Во власти любви. Книга вторая

* * *

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

© Эмилия Вон, 2024

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2024

* * *

Дорогой читатель,

если ты видишь это обращение, значит, ты уже знаком с первой частью истории, потому что «Во власти любви» – вторая книга дилогии и НЕ является отдельной.

Обрати внимание, этот роман содержит сцены убийств, пыток, упоминание изнасилования и самоубийства, нецензурную лексику и откровенные сцены. Это авторская вселенная, поэтому иерархия мафии не претендует на достоверность.

Рекомендую свериться со своими триггерами.

С любовью,

твоя Эмилия

Посвящается всем,

кто находится в поиске себя

и своего жизненного пути

Каждый выбор имеет последствия.

Выбирай сердцем…

Плейлист

I'll Make You Love Me – Kat Leon

Lose You To Love Me – Selena Gomez

Love and Revenge – Latay

Friends – Chase Atlantic

I Was Never There – The Weeknd

Torn to Pieces – Pop Evil

Believer – Imagine Dragons

Bad Things – Machine Gun Kelly, Camila Cabello

So Far – Olafur Arnalds feat. Arnor Dan

Into Your Arms – Witt Lowry feat. Ava Max

The Hills – The Weeknd

You Stupid Girl – Framing Hanley

Let it Burn – Red

Experience – Ludovico Einaudi

Man or a Monster – Sam Tinnesz feat. Zayde Wolf

Black Sea – Natasha Blume

I Feel Like I'm Drowning – Two Feet

Call Out My Name – The Weeknd

Skyfall – Adele

Still Don't Know My Name – Labrinth

Carol of the Bells – Lindsey Stirling

Young and Beautiful – Lana Del Rey

Dark Paradise – Lana Del Rey

Him & I – G-Eazy and Halsey

Пролог

16 лет назад. Чикаго

Я всегда любила поспать. И вообще это было мое любимое занятие. После поедания карамели, конечно, которую няня Мариэтта вечно от меня прятала. Как и мама, она очень злилась, когда я, только-только проснувшись, проскальзывала на кухню и лопала десерт без остановки. Но разве можно удержаться, зная, что заветная баночка так и ждала твоего внимания?

Сегодня мама проследила, чтобы я встала пораньше и успела позавтракать, а после подготовиться ко встрече с гостями. Была ли я им рада? Наверное, да, ведь среди взрослых должен был быть ребенок. Но сначала мне не дали выспаться, а потом не разрешили съесть самую вкусную сладость в мире…

– Кто этот мальчик? – спросила я у мамы, пока та расчесывала мои длинные волосы.

– Сын самого близкого друга папы. Они всегда едут издалека, чтобы повидаться с нами. – Ее движения были плавными и расслабляющими, отчего спать хотелось еще больше. – Будь дружелюбной.

– Хорошо, мамочка.

В целом, я была послушным ребенком. Хотя мама и папа могли бы с этим не согласиться.

С другими детьми я общалась довольно редко. Иногда в гости заглядывал Данте, но он был тихим и серьезным и никогда не хотел со мной играть. Наверное, думал, что с девочками не стоит водиться. Но я никогда с этим не соглашалась и пыталась с ним подружиться. Хотела бы я, чтобы сын папиного друга оказался дружелюбнее, чем Данте.

Мама закончила с косичками, переодела меня в голубое пышное платье и ушла проверить, все ли готово к приходу гостей. Я покормила своих рыбок – Чипа и Дейла – и спустилась вниз.

Из гостиной доносились голоса – гости уже прибыли. Но я решила, что торопиться некуда, и первым делом завернула на кухню.

Повар Бенито, длинные усы которого смахивали на червяка, громко обсуждал что-то со своими помощниками. Няни с ними не было. Воодушевившись, я на цыпочках прокралась в кладовую рядом с кухней. Несложно догадаться, что там хранились все запасы, в том числе и мой любимый десерт.

По просьбе мамы карамель с недавних пор стали хранить здесь. Да еще и на са-а-амой верхней полке, чтобы я наверняка до нее не добралась. Но неужели я не найду способ достать банку?

Я включила свет. У стен стояли высокие – нет, просто гигантские! – стеллажи. Они были плотно заставлены различными банками, бутылками и коробками. Но я сразу увидела то, что меня интересовало.

Банка с карамелью стояла на самом верху. Стула или лестницы в кладовой я не нашла, поэтому пришлось соорудить стремянку из того, что было под рукой. Высыпав картошку из деревянного ящика, я подтащила его к полкам и перевернула. На ящик вверх дном поставила прочное жестяное ведро. Оглядев выстроенную пирамидку, я осталась собой довольна.

Затем, мысленно похвалив себя за сообразительность, я забралась на ведро, которое тут же под моим весом пошатнулось. Ну и пусть, я же не трусиха!

Рука потянулась к заветной баночке. Карамель вот-вот будет у меня…

– Почему ты крадешься как вор в собственном доме?

Незнакомый голос заставил меня вздрогнуть, отчего ведро под ногами задребезжало. Чтобы не упасть, я ухватилась свободной рукой за край полки. Другая рука дернулась, задев соседнюю с карамелью банку. Та полетела вниз и со звоном разбилась. Огурцы разлетелись во все стороны, а растекшийся маринад подбирался к ногам напугавшего меня гостя.

Это был мальчик. Очень высокий. С темными волосами и очками в толстой оправе. Он был одет во все черное.

Неужели это его любимый цвет? Почему все черное? Надо будет разузнать, как только закончу тут.

Мальчик стоял у двери, держа руки в карманах брюк, и смотрел на разбитую банку.

– Ты напугал меня. Весь этот беспорядок из-за тебя. Бенито теперь будет ругаться. Это ты виноват! – злилась я на мальчика, а он так и смотрел на огурцы. – Ты вообще меня слышишь?!

Не стой я на шаткой пирамидке из ящика и ведра, точно от досады бы топнула.

– Невежливо молчать, когда к тебе обращаются. Тебя этому не учили?

– А тебя не учили отвечать за свои проделки?

Фу, еще и грубиян!

Мальчик посмотрел на меня и… мамочки! Какой красивый! Даже красивее, чем Данте. Я всегда считала, что на свете не может быть никого лучше Данте, и даже собиралась выйти за него замуж, когда вырасту. Я была готова хоть сейчас, но мама постоянно твердит, что мы еще дети. Ну ничего, я готова и подождать.

Но этот мальчик в черном оказался красивее. Ни грубые очки, ни даже брекеты не портили его внешнего вида. А ямочки на щеках… Они были такими глубокими, что мне хотелось ткнуть в них пальчиком.

– Я просто хотела взять баночку карамели и не могла дотянуться. Но почти сделала это, а ты пришел и напугал меня.

Мальчик посмотрел наверх, сделал пару шагов и встал рядом. Мы оказались на одной высоте и поэтому теперь смотрели друг на друга.

– Маленьким девочкам не стоит есть много карамели. Уверен, по этой причине от тебя ее и спрятали, – заявил мальчик, скрестив руки на груди.

– А сколько же тебе лет? – раздраженно спросила я.

– Девять.

– Когда тебе исполнилось девять?

– Зимой будет.

– Тогда тебе еще нет девяти, а, значит, ты старше меня всего на четыре года, – ответила я, довольная своими навыками счета.

Папа всегда называл меня смышленой и сообразительной, а он никогда не врал.

– Четыре с половиной.

– Не умничай. – Я показала ему язык, но он лишь покачал головой.

Мальчик потянулся к банке и без особых усилий схватил ее. Открыл крышку и подал мне, даже не попробовав сладкое лакомство.

– Держи, мелкая.

– Не называй меня так! – Одной рукой я взяла банку, а второй все еще держалась за полку.

– Как скажешь, мелкая.

– Я же попросила так меня не называть!

Я топнула ногой, но сразу же пожалела об этом: ненадежная конструкция снова пошатнулась.

– А как тебя называть?

– Папа говорит, что я принцесса.

– Ну ладно… – Мальчик почесал затылок. – Будешь принцессой.

Он не отходил в сторону и продолжал глазеть на меня, пока я пыталась слизнуть карамель с ободка открытой банки. Мальчик поморщился.

– Это отвратительно.

– Ничего ты не понимаешь! Это самая вкусная сладость в мире, бестолочь!

– Ага. Из-за которой зубы портятся и чернеют.

– Нет. Смотри! – сказала я, демонстрируя белоснежную улыбку, чтобы он убедился, что черные зубы – страшилки взрослых.

– О чем я и говорил. Вон, вижу, кариес на одном, нет, на двух. Ого…

– Ты врешь!

Его слова меня разозлили, и я со всей силы толкнула мальчика рукой, которой держалась за полку. Ведро заскрипело и зашаталось. Я даже не поняла, как мы оказались на полу. Видимо, я свалилась прямо на вредного мальчишку. Рядом с остатками карамели блестели осколки разбитой банки.

Мальчик не двигался. Его голова была слегка наклонена.

– Эй, ты заснул, что ли?

Мне хотелось накричать на него, отругать, потому что из-за него разбилась целая банка карамели! Да и вообще, дразнить девочек некрасиво!

Мальчик молчал. Я стала трясти его за плечи, верхом усевшись на его животе. Но он не двигался.

– Хватит притворяться, отвечай! Из-за тебя банка разбилась! Вставай, надо убраться, пока Бенито или няня не пришли.

Я повернула голову мальчика к себе. На щеке краснела странная полоска. Откуда она взялась? Я коснулась ее пальцем. Густая, липкая. С волос что-то бежало, пачкая лицо.

Фу.

Я взялась усердно оттирать эту странную краску подолом платья. Я не любила красный цвет. Да и у мальчика, судя по черному костюму, любимым он не был.

Внезапно из кухни раздался голос папы.

– Адриана?!

Он совсем близко и наверняка будет ругаться, когда увидит беспорядок.

«Может, если я тоже засну, папа не будет меня ругать?» – подумала я и тут же слезла с мальчика, легла рядом и закрыла глаза.

Я часто притворяюсь спящей, когда мама слишком рано отправляет меня в постель, а я еще хочу порисовать. Вот и сейчас я старалась не двигаться и изо всех сил делала вид, что сплю. В кладовку вошел папа.

– Черт! – воскликнул он.

Ого! Мама никому не разрешала говорить такие слова! Надо будет обязательно ей об этом рассказать.

– Принцесса, открой глаза! – закричал отец, и я почувствовала, как он поднимает меня. – Вызовите врача!

Что? Зачем нам врач?

Я резко открыла глаза и посмотрела на него:

– Все хорошо, папочка, мы просто дурачились.

– Принцесса, – папа выдохнул и прижал меня к груди.

Затем, опустив меня на пол, он склонился над мальчиком и громко позвал:

– Джованни! Вызови врача! Скорее!

Но я же сказала…

– Сынок, – папа взял в руки лицо мальчика, – очнись!

Сынок? Почему он так его назвал? У папы нет сыновей. Только я.

В этот момент в кладовку вбежала мама, а следом за ней незнакомые мне мужчина и женщина. Последняя тут же побелела, бросилась к мальчику и разрыдалась. Папа подтолкнул меня к маме.

– Почему вы плачете, синьора? Он же просто спит, – обратилась я к женщине, пока мама обнимала меня, посадив к себе на колени.

– У него слабый пульс, но он дышит, – серьезно сказал папа.

Незнакомый мужчина аккуратно поднял мальчика на руки и унес из кладовки, а следом вышли все, кроме меня и мамы.

– Ох, милая. С ним все будет в порядке.

Но я совершенно не понимала, почему все так разволновались. Подумаешь, заснул! Что-то мне подсказывало, что с этим мальчиком мы обязательно подружимся. Ведь он так же, как и я, любит поспать. А карамель он еще полюбит, ничего.

1
Адриана

Может ли человек влиять на свою судьбу?

Многие бы сказали, что нет. Она предопределена, известна заранее, и жизнь лишь подстраивается под ее планы. Все случается так, как рисует карта твоей судьбы.

Но что, если даже один шаг в сторону способен кардинально поменять ход событий? Изменится ли судьба? Или все наши решения и поступки, правильные или неправильные, тоже намечены заранее, и каждый лишь следует шагам прописанного алгоритма? Мы думаем, что одерживаем над судьбой верх, пока на самом деле она манипулирует нами. Как кукловод.

Если это правда, то неужели все, что я знала о себе, – ложь?

Мне всегда казалось, что я в силах изменить судьбу, принимая те или иные решения. Но что, если мой жизненный путь в конечном счете приведет меня на дно, как бы я ни стремилась этого избежать?

Я выросла в мире жестокости и насилия, где смерть воспринималась как нечто обыденное. Никого не удивляли новости об очередной жертве, убийстве или похищении, потому что для Каморры это было в порядке вещей. Как и для меня.

Людям, выросшим в других условиях, сложно понять, что такое мафия. В книгах или фильмах они видят только верхушку айсберга, даже не представляя, что находится под водой.

Хуже всего то, что, как бы ты ни старался держаться от него подальше, этот мир, однажды вцепившись, не отпускал и нагло утаскивал тебя за собой. Ты принадлежал ему с рождения. И сейчас я как никогда чувствовала его хватку, его впивающиеся когти. Виной тому были решения, из-за которых прямо сейчас я стояла в ванной комнате с окровавленными руками.

Я открыла глаза и повернула кран. Сунув руки под прохладную струю, попыталась смыть кровь. Она засохла под ногтями, впиталась в кожу. Я терла ладони мылом, но и это не помогало: красный цвет никак не хотел сходить.

От этой затеи пришлось отказаться, но пятна оставались еще на джинсах и футболке. Но и эти попытки не увенчались успехом. От злости и разочарования я швырнула мыло в раковину. Пятна на одежде стали еще больше. Они будто издевались, хотели напомнить о случившемся, словно мне и без них не хватало тех картинок, что я видела каждый раз, закрывая глаза.

Произошедшее меня вымотало, хотелось спать, но о сне не могло быть и речи. Я ополоснула холодной водой лицо, чтобы хоть немного освежиться. Бесполезно.

Взгляд скользнул по зеркалу на стене, выложенной белой плиткой. Вся комната была белой, и самым ярким пятном в ней являлась я. Грязная и растрепанная.

Дрожащие руки потянулись к волосам и попытались привести их в порядок, но только больше их испачкали. Я вся была в крови, чувствовала ее запах, ее вкус на языке. Если бы желудок был полон, меня бы вырвало.

Ноги предательски подкосились. Ударившись коленями о холодный пол, я совершенно не почувствовала боли. Но внутри сидела другая, такая знакомая мне боль, что разрывала на части. Хотелось вырвать сердце из груди, кричать и плакать, но даже на это я была не способна. Горло сжалось и пересохло, слез не осталось. Я провела рукой по груди, пытаясь унять давление, но тело отвергло эту жалкую попытку. Я так устала.

Откинувшись на стену, я прижала ноги к груди и начала покачиваться, пытаясь унять дрожь и отогнать сон. Каждый раз, когда веки закрывались, я слышала его голос и пыталась не дать ужасному образу снова встать перед глазами.

Открой глаза, принцесса.

Я качалась, пока за дверью не послышался знакомый мужской голос:

– Где она?

Папа.

Я не успела подняться на ноги, как дверь, ударившись о стену, распахнулась, оставив на плитке скол. Папа ворвался в маленькую ванную комнату и полностью ее собой заполнил. Он всегда обладал особой энергией и одним только взглядом мог вселить страх. С момента нашей последней встречи папа немного похудел, волосы стали чуть длиннее. На нем был один из его любимых костюмов. Сильнее всего изменились глаза. Белки покраснели, веки припухли. Уставшие, безжизненные глаза. Другие. А под ними – огромные синяки.

Когда он спал в последний раз?

– Адриана… – Папа глядел на меня сверху вниз.

Я по-прежнему сидела на полу, обхватив ноги руками. Тогда он присел рядом и притянул меня к себе. Обнял крепко, как в детстве, поглаживая мои мягкие непослушные волосы. Но сейчас они были измазаны кровью, как и вся я, как теперь и папин костюм. Но мне не хотелось об этом думать. Мне было так хорошо, как не было, казалось, целую вечность.

– Милая, ты в порядке? – спросил папа, вглядываясь в мое лицо.

Его глаза были полны беспокойства. Он как будто что-то настороженно искал в моем взгляде, и я не стала ничего скрывать, хоть и не была уверена, чего именно он ждал. К виду крови папа давно привык, тем не менее выражение его лица изменилось: в нем появились озабоченность и гнев. Он смотрел на меня в ожидании ответа, но, не получив его, задал еще один вопрос:

– Тебя осматривал врач?

Я не могла найти в себе сил, чтобы ответить ему, поэтому просто кивнула и носом уткнулась в его грудь, вдыхая запахи кожи и сандала.

– Мне так жаль. Прости меня, милая, – он баюкал меня в своих объятиях, целуя волосы. – Прости, что предал твое доверие.

Почему он винит себя? Это я во всем виновата. Папа не сделал ничего, за что мог бы просить прощения. Отец и без того взвалил на себя всю ответственность за смерть мамы и Данте. Но эта ноша была моей. Я хотела сказать ему об этом, но язык будто онемел.

– Прости, принцесса.

Я замерла. Он не может… Нет.

– Не надо, – разорвав наши объятия, я отстранилась. – Не называй меня так. Больше нет.

Папа удивился и пристально на меня посмотрел, пытаясь понять, что могло произойти. Я не знала, что он увидел, но это заставило его отвести взгляд, прежде чем заговорить снова.

– Хорошо, милая. Как хочешь, – он поднял теплую ладонь к моему лицу и смахнул слезы, о которых я даже не подозревала. – Давай поднимайся. Пусть тебя еще раз осмотрят врачи, а после мы поедем домой. Тебя все ждут.

Дом. О каком доме он говорит?

Папа не знал, что Чикаго не был моим домом. Уже нет. Я больше не принадлежала этому месту. А какое все-таки могла назвать своим, еще не знала.

– Я не могу. Мне надо остаться тут, пока…

Пока что? И как действовать в такой ситуации? Да, я виновата, я совершила ужасную ошибку, за которую никогда в жизни себя не прощу. Но что мне делать? Уйти или остаться?

– Милая, послушай. Что бы там ни произошло, мы все решим. Сейчас тебе нужно немного поспать, отдохнуть, а после мы сядем и все обсудим, найдем…

Папины слова прервал громкий женский голос из динамиков снаружи. Сообщение привлекло наше внимание.

– Доктор Стоун, в срочном порядке подойдите в третью операционную!

Третья операционная.

– Что-то случилось…

Я резко встала, отчего голова закружилась, и я пошатнулась. Отец поднялся следом и придержал меня. Голос из динамика все еще звал доктора в третью операционную.

– Что-то случилось. Почему им нужен врач?

– Сейчас это не важно, милая. Тебе нужен отдых.

– Почему они зовут доктора, папа?! – крикнула я, удивив и себя, и отца.

Я никогда не повышала на него голос. Будь я одним из его солдат, он прибил бы меня на месте. Но папа промолчал, видимо, удивленный моим поведением. Я выбежала из ванной комнаты и закричала. Крик пронесся по пустому холлу зоны ожидания. Еще недавно здесь толпился народ, но сейчас холл пустовал, лишь по углам дежурили люди отца. Он вышел следом и, не сказав ни слова, взял меня под руку. Но папа не мог ответить на мой вопрос. Для этого нужен был врач.

Я дернулась и побежала к операционной, оставив позади ругательства отца и его приказ солдатам следить за периметром. У двери нужной палаты какая-то темноволосая женщина открывала своей картой дверь. Я бросилась к ней, но опоздала. Она вошла в операционную, и из-за почти закрывшейся двери перед глазами в свете ярких ламп промелькнуло несколько человек в белом.

Что-то не так.

Словно в подтверждение моих мыслей один из врачей, чей халат был испачкан кровью, тут же сообщил:

– Пульс слишком слабый, жизненные показатели падают, доктор Стоун.

Дверь закрылась. Но я слышала, что за ней происходило. В доносившихся голосах чувствовались беспокойство и отчаяние.

– Необходимо ввести адреналин, сейчас же! Подготовьте дефибриллятор, – скомандовала, судя по всему, доктор Стоун.

Казалось, что голоса в операционной заглушали все звуки снаружи.

– Слишком поздно…

Нет.

Нет. Нет. Нет. Это невозможно.

Боже, пожалуйста.

– Нет! – Я стала нажимать на кнопки и стучать в дверь кулаком в надежде, что она откроется.

– Адриана, успокойся, – руки папы подхватили меня, когда я в отчаянии едва не упала на пол. – Тише, милая. Все в порядке.

– Нет! Пожалуйста, папа. Он не может умереть. Он не может! Пожалуйста, папа! Помоги ему, прошу.

Я попыталась вырваться, но он крепко держал меня, прижимая к себе.

– Ш-ш-ш… Тише, милая. Ты причинишь себе вред, Адриана! – Он озирался по сторонам, не переставая успокаивать меня. – Позовите врача! Сейчас же, черт возьми!

– Папа, он не может умереть, – я обхватила ладонями его лицо и повернула к себе. – Не может… Я не убила его. Я не могла этого сделать, папа. Я не должна была этого делать! Верни его, папа! Верни мне его.

Крики и плач раздавались до тех пор, пока тяжелеющие веки не начали смыкаться. Что-то кольнуло в руку, и темнота стала медленно меня поглощать. Но последние несвязные слова вырвались из онемевших губ:

– Он не может оставить меня. Он мой якорь, а я его свет.

Я чувствовала, как тело расслаблялось. Конечности обмякли, накрывал сон. Посторонний шум стих. Лишь слова врача все еще звучали в голове.

Слишком поздно…