bannerbannerbanner
Название книги:

Офицерская честь

Автор:
Юрий Торубаров
Офицерская честь

000

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

© Торубаров Ю. Д., 2015

© ООО «Издательство «Вече», 2015

* * *

Глава 1

Бонапарт проснулся и открыл глаза. В комнате было еще темно, но по радостному гомону птиц, который доносился в раскрытое окно, выходившее в сад, было понятно, что на востоке уже забрезжил рассвет. Генерал чувствовал себя хорошо выспавшимся, поэтому не стал разлеживаться, а легко вскочил и подошел к окну. На него повеяло прохладой и утренней свежестью.

«Был дождь», – подумал он и, быстро одевшись, поспешил к выходу, чтобы насладиться этим воздухом в полной мере.

Он прошел на конюшню. Его Марс, почуяв хозяина, издал радостное ржание. Бонапарт подошел к коню, потрепал гриву. Конь ткнулся мордой в лицо хозяина. Бонапарт рассмеялся:

– Баловник! – и поцеловал его в лоб.

Накинув узду, он вывел его из стойла и набросил седло.

Это был прекрасный арабский скакун, белоснежный, как лепесток ромашки. Тонкие стройные ноги делали его выше, чем он был на самом деле. А маленькая аккуратная головка с лиловыми блестящими глазами говорила о породе животного. Да разве мог Эльфи-бей подарить другого коня победителю, хотя и далекого, но грозного австрийского императора. Он и свой дворец на площади Эзбекия отдал в полное его распоряжение. Бонапарт принял это предложение, руководствуясь тем, что дворец был на краю города, а хорошие отношения с начальником отрядов малемонов давали прямую выгоду – он из врага превращался в друга. Не без его помощи он установил добрые отношения с улемами и шейхами этой страны, которые помогали ему управлять Египтом.

Марс шел резво. Седок чувствовал, что конь застоялся и не придерживал его. Свежий ветер, принесенный с моря, бил в лицо, трепал челку, обнажая высокий, надвинутый на глаза, лоб. От этой прохлады было приятно всему телу. Он расстегнул рубашку почти до самого конца, подставляя грудь живительным струям.

Скачка продолжалась довольно долго. Она радовала седока, заставляя забыть на мгновение все заботы. Наконец, когда Марс стал сдавать, Бонапарт, придерживая его и наклонившись над его ухом, поглаживая шею, произнес:

– Ты, брат, устал, а я нет. Но так и быть, поедем шагом.

Во дворце генерала уже ждали. У крыльца стоял его адъютант Жуибер, который принял у соскочившего с коня Бонапарта узду, чтобы отвести лошадь в конюшню. – Дайте ему овса, да побольше.

Тон у генерала был приподнятый, в нем чувствовалось хорошее настроение. Проходя мимо дежурившего лейтенанта, генерал, что редко с ним бывало, спросил, приостановившись:

– Как самочувствие, Винаш?

– Прекрасное, – щелкнул каблуками офицер.

– Отлично! – он уже хотел было продолжить путь, но его взгляд скользнул по столу. На нем лежала странная кипа газет. Может быть, она и не привлекла бы внимания Бонапарта, если бы ему не бросился в глаза напечатанный крупными буквами кричащий заголовок: «Убийство генерала Жубера». Этого генерала он знал, поэтому сообщение поразило его.

– Кто принес? – быстро спросил Бонапарт, пытливо глядя на лейтенанта серо-голубыми глазами.

– Сулейман, господин генерал.

Сулеймана все знали. Это был очень услужливый средних лет араб. Что бы ему ни говорили, он всегда в ответ только улыбался. Как-то незаметно он вкрался почти всем в доверие.

– Их, – кивнул Наполеон на газеты, – ко мне на стол.

Лейтенант понял, что что-то испортило настроение генералу: уж больно строг стал голос. Бонапарт быстро позавтракал и поспешил к себе в кабинет. И сразу же принялся за газеты. Чем больше он их просматривал, тем сильнее хмурилось его смуглое лицо и загорались яростью глаза.

Через какое-то время офицер услышал, что в кабинете раздались громкие шаги. Но дверь не открывалась. И Виношу стало ясно, что генерал не в духе. В этот момент вдруг резко зазвонил звонок. По его звуку Винаш знал, какое у хозяина настроение. Если плавный, нежный звон, Бонапарт доволен, если резкий – беги стрелой.

– Слушаю, господин генерал! – встал перед ним Винаш.

– Адмирала Гантома и генерала Клебера – ко мне.

– Но, господин генерал, генерала Клебера…

– Ах, да, – перебил его Бонапарт.

Он вспомнил, что Клебер на переговорах с Али-беем.

– Я оставляю на него приказ. Идите. Выполняйте.

Оставшись один, он стал размышлять. Прежде всего, он был просто поражен тем, что узнал из газет.

– Все мои итальянские завоевания уничтожил русский генерал Суворов. Как они могли это позволить, эти несчастные адвокатишки? Почему не вызвали меня? Боятся? Чего боятся?

Он подошел к окну. В саду у фонтана расположился гарем Эльфи-бея. Увидев женщин, Бонапарт резко задернул штору и медленно пошел к столу. В голове зародилась другая мысль: откуда взялись эти газеты? Откуда? И сам себе ответил: «Это дело рук адмирала Смита. Другого варианта просто нет. Если бы пришел наш корабль, мне бы это сразу стало известно. Значит… Смит. Но для чего? Для чего?» И тут он нашел ответ:

– Он хочет выманить меня. Значит, он со своим флотом будет ждать… Где? Думаю, он выберет для наших кораблей самый короткий путь, чтобы нам поскорее попасть во Францию. Нет, Смит! Дудки! Тут ты просчитаешься.

В это время на пороге появился адмирал Гантом. Был он не молод. Об этом говорили седеющая голова и такая же аккуратно постриженная бородка. На щеках появились первые признаки дряблости. Но глаза сохраняли молодость, в них горел огонек интереса к происходящему.

– Что случилось, мой генерал? – подходя к Бонапарту, спросил адмирал, стараясь заглянуть в его хмурое лицо.

– Катастрофа!

Он подошел к столу и показал на газеты.

– Прочитайте и вы поймете, что Франция стоит на краю гибели.

Адмирал переложил пару газет. Потом, посмотрев на Бонапарта, спросил:

– Как они к вам попали?

Бонапарт натянуто улыбнулся:

– Я считаю… их прислал ваш коллега… адмирал… – он не стал договаривать, а посмотрел в глаза адмиралу.

– Смит! – догадался Гантом.

– Больше некому.

– И, как я… понимаю, генерал, что нам надо готовиться к отплытию?

– Вы правильно понимаете!

Адмирал задумался, потом, склонив голову, спросил:

– А не готовит ли он нам ловушку?

Бонапарт усмехнулся одной стороной лица:

– Думаю, готовит.

– А мы? – адмирал смотрит на Бонапарта.

– Мы? Мы с боем прорвемся! – Бонапарт хитро посмотрел на адмирала.

Ответ генерала его не удовлетворил, это было видно по его расстроенному лицу.

– Шучу! – Бонапарт живо сел в кресло, жестом предлагая Гантому сделать то же самое. – Мы его обхитрим.

Адмирал еще не понял, на что надеялся генерал. Бонапарт подошел к столу, оперся на ручку кресла: – Он ждет нас на коротком пути, а мы пойдем вдоль берега до мыса…

– Бон, – подсказал адмирал, разгадав задумку Бонапарта. И продолжил: – потом вдоль Сардинии и до…

– Корсики, – закончил Бонапарт.

Они дружно рассмеялись.

– Какие суда думаете взять? – спросил Бонапарт.

Адмирал заворочался в кресле. Провел по сухим губам языком. От Бонапарта не ускользнуло не замеченным это движение. Он поднял колокольчик. Дверь тотчас открылась. – Вина! – приказал генерал.

Вскоре появилось легкое бургундское. Адмирал с удовольствием осушил бокал. Обтерев рот, он сказал:

– Выбора у нас особого нет. Думаю, пойдем… да, сколько вы хотите взять с собой человек?

Бонапарт на мгновение задумался.

– Охрана… человек… двести, ну и нас с десяток.

Адмирал крякнул.

– Думаю… обойдемся «Мюироной» и «Каррэрэ». Возьму еще две быстроходных щебеки. Так… на всякий случай.

Наполеон понял его и кивнул в знак согласия головой.

– Тогда я, пожалуй, пойду.

– Идите. Только, адмирал, все пока между нами.

– Генерал! – это было сказано таким тоном, что без слов было понятно: «Кого вы предупреждаете».

После ухода адмирала Бонапарт вызвал к себе генерала Бертье. Многие, глядя на этого человека, не понимали Бонапарта.

– И что он нашел в этом чудовище?

На вид это было грубое неказистое создание, небольшого роста, с непропорционально огромной головой. К тому же он был весьма невоспитан. Постоянно грыз ногти. Но мало кто знал, что он мог работать по 20 часов в сутки, а если надо, и все сутки. Материалы всегда представлял к сроку и весьма грамотные, которые не надо было поправлять или что-то изменять. Вот с ним-то Наполеон и стал обдумывать все детали, которым всегда уделял большое внимание. Он всегда говорил, что в никаком деле нет мелочей. Из-за них гибнут большие дела. Затем он пригласил к себе генерала Мена. В отсутствие Клебера он обсудил с ним финансовые вопросы, указал источники получения денег.

Время перевалило далеко за полдень. В кабинете стало душно, и Бонапарт предложил Мену пройтись по берегу. Генерал понял, что главнокомандующий хочет лично убедиться, как идет подготовка к отплытию. По пути между ними завязался разговор. Все, что таилось внутри Бонапарта, вылилось наружу. Его сильно возмущало положение во Франции и за ее пределами. Ситуация везде была катастрофической. Он произнес фразу, недавно сказанную самому себе:

– Генерал, я тороплюсь в Париж, чтобы разогнать это сборище адвокатов, которые издеваются над нами и не способны управлять государством…

Бонапарт входил в азарт, разбирая по косточкам многих государственных деятелей, которые, по его мнению, не могли руководить не только государством, но не справились бы даже с работой извозчика!

Его тираду перебил Мен, показывая рукой на Нил, в водах которого на всех парусах удалялся в открытое море какой-то корабль. Бонапарт не был моряком и никогда не говорил, что знает морское дело. Но этот корабль он узнал.

– Это английский бриг, – сказал он, и лицо его посуровело, – пришел убедиться, что мы собираемся к отъезду! Куда смотрит наш адмирал? – возмутился он. – Теперь понятно, как к нам попадают газеты. Кстати, Мен, неплохо бы проверить, – он остановился и посмотрел на генерала, – этого Сулеймана, разносчика газет. Мне кажется, что это весьма подозрительная личность.

 

– Хорошо, мой генерал, я займусь…

Что-то помешало Мену заняться расследованием. Вскоре от руки этого услужливого человека погибнет генерал Клебер, в которого Мен вонзит кинжал.

Бонапарт кивнул головой и на какой-то момент они замолчали. Каждый думал о чем-то своем. Первым молчание нарушил Мен:

– Не отложить ли выход? – спросил он.

Бонапарт резко повернулся:

– Ни в коем случае! У меня есть вариант, который Смит даже вообразить не может.

24 августа, поздно вечером, от побережья Нила четверка кораблей с потушенными огнями отправилась в свое рискованное путешествие. Бонапарт почти все световые дни проводил на палубе. Дав приказ адмиралу держаться как можно ближе к берегу, он оставался на палубе и, скрестив руки на груди, задумчиво смотрел в даль. О чем он думал? Может быть, о том, что ему есть что сказать французам о своем пребывании в Египте, где прожил шестнадцать месяцев? За это время он овладел Мальтой, завоевал Нижний и Верхний Египет, уничтожил две турецкие армии, пленил их командующего, захватил богатые обозы, полевую артиллерию, опустошил Галилею и Палестину. Вот только Акр… Два месяца длилась осада крепости, но все было бесполезно. И все из-за этих чертовых англичан. Сидней Смит руководил обороной. С моря осажденным подвозились припасы и оружие. Обстреливались французские войска. Сколько ни просил он помощи у Конвента, чтобы прислали флот отогнать англичан и осадные орудия, все было бесполезно. И 20 мая 1799 года ему пришлось снять осаду и отдать команду о возвращении в Египет. Это была его первая неудача. Он долго не мог ее забыть. До Абукира, где с помощью все тех же англичан высадилась 15-тысячная турецкая армия под руководством Мустафы-паши. Мустафа был осторожным, осмотрительным человеком. Узнав, что основные силы французов находятся от него на расстоянии более 100 миль, стал готовиться к наступлению. Высадка удалась, находившийся поблизости отряд генерала Клебера был окружен. Силы были неравны, и Клебер понял, что ему грозит полное уничтожение. Нужна была срочная помощь. Он послал своего лазутчика. Появление французов было как снег на голову.

Узнав о высадке турок, Бонапарт с небольшим отрядом в несколько тысяч человек сверхбыстрым броском оказался перед врагом. От неожиданности те не смогли оказать достойного сопротивления. Пехота французов пробилась сквозь тройную линию наспех организованной обороны и разрознила турецкие силы. Подоспевший со своей конницей Мюрат окончательно добил турок, пленив пашу и его штаб. Это была блестящая победа и спасение генерала Клебера. Но Акр… Акр тяжелым воспоминанием лежала у него на сердце.

Медленно, но неотступно, день за днем, пробиралась эта маленькая флотилия к своей цели. Вот они достигли заветный мыс, от которого рукой подать до Сардинии… Вскоре и она осталась за кормой. Впереди маячила Корсика. Восьмого октября, когда корабли находились в 8 лье от Тулона, на море надвинулся густой туман. Один из матросов заметил, что они находятся рядом с какими-то кораблями. Это, как оказалось, была английская эскадра адмирала Брюи. Бонапарт и Гантом немедленно оказались на палубе.

– Генерал, – чуть не истерически воскликнул адмирал, – надо немедленно возвращаться!

– Ни в коем случае, – хладнокровно произнес Бонапарт, – идите на врага! Иначе они вас заметят!

А в голове его пронеслось: «Умны, правильно рассчитали…» Как оказалось, решение Бонапарта было и талантливее, и удачнее. 9 октября на рассвете корабли зашли в залив Фрежюс. Когда загремели якорные цепи, известившие, что путешествие закончилось благополучно, к Бонапарту подошел адмирал. Сняв головной убор, он платком обтер вспотевший лоб.

– Ну, генерал… – выдохнул он.

И в этих словах слышалось глубокое восхищение и даже больше – преклонение перед этим худеньким корсиканцем.

Итак, Бонапарт прибыл на берег Франции. Что его ждет? Этот вопрос мучил не только его. Когда шлюпка, шурша о прибрежную гальку, уткнулась в берег, сердце железного главкома дрогнуло, хотя лицо оставалось неподвижным. Поставив ногу на сушу, он на мгновение задержался. О чем думал он в эти минуты? Может быть, вспомнились серые, влажные стены крепости Форт-Карре, что около Антиба, где ему пришлось провести некоторое время, живя в ожидании сурового приговора? У этой власти головы летели, как кочаны капусты. Или вспомнился мощный людской поток, подобный тому, который смел Людовика XVI? Но воля этого человека отмела все колебания, и он решительно двинулся вперед.

Глава 2

Париж, как и вся Франция, жила в это время под одним лозунгом: «Мы хотим такой режим, при котором едят». За два года после переворота, когда к власти пришла Директория[1], обещав создать процветающее общество и изменив для этого существующее законодательство, по сути, ничего не было сделано. Она показала свою слабость и в другом – потере Италии, которую отнял у французов Суворов, лишив страну получения дешевого сырья, что привело к безработице и ухудшению положения народа.

И неожиданно, по семафорному телеграфу Шаппа и Иньяса, было получено сообщение о высадке во Фрежюсе Наполеона Бонапарта. Это был удар средь ясного неба. Глава Республики Баррас, получивший это известие, растерялся. Он довольно хорошо знал Бонапарта, его ум, решительность. Судьба свела их шесть лет тому назад, когда роялистам в Тулоне удалось свергнуть революционную власть и призвать на помощь англичан. Пример мог стать заразительным, и Конвент поспешил уничтожить эту «заразу».

Началась осада, которой руководил некий Карто. Но она шла вяло, Конвент стал нервничать и направил туда своих комиссаров, среди которых оказались Огюстен, брат Робеспьера, Баррас и Саличетти. Последний, между прочим, был земляком Бонапарта. А о Бонапарте, этом артиллерийском офицере, они знали только по его памфлету «Ужин в Боккере», где высмеивались попытки роялистов вернуться к власти. Он многим понравился, в том числе и Огюсту. Судьба привела молодого капитана Бонапарта, который готовил, а потом сопровождал обоз с порохом в Боссе, где находился штаб осаждавших. Зная, что там был земляк, он решил его навестить. Находясь вблизи от военных действий, грамотный артиллерист не мог не поинтересоваться ходом осады. Как и Конвент, который прислал сюда своих комиссаров, он знал, что осада идет из рук вон плохо. Побывав на месте, он воочию убедился в главной ошибке осаждающих, которая позволили английскому флоту оказывать эффективную помощь осажденным. И у него созрел смелый план, как исправить положение. Разыскав своего земляка, он рассказал ему о своих соображениях. Выслушав его, Саличетти пригласил других комиссаров, среди которых и был Поль Баррас.

Главное предложение капитана заключалось в захвате мыса Мон-Кэр, что позволило бы изолировать тулонцев от моря, но командующий Карно был категорически против, ссылаясь на то, что это погубит много людей. Пока судили, рядили, англичане, поняв значение этого мыса, заняли его сами. Комиссары начали борьбу за то, чтобы сместить командующего, а талантливого капитана решили задержать, назначив его начальником артиллерии с широкими полномочиями. Он сразу принялся за дело, приказав Мюрату забрать пушки из Саблона. Стал готовить передовые отряды. Только приход третьего командующего и вмешательство Конвента позволили Наполеону осуществить его план. Он построил огневые позиции против форта Мальбуске и на мысе Л’Эгийет, что позволило отогнать англичан. Но над всем господствовал еще форт Малгрейв, к которому просто невозможно было подобраться. Тогда Бонапарт приказал найти триста мешков, подобрать такое же количество крепких солдат. Орудийные оси приказал обильно смазать жиром, чтобы они не скрипели. Всем солдатам, участвовавшим в операции, лица повязали платками, чтобы нечаянно чих или кашель не привлек внимания противника. Глубокой ночью в день начала осады под его личным руководством была возведена батарея против коварного форта. Когда забрезжил рассвет и можно было наводить орудия, началась осада Тулона. Две колонны, двинувшиеся на штурм, не смогли одолеть противника. В ответственный момент, когда решалась судьба сражения, Бонапарт лично повел в бой третью колонну, которая решила исход борьбы. Тулон пал. Бонапарт захватил в плен О’Хара, британского главнокомандующего. Победа была полной. Очень ярко об этом написал в столицу Огюстен Робеспьер. Командующий Дюгомье тоже доложил об этом в Париж, отметив личную заслугу Бонапарта. Столица ликовала. Опасность распространения «заразы» была ликвидирована. Бонапарт за это получил звание генерала, а у Барраса, как и у других комиссаров, поднялся авторитет, который в будущем помог Полю занять высшую ступеньку в созданной Директории. Тогда, паря на крыльях победы, Баррас поделился о происшедшем (потом он не раз об этом пожалел) со своим новым другом, пылким революционером Шарлем Морисом Талейраном-Перигором. Он взахлеб нахваливал талант молодого корсиканца, который обошел многих заслуженных генералов. Этот разговор крепко засел в памяти Перигора. У него были свои далеко идущие планы, и он считал, что не хуже, если не лучше Барраса, справился бы с его положением.

Баррас позже инстинктивно почувствовал эту опасность и, подбирая состав директоров, он не включил туда Талейрана, обладателя острого, блестящего ума, отделавшись назначением его министром иностранных дел.

И вот… только что изобретенная семафория принесла для некоторых страшную весть: Наполеон самовольно возвращается в страну. Для чего? Кто позволил? Что делать? Последний вопрос мучил Барраса сильнее всего. Что-то надо было решать, а что? Арестовать за самовольное оставление армии и отдать под суд? Но… нет! Надо посоветоваться. Но с кем? С этими ничтожными Гойе или Муленом, которых он назначил директорами за их никчемность? Или с этим хитрецом Сийесом? Нет! От него можно ожидать чего угодно, только не нужного совета. А Тайлеран? Кому он обязан своим министерским постом? Пожалуй, пожалуй. Баррас появился на пороге кабинета Тайлерана неожиданно, чем привел министра на какое-то мгновение в замешательство. Он приподнялся и с нескрываемым удивлением на лице посмотрел на неожиданного гостя.

– Ты кого высматриваешь? – подходя к нему и протягивая руку, спросил Баррас.

– Да смотрю, нет ли за вашей спиной солдат и не пришли ли вы за мной, как приходили за Робеспьером.

Это напоминание немного покоробило вошедшего, но он попытался отшутиться:

– У меня еще нет достаточных мотивов, чтобы это сделать!

Не остался в долгу и Талейран. Усмехнувшись, он сказал:

– Было бы желание…

Они оба рассмеялись.

Когда-то этот кабинет занимали королевские министры. Это было огромное помещение, выполненное в стиле рококо. Все эти амуры, русалки, фантастические фигуры ассиметричного исполнения несли в себе дух интимности, комфорта. Тяжелые бархатные шторы добавляли таинственности и как бы звали к открытию души. Много позолоты. Дорогая мебель покоряла своей изящностью и качеством исполнения. Баррас здесь был впервые и, не скрывая любопытства, рассматривал кабинет. Хозяину же не терпелось узнать, зачем пожаловал такой высокий гость. И он подал голос:

– Его делали, чтобы поразить иностранных дипломатов, и те, уходя отсюда, выносили с собой мнение о величии и могуществе Франции.

– Да, – Баррас понял сигнал и, садясь в кресло у отдельно стоявшего столика, дал понять, чтобы Талейран присоединился к нему.

Министр вышел из-за стола и, прихрамывая, подошел к Баррасу.

– Чем могу служить? – усаживаясь и набрасывая больную ногу на здоровую, спросил он. Баррас посмотрел на него, обдумывая, как начать разговор. После минутного молчания, он наконец заговорил:

– Наш общий друг прислал весточку, – сказал он, взяв из подставки перо и начав его рассматривать.

– Вы кого имеете в виду?

– Я имею в виду того человека, за которого вы просили, чтобы отправить в Египетский поход.

Талейран усмехнулся. Ему стало все понятно, но он не подал вида.

– Я помогал ему, считая, что Бонапарт правильно поставил вопрос. Настало время подорвать мощь Англии, наглость которой переходит все границы. Необходимо отнять у нее источники получения дешевых материалов.

У Шарля затекла нога. Он поднялся, сильно прихрамывая, прошелся по пушистому ковру от стола до двери. Вернувшись, оперся о стол и продолжил:

– Я бывал в этой стране и знаю, как они смотрят на нас.

 

Баррас поморщился. Он пришел сюда совсем с другими намерениями, а не дискутировать по известным проблемам.

– Друг мой, – поднялся Баррас, – не забывайте, что я помогал вам.

Они делано рассмеялись. Поль продолжил:

– А пришел я к вам, зная ваш живой ум, – при этих словах он посмотрел на Шарля.

– Слушаю вас.

– Этот человек, несмотря на свою молодость, многое успел сделать.

– И для вас, – вставил Шарль с улыбкой на лице.

– Для Республики, – поправил его Баррас.

– Помните слова: «Государство – это я».

Они опять рассмеялись.

– Да, не будь его, неизвестно, где бы мы были, и чтобы с нами стало, – несколько растягивая слова, произнес Баррас.

– Что и говорить! – поддержал его Шарль и добавил: – А ведь он, мне кажется, был несправедливо забыт.

– Согласен! – оживился Баррас, – после Тулона нашего героя просто… вычеркнули из жизни.

– Как это случилось? – спросил Талейран, меняя позу и посмотрев на Барраса. А чтобы пояснить причину вопроса, добавил: – Епископ Отенский в это время был в Америке.

Да, Баррас знал, что Шарль, пылкий революционер, аристократ, некогда избрал путь священника. Но вот что заставило его, князя Беневентского, встать на этот путь, он мог только догадываться. Бурбоны, уничтожая самостоятельность многих могучих баронов Франции, все сделали, чтобы подорвать, прежде всего, их экономическое могущество. И, когда представился случай, один из потомков, разоренных Бурбонами, решил с ними посчитаться. Верно это или нет, Баррас не знал, но спрашивать не стал. А на вопрос Талейрана ответил:

– Там, в Тулоне, он сдружился с Огюстоном Робеспьером. Бонапарт, – он впервые назвал его, – предложил начать поход на Италию.

– Смотри, какой у него широкий кругозор!

– Да… Но…

Талейран понял, что эту тему он не хочет раскрывать, так как был участником переворота 9-го термидора. Но Шарль не желал упустить случай и решил показать, что он тоже является носителем тайн тех дней. И сказал за него:

– Да, после казни Робеспьера, Сен-Жюста, Кутона к власти пришли другие лица, которые схватили и бросили в темницу и героя Тулона.

Наверное, чтобы как-то оправдать себя, Баррас торопливо ответил:

– Это было сделано по доносу того самого Саличетти. – и тут же добавил:

– Я сделал все, чтобы вернуть ему свободу.

Прищурив один глаз, Талейран спросил:

– Но, говорят, он ушел в отставку?

– Не захотел подчиняться…

– Победитель остался без гроша в кармане, – Талейран почему-то рассмеялся.

– Да, жилось ему не сладко. Я нашел его в скромном Шербурском отеле на улице Фур-сен-Оноре.

– Интересно… Что-нибудь выпьете? – Шарль неожиданно изменил тему разговора и посмотрел на Барраса. Тот кивнул головой. Министр доковылял до буфета, достал бутылку вина и два фужера. Вино было чудесное. Посмаковав его какое-то время, Шарль вежливо спросил:

– А что дальше?

– Дальше… – Поль усмехнулся. – Измена генерала Мену и двадцать тысяч роялистов против шести защитников Конвента.

– И тогда вы вспомнили о Бонапарте?

– Да.

– А он? – Шарль продолжал пытать своего гостя.

– Он поставил одно условие: «Я вложу шпагу в ножны только тогда, когда все будет кончено».

– Сразу видно: решительный, бескомпромиссный человек, – вставил Шарль. – Что же он сделал?

Баррас оттолкнулся руками от кресла и подошел к окну, выходившему на площадь, которая была заполнена народом. Видел он ее и другой, воинственной и злой. И это было очень страшно. Посмотрев еще какое-то время, он вернулся на свое место.

– Что же он сделал? – в задумчивости повторил Поль вопрос и сам ответил: – За ночь собрал все пушки, которые были в Париже и окрест, и выставил их на улицах города.

– Каков молодец! – восхитился Шарль.

– Да… Мне рассказали, что Кадудаль, примчавшийся из Вандеи, когда узнал о подготовке защитников Конвента, сказал, что в Париже никто не посмеет стрелять из пушек по народу.

– Какая самоуверенность! – воскликнул Шарль.

– Да, признаться, она их здорово подвела. Когда роялисты, заранее предвкушая победу, двинулись в наступление, загремели пушки. Он их, мерзавец, так расставил, что от его выстрелов некуда было деться. Кто-то решил, что по церкви Бонапарт стрелять не будет, и толпа ринулась на паперть Святого Роха. Но и там его картечь настигла роялистов.

Видимо, Талейрану об избиении этих людей слышать больше не хотелось, и он сказал:

– Все ясно. Конвент был спасен. А… – Шарль замолчал.

– Бонапарт? – спросил Баррас.

Шарль кивнул.

– Что Бонапарт… Этот хмурый, угрюмый человек, который бестрепетно и решительно использовал эту единственную возможность, всех подкупил. Вечером того же дня он был назначен командующим военными силами тыла. Вот так.

– Да, – Талейран пригубил бокал, – интересно, каков он сейчас?

– А что могло его изменить? – спросил Баррас, склонив голову.

Шарль откашлялся в кулачок, достал платок, приложил к губам.

– А Акр! Здесь наш победитель сильно споткнулся, – сказал, а сам, въедаясь глазами в гостя, ждал ответа.

Но вместо него Поль взял фужер, посмот-рел в него, словно хотел там прочитать ответ. Ну, разве скажешь министру, что в этом виноват он. Сколько было от Бонапарта просьб прислать флот и артиллерию. Но как он мог это сделать, если страна была под угрозой гибели. Так как хозяин не отвел взгляда, который требовал ответа, то он его получил.

– Что Акр! Крепость не решала никаких вопросов. А кое-кто мог этим воспользоваться и высадить свои войска. Вот и пришлось вернуться, – сказав, Баррас поспешил отвести глаза. В голове Талейрана мелькнуло: «Тут что-то не так. Надо разобраться».

Гость взял бутылку и налил себе вина. Сделав несколько глотков, поставил фужер.

– Вино… прекрасное, – сказал он, платком вытирая губы.

– Дальше все ясно! – сказал Шарль, добавляя: – Завтра газетчики, узнав о его возвращении, опишут каждый шаг нашего победителя.

– Не забудут и тебя, как ты женил его.

Надо было видеть, какими глазами Талейран посмотрел на гостя. Но голос его прозвучал мягко:

– Думаю, наши журналисты умны и не будут писать такую глупость. Кто может что-то навязать такому человеку, – Шарль ехидно улыбнулся и поправил: – Не ему, а ей!

Он-то хорошо знал, кто был истинным виновником той свадьбы, которая отобрала у Барраса самого любимого человека. И только страх за свою власть заставил его сдержать себя. Они быстро переглянулись, и их взгляды провозгласили мир.

– Да, – как ни в чем не бывало произнес Баррас, – я хотел с тобой посоветоваться: как ты думаешь, чем мы можем отметить его подвиги? Скажем, даже за Египет.

Тот долго не раздумывал.

– Для такого военного человека, как Бонапарт, лучшей наградой может быть только оружие. Оно всегда будет напоминать о его незабываемых победных днях.

– Как просто, но как верно!

Баррас поднялся, и они, попрощавшись, расстались.

1Директория – верховная исполнительная власть республики.

Издательство:
ВЕЧЕ
Книги этой серии: