000
ОтложитьЧитал
Начальник склада хоть и относился к племени интендантов, – которых по мнению генералиссимуса Суворова надо через три года расстреливать без суда, – постеснялся брать деньги за столь малую вещицу и предложил Михаилу обмыть звание нового классного специалиста в ресторане.
Днём в ресторане было тихо. Большая часть столиков пустовала, и как всегда ничего не предвещало трагедии. Миша с кладовщиком заняли места в тихом уголке у стены. Знакомая официантка Танечка в белом кружевном переднике и наколке на вьющихся волосах быстро принесла всё, что требовалось для начала праздника: запотевшую бутылку водки, пару пива, селёдочку с зелёным луком на овальной тарелке из тёмного пузырчатого стекла и порезанный треугольниками свежий ржаной хлеб.
Танечка была красивая и нравилась Мише. Они давно уже познакомились, и он планировал перейти к более серьёзным отношениям. Она ласково улыбалась, глядя сверху-вниз на гостей, и, кокетливо склонив головку на бок, записывала в маленький блокнотик классический заказ, который все совершеннолетние жители гарнизона давно уже выучили наизусть: суп харчо, цыплёнок табака и салат «Весенний». Миша повернулся к девушке боком, демонстрируя новый блестящий значок, но она не обратила на него внимания. Больше всего на свете её интересовали золотые цепочки, колечки и серёжки с цветными камушками. Условная символика военных украшений Танечку не возбуждала, и разбиралась в них она плохо. Что нельзя было сказать о небольшой компании, гулявшей за соседним столиком.
Лётчики отмечали день рождения одного из своих товарищей. К моменту прихода молодого воздухоплавателя они уже прилично выпили и, не особо стесняясь, разглядывали посетителей.
– Слушай, лейтенант, что-то я тебя не знаю, – сказал один из них, подходя к Мишиному столику.
– Да и я тебя тоже не знаю, – ответил Рычагов, пытаясь смягчить непонятно из-за чего назревающий конфликт.
– Что отмечаем? – продолжал наседать лётчик.
– А тебе-то какое дело? – Миша не чувствовал за собой вины.
Лётчик наклонил голову как молодой бычок, решивший немного пободаться, упёрся кулаками в край стола, прищурил глаз и стал внимательно рассматривать противника.
– Послушайте, молодой человек, – подал голос тыловик и поправил очки. – Идите-ка вы лучше… к своим приятелям… Мы, по-моему, с вами не знакомы и к вам не пристаём.
Манерой поведения и произнесёнными словами он больше походил не на армейского офицера, а на школьного учителя, который пытается утихомирить малолетнего хулигана. Ещё немного и он пригрозит ему пожаловаться директору, от чего хулиган расходится ещё сильнее.
Чтобы не превращать наш лирический рассказ в голливудский вестерн, пропустим описание кабацкой драки с перестрелкой. Тем более, что никакой стрельбы, конечно же, не было. Дело всё-таки происходило не в салуне Дикого Запада и почти на сто лет позже эпохи легендарных ковбоев.
Поясним только, что справедливое негодование компании за соседним столиком вызвал не сам Миша Рычагов, а его незаслуженный знак лётчика 1-го класса, который пилоты зарабатываются тяжёлым трудом, в прямом смысле слова – потом и кровью. Присваивает его лично Министр обороны, и никакой лейтенант, будь он хоть трижды воздухоплаватель, носить не достоин.
Второй удар по своей несчастной голове Миша получил так же не когтистой лапой, а пузатой пивной кружкой, созданной Верой Игнатьевной Мухиной – гениальным советским скульптором – совсем для другой цели. К счастью кружка не разбилась, избавив Рычагова от более серьёзных увечий, но толстое стекло рассекло в кровь на этот раз правую бровь.
Первое, что увидел Миша прямо над собой, когда, лёжа на полу, открыл уцелевший глаз, – было красивое Танечкино лицо. Она что-то сбивчиво рассказывала начальнику патруля, показывая то на поверженного артиллериста, то на притихшую компанию пилотов за соседним столиком.
Многие считают, что в русском языке слова «любить» и «жалеть» являются синонимами. В отношении Танечки это правило не действовало. Она Мишу жалела, но не любила и, объясняя представителю военной власти, что и как тут произошло, выставляла Мишу не героем, а несчастной жертвой, подвергшейся нападению пьяной шпаны.
Миша стало обидно, он закрыл глаз и стёр красивый Танечкин образ из своей памяти.
Гонка вооружений шла полным ходом. Железный занавес между СССР и капиталистическим миром был крепок как никогда прежде. Ствольная артиллерия с массивными лафетами выходила из моды, и на её место в милитаристском дефиле всё чаще стали появляться высокие и стройные баллистические ракеты различных модификаций, дальности и мощностей. Армия, весь крещёный и некрещёный мир готовились к ракетно-ядерной войне.
Огневую штурмовую полосу готовили к ученьям.
Военврач Любовь Сергеевна разместила полевой медпункт в тени большой берёзы. Она сидела на складном стульчике и наблюдала, как сапёры под руководством капитана Рычагова разливают в бетонные канавки напалм из железных канистр и развешивают на бетонных столбах взрывпакеты.
С точки зрения архитектурного искусства ОШП не отличалась изысканностью форм. По замыслу проектировщика объект моделировал горящие развалины, оставшиеся после вражеской бомбардировки, и по сути являл собой нагромождение бетонных конструкций, по которым надо было бегать в противогазе и защитном костюме. Закопанные вертикально в землю плиты с пустыми оконными и дверными проёмами изображали стены домов, а бетонные столбики, к которым на время учений привязывали ветки, – горящий в ядерном пламени лес. Местами встречались огненные траншеи, через которые требовалось прыгать или бегать по мостикам. Самым сложным препятствием считалась потерна – длинный узкий проход между двумя бетонными стенами. На входе и выходе из потерны в глубоких ямках горел напалм. Огонь поднимался стеной и загораживал вход, а чёрный клубящийся дым заполнял коридор. Бежать приходилось наощупь.
– Ну как, Мишенька, готов к забегу? – Любовь Петровна имела звание майора медицинской службы и, видимо поэтому считала, что может всех младших офицеров дивизии, не зависимо от должности и возраста, называть ласкательными именами.
– Готов, Любовь Сергеевна. Всегда готов, как юный пионер, – ответил Михаил, который уже натянул защитный комплект и проверял противогазную маску – нет ли где дырок.
– Ну вы себя принижаете, товарищ капитан, – сказала она игриво. – Вы у нас по уровню подготовки – вполне уже комсомолец… А что у вас там, рассказывают, боец учудил?
– О чём это вы, товарищ военврач? Не понимаю. У меня отличное подразделение. Первое место в социалистическом соревновании на днях заняли…
– По прыжкам в яму?
– А… вы об этом…
– А о чём же ещё. Об этом, Мишенька, об этом… Я, когда услышала, ушам не поверила. Как он ещё жив-то остался…
К счастью в той истории никто не пострадал.
Новая ракета, которую они недавно получили и осваивали, имела одну приятную особенность. По регламенту некоторые её агрегаты и трубопроводы подлежали обезжириванию и периодической промывке спиртом. Таким образом искусственная монополия медиков и электронщиков на чистый алкоголь была разрушена.
Спирт строго учитывали и охраняли. Доступ к желанному продукту имели только особо доверенные и проверенные офицеры, через которых он частично и утекал для личных надобностей. Солдат срочной службы к спирту не подпускали. Для них действовал абсолютный сухой закон. Единственное место, где рядовые бойцы могли с ним мимолётно пересечься, – яма в лесу, куда сливали отработанную жидкость.
Рассказывали истории, что солдаты перед сливом тайно закапывали на дне ямы ведро, закрывали его чистой портянкой и присыпали сверху песком. А потом, ночью, выкапывали его обратно наполненное спиртом. Этого Михаил не замечал, но однажды видел собственными глазами, как во время слива из кустов выскочил боец, одетый, не смотря на летнюю погоду, в телогрейку, прыгнул вниз и погрузился в грязную ароматную лужу. Как он там не задохнулся, осталось загадкой. Но через несколько секунд, когда вата пропиталась спиртом, солдат вылез наверх и скрылся в лесу.
– А если бы кто-нибудь туда окурок бросил… – сказал Михаил и передёрнулся. – Представляете?..
– И подумать страшно, Мишенька… Вон вас зовут, кажется. Осторожнее там с огнём. Не спотыкайтесь и в ямы не падайте… И попрошу, без приключений.
Но, к сожалению, без приключений не получилось.
Вначале всё шло как положено. Бойцы сидели в укрытии, ожидая команды. Сапёры подорвали взрывпакеты. Бетонные развалины наполнились грохотом. Высунулись первые языки оранжевого пламени. Дверь блиндажа открылась, и Михаил подтолкнул сержанта вперёд. За ним с короткими промежутками побежали остальные. Напалм быстро разгорался. Повалил густой чёрный дым. Особенно много дыма, как и предполагалось, скопилось в потерне, куда его тянуло потоками горячего воздуха.