэтому, когда мой друг учился в Англии, во время каникул жил у него. Летом 2017 года, переполненный томными надеждами, я ехал к ним в гости.
Я помню день своего отъезда, словно прожил его только вчера, хотя прошло уже больше тридцати лет. Если быть точным, то тридцать два года.
Когда я стоял в аэропорту и ждал начала регистрации на рейс, даже представить не мог, какую цену я заплачу за эти каникулы. И я говорю не о билетах на самолет. Месяц в Англии перевернул всю мою жизнь с ног на голову и обратно, а потом сказал: «Ну, ты это, живи, не болей». А я болел. Все эти долгие тридцать два года я страдал от хронического недуга под страшным названием «Ностальгия». И только сейчас, когда через неделю мне исполнится пятьдесят два, готов принять таблетку и вылечиться. Мое лекарство – это писательство. Если расскажу через текст все, что произошло со мной и моим другом летом 2017, болезнь отступит, и я продолжу жить обычной жизнью, больше не возвращаясь к тем страшным событиям моего томного юношества. В ином случае, болезнь уничтожит меня и тогда уже никто ни о чем не узнает; тогда Элиза Феррарс навсегда канет в Лету. Что ж, а этого я допустить ну никак не могу.
Присаживайся поудобнее, дорогой читатель. Мы едем в Англию.
***
Лето 2017 года
Международный аэропорт Инчхон1 кипел. Гул людских голосов пробирался под корку мозга и нарушал внутренний баланс. Я стоял в эпицентре событий среди жужжащих людей рядом с мамой и оглядывался по сторонам, пытаясь понять, где в этом огромном здании находятся терминалы самообслуживания для регистрации на рейс.
Нарастающий гул в аэропорту закладывал уши, отвлекал внимание и мешал сосредоточиться на главной цели – как можно быстрее пройти регистрацию и со спокойной душой настроиться на первый в жизни полет. Я никогда не летал. Я никогда не был в другой стране. Меня одолевало ядовитое волнение, но я не мог взять себя в руки и успокоиться – вокруг толкались люди и отвлекали меня. Они не давали сосредоточиться на важных мыслях и переживаниях. Я хотел четко представить и понять, куда мне идти, что делать, где сдавать багаж и где проходят паспортный контроль, – но не мог. Все давалось с огромным трудом. Лето – убийственное время для поездок. В аэропортах в этот сезон не продохнуть. Легче в космос улететь, чем в другую страну.
Кое-как добравшись до терминалов, я заполнил все паспортные данные и получил свой посадочный билет. Первый пункт был успешно выполнен.
– ДжонгХен, как прилетишь, обязательно дай мне знать, хорошо? – взволнованно попросила мама, когда мы стояли недалеко от паспортного контроля и прощались. Она бережно поглаживала мои растрепанные каштановые волосы. – Ты никогда не выезжал из Кореи, поэтому, пожалуйста, будь предельно внимателен ко всему, что видишь. Любая незначительная мелочь в чужой стране может иметь очень высокую цену. Тем более ты летишь в Англию. Люди там очень сильно отличаются от нас. Они не такие учтивые и, возможно, даже высокомерные. Мне вот недавно тетушка СуЕн сказала: «Знаешь, ЫнХва, Англия – страшное место. Люди там интеллигентные, но ум их – потемки!». ДжонгХен, пожалуйста, следи за своим поведением и манерами. Не дай Бог влезешь в какую-нибудь неприятную ситуацию из-за местного менталитета.
– Мам, не переживай, все будет хорошо, – приобняв ее за плечи, я улыбнулся. – Я ведь буду не один, а с Ароном. Он живет в Англии уже несколько лет и знает эту страну вдоль и поперек. Он мне все объяснит и покажет, научит местным манерам, проинструктирует по всем правилам и пунктам. Да и каникулы мы проведем вдали от шумного мегаполиса. Коттедж дедушки Арона находится в двух часах от Лондона, в лесу. Там закон не так важен.
– Закон и правила должны соблюдаться всегда и везде, ДжонгХен, – устало произнесла мама и, прикоснувшись к моей щеке тыльной стороной ладони, провела пальцами до острых скул. Наконец опустив руку, она устало посмотрела в мои глаза. Интересно, что она в них увидела – заячий страх или титаническую уверенность, которую я пытался изобразить?
– Хорошо, я буду их соблюдать, – я улыбнулся, ожидая следующих вопросов, прекрасно зная – это еще не конец. Обязательно будет что-то еще.
– Кстати, а там хоть связь есть? Ты сможешь зайти в интернет и написать мне? Если ты не будешь сообщать о себе хоть пару дней, я сойду с ума!
Я же говорил. Допрос был не окончен.
– Не переживай, связь есть, я буду сообщать тебе обо всем, что со мной происходит.
– Каждый день?
– Каждый день, – прошептал я и вновь крепко обнял маму.
Внешне казалось, что я спокоен, но внутри у меня, как воздушных шар, раздувался страх. Он готовился лопнуть и уничтожить меня.
Я безгранично радовался каникулам в другой стране, но и в то же время безумно переживал из-за плохого владения английским языком – британского произношения я так вообще не знал. Мне до спазмов в животе было страшно покидать родной и привычный Сеул. Я знал здесь абсолютно все – и местные законы, и жителей, многих из которых уже умел читать как раскрытую книгу. Корейцы – необычный народ. Они очень добродушны по натуре, где-то даже наивны и смешны. Однако, под этой оболочкой у многих скрывается непробиваемая броня стального характера – они никогда не дадут в обиду ни себя, ни родных и друзей. Даже незнакомцу придут на помощь. Здесь все – семья. На что способны англичане с их вежливостью и спокойствием – я не представлял. Мне казалось, мы никогда не сможем понять друг друга. И пока я стоял и улыбался маме, меня успокаивала лишь одна мысль – я буду со своим другом, который, в случае чего, обязательно спасет меня и вытащит из неловких ситуаций. И все же я тревожился – руки все больше потели, а удары сердца начинали оглушать.
Но маме я не раскрылся. Я не показывал ей свои терзания, стараясь оградить от лишних и ненужных переживаний. Она и так не спала несколько дней, думая о моей поездке в другую страну. Страшно даже представить, чтобы она почувствовала после моего признания.
Именно поэтому я взял себя в руки и делал вид, что ни капельки не волнуюсь. Я считал себя слишком взрослым, чтобы бояться. В тот год мне исполнилось полных девятнадцать лет. О страхе, как я считал, уже не могло быть и речи.
– Тогда отлично, – вздохнула мама и легонько похлопала меня по напряженной спине. – ДжонгХен, но все равно – будь внимателен.
– Обязательно, – я освободил маму из своих объятий и заглянул в ее карие глаза. В какой-то момент мне показалось, что она слишком быстро постарела. Ей было всего сорок три года, но за последний месяц ее свежее и лучистое лицо стало уставшим. Переживания прибавили ей дополнительные лет пять или семь. Мам, да что же это ты?..
Мне стало нестерпимо грустно. В голове невольно мелькнула мысль: «Нужно сдать билет, позвонить Арону и сказать, что я не смогу приехать по семейным обстоятельствам».
Но вместо этого я обнял маму в очередной раз:
– Мне пора идти, скоро начнется посадка.
– Сынок, отдохни хорошо! – крикнула мама, когда я уже подходил к паспортному контролю.
Услышав крик матери, я обернулся и ответил ей благодарностью и лучезарной улыбкой. Внутри у меня все тряслось и сжималось, живот еще сильнее сводило от страха перед неизведанным, но в материнских глазах я был само спокойствие. Наверное, подумал я тогда, так делают все дети. Мы не позволяем узнать родителям о своих страхах. Для них мы сильные и бесстрашные. Ни матерям, ни отцам не дано узнать, что творится на душе их детей, когда они говорят: «Я поступил в вуз», «Я устроился на новую работу», «Я решил жить отдельно». Они никогда не узнают, какие мы на самом деле трусы. Тем более мама воспитывала меня в одиночестве, отца я никогда не видел и ничего о нем не знал. А у таких детей, как я, еще больше трудностей. Я не мог показать слабину перед человеком, для которого был центром Вселенной. Я не мог обидеть родную мать, сказав, что трушу. Я не имел на это никаких прав.
Отвернувшись от матери, я набрал в легкие как можно больше воздуха, а потом резко выдохнул, думая лишь о своей поездке туда, где, кроме Арона, у меня никого не было.
– Здравствуйте, – я подошел к паспортному контролю и протянул мужчине свой документ.
– Добрый вечер, – тот поклонился в ответ.
Предвкушая месяц летнего отдыха за границей, в старом коттедже английской семьи, я последний раз взглянул на родной город, мысленно говоря ему: «До свидания». Самолет набирал скорость и уже через каких-то пару секунд взлетел ввысь, все больше и больше набирая высоту.
«Этот отдых будет незабываемым», – думал я, наблюдая за крошечными точками, которые на самом-то деле были огромными мегаполисами и домами, но не здесь, под облаками, а там, на земле.
До скорой встречи, Сеул.