000
ОтложитьЧитал
Однажды Алексей бежал по вызову начальства, а одному из милицейских сержантов захотелось поговорить.
– Эй ты, с фотоаппаратом, сфотографируй.
Алексей отмахнулся, всем видом показывая, что торопится, и сейчас не до этого. Тогда сержант рявкнул, – задержать! Два солдата в милицейской форме, без всякой подготовки, мгновенно схватили Алексея, что совершенно его взбесило. Каждый солдат, был на полголовы ниже его, но самое ужасное, что Алексей ничего не мог сделать. Он пытался драться даже ногами, но всё было бесполезно. Ему не заламывали руки, не валили на землю, просто держали. И было ощущение полной беспомощности. Его могли увести, или унести, стоило лишь сержанту приказать. Все, кто видел эту сцену, и солдаты, и офицеры от души потешались над тем, как трепыхался Алексей, перед задумчиво разглядывавшим его, сержантом. Оторвать мухе крылышки, или так, отпустить? Алексея отпустили, но урок он запомнил. И вот сейчас, майор готовил такую подставу.
– Не бойся. Ничего не будет.
– Товарищ майор, жопу отобьют! Вы не слышали, что дежурный по дивизии, рассказывал?
Ответственный секретарь газеты, как и любой штабной офицер, по графику отбывал очередное дежурство. Где-то под утро, делая формальный обход подразделений, он оказался в казарме милицейского батальона. Слышу, из Ленинской комнаты раздаются странные звуки. Как будто мешки на пол сбрасывают, и ухают, при этом. Ух, ух… Хотел дверь открыть, а она изнутри заперта. Постучал, ухать перестало, и тишина. Я громче постучал. Дверь открыли, но внутрь не пускают. Солдат дверь перегородил, наглость какая! Я ему, что происходит? А он говорит, политзанятия! Ну, я его оттолкнул, а там на полу, один лежит, корчится, он уже кричать не может, а другие вокруг стоят. Все в форме милиции. Спрашиваю, в чем дело, кто такие? Молчат. Короче, оказалось, что этот, который на полу, напился во время патрулирования, и попался. В наказание, вместо того, чтобы спать после службы, весь взвод подняли в ружье, и бегом на стрельбище. Всю ночь они копали окопы, и вот только сейчас вернулись. Скоро подъем, и опять на службу. Спать некогда. Вот, говорят, воспитываем, чтобы больше не пил. Спрашиваю, вы что, его били? Нет, говорят, только жопой об пол, чтобы, говорят, следов не осталось! Я говорю, безобразие! А, они меня, как-то так обступили… Подумал, а вдруг и меня, вот так же, об пол, и следов не останется. Я им, – равняйсь, смирно! А они как-то так, нехотя. Едва ноги унёс. Да ну их, пусть сами разбираются. Тот-то, наверное, пить больше не будет.
– Ладно, я понял, жопу не отобьют, – правдами и неправдами, майор всучил Алексею фоторужье. Однако охотится на милицию, оказалось непросто. Все ходили по городу чинно и благородно, в застёгнутых кителях.
– Признайся, ты их предупредил? – второй день подряд охота не удавалась. Мотаться по всему городу на машине, незаметно выискивая, где, в какой подворотне, ходят патрульные, оказалось очень затяжным, и непродуктивным занятием. От скуки, майор учил Алексея жизни. Поводом послужила книга про донкихота, которую Алексей недавно прочитал, и был впечатлён тем, что свои подвиги Дон Кихот посвящал женщине. Тема женщины, в таком возрасте, всегда актуальна, особенно у солдат, когда нерастраченная энергия рвётся наружу, а обстоятельства вынуждают соблюдать моральный облик. А майор человек восточных кровей, рассуждал о женщинах в упрощённом, прикладном смысле. Нарушив субординацию, Алексей обозвал майора циником, «ничего не понимающим в женщинах». Потому, что Дульсинея Тобосская, возлюбленная дама сердца Дон Кихота, хоть и была плодом его воображения, но олицетворяла суть и смысл женщины! Ладно, сказал майор, мне тут нужно, в одно место заехать …
Зашли в ворота двора с высоким забором, милиционер изнутри закрыл их на замок.
– Ты меня здесь подожди, я быстро, – сказал майор и вместе с милиционером скрылись за дверями длинного, одноэтажного здания.
Во дворе было темно, Алексей стоял под единственным фонарём и пытался сообразить, почему майор не оставил его в машине. Он не сразу заметил шевеление возле неосвещённого забора. Там были люди. Послышались голоса, они разговаривали между собой. Вероятно, появление Алексея прервало их общение. Сейчас они снова заговорили, и при этом женскими голосами.
– Молоденький…, совсем молоденький, – вдруг громко сказала какая-то женщина.
Шевеление у забора усилилось, и женщины стали приближаться, выходя на свет. Их было пятнадцать, или двадцать, самого разного возраста. Те, что старше, наблюдали происходящее на расстоянии, а те, что моложе, вели себя нахальнее. Казалось, они хотели произвести впечатление на старших, что-то выкрикивали, некоторые были злые, другие весёлые. Они подначивали Алексея. – Эй, пойдём со мной, научу. А хочешь, прямо тут? Давай, молоденький! Не стесняйся. Дуська! Покажи ему сиську! Ошалевший от этого натиска Алексей растерялся. Ворота заперты, в дом, что ли бежать? Майор сказал здесь ждать. В этот момент Алексей увидел совсем юную девушку, лет пятнадцати, а может и меньше. Она перехватила его взгляд, подошла ближе, и под одобряющие возгласы окружающих, задрала юбку и стянула трусы. Затем наклонилась, стоя вниз головой, показывала свой голый зад, и громко спрашивала, – нравлюсь я тебе, да? Правда, нравлюсь? Женщины вокруг, прыгали от восторга. В этот момент Алексей увидел майора, который смеясь, толкал локтем милиционера, того, что закрывал ворота. Тот перестал смеяться и громко сказал:
– девушки, успокоились! Не шумим! А где Дульсинея? Дульсинея здесь?
– Ну, я. Чего надо? – из темноты вышла женщина лет далеко за пятьдесят, в очень тесной засаленной блузке и короткой мини-юбке. Одна нога у неё, была явно толще другой. Помятое лицо, с обвисшими щёками и тяжёлыми мешками под глазами, ярко и грубо накрашено. Редкие седые волосы, с остатками рыжей краски, связанны в хвост, торчащий сбоку головы. Сверкнув множеством колец на руке, женщина вынула сигарету изо рта, выпустила дым, и повторила вопрос, – чего надо?
– Дульсинея, познакомься, – майор показывал на Алексея, стараясь быть серьёзным.
– Чего надо? – Дульсинея, с удивлением смотрела на потерявшего дар речи, ошалевшего Алексея.
– Ладно, – сжалился майор, – иди в машину.
– До свидания, – сказал Алексей, чем вызвал бурную радость, и женщин, и милиционера.
– Ну, что, познакомился с Дульсинеей, Дон Кихот? – спросил он уже в машине.
– А что это было? Что это за место? Кто эти сумасшедшие? – Алексей с трудом приходил в себя. Он родился в этом городе, но никогда ничего подобного не видел.
– Это приёмник-распределитель. Сюда свозят проституток, со всего города. В основном с вокзалов и притонов. Элитных шлюх, здесь нет. Здесь, только самое дно. Есть такие, что за рубль.
– Там же, малолетки, – Алексей, мальчик из благополучной семьи вообще не знал, что в городе есть проститутки и про то, что есть «дно», – откуда это всё?
– Жизнь, штука сложная. Как кому повезёт. Воспитание, – философствовал майор, – у мужика, если не сумасшедший, даже у самого опущенного, всегда есть тормоза. А баба, пойдёт в разнос.
Аргумент майора, Алексей понял. Но сознание отказывалось принимать увиденное. Это был какой-то дурной театр, параллельный мир. И он ему, неинтересен.
***
Неожиданное упрямство, обычно покладистого Лившица, выглядело странно. Газета, конечно, внешне была похожа на газету, и делалась по всем правилам, в собственной типографии. Но по содержанию, не могла быть, не удручающей. Публиковать в ней хоть что-нибудь из реальной жизни, было практически невозможно. Так или иначе, всё, что происходило в частях, считалось, как минимум, «для служебного пользования». Поэтому, обычно публиковались перепечатки отдельных ура-патриотических статей, из центральных газет, и по сути бесконечные, повторы про то, кто быстрее пробежал и точнее стрельнул в мишень, во время очередной тренировки, или проверки. Всё это, сопровождалось обязательными фотографиями героев «репортажей», в разных позах, то лёжа, то стоя, то набегу, и все в одинаковой форме. Но и здесь нельзя было разгуляться. Не дай бог, на фотографии появится не застёгнутая пуговичка, или что-нибудь не по уставу.
Однажды Алексей решил превзойти самого себя, и внести новизну в военное фотоискусство. Он уже создал кадр, где лицо прицеливавшегося бойца, Батыра Рустамова, отличившегося меткой стрельбой, было фоном для дула автомата, направленного прямо в объектив фотокамеры. Однако завершить «шедевр», не удалось. Командир полка лично, с матом вынес Алексея «из под огня», вместе с фотоаппаратом. Направлять оружие в сторону людей, категорически запрещалось. Рядовой Батыр Рустамов, вместо газеты попал на кухню, отбывать наряд вне очереди.
Ко всей этой однообразной скучище, добавлялся и тот факт, что газета в основном наполнялась рассказами о героях частей, расположенных недалеко от штаба и редакции газеты, куда добраться не составляло труда. А вот, из дальних отдельных рот, материалов почти не было. Заставить замполита удалённой роты, написать заметку, было нетрудно. Солдат хорошо стрельнул, и хорошо пробежал, и за это получил благодарность от командира взвода. Вот и вся заметка. Проблемой, как всегда, была фотография. Если что-то фотографическое и присылали, то совсем не газетного толка. Газета, всё же, не дембелевский альбом. Если по случайности, кто-то из офицеров и увлекался фотографией, то платить за такую работу, ему никто не собирался. Поэтому, частенько, весь номер газеты заполнялся фотографиями Алексея. При этом, под каждой фотографией, добросовестно указывался автор. Понятно, что фамилия, повторявшаяся по десять раз в каждом номере газеты, не могла не примелькаться. Алексей, стал «звездой многотиражки».
Однако, чем дальше от штаба и редакции находилось подразделение, тем серьёзнее там относились к «прессе». Газеты аккуратно подшивались и хранились в Ленинской комнате. Иногда газету коллективно читали на политзанятиях. Читать в отдалённых конвойных ротах, было особенно нечего. Из высоких материй, была газета «Правда», на которую, в обязательном порядке должен был подписаться замполит роты. А самой доступной, военно-патриотической творческой мыслью, делилась та самая дивизионная многотиражка.
Местные библиотеки, или просто полка с книгами в углу Ленинской комнаты, часто состояли из случайно забытых, неизвестно кем оставленных книг и журналов. Возможно тех, что офицеры приносили из дома, что жалко было выбросить. Замполит строго следил, чтобы туда случайно не затесалась «антисоветчина», «порнография», и всякая прочая «безыдейщина». Однажды командир полка, посетив одну из отдельных рот, с ужасом для себя, и соответственно, для командования роты, обнаружил журнал Огонёк, с публикациями картин из коллекций столичных музеев. На некоторых картинах изображались полуобнажённые, а кое-где, какой ужас, и совершенно обнажённые женщины. Тыкая пальцем в репродукции, комполка ревел так, что дрожали стены казармы.
– Порнография! Порнография!
– Это Тициан, искусство, утверждённое и разрешённое, из столичных музеев, – пытался робко возражать замполит роты.
– Цици что?! Искусство? Порнография! Порнография! – ревел полковник, – солдат насмотрится, потом всю ночь, под одеялом!…, – далее следовали, проясняющие процесс, матерные подробности, – а зэки, бегут! – завершил мысль полковник, – убрать эту гадость!
***
– Так, слушай сюда. Едешь в командировку по дальним ротам. Нужно отразить тамошних отличников боевой и политической. Определишь их на месте, – ответственный секретарь держал в руках список рот.
– Куда ехать, сейчас же зима?
– Ничего, не замёрзнешь, начальству виднее.
– А, как ехать-то?
– Общественным транспортом.
Это означало, на перекладных. Поезд, автобус, электричка, попутка. Сложность была в том, что отдельные роты были ничем иным, как внешней охраной колоний, разбросанных по нескольким областям, и далеко не всегда расположенных в населённых пунктах. Внешняя охрана это те, кто с оружием, конвойные войска. Их задача следить, чтобы из колонии никто не сбежал. А внутри колонии работали надзиратели, воспитатели и прочие сотрудники, не имеющие отношения к войскам. У них было своё начальство и свои порядки. В колонию с оружием входить нельзя, его могли отобрать заключённые.
Нередко, населённым пунктом была сама колония, с надзирателями, администрацией, ротой охраны, семьями офицеров и несколькими вольнонаёмными из обслуживающего персонала. Добраться из ближайшего населённого пункта, туда можно было грузовиком, возившим продукты, или попутным автозаком. Но об этом нужно было договариваться, заранее. Поэтому Алексей предпочитал общественный транспорт. Обычно это был рейсовый автобус, колесивший по бескрайним просторам, в том числе, мимо таких удалённых колоний. Иногда раз в день, а то и реже. Но если правильно составить маршрут, то со всей командировкой можно было управиться недели за три.
В первую из списка роту, Алексей приехал вечером, когда уже стемнело. Выйдя из автобуса, он оказался один в поле. Как ездил автобус, было вообще непонятно. Дороги не видно вовсе. Кругом белое поле, покрытое тонким слоем слежавшегося снега, порывистый ветер, лёгкая метель и мороз градусов, наверное, десять. Автобус уехал. Куда идти, нигде ни огонька. Покрутив по сторонам головой, Алексей разглядел в темноте подобие ворот, или арки сделанной из арматуры. Никакого забора, или хотя бы каких-либо столбиков рядом, не было. Подойдя ближе, удалось прочитать надпись, выложенную из арматуры полукругом вверху арки, «Добро пожаловать в ИТУ…» и номер, который Алексея не интересовал. ИТУ – это Исправительно-Трудовое учреждение. Рота должна быть где-то здесь.
Никакой дороги, или хотя бы следов от машины, за воротами не было. Но уже совсем стемнело, и если тут дожидаться, то и волки сожрут, – подумал Алексей, и на свой страх и риск двинулся через арку в поле. Через несколько десятков метров, глаза привыкли к темноте, вдалеке стали видны слабые, редкие огоньки. Люди должны быть там. Как долго шёл, и как много прошёл, в темноте понять было трудно. Наконец появились какие-то сооружения, подобие улицы и пару фонарей, болтавшихся на ветру. Внезапно, откуда ни возьмись, появилось стадо животных, поначалу испугавших Алексея. Когда животные приблизились, оказалось, что это небольшое стадо свиней разного размера, от маленьких, до крупных хрюшек. Показалось, что свиньи были дикими. Они, не обращая никакого внимания на Алексея, прошли мимо и двинулись дальше по своим делам. Как позже объяснили, свиньи были домашними, но их никто не закрывал, поскольку разбегаться им было некуда. Кормили только здесь. Постепенно свиньи адаптировались к окружающей среде и даже обросли шерстью, без которой они вряд ли смогли бы бегать по морозу. Цель их прогулки было непонятной, разве что волков искать.