000
ОтложитьЧитал
Одним днем, Александру Николаевичу как всегда принесли доклад про очередной день Алика. Выполнил его лично сам Порох, настоящее имя Олег Порохов. Это был один из лучших специалистов, которых знал Славка, и по заверению последнего, Порох мог жаже достать и Ленина из мавзолея, было бы желание.
Кипров пробежался глазами по отчёту. «Всё, вроде, как всегда, подождите-ка…» – что это за «получил розовую коробку»? – спросил он вслух.
– От кого неизвестно. Внутри коробки был набор галстуков. Предположительно от некой дамы. – Быстро отчеканил Порох.
– А записка? Послание было какое-нибудь было?
– Предположительно было.
– Что значит предположительно? Мне что, зарплату тебе тоже предположительно выплачивать?
– Кхм… мы же не могли ее силой забрать.
– Надо было выкрасть.
– А когда объект узнает, ему не покажется это подозрительным?
Кипров немного успокоился. Порох был прав. Лишний раз напоминать Дильману, что за ним следят было крайне неразумно.
– Хорошо, – начал он, – где Алик сейчас?
– В Большом театре. Мои люди следят за ним.
«Может действительно это просто подарок. В походе в театр нет ничего необычного. Но если…» – Кипров на мгновение задумался: «… Всё так и должно выглядеть?».
– Порох срочно сообщи своим людям, что глаз с Алика нельзя спускать ни на минуту! На Любое подозрительное движение сразу реагировать звонком ко мне.
– Будет сделано.
***
В Большом театре шел «Король Лир». В нескольких рядах от Алика сидели двое мужчин средних лет одетых в дорогие костюмы. На первый взгляд ничего необычного в их поведении не было. Они внимательно смотрели представление, изредка обмениваясь мнениями. Один из них достал телефон и прочитав сообщение шепнул что-то своему собеседнику. Тот немного изменил радиус своего обзора и осмотрел зал. Затем достал блокнот и написал в нём пару строк. Следующие полчаса мужчины не разговаривали. Их поведение изменилось. Теперь один продолжал смотреть представление, а второй периодически осматривал зал и что-то записывал. Затем они менялись. Вдруг они оба уставились на Алика, точнее не на него, а на его соседа – тот встал и собрался уходить. Между людьми Пороха разгорелся спор.
– Дуй за ним!
– Ага, и объект оставить без наблюдения?
– Да я сам справлюсь.
– А если он сам сейчас встанет, а с ним его другой сосед? Что тогда? Разорвешься? Тем более если они не дураки, а нас не нанимают просто так, то скорее всего им известно о том что мы здесь. Только они не знают, как мы выглядим.
– Так что мы делаем?
– Просто ждем и не рыпаемся. По факту нам нужен он, – человек Пороха достал фото Дильмана, – никто из присутствующих на него не похож. Значит продолжаем следить за объектом.
– Ну ладно, тогда перед верхами тебе отчитываться.
Переодетый Олег со значительного расстояния смотрел на Алика. «Должен же кто-то из вас проколоться», – размышлял он, – «Какими бы вы профессионалами не были. Да уж. Место я мог бы взять и поближе. Но, с другой стороны, нет гарантии того, что мои «друзья» не окажутся позади меня». Олег поднес к глазам театральный бинокль, – «Они впереди меня, это точно. Сколько их? Навряд ли их больше трех. Да и трое может быть многовато. Должна быть пара. Пара мужчин, женщинам Кипр бы не доверился. Должны быть хорошо одеты, но при этом не выделяться. Физиологически должны быть хорошо сложены, от ролей громил им не избавится. Итак…» Олег начал внимательно разглядывать зал. Первое время ничего обнаружить не удалось. Зал был полон и под необходимое описание попали более десяти «парочек». Когда встал сосед Алика Олег уловил не совсем логичное движение среди двух мужчин. «Вот вы и попались, голубочки», – заулыбался он, «Что, спорите идти или не идти? Ну да, ладно. Постойте-ка. Кто это к Алику возвращается?» – Олег Пытался повнимательнее рассмотреть человека. «Женщина? Почему женщина? Я же уверен в том, что уходил мужчина. Кто же это такая? – Дильман перевел взгляд на ищеек. «Похоже не я один в замешательстве. Хоть это успокаивает».
Среди людей Пороха происходила нешуточная перепалка:
– Ты понимаешь что это значит? Это был он! Он, я тебе говорю! Надо было просто идти за ним как я и говорил.
– Да не распыляйся ты. Не мог это быть он. Не похож был.
– А что поменять внешность уж очень сложно? Переоделся, перекрасил волосы, сгорбился, начал прихрамывать, а?
– Да тише ты! Люди уже оборачиваются. Не могло быть всё так просто.
– Ага, сидим тут как два барана, которые уже завтра без работы будут, и размышляем о том, что «как-то всё очень просто». Да, вот так!
– Я тебя еще раз прошу угомониться. Подумай о том, что наш объект всё ещё здесь и может быть в данную минуту ищет нас.
Люди Пороха успокоились и продолжили молча следить за Аликом. Последний же, как ни в чем не бывало, продолжал смотреть спектакль, как будто и не заметив перемены пола в своем соседе. К концу спектакля, после того, как занавес опустили, Алик просто встал и направился к выходу. Олег пытался не потерять его из виду. Учитывая, что каждую минуту мимо него проходили люди, он уже перестал замечать и людей Пороха. Оценив, что Алик просто направляется к выходу, Олег решил, что прождал достаточно, как вдруг ему на плечо положили руку. Дильман похолодел и попытался обернуться, но сзади стоящий мужчина негромко произнес:
– Не вставайте, продолжайте сидеть, наши общие недруги продолжают следить за залом. В карман вашего пиджака я положил телефон. Позвоните с него на единственный сохранённый в нём номер. Всего доброго.
После сказанного, неизвестный двинулся к выходу вместе с остальными. Выждав необходимое время, Олег также поднялся. Он успел обратить внимание на то, что этот человек был не кем иным, как первым соседом Алика, место которого заняла дама средних лет.
Олег вышел одним из последних. Часть людей была в гардеробе, другие уже направлялись к выходу и садилась в свои автомобили. Людей Пороха видно не было. Дильман достал подброшенный телефон и осмотрел его. Обычная балалайка. Не новая. Среди контактов только один – «Ося». Дильман улыбнулся, – «Да, Алик, ты превзошёл самого себя. Неплохо всё разыграл».
***
Есть такие люди, глядя на которых можно с уверенностью сказать, вот он, мол, точно на своём месте. Ты радуешься за этого человека не только потому, что тебе не безразлична его судьба, но и потому что этот человек позволяет жить твоей мечте о том, что и ты сможешь найти именно то дело, которое будет приносит тебе не только доход, но и удовольствие. При этом приятно помечтать о том, что придя иной раз к врачу, юристу, чиновнику или даже в полицию, ты встретишь там человека, который просто мастер своего дела, который действительно тебе поможет. Друзья и знакомые Дениса Волчакова были бесконечно рады от того, что он у них есть. Работая в следственном комитете, он не отказывал в помощи и по другим вопросам, которые напрямую его не касались. Однако в этот раз просьба Игоря Афанасьевича Добрича не слишком сильно порадовала его. Волчаков любил трудности и именно упорством он добился довольно быстрого продвижения по службе. Но в этот раз он серьезно задумался – с одной стороны, работа в органах в течении десяти лет наложила определенный профессиональный или, можно даже сказать, политический отпечаток. Негласное правило гласило, если объект большой и если ты заранее не уверен в том, что твоя пуля пронзит точно в сердце, то второй попытки у тебя не будет. Кипров был очень крупной рыбой. Он то и дело всплывал в тех или иных громких делах, но, в итоге, всегда оказывался «чист». Не один следователь сломал себе карьеру пытаясь найти хоть что-нибудь на него. Но всё тщетно, только следователи эти, уже кроме ковыряния в архиве, больше ничем не занимаются. С другой стороны, нужная удочка и пара гранат могли заставить эту рыбу потерять уверенность в себе. Победа над таким оппонентом могла стать делом всей жизни, о котором Денис как раз и мечтал. Его авторитета должно хватить хотя бы на то, чтобы ему разрешили провести легкие следственные мероприятия. А если он что-то нащупает, того, глядишь, и дело дадут завести. Денис знал Игоря Афанасьевича достаточно давно – познакомились, когда Волчаков еще учился в университете. Там он записался в волонтерскую программу и каждую неделю выезжал в один из детских домов Добрича, где помогал или с ремонтом или просто общался с детьми, рассказывая им о том, как важно в жизни найти себя. Игоря Афанасьевича он очень уважал. За его преданность делу, за выдержку, за благородное желание отдать свою жизнь во имя великой идеи помощи детям.
После учебы Денис продолжил посещать детские дома. Со временем работа и брак, конечно, отняли большую часть времени, но Волчаков всегда находил способ поддерживать связь со своим старым другом. Именно другом. Не смотря на разницу в возрасте, Денис и Игорь Афанасьевич провели огромное количество времени в разговорах о жизни. Именно поэтому звонок и просьба Добрича заставили Волчакова отложить все текущие дела и заняться делом Кипрова и Дильмана. Совсем без одобрения начальства действовать было нельзя, в связи с чем Денис направился к начальнику следственного отдела Петру Степановичу Белкину, который всегда гордился своим сотрудником и относился к Волчакову по-отечески.
Белкину шел уже шестой десяток, но он не позволял своим сотрудникам думать о том, что он, мол, отстал от жизни. Когда кто-то шутил о том количестве лет он прожил, Белкин имел всего один ответ, который считал идеальным. «Зато я звездные войны люблю!» –говорил Белкин и не шутил. Дело в том, что в далеком семьдесят седьмом Петр Степанович посмотрел четвертый эпизод. Он был так поражен увиденным, что даже по прошествии стольких лет, продолжал вставлять те или иные фразы в разговор на джедайскую тематику. Кто-то считал это забавным, кто-то даже милым, но никто не считал, что это глупо. Белкин уже всем и всё доказал, и теперь несколько непонятных многим слов, вроде, «темная сторона силы» или «чубака», уже не могли испортить всеобщее высокое мнение о нем. Узнав о желании Волчакова капнуть под Кипрова, Белкин нахмурился:
– Денис, ответь мне только честно, зачем тебе это? Тебе же уже не пять лет. Уже нельзя вот так подставлять свою карьеру или жизнь по удар.
– Я уверен в том, что вы осознаете, что просто так я бы не стал всё это затевать.
– То то и оно! Голова то у тебя похлеще моей варит! Прямо скажи, у тебя есть что-то? Человек, информация?
– Скорее второе, – Денис сначала опустил голову как бы готовясь принять неизбежный отказ, но затем неожиданно поднял глаза и с повышением тона спросил:
– Петр Степанович, вы переживаете больше за меня или за отдел?
– Во имя силы, что ты такое говоришь? – немного привстав откликнулся Белкин, затем не получив ответа, Волчаков немного нервно стоял, продолжил – Денис, дорогой мой, я знаю тебя слишком долго, чтобы позволить всяким мелочам вроде денег или связей разрушить нашу дружбу. Пойми меня правильно, у тебя семья, два сына растут, карьера идет в гору… – Белкин сделал паузу переводя дух и собираясь с мыслями. – Ты сейчас не в том положении, чтобы рисковать всем этим. Это не очень разумно. Извини за резкость.
– И я прошу прощения, – немного улыбнувшись ответил Денис, – сам не пойму, что на меня нашло. Просто на секунду взбесили меня все эти спектакли с толстыми кошельками.
– Я понимаю. Сам таким был. Что делать собираешься?
– В смысле? Так вы даёте добро?
– Я не запрещал. Ты же упрямый, всё равно достанешь. Только учти, – Белкин чуть понизил голос, – не распространятся о своих делах с другими. Не все поймут, а кто-то может и сдаст. Люди то разные. И ещё, – голос вернулся на обычную тональность, ты должен осознавать, что чем больше у человека денег, тем толще его бронежилет и так просто пробить его обычной воздушкой не получится. Тут световой меч только справится, смекаешь к чему я клоню?
– Я понимаю. Но мне ещё одного человека проверить нужно.
– Это кого? Только давай попроще кого-нибудь. А то, знаешь ли, два Дарт Вейдера за раз многовато будет.
Денис улыбнулся последней фразе:
– Нет, ничего такого. Второго я сам лично никогда не слышал. Дильман его фамилия. Олег Дильман.
***
– Ну, что? Как у меня обстоят дела? Я в топе новостей? – спросил Олег.
Они сидели в загородном доме Алика, куда он раз в месяц стабильно выбирался на несколько дней. Выбор места встречи был не случайным. После событий в театре друзья созвонились и решили, что встретится необходимо. Нужно было место, которое было бы наименее подозрительным, но при этом всё же вдали от города. Выбор пал именно на «оплот приятного одиночества», как его называл Алик. Это был небольшой двухэтажный дом, оставленный Алику еще в восьмидесятые его может даже не родной тётушкой, которую он при всем желании не вспомнил бы.
Алик разливая горячий грог с улыбкой ответил:
– Ну, как сказать, всё не так плохо, как кажется на первый взгляд. Твою фамилию выучили, это точно. Периодически уточняют друг у друга подробности твоих проделок. Особенно всем импонирует то, как ты сбежал. С шиком, с полицией и санитарными службами. Такого удара по носу Кипрова не скоро забудут. – Алик отхлебнул напиток, – скажи мне, друг, зачем ты вернулся? Ведь я был уверен, что твоя игра сделана, все карты сыграны, а фишки лежат в коробке.
– За раз так сразу и не скажешь – немного задумчиво ответил Олег.
– Но мы и не пять минут собираемся сидеть, ведь так?
– Это верно. А ты уверен, что наш праздник здесь никто не испортит? За тобой, что, не следят?
– Следят, ещё как следят. Но делают это они только за мной, а не за всеми местами, где я появляюсь или могу появиться. Ты, например, получив ключ, приехал сюда еще позавчера. Я же, по своему обычному расписанию прибыл только сегодня. Машина с моими «фанатами» ехала за мной почти до самого дома, но, как уже было не раз, остановилась за километр. Никто из неё не вышел. Ей-богу, такие они забавные. Я уверен, что тот, кто сейчас сидит в этой машине уже дрыхнет как последний суслик. Да и квалификация именно этих преследователей, скорее всего, не самая высокая. Не то, что у тех в театре. Так что всё в порядке, не волнуйся, отдыхай и начинай вещать, – улыбаясь закончил Алик, и встал, – тебе ещё налить?
– От твоего божественного напитка грех отказываться, – ответил Олег и отдал свой бокал, – в общем, выверенного плана у меня нет. Но что делать знаю. Мне не нужен Кипров за решёткой или уж, тем более, не нужен он мне без денег. Мне нужен он точно такой же как и сейчас, только без желания меня убить, вот и всё. Если ещё и заплатит, будет совсем хорошо.
– То есть, ты хочешь стать ему другом?
– При возможности, конечно, и этот вариант не плох. Но я, в принципе, согласен и на легкого приятеля. Пойми, Кипров просто не имеет права развалить всё то, ради чего я столько времени работал. Всё же начиналось как желание заработать на богатом индюке. Затем всё начало меняться. Но процесс был уже запущен и я продолжал реализовывать свой изначальный план, хотя уже не хотел его исполнения.
– А ради чего ты работал? Ради детей? Раньше я столько гуманизма в тебе не замечал.
– Не только ради детей. Ради самой идеи того, что… – Олег на мгновение остановился и как бы поглядел в себя, – может я покажусь тебе идеалистом или просто дурачком, но я хочу, чтобы наш мир стал хоть немного лучше. Хотя бы наша страна.
– Почему сразу дурачком? Ты удивишься, но многие, очень многие люди хотят того же. Они может даже себе в этом и не признаются, но тоже хотят. Почти у всех есть желание сделать мир лучше, так устроена эволюция. Иначе мы так бы и ковыряли палкой костер в ожидании, что он никогда не потухнет.
– Откуда такая уверенность, что у всех? – удивился Олег.
– Ну, сам посуди, человек по своей природе хочет жить хорошо. Хочет крышу над головой, здоровое и счастливое потомство. Хочет безопасности и возможности претворить свои желания в жизнь. Идя к своей цели человек улучшает жизнь вокруг себя. Однако здесь возникает другая проблема. Человеку на пути встречается такое бесконечное число препятствий, что ему уже, этому человеку, начинает казаться, что он какой-то не такой, что именно ему в жизни не повезло и т.п. Ведь люди от рождения не равны. Не только не равны материально, но и не равны физически. Вот почему, например, кто-то рождается здоровым, а кто-то нет? Прихоть природы? Может и так. Но от этого нездоровому человеку не легче. Он спрашивает у себя, у Бога, почему так вышло. И ответа, разумеется, не находит.
– Но ведь ряд болезней от рождения возникают от того, что родители тем или иным образом повлияли на это, разве нет?
– Да, Олегушка, ты прав. Теперь давай представим себе утопию. Ну что каждый человек, в один раз, можно сказать одновременно, произошел на свет абсолютно здоровым. Ну, то есть, никаких генетических или приобретенных болезней от глупости своих родителей он не имеет. Как ты думаешь, в течении своей жизни все эти люди останутся здоровыми? И проживут максимально долго?
– Ну, нет, наверное?
– А почему?
– Да по куче причин, – Олег задумался, – ну, если кратко выразить, то кто-то посчитает свое здоровье даром, а кто-то простой мелочью, которую беречь нет смысла.
– Вот именно. Но при этом тот, кто свое здоровье, извини за выражение, просрал, будет считать здоровых людей виновных в этом. Его будет бесить, что он не смог. Давай ещё дальше пойдем. Я уже упоминал про то, что люди не равны от рождения материально. У обычного человека всегда будет возникать вопрос, а почему так? Кто-то посчитает, что те люди, мол, хорошо работали, старались, вот поэтому их дети прекрасно живут, вкусно питаются и т.п. При этом, этот человек спросит себя, как так получилось, что его собственные родители были ничего не добившимися бездельниками? Он-то как в этом виноват? Что прикажешь ему в таком случае делать? Устраивать революцию? Человечество не одну сотню раз наступало на эти грабли и так ничего и не добилось. Можно по-другому. Давай, опять же, придумаем утопию или лучше возьмем какую-нибудь из уже существующих за основу. Вот хотя бы Замятина, с его «Мы». Он же изобразил коммунизм в его не самом лучшем проявлении. Где люди уже не люди. Зато все равны. Зато никто не богаче другого. И не уродливей. Точнее, уже никому не важно уродливый ты или нет. Наша страна тоже что-то попыталась сделать, и частично это получилось. Однако эксперимент не удался. А всё потому что люди от природы не равны. Давай ещё шире представим. Человек родился здоровым, при этом он знает, что другие люди не здоровее его, но при этом и не богаче. У всех изначально равные шансы на успех. Что тогда? Люди будут счастливы? Нет, я не спорю, будет лучше чем сейчас, но тогда напрочь уйдет институт родителей. Люди станут жить только ради своей жизни, а о жизни детей думать смысла не будет. Ведь дети в любом случае родятся здоровыми и одинаково обеспеченными. Тогда зачем воспитывать? Зачем стараться делать так, чтобы твой ребенок получил от жизни как можно больше? Если смысл человеческого существования в потомстве, а тут этот смысл убирают. Что же тогда остается? Я уже не говорю о том, что практически это всё сделать невозможно. В какой-то мере я этому даже рад.
– Почему?
– Ну, сам посуди. Кто-то рождается, чтобы быть космонавтом, а кому-то просто круто сидеть дома и ничего не делать. Он ленив, это да, но он и не, как бы получше выразиться, не злодей. Да, пусть будет это слово. В данном контексте оно включает в себя понятие человека заведомо корыстного, алчного, похотливого и безнравственного. Так вот, этот ленивый человек не злодей, он не ненавидит других людей, ему просто не хочется напрягаться и становится космонавтом. Он не пойдет насиловать женщин и убивать детей. Но он и не пойдет изобретать машину времени. И я благодарен обоим этим людям.
– Так, – остановил друга Олег – из твоих слов не понятно, что же делать, чтобы всё хоть немного улучшить?
– Немного. Надо стараться хорошо воспитывать своих детей, помогать своим родственникам, друзьям, если им нужна помощь. Учить их жизни не надо. Кто ты такой для этого? А вот помочь ты можешь. Что еще? Самому не быть злодеем, вот это, наверное, особенно важный пункт. Каждый раз спрашивай себя и только себя, правильно ли ты сделал? Понятно, что границы совести у всех разные, но где-то они общие. Помню кто-то сказал, поумнее меня, что свобода одного человека заканчивается там, где начинается свобода другого. Ты можешь быстрее других бежать стометровку, но при этом бить по ногам своим соперникам не имеешь права. Ты можешь стать первым, но только сам, не трогая других.
– Такого достичь невозможно.
– Не скажи, человек, хоть и медленно, но обретал собственное сознание. Мы уже не сжигаем девушек только за то, что они красивые, ведь так? И ещё один пункт в продолжении разговора о том, что необходимо сделать. Других злодеев, если тебе они повстречаются, надо наказывать.
– Как? Самосуд?
– Зачем же так жестко. Можно же просто, как в сказках о злых волшебниках и феях. Надо перестать с ними контактировать. Искусственно убрать их из общества. Они же либо будут вынуждены принять наши правила, либо уйти. Кто же захочет быть изгоем? Тем более, я уверен, злодеев среди нас намного меньше, чем всем кажется. Нам надо перестать думать, что если один член группы что-то сделал, то отвечать должны все. Нет, они тоже виноваты, что допустили, но по своей внутренней сути они этого не хотели. Таких надо максимально стараться привлекать к нам, к не злодеям.
Олег улыбнулся:
– Как в сказках? – переспросил он, – да, было бы неплохо.
Друзья немного помолчали. Тишину нарушил Алик.
– Так ты же это, про свои дела спрашивал. Увело меня куда-то.
– Так это же и замечательно. Значит хорошо сидим.
– Это точно. Но всё же. Давай по порядку. Кипров рыщет тебя словно овчарка кокаин. Сколько людей непосредственно участвуют в поиске сказать не могу. Но число приличное. Руководит этим всем Порох.
– Да иди ты! – удивился Олег и немного обрадовался, – тот самый?
– Да, да, именно он. Тот, кто умудрялся находить людей уже после того, как тех по документам уже в гроб положили. Информации на тебя у них почти нет. Твой айтишник хорошо постарался.
Олег с благодарностью вспомнил об Илье Березине.
– Так, что там еще, – продолжал загибать пальцы Алик. – Турина они взяли, но, я думаю, ты это и так предполагал. Он выложил им всё что знал, но по факту ничего стоящего.
– Ну с ним мне понятно. А что с союзниками? Есть те, кто может помочь?
Алик задумался.
– Напрямую никто влезать в это всё не хочет. Побаиваются, сам понимаешь. Но, если хорошо поискать можно найти тех, кто поможет финансами, но не больше.
– Для начала и это неплохо. Слушай, Алик, а нет ли среди твоего окружения следаков?
– Почему же нет? Есть, конечно. Периодически начотделы забегают. А тебе зачем?
– Да видишь ли. Нужен мне кто-то, кто мог бы Кипровым заняться. Ну чтобы наш мешок с деньгами немного ищеек от меня отозвал.
– Хм… – Алик снова замолчал. Потом внезапно шлёпнул себя по лбу и рассмеялся, – Да! Есть такой! Как же я мог забыть?
– Что за человек? – с максимальным увлечением спросил Олег.
– Напрямую его не знаю, разговор был с его начальником. С этим, как его, со Степан Петровичем!
– Ты про Белкина уничтожителя ситхов сейчас говоришь?
– Ага, про него самого. Так вот, есть у него один кадр. Очень он его уважает, говорит, что самая светлая голова во всем отделе.
– Ну так и что? К Кипрову то это какое отношение имеет?
– Да дай закончить. Этот Белкин жаловался мне на него, фамилию называл, но я не вспомню. Жаловался на то, что кадр этот, решил под Кипрова копнуть. Ни с того ни с сего. Степан Петрович все переживал, боялся, что эта затея добром не кончится.
– А вот это уже кое что! – обрадовался Олег. – А ты не узнал, с чего это он решил страшным дядей заняться?
– Нет, Олегушка, не смог. Вечер был уже. Белкин еле слова выговаривал. Еще спрашивал меня про тебя. Мол, не знаю ли?
– А ты что?
– Ну я сказал, что знаком, что врать то? Многие знают, что мы с тобой дружим.
– Это да, что-то еще?
– Да нет, он кивал-кивал, бормотал, что ты тоже, вроде, нужен кому-то. Затем взял да и отключился. Мои молодцы его в приготовленную карету закинули и отправили домой.
– Ясно. Необходимо выяснить кто же этот «тайный поклонник» меня и Кипрова, и может быть даже встретится с ним.
***
Денис Волчаков сидел в своем кабинете и перебирал папки с делами. На корешках было написано «дело закрыто». Во всех этих делах по тем или иным причинам фигурировала фамилия Александра Николаевича. Лежали рядом и другие, в которых напрямую Кипров не указывался, но, как говорили между собой следователи, «подразумевался». Изучая всё это, Денис не мог не восхитится талантом Кипрова избегать не только возможных обвинений, но и просто намёков на то, что это именно он. Всё написанное было не больше чем лирикой. Ни одного доказательства, ни одного сносного показания свидетеля. Люди Кипрова потрудились на славу. В каких-то делах он умудрялся выставлять себя чуть ли не жертвой. В других видно было, что следователь, который занимался этим делом, знал всю правду, можно даже сказать, своими глазами видел совершившееся преступление, но не мог это доказать. Это было похоже на заявления человека-алкоголика, который один день не пил, а потом продолжил пить, но именно в этот день увидел что-то стоящее. Однако ему, разумеется, никто не верит, и он начинает распыляться, пытаться что-то доказывать. Но все только продолжают сочувственно улыбаться. Разочаровавшись во всём, он доходит до истерики, а потом и сам начинает думать, что, мол, всё это неправда и не более чем обычные его пьяные галлюцинации.
Денис отметил про себя, что всем «тёмным» делам Кипрова более десяти лет. Это могло означать, что новое тысячелетие он начал относительно чисто. «Или так ,по крайней мере, нам должно казаться» – подумал про себя Волчаков. – «Дел в итоге оказалось даже больше чем я рассчитывал. Есть в чём покопаться. Жаль лишь, что ни один из следователей, работавших над этими делами в то время, сейчас уже не на службе. Хотя посоветоваться это не должно помешать» – Денис продолжал копаться в бумагах: «Дильман, Дильман» – бормотал он, – «Кто же ты? Нигде у нас о тебе ни слова. Степан Петрович, вроде, упоминал, что его знает Алик, владелец одноименного заведения. Но этого невообразимо мало. Может Добрич зря переживает?».
Во время этих мыслей в кабинет к Волчакову протиснулась голова и произнесла: «Здорова!». Данная часть тела принадлежала Эдику. Эдику Солнцеликову. Эдик был коллегой Дениса из соседнего отдела. Причем если Волчаков олицетворял собой всё самое лучшее, что может быть в человеке и в представителе власти, то Солнцеликов наоборот, самое худшее.
Эдик был ровесник Дениса, но будучи на службе столько же лет, сколько и последний, не добился ровным счётом ничего. Нет, он приходил на работу вовремя, раньше тоже не сбегал. Со всеми другими коллегами, а особенно с начальством был до тошноты вежлив. После разговора с ним оставалось ощущение, что тебя вымазали медом. При этом со своими подчиненными он был совершенно другим. Половина слов была абсолютная брань и маты. Причем складывалось впечатление, что он гордится этим.
Треть дня Эдик проводил в разговорах со своими друзьями, к которым он обязательно обращался «братан». Диалоги эти не славились наличием интеллекта. Как правило, разговор шёл либо о чьей-то машине, либо о чьей-то бабе, причём именно не о девушке, а о бабе, или о том, как хорошо жить на земле таким чётким пацанам, как Эдик. По работе он делал ничтожно мало, а если делал, то об этом знали все – начиная с уборщиц, заканчивая начальниками, причём даже других отделов. Получив хоть какое-то задание сверху он обходил абсолютно всех коллег по цеху и, как бы невзначай, а порой и не как бы, говорил что-то вроде «Вот мне тут дали кое-какую работёнку. Сразу видно, что что-то сложное. Посмотри у тебя было такое? Было? Да? Да ну, чё ты гонишь, такого у тебя не могло быть. Может быть что-то похожее, попроще». Эдик яростно хотел быть среди уважаемых следователей, чтобы его мнения тоже спрашивали. Поэтому когда кто-то заходил к нему и случайно говорил о том, что не знает как поступить, Эдик вставал в боевую стойку.
– Что, Кирилл, не получается что-то? – интересовался Эдик, – это бывает, я пока свою первую сотку дел не сделал, тоже ошибался, а потом решил, что хватит!
Кирилл был ещё молодым сотрудником и ещё не знал всех особенностей Эдика, чем тот с удовольствием пользовался.
– Так ты уже сто дел закрыл?
– Охохо! Еще на втором году службы!
– И перестал ошибаться?
– Ты думаешь я за свой базар не отвечаю? Так тебе нужна помощь или нет?
– В общем-то нет, я уже у Дениса спросил.
– У Дениса? – Эдик всегда вытаращивал глаза и кривил лицо, словно начинало пахнуть тухлой капустой, когда слышал имя «Денис». – Нашёл у кого спрашивать!
– А Степан Петрович сказал, что лучше к нему.
– Это тебе так наш любимый шеф сказал? Прямо он? Лично? – продолжал нападать Эдик.
– Ну-ну да, – уже заикаясь отвечал молодой Кирилл.
– А ты знаешь почему он так сказал?
– Ннет… – еще тише промычал Кирилл.
– Потому что Степан Петрович думал, что я слишком занят. А к этому волчёнку тебя отправил потому что у него работы нет, ничего серьезное ему не доверяют. Давай показывай, что там у тебя.
Посмотрев с умным видом на листки, Эдик поднимал глаза на Кирилла и резко спрашивал:
– И в этом ты не можешь разобраться? Позор! Я даже помогать тебе не буду! Я то думал, что у тебя что-то мощное, а тут делов-то на пять минут. Теперь ясно почему шеф тебя к Денису направил. Для него как раз.
На самом деле Эдик, разумеется, не знал как решить это дело, но с помощью возраста и бесконечного гонора он умудрялся дурачить молодых сотрудников. У него были свои, специально выдуманные им, фразочки, которыми он очень гордился и считал их невероятно остроумными. Вот скажет так причмокивая пухлыми губами «маааленькая папина девочка (дочка)» – это его такое обращение ко всем девушкам, когда настроение хорошее. Или, если необходимо было ответить шутливо на оскорбление он употреблял что-то вроде «мужской половой орган в отходах жизнедеятельности», только, разумеется, каждое указанное выше слово, нужно менять на мат и просто нецензурное слово соответственно. Сказав это, он улыбался во весь рот и начинал смеяться. Смеялся даже после того, как объект ответа уже давно как вышел.
У тех, кто непосредственно работал с Эдиком, возникал, конечно, вопрос, каким образом он еще продолжает занимать свое место, почему ещё не уволен и т.п. Но ответ более чем прост. Вне своего отделения это совершенно другой человек. Такой милый, общительный, добрый. С начальниками предпочитает прикидываться дурачком, который ничего не понимает и понимает одновременно абсолютно всё. Иногда это давало свои плоды. Если представить Эдика и какого-нибудь его начальника покупающего, скажем, арбузы и дыни, то разговор вышел бы следующий: