000
ОтложитьЧитал
––
–Не понимаю, – помотал седой бородой настоятель, сидящий за покрытой старой клеёнкой столом, – не понимаю, что вы от меня то хотите?
–Ты, Венька, "дурака то не включай", – холодно рыкнул, глядящий на него сверху вниз, Юлий Самуэльевич, – надо, чтобы ты, там, возле Объекта, "поколбасился" со своими магическими приколами, обрядами вашими, в-общем, короче, давай попробуй сделать чего-нибудь! Молебен там какой-то, может и поможет.
–Это как же так-то? – изумлённо поднял лицо священник, – у нас нет и не может быть никакой магии, – обернувшись и посмотрев на домашний киот, перекрестился и продолжил, – если ЧУДО случилось, то как же я смею…
–Не зли меня! – схватил за бороду и дёрнул к себе, не желающего отрывать взгляда от икон, батюшку Юлий Самуэльевич, – забыл, кто тебя ещё в обновленцах завербовал? Или напомнить тебе, кто тебе помог когда уполномоченные денежную растрату обнаружили? А кто твою "задницу прикрыл", когда перед войной ты с пидорами вовсю "резвился"?
–Конечно, я сделаю то, что вы от меня требуете, – скривившись от физической и душевной боли, когда храмовник отпустил бороду, снова опустил лицо к столу многогрешный, – сделаю. Но результат? Результата никакого, скорее всего не будет.
–Ты посмотри, блядь, какой! – психанув, наотмашь дважды хлестнул священника по лицу черными, снятыми с рук перчатками, сидящий напротив него молодой храмовник, – уверовал типа. Наконец-то. Под старость. Раскаялся типа. И думаешь ОН тебя простит, после того, что ты навытваривал?!
–Я надеюсь, – раскрасневшись, как впервые согрешившая девушка, ответил дрожащим голосом священник, – Он Милостив…
–Венька! – холодно расхохотался, ночным филином заухал, Юлий Самуэльевич, – ну ты чего? Совсем дурак что-ли? ОН простить может, только тех, кто не понимал – ЧТО делает! А ты, дружище, прекрасно осознавал, что!, ты делаешь и почему! Так что…, а ну ладно! В-общем, так: завтра, сегодня уж не поедем, берёшь свои причиндалы и туда. Машину мы за тобой пришлём. А мы попозже. Встретим с поезда вашего "знаменитого" урода и туда привезём…
––
–Я вас люблю! – с радостным чириканием ринулся конвоируемый храмовниками юродивый к последнему караулу.
–Иди уже, задолбал! – злобно прокаркал Михаэль Яковлевич, слегка встряхнув, согнутого буквой Г, искалеченного при родах человечка.
–Не нервничайте, коллега, не стоит, – успокаивающе процедил сквозь зубы Юлий Самуэльевич, придерживая недоумка под руку, чтобы он мог побыстрее перебирать заплетающимися ногами.
–Простите, учитель. Просто за эти полчаса…, он уже…, прям до тошноты, – рыкнул в ответ молодой Мудрец.
–Я вас люблю! – тут же повернулось к нему безбородое, как изжёванное старческое лицо, с голубыми глазами двухлетнего ребёнка.
–Любишь, любишь, – пробормотал себе в горбатый нос Михаэль Яковлевич, открывая заиндевевшую дверь в помещение.
–Фууу! Венька! Как ты навонял то здесь, – закашлялся затаскивая, внутрь комнаты из коридора, юродивого Юлий Самуэльевич, – Михаэль Яковлевич, не закрывайте пока дверь, пусть хоть немного проветрится.
Стоящий в облаках пара и ладана, перед иссиня-белой девушкой, безотчётно бормочущий: "Пресвятая Богородица, помилуй нас!…, Владыко, прости беззакония наша, имени Твоего ради!…, Пресвятая Троице, помилуй нас!…, Господи! Иисусе Христе! Милостив буди мне грешному!…", очнулся и толкнув в бок, широко распахнувшего глаза и рот, дьякона, отдал ему потухшее кадило:
–На, Иван, держи и пошли отсюда, нечего нам здесь делать…
Послушно опустивший голову недавно рукоположенный в сан, молодой парень пошагал на выход.
–Я тебя люблю! – утиной походкой ринулся к нему, специально привезённый из далёкой Сибири, юродивый, – ты, Ваня, и я – Ванечка! – пролепетал радостным детским голоском и ткнувшись головой в живот, остолбеневшему от неожиданности дьякону, обхватил его за пояс и погладил по спине.
–Обратите внимание, Михаэль Яковлевич, что он не ко всем на "ты" обращается, и обнимается не со всеми, – проговорил пристально наблюдающий за этой сценой старший храмовник, – этого, "избранного", необходимо будет взять на особый контроль! – значительно посмотрев на согласно кивающего ученика, продолжил, – а теперь посмотрим, как он поприветствует нашего протеже, – оторвав юродивого от обмякшего дьякона, повернул его к застывшему в напряжении священнику.
–Я вас люблю! – обыденно-радостно пропел опять Ванечка и обрулив обречённо поникшего настоятеля Покровского храма, переваливаясь с боку на бок заковылял к Объекту.
–Ну вот! Что я тебе говорил, Венька! Не простит ОН тебя! Вот, даже ваш "глашатай" это подтверждает! – торжествующе потёр озябшие руки Юлий Самуэльевич и засунул их в карманы полушубка.
–Может ещё и простит, этого никто не знает, – обиженно забормотал было в ответ "проштрафившийся", тут же прерванный яростным, нетерпеливым шипением молодого храмовника:
–Тихо! Он…, он…, он выпрямился! Этого не может быть!
Ровно и прямо предстоящий перед оледеневшей девушкой, временно исцелившийся юродивый, заговорил басом от которого задребезжали стёкла и казалось задрожали стены:
–НЕ ТРОНЬТЕ ЕЁ. ОСТАВЬТЕ ВСЁ КАК ЕСТЬ. ДО НАЧАЛА ВЕЛИКОГО ПОСТА. Я НАЧАЛ И Я ЗАКОНЧУ.