Ричард Длинные Руки – ярл

Другой мир, сказал внутренний голос. Ты ведь хотел попасть на Юг? Начинай получать первую порцию…

Узкое ущелье в отвесной каменной гряде перекрыто высокой и очень толстой стеной, а по обе стороны на высоких горах, по массивной башне, каждая с донжон, обе соединены узкой перемычкой стены, по верху которой можно на коне, а то и на повозке. Обе башни ощерились в небо высокими башнями с острыми шпилями, внизу в стене высокие и массивные ворота и еще более массивные барбаканы.

Башни с подозрением смотрят темными бойницами, за ними явно амбразуры: хорошей крепостью владеет герцог Валленштейн. Это не замок, а могучая крепость, что возвышается даже над горами – горделивая, великолепная, огромная, отгородившаяся каменными стенами и перекрывшая единственный проход в герцогство. Горы выросли так удачно, что явно здесь рассказывают про какого-нибудь могучего мага, что и крепость вознес на вершину самой высокой горы, срубив верхушку, каменный забор в четверть мили высотой поставил, дабы никто даже не пытался взять штурмом.

Широкая и ухоженная дорога, диво дивное – словно вымощена камнем! – ведет мимо крепости, где-то в двух-трех сутках такой вот неторопливой езды берег моря, даже океана. Этот тракт приведет в крупный морской порт, из которого отплыву на таинственный материк по ту сторону океана.

Взгляд упал на кольцо, за эти дни привык, это сперва тяготило. Одно дело – почти невесомое кольцо, что к тому же залезло под кожу, другое – с этим надменным камешком, что и не камешек, а камень, глыба, которой бумаги не припечатывать, а придавливать можно…

Я начал снимать, брошу здесь на дорогу, свое отслужил. Кольцо сопротивляется, но ползет, зараза. Пальцы от жары и усталости распухли, нужно было сразу снять еще там, а то и вовсе не надевать, как только миновал таможенный досмотр.

Слева от дороги поплыли первые домики, донеслись крики, по улице пронеслись всадники на легких конях. Я видел, как двое мужчин отчаянно отбивались кольями от всадника, тот размахивал мечом, а когда на них помчался еще один всадник со вскинутой булавой, один из защищавшихся бросился бежать, как будто можно убежать от всадника посреди улицы…

Я поморщился, глупая смерть, сказал властно:

– Бобик! Даже не смотри. Не наше дело. Наша хата с краю, у нас свое дело, свое задание. Если вмешиваться везде и во все, что встретим по дороге…

Из-под крыши одного дома вырвался черный дым, а затем и пламя. Один из всадников заметил меня, крикнул что-то другим. Все повернули головы, я посматривал на них краем глаза, ибо повернуться и посмотреть в упор – значит бросить вызов. Нас еще в школе предупреждали не смотреть гориллам в глаза, а то ярятся и бросаются на прутья решетки.

Донесся окрик, я сделал вид, что не слышу, тогда один из всадников, самый крупный на огромном коне, поднял его на дыбы, развернул и, опустив на землю, погнал в мою сторону. В его руке появилось длинное копье, вроде бы неуместное для простого грабежа деревни, острие нацелено в мою сторону.

– Бобик, – велел я строго, – сидеть!.. Не вмешиваться.

Всадник понукал коня, переводя в стремительный галоп, то ли желал показать удаль и крепость руки на более серьезном противнике, то ли надо убрать свидетеля. Я напрягся, противник в легких, но в хорошо прилаженных доспехах, несется уже, как вихрь, острый конец копья опускается… остановился на уровне моего лица…

Ну, сволочь, я даже без шлема, что он думает, гад… Похоже, в этих землях рыцарством и не пахнет.

Я вытащил из ножен меч и повернул Зайчика навстречу. Грохот копыт нарастает, верзила несется с мощью курьерского поезда. Я в последний миг пригнулся, резко выбросив руку с мечом в сторону. Ее дернуло, мимо пронеслось грохочущее, едва не вырвав кости из плечевого сустава. Стук копыт отдалился и затих, только громко заржал чужой конь.

Я оглянулся, всадник раскачивался в седле, копье вывалилось из руки, а следом свалился сам. На железном боку борозда, словно панцирь вскрыли грубым консервным ножом, задев плоть: кровь льется все сильнее. Даже у коня на шее кровавая царапина.

Остальные, увидев, что стряслось с их дружком, заорали, повернули коней. Холод прошел по телу, их пятеро, нет, шестеро, все опустили копья, наколют, как жука на булавку…

– А вот хрен вам, – буркнул я зло.

Меч быстрее в ножны, дрожащие пальцы ухватили лук. Звонко ударила тетива, еще и еще раз. Два седла опустели, а третий всадник склонился на конскую гриву и выронил копье. Я торопливо выпустил еще две, уклонился от копья последнего уцелевшего, выхватил меч и повернулся к нему лицом.

Тот остановил коня, развернул, я ждал, что пустится в бегство, однако он отшвырнул копье, выхватил меч и с криком пустил коня вскачь в мою сторону. Я видел перекошенное яростью лицо, пену на губах, дрогнул, со взбешенными сражаться страшно, но собрался с духом и принял первый удар на щит, как второй и третий.

Удары наносились, несмотря на скорость, тяжелые и такие мощные, что рука быстро начала неметь. Я собрался с духом, мой угрожающе поднятый меч враг игнорирует, нанес первый удар, целясь в шлем. Враг легко уклонился, лезвие высекло искры из стального плеча.

Я принял еще пару ударов на щит, сам начал наносить удары, стараясь найти слабое место. Противник оказался не слабее меня, настоящий гигант, но явно переоценил свои удары, быстро начал выдыхаться.

Вдруг я увидел сразу трех одинаковых всадников, оцепенел, заставил Зайчика попятиться. Они все надвигаются с трех сторон, я поспешно сказал себе, что это один человек, вертел головой, стараясь понять, кто из них из плоти, и тут заметил вокруг двух едва-едва мерцающую оболочку.

Третий перевел дыхание, начал приближаться уже неспешно, я поднял щит и меч, готовясь принять удары фантомов, он заехал сбоку и вскинул меч. Я резко изменил движение удара, лезвие меча направилось по косой, удар пришел прямо в решетку забрала. К моему потрясению, лезвие не рассекло тонкую сетку, но я услыхал глухой вскрик, всадник содрогнулся всем телом, выпрямился и начал заваливаться на конский круп.

Фантомы задрожали и стали расплываться. Решетка воина-колдуна от тяжелого удара вогнулась, окрасилась кровью. Он пытался удержаться в седле, я ударил в голову краем щита. Раздался мощный звон, словно молотобоец обрушил молот на лист железа, всадник начал сползать с коня.

Я с силой толкнул в плечо. Он рухнул, безуспешно хватаясь за конскую гриву. Я соскочил на землю и уже там добавил ногами в голову. Наконец он оставил попытки встать и рухнул на спину, раскинув руки. От фантомов остались грязные клочья тумана, их растрепывал и размывал легкий ветерок.

От горящей деревни примчался подросток. Испуганные глаза уставились на поверженных, затем с еще большим испугом на меня.

– Спасибо вам, благородный лорд… Они хотели убить нас всех!

– Что за дурость, – сказал я. – А кто же будет платить налоги? Ты знаешь их?

– Да, сэр. Это люди графа Винсена Касселя, а это сам Митчел, сын графа Касселя.

– Зачем они это сделали?

Подросток нервно сглотнул слюну.

– Наш хозяин, герцог Готфрид, уехал на Север, там будет турнир, а граф Кассель пытается захватить его замок и все его богатства.

– Вот оно что, – протянул я. – Хорошо, беги и быстро принеси крепких веревок. Или ремней. Надо связать этого кабана. И еще… скажи всем поселянам, что пусть из замка хозяева пришлют хоть какую-то охрану!

Он унесся, как тушканчик, вскоре явился с тремя крепкими поселянами, один забрызган кровью, на груди широкая царапина. Я велел им связать покрепче этого пленного кабана, он очнулся, спросил угрюмо:

– Ты знаешь, кто мой отец?

Я спросил с интересом:

– А ты сам знаешь?

Он спросил туповато:

– Ты кто? Ты в самом деле не знаешь, чей я сын?

– Я даже знаю, кто твоя мать, – ответил я любезно.

Он попробовал встать, я взял молот и, не бросая, шарахнул по железной голове. Раздался могучий звон, как будто я ударил в добротный церковный колокол. Одного звука достаточно, чтобы оглушить на неделю, но железный болван еще постоял пару мгновений, затем колени подломились, он рухнул мне под ноги.

Поселяне туго связали пленника, я хотел было потащить на веревке, как ковбой плененного шерифа, потом решил, что эффектнее будет привезти его, как забитого оленя, на конском крупе. Это сразу покажет, кто есть кто: мало где отыщется второй конь, что с легкостью идет под весом двух крупных рыцарей в полных доспехах.

Крестьяне наблюдали за мной с испугом и надеждой. Я сделал широкий жест:

– Я, благородный барон де Амальфи, рыцарь и все такое, изволю отдать вам всех коней этих негодяев! Проверьте их карманы, пояса, седла. Найденные деньги и ценности передайте тем, кто пострадал от этих мерзавцев.

Они провожали меня ошарашенным молчанием и тогда, когда отъехал на полсотни шагов, начали выкрикивать благодарности.

Глава 3

Приближаясь к крепости, я оценил и могучие надвратные, и машикули, а над воротами широкий помост, где могут разместиться с полсотни воинов. Плохо будет тем, кто попытается разбить ворота хоть топорами, хоть тараном, но я один, не считая груза за спиной, еду медленно, потому сверху на меня только смотрели, не выказывая враждебности. Я подъехал ближе, вытащил рог и кое-как протрубил, стараясь, чтобы звук получался если и неправильный, то хотя бы громкий.

Наверху прозвучал голос:

– Кто у ворот?

– Ричард Длинные Руки, – ответил я громко. – Тот самый, знаете? Кстати, с вестью о герцоге Готфриде.

На воротах заговорили, наконец тот же голос спросил подозрительно:

– А что это за собака?

– Моя собачка, – ответил я нетерпеливо. – А мышей, случаем, не боитесь?

– То мышей, – прозвучал голос, – а то этот пес… Больно он похож на тех, которые в древние времена… Ладно, щас откроем, но вы, господин, своего пса держите крепче.

– Мухи не обидит, – заверил я.

Послышался топот, могучие створки ворот дрогнули и приоткрылись. Я вдвинулся в щель, Пес вскочил первым. Раздались испуганные вопли, ворота за моей спиной закрыли с превеликой поспешностью, загрюкали массивные железные засовы. Перед нами открылся вымощенный серой брусчаткой двор, невероятно просторный, настоящая городская площадь, сдизайнеренная для царских парадов. По ту сторону каменной пустыни еще две такие же башни по углам, настоящий четырехугольник из башен, соединенный высокой и толстой стеной. Из ближайшей к нам башни выскочило несколько человек, все бегут в нашу сторону, кто-то вопит, призывая старших, другие тут же оцепили нас в боязливом молчании широким кругом.

Пятеро стражей врат окружили меня с выставленными в мою сторону пиками. Подошел старший, крепкий и настолько широкий, что выглядит почти низкорослым. Доспехи, не самые новые и не блестящие, подогнаны с тщательностью и умением профессионала, которому служат не для парадов. Суровое обветренное лицо, пронзительно голубые глаза, полные недоверия, широкий подбородок и твердый рот – если это не начальник стражи, то я все еще не отличу коня от мула.

Он обошел Пса, стараясь не выказывать перед ним страха, прямой взгляд устремлен мне в лицо.

– Мартин Беар, – назвался он, – начальник стражи. Сейчас выйдет кастелян… Господи, кто это у вас?

– Пленник, – ответил я лаконично. – С другими шалопаями разорял вашу деревню. Видите дым? Это горит окраинный дом… Криворукие, никак не загасят.

Подходили еще люди, все рассматривали с боязливым интересом не столько меня, сколько пленника. Мартина, отметил я, называют без приставки «сэр», значит, правая рука Блэкгарда не имеет рыцарского звания. Видимо, как часто бывает, в оруженосцы герцог взял лучшего из молодых крепких слуг, тот прошел все обучение, сражался бок о бок с хозяином, но звания так и не был удостоен, как обязательно случилось бы с дворянским сынком.

Из башни, что явно служит донжоном, наконец вышел приземистый человек в богатой одежде, с ним две женщины в ярких платьях.

Ничто так не маскирует людей, как лицо, мелькнуло у меня, когда взглянул на старшую, даму лет сорока, рослую, с вытянутым аристократическим лицом, абсолютно непроницаемым, как у фараона на троне. Можно не говорить, кто она такая, жену герцога можно узнать сразу. Она чем-то напоминает герцога Готфрида, совместное проживание делает супругов похожими даже внешне. Вторая, ростом пониже, помоложе и поживее, сразу же стрельнула в меня игривыми глазками, просто так, по привычке, рефлекс настоящей женщины.

Пес сидит на толстой заднице, неподвижный и спокойный, как медведь, обе дамы на него покосились, но решили, что главнее все-таки я, устремили на меня требовательный и кокетливый взоры.

Я поклонился, не покидая седла.

– Ричард Длинные Руки, мадам.

Человек в богатой одежде, видимо, и есть обещанный кастелян, долго всматривался в меня острыми, колючими глазами, я надменно и благородно смотрел на него с высоты седла. У кастеляна лысая голова на тонкой шее, хотя точно насчет шеи не скажу, пышный воротник упирается с обеих сторон, оставляя только подбородок и горло с кадыком, размером с орех, и вздутые вены по бокам. Дальше поднятый воротник широким полумесяцем закрывает затылок, но по бокам расходится в стороны, открывая большие, как у Каренина, мясистые уши.

Лицо морщинистое, губы собраны в жемок, будто ни единого зуба, под глазами мешки в три ряда и сеть крупных и мелких морщин. Единственное, где я их не увидел, это на лбу, высоком и широком, как у Сократа.

– Герцогиня Изабелла, – сказал он наконец неожиданно властным, буквально державным голосом, – Изабелла Брабантская… леди Бабетта…

Леди Изабелла, все верно, жена герцога, в строгом темном с красным платье, что опускается до пола, широкий воротник закрывает шею. И хотя ухитряется смотреть свысока даже на всадника, а для этого надо запрокидывать голову, в то же время благодаря слегка выступающему вперед лбу создается впечатление, что смотрит исподлобья, а густые черные брови, что расходятся к вискам и приподнимаются, как крылья хищной птицы, усиливают впечатление.

Лицо породистое, значит – сильная и волевая женщина, стойкая и цепкая, что умеет выбрать главную цель и двигаться к ней, не отвлекаясь на дешевые развлечения, сладострастия, чревоугодия и прочие слабости. У таких женщин не бывает слабостей, это я ощутил с дрожью вдоль спинного хребта, встретившись с нею взглядом.

Белая атласная кожа видна в неглубоком вырезе клинышком, на шее тонкая цепочка с небольшим камешком, то ли амулет, то ли драгоценность, никогда не научусь в них разбираться.

Она вперила в меня требовательный взгляд, но произнесла ровным протокольным голосом:

– Мне сказали, что у вас вести о… моем муже?

Отвечать даме с высоты седла – все равно что сидя, я поспешно соскочил, с удовольствием чувствуя под подошвами твердь каменных плит, еще раз поклонился, это редко когда бывает лишним.

– С ним все в порядке, мадам. Вы не спрашиваете, что случилось с деревней прямо у вас перед замком?

В ее глазах ничего не промелькнуло, она все так же холодно и бесстрастно смотрит мне в лицо, только леди Бабетта сочувствующе вздохнула. Пес посмотрел в ее сторону внимательно, она вздрогнула, заискивающе улыбнулась ему, а потом, обещающе, мне.

Герцогиня сказала почти так же бесстрастно:

– У нас осталось не так уж и много неразоренных деревень, сэр…

– …Ричард Длинные Руки, – подсказал я.

– Сэр Ричард. Если бы муж был здесь, наши недоброжелатели не осмелились бы… Вы ехали… там?

Я разрезал веревку, железное тело с грохотом обрушилось с коня на каменную поверхность двора. Стражники отпрыгнули, чтобы не придавило ноги. Тяжелое тело раскинулось во весь рост на каменных плитах. Захваченный в самом деле огромен, мелькнуло у меня. Здоровенного кабана я завалил. Чему-то научился в этом мире.

– Это один из тех, – объяснил я, – кто развлекался в вашей деревне. Остальные шестеро остались там…

На меня все смотрели недоверчиво, только леди Бабетта улыбнулась поощрительно и повела плечом, чтобы оголить его больше и показать, какая у нее чудная нежная кожа. Кастелян кашлянул и сказал осторожно:

– А остальные не воспротивились, что вы… их товарища…

– Нет, – ответил я любезно, – не воспротивились. Сейчас их, наверное, уже вороны клюют. А это мой пленник.

Гробовое молчание, кастелян охнул, кто-то воскликнул:

– Сэр… вас прислал сам Господь Бог!

– Возможно, – согласился я. – Его пути неисповедимы, верно?

– Кто вы, сэр?

– Ричард Длинные Руки, – повторил я медленно. После рассчитанной паузы добавил таким же ровным, бесстрастным голосом: – Сын герцога Готфрида Валленштейна. Незаконнорожденный, позвольте похвастаться.

Пока герцогиня и кастелян являли немую сцену, в то время как глаза леди Бабетты вспыхнули неистовым любопытством, Мартин и его люди содрали с металлическим скрежетом помятый шлем с пленника. Молодой, широкомордый, шрамы на скуле, щеке, подбородке, даже левую бровь рассекает белая впадинка. Волосы слиплись от крови, тонкая струйка медленно стекает по лбу.

Голова еще болтается из стороны в сторону, но пришел в себя, злобные глаза зыркнули из-под густых бровей, разом обвел взглядом столпившихся вокруг воинов. Хозяйку замка проигнорировал, наконец уперся взглядом, как наконечником копья, в меня.

– Что за тварь…

Я с силой ударил его ногой в зубы. Булатная пластинка, предохраняющая носок сапога, легко разбила губы, кровь брызнула во все стороны. Голова графского сынка дернулась так, будто конь саданул обоими копытами.

– Следи за языком, – посоветовал я холодно. – Ты – пленник. Мне выкуп не очень-то и нужен, запомнил? Может быть, больше получу удовольствия, когда сдеру шкуру, набью соломой и поставлю мишенью для стрелков.

Он умолк, смотрел налитыми кровью глазами. Разбитые губы стали как оладьи. Я повернулся к леди Изабелле.

– Найдется достаточно глубокий подвал с крепкой дверью? Мне нужно где-то подержать пленника. Конечно, я могу и сразу повесить…

В толпе ахнули, женщина вскрикнула:

– Нет-нет, только не в моем замке!.. Мартин, распорядись.

Я сказал предостерегающе:

– Учтите, он знаком с чарами. Во всяком случае, со мной пытался.

Мартин хмуро посмотрел в сторону кастеляна, тот царственно повел дланью, пленника подхватили, увели, предварительно проверив веревку на руках и подтянув там, где ослабела.

Герцогиня вновь обрела царственный вид, выпрямилась, сказала голосом владетельной особы:

– Сэр Ричард… У вас новости о моем муже?.. Позвольте предложить вам комнату, где сложите вещи, отряхнете одежду. Обед скоро, вас позовут… Джулиан, распорядись.

Она смотрела ровно и бесстрастно, сделав вид, что вовсе не слышала моих возмутительных слов о моем родстве с ее мужем, а если и слышала, то все равно не слышала. Джулиан, кастелян, величественно хлопнул в ладоши и требовательно посмотрел по сторонам. Из толпы поспешно вышел один, поклонился.

Я сказал громко:

– Моего коня поставить от других отдельно! А то местные могут начать задираться, а он хоть и вежливый, словно монах-бенедиктинец, но может в конце концов обидеться… Благодарю вас, леди Изабелла, мне в самом деле не терпится смыть пыль, грязь и слюни ваших нерасторопных соседей…

Я не успел отвесить церемонный поклон, на стене закричали. Один на верху ворот повернулся и, отбежав к ступенькам, скатился почти кубарем. Леди Изабелла замерла, лицо сразу побледнело и напряглось, а стражник, низкорослый воин в кожаных доспехах, подбежал к нам, упал на одно колено и прокричал тонким сорванным голосом:

– Леди Изабелла! Чужаки с оружием бегут к воротам!..

Леди Изабелла не успела открыть рот, у меня вырвалось, как будто я всю жизнь защищал не только свой Амальфи, но и чужие замки:

– Лучники – наверх!.. Всадники – охраняют ворота внизу, женщины – носят камни на стену.

Воин смотрел на меня ошалело, я повернулся и бросился к стене. Во дворе сразу началась бестолковая сутолока, все бегают с криками, нападение явно застало врасплох, это и понятно, замок выглядит таким укрепленным, что будь здесь герцог с дружиной, никто не посмел бы и приблизиться…

По ту сторону стены распахнулся захватывающий дух простор. Вдали около сотни человек неторопливо идут на конях к замку, но совсем близко к воротам несутся во весь опор, вздымая желтую пыль, десятка два закованных в железо конников. Еще человек тридцать с топорами в руках уже подбежали к воротам. Пятеро из них, оставив оружие, взялись за луки и начали стрелять вверх. Пара стрел пронеслась в небо близко от камня, за которым стоял я, одна слабо чиркнула металлическим клювом и, совершив петлю, пошла вниз.

Я сдернул лук и начал быстро-быстро выхватывать стрелы. Еще пока ехал сюда, упражнялся в скорости, тот мужик в гостинице не подвел, если я натягиваю тетиву до отказа – стрела расщепляет средних размеров дуб и раскалывает валун, но для меня главное, что могу стрелять в неком трансе, когда руки двигаются с сумасшедшей скоростью.

Мужики справа и слева смотрели с открытыми ртами, я глазами указал вниз, туда смотрите, они посмотрели и тут же повернулись ко мне с еще большим почтением в вытаращенных глазах и даже суеверным ужасом.

Я выхватывал стрелы, накладывал на тетиву и, рывком оттянув, тут же отпускал, глазами выбирая цель, а внизу дикий панический крик, стрелы сеют опустошение, словно град Божий. Из тридцати нападавших осталась половина, прежде чем там сообразили, что ворота прорубить не успеют, некоторые попятились, двое-трое еще упрямо продолжали взмахивать топорами.

– Господи помилуй! – вырвалось у мужика справа от меня.

– А вот не помилую, – ответил я сквозь зубы.

– Богохульник, – сказал мужик с удовольствием.

– Мне дано от Бога право, – сурово ответил я, – судить и миловать… Спрячь голову, дурак!

Трое у ворот полегли, остальных я без жалости расстреливал в спины. Всадники начали придерживать коней, но когда увидели, как гибнут их кнехты, заорали, выхватили топоры. Копыта грозно и мощно стучали по дороге, солнце сверкает на доспехах, мы на стене поневоле начали щуриться и прикрывать глаза ладонями.

– Они в панцирях, – сказал кто-то с тревогой. – Братцы, камнями их!

– Хорошо, – одобрил я. – Но бросайте прицельно, камни тоже денег стоят.

Передний из всадников достиг ворот, я услышал тяжелый удар боевого топора, которым раскалывают рыцарские шлемы и кирасы. Толстые дубовые доски загудели.

Перегнувшись, я пустил ему стрелу в темечко, а затем быстро-быстро осыпал стрелами остальных. Получилось хуже: цель стреле указываю взглядом, но если с кнехтами все просто – там лишь бы попасть, то здесь нужно высматривать щели между пластинами панциря. К счастью, усиленный геммами лук Арианта пробивает и панцири, только в двух случаях я поспешил выпустить стрелу, не оттянув как следует тетиву, и всадники лишь содрогнулись, один тут же ухватил стрелу и выдернул, вскинул над головой, потряс, роняя красные капли на роскошный султан на шлеме.

На стене перестали ахать при каждом удачном попадании, я при благоговейном молчании выпустил последние три стрелы, и три всадника, что уже повернули коней и скакали во всю мочь прочь от замка, свалились с коней.

– Быстро собрать коней! – велел я. – Обшарить карманы убитых!.. Все, что соберете, – ваше.

Они сыпанули со стены, как горох, на ступенях образовалась давка. Я боялся, что от жадности начнут сигать прямо со стены, но обошлось, через пару минут ворота распахнулись, наружу выметнулись не только те, кто был на стене, но и всадники, в мрачном молчании ждавшие схватки по эту сторону ворот.

Я медленно спустился во двор, лук уже за спиной, ладонями отряхнул пыль с локтей. Пес бросился мне на грудь, коричневые глаза смотрят вопросительно: не нужно ли ему вмешаться? Не нужно, ответил я взглядом. Отдыхай, не пугай местный народец.

Слуги испуганно пятились, кланялись и снова пятились. Я оглянулся, леди Изабелла и ее подруга уже ушли, не женское дело охранять ворота, ко мне подбежали воины, в глазах почтение и готовность повиноваться.

– Маловато камней, – сказал я жестко. – А если бы нападающих было втрое больше? Или с тараном?

Все молчали, слуги отступили, наконец один сказал угрюмо:

– Ваша милость, семьсот лет ни один не подступал к воротам!

– Тем больше слухов о здешних богатствах, – отрезал я. – Ладно, куда поместили моего пленника?

– Я покажу, ваша милость, – поспешно сказал один из слуг. – Мы его в самый надежный подвал…

Я оглянулся.

– А где это… Мартин Беар?

– Мартин? Он вывел отряд за ворота, осматривает убитых.

– Пусть потом доложит о результатах, – распорядился я. – А теперь веди в ваши темницы! Надеюсь, там крепкие решетки?

– Крепкие, ваша милость, – заверил слуга подобострастно.

– А двери?

– Железные!

– Хорошо, – повторил я. – Нечисть почему-то и железа боится.